21 июня 2011 г. в Париже на набережной Сены рядом с мостом Александра III и выставочным дворцом «Гран-Пале» в присутствии премьер-министров России и Франции состоялось торжественное открытие памятника воинам Русского экспедиционного корпуса. Парижская пресса тут же окрестила монумент «памятником русским долгам», а газета Le Figaro напомнила своим читателям, при каких обстоятельствах русские солдаты оказались на французском фронте: «В то время за Российской империей числился большой долг перед Францией, – знаменитые царские займы. Чтобы как-то их компенсировать, Россия отправила тысячи своих людей умирать во Французской республике»… Что ж, каждый понимает происходящее в меру своей идеологической испорченности.

В первые месяцы Великой войны Франция оказалась на грани катастрофы. В результате стремительного наступления германских вооружённых сил через Бельгию французская армия, готовившаяся принять бой в Эльзасе, была обойдена с севера. Англо-французские войска не успели объединиться, 7 августа 1914 г. были вынуждены принять бой тремя разными группами, и потерпели сокрушительное поражение. Немцы широким фронтом вторглись на территорию Франции и едва не взяли в клещи французскую армию… Но тут немецкий Генеральный штаб был вынужден перебросить часть своих войск на восток: 17 августа русская армия пересекла границу Восточной Пруссии. Как известно, в итоге Восточно-Прусская операция обернулась разгромом 2-й армии под командованием генерала Самсонова и отходом 1-й армии под командованием генерала Ренненкампфа на исходные позиции. Но… Франция была спасена.

Год спустя, осенью 1915 г., в Санкт-Петербург прибыл сенатор Поль Думер (впоследствии – президент Франции) с поручением договориться об отправке на Западный фронт 300 тысяч русских солдат, которые должны были бы воевать под командованием французских офицеров. Взамен Франция обещала организовать поставки вооружения, которое было так необходимо российской армии. Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев был категорически против того, чтобы менять людей на винтовки. «Малопригодным с моральной стороны» считали этот проект и военные Франции.

…Николай Александрович Лохвицкий родился в 1867 г. (по другим данным – в 1868-м) в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Его отец, Александр Владимирович Лохвицкий, известный в то время адвокат, был доктором права, автором курса уголовного права и других сочинений и статей, отмеченных, по признанию современников, «ясностью и талантом изложения». Мать, Варвара Александровна (урождённая Гойер), происходила из обрусевшей французской семьи, очень любила литературу и передала своё увлечение дочерям, одна из которых стала впоследствии знаменитой писательницей (Надежда Лохвицкая – Тэффи), а другая – известной поэтессой (Мирра/Мария/ Лохвицкая).

Николай Лохвицкий в 1887 г. окончил курс в 4-м Московском кадетском корпусе, в 1889-м окончил по первому разряду 2-е Константиновское военное училище в Санкт-Петербурге, а в 1900-м - курс 2-х классов в Николаевской военной академии Генерального штаба по второму разряду. Военную службу будущий генерал начинал в 105-м пехотном Оренбургском полку, затем отбыл командный ценз в чине подпоручика в лейб-гвардии Измайловском полку. Позже служил в Павловском военном училище с зачислением по гвардейской пехоте, в должностях библиотекаря, квартирмистра, адъютанта училища. В чине штабс-капитана принял участие в Русско-японской войне 1904-1905 гг. В декабре 1906 г. был произведён в полковники, в 1907-м был переведён в 145-й пехотный Новочеркасский императора Александра ΙΙΙ полк и назначен младшим штаб-офицером. 30 мая 1912 г. стал командиром 95-го пехотного Красноярского полка.

В августе-сентябре 1914 г. 95-й пехотный Красноярский полк под командованием Лохвицкого в составе 2-й армии генерала Самсонова принял участие в Восточно-Прусской операции.

Во время Лодзинской операции Лохвицкий был тяжело ранен под Праснышем и награждён Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени «за то, что в бою 8-го декабря 1914 г., командуя бригадой, после занятия неприятелем части наших позиций на правом боевом участке и опорного пункта, что грозило очищению позиций и на остальных участках, по собственной инициативе двинул один полк вперёд для атаки прорвавшегося противника, а другой направил для действий во фланг его. Своими распоряжениями, искусным действием и личным управлением атакующими частями, находясь всё время под губительным огнём противника, выбил неприятеля из опорного пункта и из занятых им окопов, чем не только обеспечил удержание в наших руках левого боевого участка, но и предотвратил потерю всей позиции».

В феврале 1915 г. Лохвицкий был произведён в генерал-майоры, в апреле того же г. стал командиром бригады 25-й пехотной дивизии, а в мае – командиром бригады 24-й пехотной дивизии. 21 января 1916 г. генерал Лохвицкий был назначен командиром 1-й Особой пехотной бригады, направленной во Францию.

Отправлять бригаду по Балтийскому морю было слишком рискованно из-за высокой активности немецких подводных лодок, поэтому путь во Францию был долгим. Сначала через всю Россию на Дальний Восток по железной дороге, затем на трёх французских и двух российских пароходах по маршруту Далянь – Сайгон – Коломбо (Цейлон) – Аден – Суэцкий канал – Марсель. Дочь Маршала Советского Союза Родиона Малиновского, служившего в 1-й бригаде рядовым, так вспоминала рассказы отца о том переходе: «Тяготы переезда через Сибирь не сравнить с тем, что ожидало солдат на пароходах. Теснота, холод поначалу, а потом тропическая жара, да ещё плохая пища и болезни. Они плыли через Жёлтое и Южно-Китайское моря в Индийский океан, мимо Суматры, с остановкой на Цейлоне, где в Коломбо был парад под «Соловей, соловей, пташечка».

Наконец 20 апреля 1916 г. бригада прибыла в порт Марселя. По воспоминаниям графа Алексея Игнатьева, в то время бывшего военным агентом во Франции и одновременно представителем Русской армии при французской главной квартире, Лохвицкий первым сошёл на берег: «Довольно высокий блондин, элегантно одетый в походную форму, при боевых орденах, он держится с той развязной, почти небрежной манерой, которой многие гвардейские офицеры, даже по выходе из полка, стремились как будто показать своё превосходство над запуганными армейцами». Русские солдаты были с восторгом встречены на французской земле. По воспоминаниям очевидцев, балконы и дома были украшены коврами и гирляндами из русских и французских флажков. Русских встречали цветами и вином, и даже когда солдат размещали по казармам, корзины и пакеты с угощением перебрасывали через забор.

Большое впечатление на французов произвели выправка и внешний вид русских воинов. В Особые бригады отбирали рослых, крепких, красивых, грамотных бойцов православного вероисповедания. В частности, из 30 тысяч человек военного гарнизона города Кузнецка было отобрано 56 лучших солдат.

Командный состав состоял преимущественно из офицеров императорской лейб-гвардии, владевших французским языком. Сам Лохвицкий, благодаря матери-француженке, французским владел в совершенстве.

Особые бригады, входившие в Русский экспедиционный корпус, формировались иначе, чем обычные соединения русской армии. Особая бригада состояла из двух пехотных полков, каждый из которых включал в себя три боевых батальона, 4-й запасной батальон из шести рот и пулемётной команды из 12 пулемётов.

После недолгой остановки в Марселе, русские полки были переведены в лагерь Майи в Шампани, включены в состав 4-й армии генерала Гуро и реорганизованы по французскому образцу: четыре стрелковые роты – батальон, три батальона – полк. В результате в каждом полку оказалось вместо одной по три пулемётные команды. После оснащения их станковыми 8-миллиметровыми пулемётами Гочкиса, стоявшими на вооружении французской армии, общее количество пулемётов на каждый полк увеличилось до 36. «Из одной пулемётной команды на полк предстояло развернуть три команды — по одной на батальон. О таком обилии пулемётов в полку на русско-германском фронте никто, конечно, даже мечтать не мог», – писал впоследствии Р.Я. Малиновский.

Опыт 1-й бригады должен был показать, как солдаты будут чувствовать себя вдали от родины, поэтому французские власти позаботились, чтобы русские были обеспечены всем необходимым. Местные газеты того времени отмечали «бодрый вид, отсутствие усталости, уныния и недовольства у русских солдат». В первые десять дней солдаты и офицеры изучали новое вооружение (техническое оснащение французских войск было более современным и в полной мере отвечало требованиям ведения позиционной войны). Следующие две недели были посвящены изучению особенностей французского фронта и тактики боевых действий. Тогда же началась подготовка специалистов: телефонистов, сигнальщиков, сапёров, бомбомётчиков, пулемётчиков. Стрельбы, практические занятия на полигоне, где были построены образцы фронтовых укреплений, и интенсивная подготовка специалистов продолжались вплоть до выступления на фронт. Русские войска во Франции имели как бы двойное подчинение: они входили в состав французской армии и в оперативном отношении поступали в распоряжение командующего фронтом, но в юридическом отношении подчинялись представителю Верховного Главнокомандующего русской армии.

В ночь на 17 июня 1916 г. бригада приступила к боевой службе, заняв позиции на участке фронта в Шампани, где была дислоцирована 4-я французская армия под командованием генерала Гуро. Боевое крещение 1-я Особая бригада получила вскоре по прибытии на фронт - 27 июня. После мощной артподготовки немцы пошли в атаку, части 1-го полка дрогнули под их натиском и бросились было бежать, но подпоручик Быковский с одним стеком в руках сумел остановить бегущих, собрать их вокруг себя и отбить вражеское нападение. Он стал первым из всей бригады, кто был отмечен в приказе по 4-й армии, и получил орден Св. Анны 4-й степени.

Русские разведчики-добровольцы, не ограничиваясь уточнением сведений о расположении противника и захватом пленных, уничтожали отдельные посты и огневые точки. Первым русским солдатом, павшим на французском фронте, был рядовой Евграф Кандала.

Во время артиллерийского обстрела он остался на наблюдательном посту и погиб. По воспоминаниям его ротного командира, «французское правительство назначило жене покойного пожизненную пенсию, а ребёнку обеспечило образование за счёт французского правительства». Первым погибшим русским офицером стал подпоручик Блофельд. Его разведотряд попал в засаду, завязался бой, в ходе которого Блофельд был сражён осколками ручной гранаты. Боевой разведывательный рейд группы младшего унтер-офицера Г. Котова и ефрейтора А. Калмыкова был более удачным: они вернулись живыми, захватив двух пленных, две винтовки с боеприпасами и два ящика ручных гранат. Участников вылазки принял генерал Лохвицкий. Все они получили Георгиевские кресты, Калмыкову было присвоено звание младшего унтер-офицера, а трое его боевых товарищей были произведены в ефрейторы.

16 июля немцы после артподготовки атаковали расположение 1-го особого полка, но уже на подходе к русским позициям были встречены контратакой и отброшены штыками и огнём. Противник потерял тогда 100 человек убитыми и ранеными. 10 немецких солдат были взяты в плен. Потери русских составили 13 человек убитыми и 36 ранеными. Французское командование с удовлетворением отметило, что «русские остаются по-прежнему мастерами штыкового боя».

В июле-ноябре 1916 г. 1-я Особая бригада принимала участие в битве на реке Сомма – известной наступательной операции франко-английских войск. Самый ожесточённый для русских солдат бой произошёл 5 сентября: в течение 12 часов они отбили пять сильнейших атак противника, не раз сходились с немцами в рукопашной. В тот день потери составили 35% всего личного состава 1-й Особой бригады. Главный удар приняла на себя 9-я рота 2-го Особого полка, где выбыло из строя две трети бойцов. За этот бой генерал Гуро пожаловал 3-му батальону 2-го полка Военный крест с пальмовыми ветвями – одну из самых престижных французских наград.

В отличие от французских подразделений, в штат русских особых бригад не входили военные врачи, не было и своих госпиталей. После тяжёлых боёв многочисленных раненых отправляли во французские госпитали или больницы.

Там им зачастую оказывали помощь во вторую-третью очередь – после французов и англичан. Русским не всегда хватало лекарств, медикаментов и даже мест в палатах: тяжелораненые лежали на полу в коридорах.

Основной удар планировалось нанести в районе города Реймса. Перед 1-й была поставлена задача овладеть деревней Курси под Реймсом. 13 апреля личному составу зачитали приказ командира VII корпуса генерала Базелера: «Храбрые солдаты первой особой русской бригады! Вам предстоит начать большую битву рука об руку с VII армейским корпусом, который колотил врага в Шампани, у Вердена и на Сомме. Вся Россия смотрит на вас издалека. Франция рассчитывает на вас. Вперёд со свойственной вам храбростью! Вперёд с присущим вам порывом! С Божией помощью русские и французы побьют общего врага. Победа принадлежит тому, кто больше её желает». Судя по общему итогу битвы, ставшей крупнейшим сражением Первой мировой войны и вошедшей в историю под названием «Бойня Нивеля», победы в тот момент больше желали немцы. Но едва ли не единственный успех Антанты в этом грандиозном сражении был достигнут именно в секторе VII Корпуса при активном участии русских Особых бригад.

Однако и французское, и русское командование не могли быть до конца уверенными, что русские солдаты примут участие в наступлении: сказывались последствия Февральской революции. 15 апреля в погребке замка Сен-Тьерри прошло первое собрание только что созванных полковых советов. На повестке дня стоял вопрос, идти ли в атаку. Принятая после трёхчасовых дебатов резолюция бригадного делегатского собрания гласила: «Мы, сознательные бойцы свободной России, являясь её верными сынами, состоящими на военной службе в 1-й особой пехотной бригаде, принимаем на себя обязательство беспрекословно выполнять приказ командования бригады и принять участие в предстоящем наступлении».

В 6 часов утра 16 апреля 1917 г. передовые роты 1-й бригады пошли в атаку. На подходе к немецким траншеям их встретил плотный пулемётный и артиллерийский огонь противника. На флангах движение приостановилось, но в центре фронт был прорван. Русские солдаты ворвались в Курси, преодолевая отчаянное сопротивление немцев. Заняв деревню, бойцы 1-й бригады ещё некоторое время отбивали контратаки противника и очищали тыл от отдельных групп немецких солдат, которые продолжали отстреливаться, даже оказавшись в окружении. Тем временем германская артиллерия вела ожесточённый обстрел русских батальонов. Потери росли, сам генерал Лохвицкий дважды был контужен.

Французы отдали должное храбрости русских воинов и полководческому таланту генерала Лохвицкого. В своих донесениях об апрельской операции французские военачальники называли русскую атаку «блестящей».

Русские полки были награждены французскими Военными крестами с пальмовой ветвью. «Отборная бригада 16 апреля 1917 г. под энергичным командованием своего командира генерала Н.А. Лохвицкого блестяще овладела всеми объектами атаки. Доведя до конца своё усилие, несмотря на тяжёлые потери, особенно в офицерском составе, отразила все попытки врага отобрать потерянный им участок. /…/ 3-я русская особая бригада в составе 5-го и 6-го особых пехотных полков, тщательно подготовленная своим командиром генералом В.В. Марушевским, показала блестящую выдержку в бою. Получив приказание овладеть укрепленным пунктом, вышла в атаку с большой доблестью, преодолев смертоносный огонь противника», - сказано в приказах генерала Мазеля от 25 апреля и от 1 мая 1917 г. Это награждение иностранными орденами русских полков стало вторым случаем за всю армейскую историю Российской империи.

Однако на других участках фронт прорвать не удалось. Союзные армии несли огромные потери в безуспешных попытках преодолеть немецкую оборону. По настоянию правительства операция была прекращена. Так безрассудная пылкость Нивеля, попытавшегося добиться победы без поддержки на Русском театре военных действий, не только сорвала совместное наступление по всем фронтам, но и похоронила надежды союзников завершить войну в 1917 г. Сам Нивель был снят с поста главнокомандующего, его место занял генерал Петэн.

Русские части были выведены с боевых позиций и направлены в район города Лиможа в лагерь Ля-Куртин, в глубокий тыл. Огромную убыль в личном составе бригад после «Бойни Нивеля» практически невозможно было восполнить. Подкрепления из революционной России по понятным причинам не приходили, а численность маршевых батальонов уменьшалась с каждым днём. Николай Лохвицкий и Владимир Марушевский просили для своих бригад подкрепления в 110 офицеров и 5800 солдат. Ставка не отказала и даже начала было разрабатывать план отправки пополнения на французский фронт… но не ранее июня. Тем временем из-за огромных потерь боевой дух Особых бригад начал падать. Дисциплина, которая и в 1916 г. не отличалась безукоризненностью, продолжала ухудшаться. Усилившаяся революционная и пацифистская пропаганда принесла свои плоды: солдаты настойчиво требовали прекращения их участия в войне на французском фронте и немедленной отправки в Россию. 1 мая 1917 г. русские солдаты вышли на демонстрацию под красными знамёнами (полковые знамёна к тому времени были «аннулированы» по требованию комитетов и отправлены в канцелярию военного агента в Париже), с пением «Марсельезы» и «Интернационала». Однако в середине мая всё же был осуществлён задуманный ещё в 1916 г. проект объединения 2-х Особых бригад в 1-ю Особую пехотную дивизию под командованием генерала Лохвицкого.

Надо отметить, что одним из последствий неудачного наступления Нивеля стало распространение антивоенной пропаганды среди английских и французских войск – напряжение достигло высшей точки, когда два корпуса взбунтовались и двинулись маршем на Париж.

Росло количество дезертиров. Во французских и английских войсках дисциплину удалось восстановить достаточно жёсткими мерами, применять которые в русских частях французское командование не имело права: внутренние конфликты в Особых бригадах являлись делом России.

Временное же правительство в тот период было озабочено более насущными проблемами, чем состояние заграничного контингента. Поэтому французы не торопились выдвигать Особую дивизию на боевые позиции. Образовался замкнутый круг: пребывание в тылу в атмосфере бездействия и анархии способствовало дальнейшему разложению солдат. Начался хаос. Солдаты отказывались выполнять приказы командиров и требовали вернуть их на Родину.

Командование дивизии приняло решение оставить активных противников войны в Ля-Куртин, а тех, кто сохранял верность воинскому долгу, отправили в лагерь Курно, недалеко от Бордо. Таким образом, русские во Франции оказались разделены на куртинцев и курновцев. Не добившись от французских властей и Временного правительства разрешения вернуться в Россию, куртинцы подняли мятеж. Произошел раскол. Во время этих событий привезенный из России любимец бригады медведь Мишка находился в лагере и пострадал от разозлённых солдат, которые намеренно обварили его кипятком.

11 июля 1917 г., рано утром, верные солдаты со всеми офицерами оставляют лагерь и проходят, ощетинившись штыками и направленными на обе стороны заряженными пулеметами, между двух стен разъяренной толпы. Шествие замыкал верный Мишка, окруженный стражей.

Восставших солдат окружили двумя кольцами русских и французских войск. Утром 3 сентября 1917 г. начался артиллерийский обстрел лагеря. Русские из французских орудий обстреляли своих соотечественников. Было произведено более пятисот артиллерийских выстрелов. Так на чужой земле началась русская Гражданская война. 10 сентября сопротивление восставших было сломлено. Предводитель бунта Глоба и 80 вожаков были осуждены военным судом. Часть мятежников бросили в тюрьмы, несколько тысяч направили на каторжные работы в Северную Африку, оставшихся – на работы в тылу во Франции.

В ноябре 1917 г. новый премьер-министр Жорж Клемансо предложил русским три варианта решения сложившейся проблемы: добровольцы остаются в действующей армии; другие уходят в состав рабочих батальонов, третьи будут депортированы в Северную Африку.

Из 19 031 солдата 11 522 человека записались в рабочие отряды, 252 человека – в Русский Легион, 4 746 солдат было отправлено в Северную Африку и еще 2 099 человек находились в госпиталях.

Из тех, кто согласился воевать, генерал Лохвицкий и полковник Готуа сформировали Русский Легион, в котором желание служить изъявили все офицеры Экспедиционного корпуса. Но Легион не нуждался в таком количестве офицеров, и должности приходилось разыгрывать по жребию. Те, кому не повезло, стали начальниками рабочих команд.

Сформированное подразделение русских волонтеров вошло в Марокканскую дивизию Иностранного легиона французской армии. Дивизию отправили в самое пекло.

Из Памятки "Русский Экспедиционный Корпус", составленной штабс-капитаном II-го Особого полка В.А. Васильевым: «Героизм русского воина во Франции достиг необычайной высоты в боевой работе Русского Легиона, который был включен в состав Марокканской ударной Дивизии, лучшей Дивизии Франции. Историк пишет "кто же эти чудесные люди, которые крича непонятные слова, совершают казалось бы невозможное - проходят ту зону смерти, которую ни зуавы, ни стрелки пройти не могли. Это русские Марокканской Дивизии. СЛАВА ИМ.".

Май 1918 г. Германцы бросают свои лучшие силы и прорывают фронт Французской армии. Одним прыжком они перескакивают плато Шмен-де-Дам, переправляются через реку Эн. Дорога на Париж открыта. Брошенная на выручку Марокканская дивизия верхом по шоссе Суассон-Париж принимает на себя весь удар немецкого сапога. Но немцы вводят в бой свежие силы и теснят зуавов в центре. В эту критическую минуту, когда казалось, что уже все потеряно, бросается в контратаку последний резерв – Русский Легион. Историк пишет: "Русский Легион бросается вперед, с офицерами впереди. Даже доктора, охваченные пылом энтузиазма этой славной фалангой, забыли их прямую миссию милосердия и вместе с бойцами врываются в ряды противника...". Этот бой стоил жизни Русскому Легиону, который потерял 85% своего состава и почти всех офицеров. Тогда французская пресса того времени впервые прибавляет лестное слово и называет его "Русский Легион Чести".

Позже Русский Легион получает долгожданное пополнение из волонтеров особых полков и в составе отдельного батальона принимает участие в прорыве укрепленной линии Гинденбурга. За жертвенность, с которой Русский Легион выполнил свой маневр, смелость и отвагу, с которой он его осуществил под ураганным огнем противника, он будет представлен к награде французским главнокомандующим и получит на знамя "Военный Крест" и "Фуражер".

Если брешь в укрепленной линии Гинденбурга была недостаточно глубока и не принесла окончательного решения, то мораль противника была настолько подорвана, что он стал отводить свои войска... Русский полк был переброшен в Лотарингию, но уже поползли слухи о переговорах.

После перемирия Русский Легион вошёл в Германию, где был направлен в назначенный ему для оккупации г. Вормс. Велико же было удивление и негодование немцев, когда они узнали, что оккупационные войска – русские. Наш национальный бело-сине-красный флаг развивался на берегах Рейна. Слово, данное Государем и Россией союзникам, в лице Русского Легиона Чести, сдержано.

За 10 месяцев боевой службы через Русский Легион прошло 24 офицера, 3 доктора, батюшка, 7 офицеров и переводчиков французской службы и 994 унтер-офицера и легионера. За этот же период Русский Легион потерял убитыми и ранеными 16 офицеров, трех докторов, батюшку, 6 офицеров и переводчиков французской службы и 523 унтер-офицера и легионера.

Генерал Лохвицкий в приказе по русской базе, объявляя имена убитых в боях русских легионеров, писал: «Да будет мир праху этих героев долга, принесших свою жизнь на Алтарь Отечества в тяжелое время, переживаемое нашей Родиной. Память о них останется незабвенной. Слава и вечная память погибшим соратникам!»

На прощальном построении из сорока пяти тысяч воинов Русского Экспедиционного корпуса стояло пятьсот человек.

К живым и павшим были обращены слова маршала Франции Фердинанда Фоша: «Тем, что Франция не была стёрта с карты Европы, мы обязаны прежде всего России».

…А Мишка вместе с русскими войсками прошёл всю войну. Он пережил газовые атаки, отравился хлором, и врачи-ветеринары назначили ему специальный рацион.

Вместе с Русским Легионом он "участвовал" в боях, и после окончания Первой мировой провел остаток дней в парижском Зоологическом саду. Бывший всегда на свободе, он никак не мог привыкнуть к клетке…

Генерал Лохвицкий в 1919-м выехал в Россию, где присоединился к войскам адмирала Колчака. Он командовал 3-м Уральским горным корпусом, затем 1-й армией и, после переформирования, 2-й армией. Был командирован А.В. Колчаком в Иркутск для подготовки переезда туда Ставки и правительства, а также для переговоров с атаманом Г.М. Семёновым. В 1920-м возглавил Дальневосточную армию. В октябре того же года вышел с частью войск из подчинения атаману Семёнову и признал единственным главнокомандующим российскими вооруженными силами генерала П.Н. Врангеля.

В декабре 1920 г. вернулся в Европу. С 1923 г. жил в Париже. С 1927-го возглавлял Общество монархистов-легитимистов и Совет по военным и морским делам при великом князе Кирилле Владимировиче. В начале 1930-х годов был произведён в генералы от инфантерии.

Умер 5 ноября 1935 г., и был похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. На памятнике – надпись: «Лохвицкий Николай Александрович, генерал от инфантерии, командир Русского Экспедиционного Корпуса во Франции».

Во Франции, в 3,5 км от г. Мурмелона, воздвигнут храм-памятник во имя Воскресения Христова, построенный в 1937 г. по инициативе генерала Лохвицкого и по проекту А.А. Бенуа в память о погибших русских воинах.

Храм стоит на военном кладбище Сент-Илер-лё-Гран, на котором под православными крестами покоится прах 831 воина. Ежегодно, на праздник Троицы, в храме проходит большая поминальная служба по русским воинам, павшим за Францию.