Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
 Русские должны вернуть себе историческую перспективу и вспомнить ту науку, в которой почти всегда были лучшими – науку побеждать.
I
Национализм – самый жгучий вопрос современности. О национализме говорят и думают, но подразумевают под этим словом самые разные вещи. Для одних это лозунг подрыва основ государства (либерального, разумеется), для других – символ борьбы за освобождение от оккупантов, для третьих – повод для личной «святости» и ненависти ко всем окружающим.
Как писал Освальд Шпенглер, «смешивают выдумки с идеями, книги с людьми». Причем так, что перепутывается должное и сущее, происходящее и грядущее, неизбежное и невероятное. Одно дело требовать невероятного и рассчитывать на возможное, другое – рассчитывать именно на невозможное. Национализм для его противников и ярых сторонников зачастую и является таким «невозможным», которое надо непременно растоптать или непременно вознести на пьедестал. В обоих случаях речь идет о тени – часто своей собственной. Кто-то пинает эту тень, кто-то лезет на пьедестал, объясняясь, что личной корысти-то никакой нет, а есть только забота о национальных интересах.
Российское общество демонстрирует поразительное единство в отрицании собственного государства. Экстремисты и конформисты едины в убежденности, что государством называется то, что государством никогда не называли. Говорят о суверенитете, о демократии и даже о суверенной демократии. Но не способны ни к тому, ни к другому. И власть, и покорная ей оппозиция, и хулиганствующие группки молодежи готовы только к отрицанию России.
Во спасение России написаны сотни политических программ, приняты тысячи законов и правительственных постановлений. Но Россия тает на глазах. Все слова политических программ, все конституционные нормы, всё законодательство о национальной безопасности, противодействии терроризму и экстремизму на практике опровергает государствоустроительные декларации и утверждает антигосударственный нигилизм. Конституцию, законы, программы никто не читает и не хочет исполнять. Законы и программы пишутся преимущественно властью, но не для самой себя. Они существуют как занавес, за которым творится настоящая жизнь паразитов – подобно тому, как под прелой листвой копошатся мокрицы и многоножки. У них своя жизнь. У настоящей России – своя – все более скудная и опасная. И настоящей России тоже не нужно программ. Ей нужны действия. Лозунги – лишь для того, чтобы собрать дееспособных. Народу лозунги не нужны. Он их понимает как навязчивую рекламу.
Вопрос о существовании России стоит самым явным и ясным образом: есть ли в России раса, инстинкт крови, способные извергнуть пустословие и дать народу вождей, способных действовать? Есть ли что-то общее между случайно собравшимися под разными лозунгами людьми? Есть ли во власти что-то общее с народом, с духом России, с русским смыслом России?
Если в Германии начала ХХ века нацизм и марксизм столкнувшись, были проявлением общего прусского призыва к порядку против позорного Версальского режима, то что же в «веймарской» России можно было бы считать зародышем преодоления собственного позора?
Русский коммунизм издох. Последний его оплот – парламентские коммунисты – стали в самых своих ярких словах националистами. Ничего о пролетариате, ничего об интернационале, ничего о революции они уже не говорят. Русский либерализм тоже умер. Вчерашние либералы начинают повторять лозунги патриотов десятилетней давности и воровать у патриотов их программы и проекты. Русский национализм поражен расистской автофобией – сепаратизмом от соплеменников и единомышленников. Православный люд сочетает лояльность и ненависть к власти. И все мечтают к этой власти прилепиться, чтобы остаться хоть чем-то в политике. Но таковым мечтателям оставляют лишь роль пешек, которые всегда можно снять с игрового стола. Реальная политика, реальная борьба за власть оказывается вне политики – вне легальных политических партий, вне программ и лозунгов. Она – в подспудной подготовке России к иной жизни. Русская мысль, ставшая основой души и тела, должна снова стать мыслью о воссоединении тех, кто ненавидит друг друга ненавистью отверженных, не узнающих братьев по крови. Русские вновь должны стать расой.
Страшное проклятье, возводимое против расы наиподлейшей частью общества, преследует цель новой мобилизации против «фашистской опасности». Этим занимаются и в Кремле, и среди публицистов «желтой прессы». Им нужны читатели и почитатели, а значит – общий враг. Расизм чудится им как лучший ужас для обывателя. Ведь каждый обыватель под руководством публицистов может отыскать в своей родословной «нечистоту» - кровные примеси от нерусских народов. Те, кого теперь называют расистами и «русскими фашистами» (обычно безымянно), ничего подобного обывателю не предлагают. Напротив, они предлагают противоположное – искать русское родство и родовую солидарность. Либеральные и «левые» политики и писатели, напротив, жаждут возбуждения расистских страстей: бунта смешанной крови против чистой. Они просто требуют, чтобы каждый искал в себе метиса, а найдя – обрушивался на потенциального противника со всей своей ненависть. Противника им в свое время укажут.
Последнее для русских чрезвычайно выгодно, поскольку враг либерала и «левака» - и есть настоящий русский, нашедший свою расу и понимающий кровное родство, кровную солидарность. Либеральное целеуказание для нанесения публицистических и правоохранительных ударов по «расистам» служит для русских хорошим подспорьем, чтобы знать, куда нужно идти, где намечено место сборки современной русской нации, где найти связников той незримой организации, которая будет по-настоящему бороться за власть, за суверенную Россию, за русскую Россию.
II
Почему русские так ненавидят русских и даже сражаются меж собой? Почему среди русских возможна гражданская война – вооруженная или сублимированная в грызне партий? Почему русский смысл размыкается на «красных» и «белых»? Откуда среди русских космополитизм, антиправославие, агрессия против своих? Почему русская страсть к «покою и воле» превратилась в конформизм, в пугливость перед лицом бесстыдной и слабой власти, в трусость от минимальной опасности?
В этих недоуменных вопросах содержится признание текущей катастрофы, в которой переживаются и изживаются ложные идеи, дробившие русскую расу в течение ХХ века и добившие к концу века государство, на которое русские люди привыкли рассчитывать как на свое – пусть и не слишком милостивое. В катастрофе стерлось лицо русской нации, заместившееся мурлом гоголевского Прошки – наглого холопа, обслуживающего отъявленного жулика. Гоголевский Чичиков – истинное лицо нынешней российской власти: при первом взгляде обаятельное; при наблюдении – ни то, ни се; при внимательном рассмотрении – черт знает что. Русский Прошка – «электорат» этой власти.
Прошка вечно недоволен, но раболепен. Он ленив и услужлив одновременно. Он и подобострастен, и ворчлив. Он и дурак, и пройдоха. И вечно пьян – даже когда нужен хозяину. Прошка для нерусской власти и единственный возможный спаситель, и погубитель. На него рассчитывают, но в своих расчетах наверняка ошибутся. Потому что Прошка – сволочь, чернь, карикатура на человека. Пусть даже у него в кармане диплом о высшем образовании.
Крушение советского государства – высшее достижение Прошки. Он с удовольствием смотрел, как «высшие стали низшими». Он целой толпой пришел улюлюкать, когда в 1993 году расстреливали избранный им же самим парламент. И сейчас, избрав Думу, Прошка все время переспрашивает: когда же их разгонят? И подобострастно интересуется: а кто же преемник нынешнего президента?
Прошка – лучшее средство против русской расы. Он революционер, когда русофобам нужна глупость и пошлость толпы, он консерватор, когда русофобы востребуют «благонамеренность и аккуратность» обывателя. Толпа прошек легко руководима отбросами интеллигенции, которым теперь предоставлена монополия на публичную болтовню.
Если англичанин отсек голову своему королю от хладнокровного расчета, француз – от кровавого сладострастия, то русский Прошка кричал «Долой самодержавие!» из наглости, «на слабо», из подлой глумливости. Прошка устроил праздник непослушания и отдал своего царя интернационалу инородцев, надеясь самому побыть зрителем на пиру Валтасара. Поплатился за это обильным кровопусканием и многолетней поркой, но так и не воспитался к государственной дисциплине. И через несколько поколений советский Прошка был проучен также, как имперский. И снова согласился на это ради удовольствия лицезреть пепелище собственного дома.
Гуманистические лозунги дали дорогу преступникам, дезертирам и пошлякам, прославившим свои гнусности в качестве борцов за демократию и «рыночные реформы». Вся «демократическая революция» - отвратительная нищета духа, торжество ничтожеств, прошек.
III
Русский – природный националист. Иначе откуда бы взялась великая Империя? Откуда бы взялись силы победить мировые нашествия – от Наполеона до Гитлера? Его способен увлечь инстинкт крови – как только этот инстинкт откликнется на идею, уже живущую у него в душе и в теле. В душе и в теле русского – идея русского государства, русской Империи. Никакая другая идея не греет русскую душу, не призывает его к героизму.
Если француз – прирожденный буржуа, немец – рабочий, то русский одновременно воин и пахарь. Русскому претит спекуляция денежными знаками, перепродажа готового товара, которую Генри Форд также называл бесстыдной спекуляцией и узаконенным воровством. Русский ждет службы и подвига. Если его труд – не подвиг, то он лучше будет спать на печи. Если его армия – только шагистика и дедовщина, то он лучше «откосит» от такой армии. Русский готов умереть за Отечество, но служить негодяям – ни под каким видом. Не хочет русский служить антирусскому государству! Он и в торговлю ударился оттого, что это государство для него – чужое, а кровное родство сильно замутилось внутренней враждой.
Русские уже прочувствовали на себе расовый садизм объединенного сброда либералов, ведущих себя по отношению к России как враждебные инородцы. Многие из них изобличаются физиономически – настолько избороздил порок эти лица. Иные прямо бравируют своей нерусскостью – намеренно картавят, усиливают акцент, коверкают русский язык, особенно не по-русски оформляют себя в облике и поведении. Но главное – какой-то совершенно особенный бюрократический стиль, высокомерие, подчеркнутая самоуверенность, лукавство, неискренность. Именно такой стиль диктуется любому, даже самому незначительному чиновнику, действующей в России антирусской властью.
Русская натура – героическая. Она идет либо к смерти, либо к победе. И даже танатос Смуты у русских оборачивается жизнелюбием, становящимся в новую государственность. В нынешней Смуте русские могут и должны найти свою государственность, прогнав из власти либералов, как в свое время выгнали из московского Кремля польских оккупантов.
Русские националисты все время испытывают соблазн поучиться у Гитлера, представляющего, по мнению многих, чуть ли не самый успешный националистический проект. Это ложный ориентир. Гитлеровский проект Германии жалок в сравнении с рыцарским аскетизмом России Николая I, державной мощью России Александра III и русским экономическим чудом России Николая II. Даже победы Гитлера смехотворны в сравнении с русскими победами. Русские избавляли Европу от ужасающих орд татаро-монгол, били немецких рыцарей, расправлялись с сильнейшими государствами своего времени – Польшей, Швецией, Турцией, Пруссией, Францией; дважды брали Берлин, триумфально входили в Париж. Русские должны увидеть в проекте Гитлера не образец для собственной стратегии, а прямой аналог современного режима, оккупирующего Россию и во всем враждебного русским.
Действительно, Путин, как и Гитлер, является ставленником и выразителем интересов олигархического капитала. Путин, как и Гитлер, опирается на стратегию мировой олигархической закулисы. Оба направляли свои усилия против России как суверенного и самобытного государства. Оба используют патриотическую риторику и тупиковую стратегию. Национал-социализм для Гитлера – только лозунг, приманка. Как и патриотизм для Путина. Да, Гитлер после Веймарской республики кое в чем преуспел – победил безработицу, организовал экономический рост, восстановил армию, вел по видимости независимую внешнюю политику и добился прекращения выплат репараций. Путин тоже кое в чем преуспел – за счет удачной конъюнктуры на мировых рынках несколько облегчил гнет «рыночных реформ», перешел от разрушения национального достояния к олигархическому присвоению, аккуратно и досрочно выплачивает ельцинские и горбачевские долги (те же репарации за поражение в «холодной войне»), несколько увеличил расходы на армию, военно-промышленный комплекс, полицейские силы, пенсии и социальные пособия. В обоих случаях уничижению подвергся такой институт западничества как парламентаризм. В обоих случаях либералы и коммунисты перестали быть определяющими силами политики. В обоих случаях отвердела партийная бюрократия и унифицировались средства информации, подверженные негласной или вполне открытой цензуре. В обоих случаях силовыми методами были подавлены все виды оппозиции режиму. Различие только в одном: Гитлер опирался на пробудившийся дух нации; Путин опирается на болвана Прошку. Гитлер завел германский дух в темный лес расизма и шовинизма; Путин убивает нацию как истовый либерал. Путин – прямой идейный наследник вора и демагога Собчака, продолжатель антирусского погрома коммунистов и антироссийского погрома ельцинистов. Гитлер прославлял и побуждал к подвигу расу собственной нации, Путин русскую расу презирает, ненавидит и боится - он лично даже не освоил простого ритуального жеста крестного знамения. Гитлер был яростным антисемитом, Путин – не стесняется обряжаться в кипу, лобызаться с раввинами и сотрудничать с еврейскими банкирами. При всей схожести в одном и полярности в другом, мы имеем явные признаки русофобии того и другого режимов.
Нам может показаться, что русские уже смирились с тем, что над ними встала необоримая сила местной и мировой олигархии. Но это не так. Стоит из недр народа выйти по-настоящему выдающемуся человеку, и народ, втоптанный в грязь, восстанет. И на этот раз наверняка не бессмысленным бунтом. Просто русская масса отвернется от нынешних кумиров, а голые короли будут подняты на смех. Вероятнее всего русский вождь будет большим ироником. Он представит либеральную смуту такой, какова она есть – собранием анекдотов, в которых чванливые уродцы пытаются выдавать себя за важных персон. Вождь изобличит хлестаковщину «фитюлек», а его глубинная идея будет знанием о русской трагедии – смердяковщине и карамазовщине, бесах большевизма и либерализма.
В порядке критики и изживания Путин уже многое сделал из того, что полезно русскому национальному возрождению. Но он не остановил русского вырождения и ни шагу не ступил навстречу русским национальным интересам. Поэтому искать в Путине вождя, который все еще не раскрыл своего истинного лица – дело бесполезное или, скорее, вредное. В ответ на его презрение к русскому делу русские должны ответить ответным презрением.
Русским для восстания и революции не нужен бунт и резня. Как писал Шпернглер, «великая страсть не может быть заменена ожесточением». Это будет ирония силы, которая перевернет ублюдочную иерархию и вновь поставит производителя над торговцем, промышленника над бухгалтером, сыщика над уголовником, политика над бюрократом, деятеля над болтуном, творца над эпигоном. Русское восстание будет возвратом к естественному состоянию.
Если революция-смута в своем массовом сознании не знает, что хочет, то русская национальная революция прекрасно ориентирована на цель – суверенную Россию с ее изначальной этикой, образующей все стороны современности и конкурентоспособности русских в сравнении с другими народами. Русская птица-тройка это: Вера, Нация, Держава.
IV
Интернационализм всюду и всегда был продуктивен как более или менее скрытая форма империализма – экспансии и лидерства ведущей нации. У большевиков до прихода к власти он был лишь подменой расового противостояния классовым, а в русофобской версии - символическим выражением нигилистических взглядов на русское государство, получившее от них название «тюрьма народов». Русские были пойманы в силки большевистской пропаганды в тот самый момент, когда искали символов национального единства, без которых современная нация немыслима. Символы традиционного общества были фактором мобилизации только для элиты. Не успев стать нацией, русские вынуждены были на время превратиться в «советских». Сегодня, когда советская нация отошла в прошлое, ее пытаются подменить другой химерой – нацией «россиян». Но русские уже поняли, что это инородческая выдумка, превращающая русских из нации в толпу, которую наиболее ретивые инородцы будут использовать по своему усмотрению.
Русские никогда не проявляли ненависти к другим народам и всегда проявляли милость к поверженному врагу, даже если он был жесток к русским. Русские не собирались воевать с евреями и другими народами, населяющими Россию. Но русским объявлена война – прежде всего еврейскими активистами, приклеившими русским патриотам ярлык «русские фашисты». Это изобретение оказалось чрезвычайно выгодным для олигархии в ее стремлении подавить русское движение за освобождение России. Русские вынуждены принять этот вызов и разоблачать еврейский общественных активистов как пособников олигархии и иностранных спецслужб. Русские не могут за евреев решить проблему еврейской общественности, но, отстаивая свои интересы, русские способствуют изгнанию еврейского нигилизма и тема самым создают условия для того, чтобы евреи вновь получили возможность стать добропорядочными гражданами России и с них было снято подозрение в пособничестве врагам нашей страны.
Несовместимость русских с иудеями носит догматический характер. Поэтому максимальное увеличение дистанции между русскими и иудеями полезно и тем, и другим. Зная отношение иудеев к другим народа, русский должен брезговать общением с иудеями. Это ненависть отторжения, а не уничтожения. Увы, лидеры иудаизма решили, что им пригодна любая национальная среда. Притом что иудаизм – подчеркнуто этническая, расистская религия. Тем самым иудеи, рекрутируя в свою веру, ставят евреев под удар, лишая их всякой перспективы ужиться с другими народами.
Русские никогда не искали дружбы с татарами, но были благосклонны к татарскому смирению, к миролюбивым формам татарского исламизма. Русские с почтением относились к татарской трезвости и добросовестности. Это был альянс, не посягающий на природу другой расы – образец совместного существования в русской Империи. И только вышедшая из интернационалистского СССР татарская элита решила приобрести статус олигархов за счет эксплуатации «национального вопроса» и возбуждения антирусских настроений. Таким образом татарские лидеры приблизились по свой роли к еврейским. Нечто подобное произошло и с другими инородческими элитами, которые с разной степенью успешности использовали свои народы, чтобы сесть на шею русскому большинству и получить преимущества при перераспределении власти и собственности.
Совместимость русских и кавказцев для Империи всегда была большой проблемой. Несмотря на факты личной дружбы и даже особой дружественности к русским отдельных кавказских народов недоверие было правилом, а все прочее – исключением. Различие русских и кавказцев – в крови, а не в социальной организации. Поэтому Кавказ для России может быть только провинцией с особым режимом управления, а кавказцы требуют особого отношения, препятствующего смешению и совместному проживанию с русскими. Зоной социального контакта может быть только государственная служба. В противном случае вспышек вражды не миновать. Стремящиеся к разделению народы должны получить адекватные условиях раздельного существования.
Русские только в самых маргинальных слоях могут проявлять расистские настроения. Но когда национальное достоинство русских ущемлено, не надо ждать от русских общечеловеческой отзывчивости или возвращения к интернационализму. Когда на русских взваливают вину за реальные и мнимые репрессии против целых народов, русские могут ответить только как националисты: клеветники должны быть поставлены на место; пока не обеспечены русские интересы и русское достоинство, интересы и достоинство других народов русских интересовать не могут.
V
Будущий русский социальный порядок может и должен исходить из русского социального инстинкта – расового архетипа, данного русским природой и воспитанного в длительной русской истории. Если англичанин строит свой социум сверху вниз – давлением беспощадной подчиняющей индивидуальности, если француз строит свое общество неподчинением – снизу вверх, то русскому стоит поучиться у прусской системы: строить русский порядок из принципа службы, служения.
Современные немцы вряд ли способны нас научить – они так и не смогли остановиться в процессе денацификации, доведя его до полного абсурда. Примерно так нам навязывают дерусификацию России. В этом смысле немцам еще труднее, чем русским вернуться к естественному порядку своей государственности и выскользнуть из омертвляющего проекта единой Европы и единого мира. Немцы уже позабыли свою философию, поминая разве что Канта. Русские немецкую философию знают как никакую другую – до последнего времени даже лучше, чем русскую. Тут помог марксистский критицизм, объявивший «войну немецким порядкам» прежде всего в философии.
Национал-социализм, следует напомнить, немецкую философию не принял. Точное, немецкая философия его отвергла – как торжество ничтожеств, как фальшивку. Мы должны сделать то же самое. Нам пригодна от немцев философия, а не гитлеризм. Нам интересно пруссачество, а не заунывная послевоенная социал-демократия и христианский социализм, так и не нашедшие между собой никаких существенных различий.
Прусский принцип службы в полной мере годится для мобилизации русского государствостроительного инстинкта. Если для немца идеал верховного властителя – первый слуга своего государства, то для русских властитель не слуга, а верховный арбитр, природный судья. Как только правитель становится слугой, он подвергается опасности перепутать службу с обслуживанием. Именно так произошло в России, когда государственная служба в сочетании с английской идеей свободного рынка превратила чиновника в обслуживающий персонал, который делает «свой бизнес», предоставляя услуги. Он – «чиновник, нанятый на срок». То есть, лицо с ограниченной ответственностью, использующее полномочия лишь для собственной выгоды.
Библейская истина «хочешь быть первым, стань слугой всем» не относится к русскому монарху. Ему не нужно ничего хотеть, у него есть все – миссия верховного судьи. Остальным надо служить. Но стать ли при этом все гражданам чиновниками? Эта перспектива кажется отталкивающей, пока смотришь на сегодняшних чиновников. Если же спросить иначе: могут ли все граждане стать солдатами? Тогда ответ более понятен. Каждый полностью дееспособный гражданин может стать солдатом, а в определенных условиях обязан это сделать. Значит, в идеале русские могут мечтать о государстве солдат, где гражданская и военная служба не слишком различаются.
Прусский инстинкт сообразен русскому в общем принципе и порядке: власть исходит от целого (народа, олицетворенного в суверене), часть (госаппарат, чиновник) служит целому. Русский инстинкт, как и прусский, не делит нацию на классы, но знает в ней сословно-корпоративные группы, отличные друг от друга не богатством, а типом службы. Кто не служит, да не имеет политических прав. А кто служит, да не имеет мотивов служить из выгоды себе.
Списанная почти буквально с французского образца и европейской Декларации прав человека ельцинская Конституция 1993 года никого к службе не побудила, поскольку оставила равнодушным к ее положениям не только народ, но и все сословие госчиновников, органы прокуратуры и весь судейский корпус. Конституция нужна чиновникам только как средство отрицания невыгодных для них изменений. К Конституции в позитивном ключе не апеллируют даже в парламентских дебатах (если нынешние формальности регламента Государственной Думы вообще можно называть дебатами). Это чужая для нации декларация, формулы которой трактуются властями только в разрушительном ключе, никогда критично по отношению к самим себе.
Конституция России не нужна, она – лишь символ разрыва с собственным историческим прошлым. Ее некому защищать, потому что в ней нет ничего, что имело бы смысл для русских. Ритуальные манипуляции с парадными экземплярами Конституции опошляют ее в той же мере, что и повседневное пренебрежение. Поэтому Россия легко расстанется с Конституцией, оставив вместо нее ряд основных законов – о президенте, о правительстве, о парламенте, о суверенитете, о континуитете (правопродолжении), об основах внешней политики. Расставание с Конституцией должно стать для русских последним символическим ритуалом избавления от либерализма и социализма, торжественным шагом возвращения России к себе самой.
"Золотой Лев" | |
|
| |
| Просмотров: 532 | |