Александр Илларионович Васильчиков принадлежал к старинному и знатному дворянскому роду[1]. Родился он в С.-Петербурге 27-го  октября[2] 1818 года  в семье храброго участника войн с Наполеоном, генерал-лейтенанта, командира Отдельного гвардейского корпуса Иллариона Васильевича Васильчикова (1775-1847) и его второй супруги Татьяны Васильевны, рожденной Пашковой (1793-1875). Первая жена Иллариона Васильевича - Вера Петровна (рожденная Протасова) скончалась в 1814 году, от второго брака первенец Григорий умер до рождения Александра. Так что он стал старшим сыном в увеличивающемся семействе (всего у отца во втором браке воспитывалось семеро детей).

В 1821 году И.В. Васильчиков был назначен членом Государственного совета, в 1823-м - стал генералом от кавалерии. Ему принадлежала видная роль при подавлении восстания декабристов на Сенатской площади. Он был одним из тех, кто  убедил Императора Николая I принять решительные меры, ибо был последовательным противником западных тайных обществ, пропаганда которых «продолжалась безостановочно в гвардейских полках во все время до 14 декабря 1825 г.»[3].  И.В. Васильчиков (с 1831 года - граф) был одним из самых приближенных к императору Николаю I и пользовался его особым доверием. Как вспоминал барон М.А. Корф: «Князь Васильчиков был единственный человек в России, который во всякое время и по всем делам имел свободный доступ и свободное слово к своему монарху... Император Николай не только любил его, но и чтил, как никого другого».

Александр Васильчиков имел природный ум, острую память, в то же время он был и впечатлительным ребенком. Этикетная строгость в семье уже в отроческом возрасте обнаружила в нём «поведение», обращавшее на себя внимание. По мере взросления было замечено и непохвальное  (с точки  зрения замкнутой сановной среды) «свободомыслие». Осенью 1835 года Александр поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. Тогда это было еще нечастым явлением в аристократических семьях, чьи дети обычно воспитывались в своих сословных учебных заведениях[4].

Но со вступлением в 1832 году в Министерство народного просвещения графа С. С. Уварова, сначала в качестве товарища министра, а затем и министра, возросло значение университетов и университетского образования. Университетский устав 1835 года ставил задачу «сблизить наши университеты с коренными и спасительными началами русского управления».

Новый устав повлиял и на изменение студенческого быта. Были сделаны распоряжения «к устранению недостатков наружного образования» (например о стрижке волос по определенной форме, «о заведении вечеров в общих залах, с участием лучшего общества» и т. п.) От студентов требовалось соблюдение строгого порядка в ношении форменной одежды, их лишали возможности держать экзамены в случае пропуска значительного числа лекций без особо уважительных причин, запрещали заграничные отлучки, разве только с особого разрешения министра народного просвещения и т.д. 

Оживилась научная и преподавательская деятельность С.-Петербургского университета. Первым, кто на юридическом факультете был возведен в степень доктора прав, был еще достаточно молодой, но уже знаменитый юрист К. А. Неволин. В 1837 году С.-Петербургский университет был вновь переведен в здание двенадцати коллегий на Васильевском острове. У студентов стали появляться товарищеские кружки, в одном из которых Александр Васильчиков был избран старшиной[5]. Он сочинил правила для этой студенческой «бурсы», которая хотя и была организована по образцу немецких студенческих корпораций, но задумывалась А.И. Васильчиковым в противовес немецкому «буршеству».

В новое общество могли входить только русские. Во вступительной речи староста объяснил это тем, что выражал желание многих: «Это показывает нам, как будто русские, почувствовав свою собственную силу, воспрянули от долгого сна и выбросили из себя вкоренившееся мнение: что мы без немцев ничего не сделаем!»

М. Б. Лобанов-Ростовский, знавший А.И. Васильчикова на последнем курсе, вспоминал, что он «пользовался властью трибуна в весьма анархической республике своих товарищей, соединившихся в корпорации по немецкому образцу». Рисуя портрет А.И. Васильчикова, автор воспоминаний подчеркивает его ораторские данные. «Это был человек, - пишет он, - очень высокого роста, брюнет с длинным и строгим лицом, краснобай (blagueur) с могучим голосом, человек прекрасного сердца и благородной души, что составляет отличительную черту всей этой семьи...».  Правда, А.И. Васильчиков не любил, когда ему напоминали о заслугах и положении отца. По складу своего характера он был чужд тщеславия и каких бы то ни было личных искательств. И он без всяких снисхождений был первым среди  сокурсников.

Во времена студенчества А.И. Васильчиков, как и многие его сверстники, пытался сочинять литературные произведения. В одной из повестей, «Две любви, две измены», передавалась атмосфера, царящая в высшем столичном обществе. Иногда он писал и эпиграммы. Отсюда неудивительно то сильное впечатление, которое  произвела смерть А.С. Пушкина на студентов круга  А.И. Васильчикова.

В  1839  году  Александр Васильчиков   окончил   университет с получением степени кандидата прав. Его отец годом раньше был назначен председателем Государственного совета и Комитета министров, а 1 января 1839 года от Императора Николая I «за полезную государственную деятельность» он со всем потомством был возведен в княжеское достоинство.

Молодого князя также ждала  блестящая  карьера.  Тем более, что у Александра  был заметен серьезный строгий ум, обширные познания, «прирожденное ему благородство образа мыслей», знание языков, прекрасные ораторские данные, чуждое всякой слащавости обращение с людьми разного круга. Осенью 1839 года князь А.И. Васильчиков был зачислен на службу во II отделение Собственной Его Величества канцелярии, в которой решались  задачи приведения в порядок действующих законов. Кроме того, II отделение принимало участие в рассмотрении всех подготавливаемых законопроектов. Однако Александр Васильчиков не спешил с особой ревностью приступать к делам, решив присмотреться к служебной деятельности других, чтобы выбрать поприще по душе. Той же осенью он становится членом так называемого «кружка 16-ти», сложившегося из выпускников университета и молодых офицеров.

В начале 1840 года «Князь Ксандр» (как его называли друзья-сверстники) примкнул к  группе  молодежи, приглашавшейся  бароном  П.В. Ганом  в  сотрудники  к  нему  по  введению  в Закавказье  нового  административного   устройства[6].   Молодые   администраторы, считавшие свою миссию полезной для всей России, мечтали  о  том,  как  они  водворят  на   Кавказе   окончательный   мир   и «гражданственность».

Управление Закавказьем к началу 1841 году было уже преобразовано, однако новое устройство вызвало неудовольствие местных жителей. Из столицы была назначена ревизия,  почти весь состав сотрудников миссии барона Гана  был  отправлен в отпуск. Так А.И. Васильчиков оказался в Пятигорске.

9 июня он написал П.В. Гану рапорт с приложением медицинского свидетельства о болезни. А 20 июня 1841 года князь И. В. Васильчиков сообщил Главноуправляющему II отделения Д. Н. Блудову, что Государь Император «изволил уволить» его сына в отпуск «с 1 июля на 3 месяца для отъезда ко мне в деревню». Исходя из этого, Д.Н. Блудов приложил к письму «увольнительный вид» для А.И. Васильчикова «к Кавказским Минеральным водам и потом в Саратовскую губернию».

А.И. Васильчиков, находясь в Пятигорске, где  квартировал  с М.Ю. Лермонтовым в одной усадьбе (но в разных домах по соседству), стал свидетелем ссоры поэта и Н.С. Мартынова в доме Верзилиных, а затем - дуэли, состоявшейся 15 июля 1841 года. Точное распределение секундантов не было установлено. На следствии упомянули лишь имена князя Васильчикова и Михаила Глебова. При этом Глебов назвал себя секундантом Мартынова, а Васильчиков - Лермонтова.

За участие в дуэли  А.И. Васильчиков по «Высочайшему повелению» от 4 августа 1841 года был подвергнут заключению. 23 ноября военно-судное дело было отправлено Императору в С.-Петербург. 3 января 1842 года Государь Николай Павлович заслушав в докладе «краткое извлечение» из дела, «повелеть соизволил: майора Мартынова посадить в крепость на гоубтвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны».

Продолжая находиться на службе во II отделении Собственной Его Величества канцелярии, А.И. Васильчиков основное время посвящал самообразованию. При этом он часто открыто высказывал свою точку зрения на многие насущные проблемы российской действительности. В то время о нем, обладавшем такой самостоятельностью, в обществе начали высказывать мнение как о человеке со «свободолюбивыми» взглядами.

В 1845 году  А.И. Васильчиков получил чин надворного советника (гражданский чин VII класса в Табели о рангах, соответствовавший  чину подполковника в армии),  а на следующий год он был произведен в церемониймейстеры двора. Император Николай I с особенным вниманием следил за образом мыслей тех молодых людей, отцы которых занимали высокое положение по службе и пользовались его расположением. Императору было известно и о независимости молодого князя Васильчикова.

По свидетельству одного из его друзей, однажды Николай Павлович призвал А.И. Васильчикова к себе и, строго выговаривая ему за его суждения в обществе, как не рекомендующие молодого человека, посоветовал ему «перемениться». На это Александр Илларионович откровенно заявил Государю, что он не признает за собой никакой вины, после чего услышал энергичное повторение слова «переменись»[7].

После продолжительной болезни князя И.В. Васильчикова в своем доме на Литейной[8] и смерти (в феврале 1847 года), не находящий применения своим способностям, Александр Илларионович, давно изъявлявший желание уехать в Новгородскую губернию, принял окончательное решение. Вот что писал  об этом он сам, спустя десятилетия: «С ранней молодости я почувствовал всю ничтожность канцелярской службы и необходимость узнать быт народа и порядок службы вне Петербурга, где все представляется в ложном свете, - в провинции и в деревне, где ... мирно течет трудовая жизнь»[9].

Главноуправляющий II отделения, граф Д.Н. Блудов, не решился докладывать Государю о желании молодого Васильчикова уехать в провинцию, ввиду того, что образ мыслей князя считался не вполне благонадежным. Но Александр Илларионович нашел поддержку у давнего знакомого отца, министра Императорского двора и уделов, князя П.М.Волконского, который согласился доложить Государю. Дело устроилось, А.И. Васильчикова покинул столицу и поселился в родовом имени Выбити в Старорусском уезде[10] Новгородской губернии (на реке Колошка, правом притоке Шелони).

Это имение, как и другие обширные владения в Шелонской пятине Новгородской губернии перешли еще к его деду, - бригадиру Василию Алексеевичу Васильчикову, в качестве приданого при женитьбе на единственной дочери генерал-почтмейстера И. Я. Овцына - Екатерине. При разделе наследства в 1833 году имение Выбити досталось их старшему сыну Иллариону Васильевичу.

Уже в 1848 году Александр Илларионович был избран предводителем дворянства Новгородского уезда, а в следующем году стал губернским предводителем. Так как в то время эта должность была несовместима с придворным званием, то А.И. Васильчиков просил его увольнения из церемониймейстеров. Государь на это соизволил дать согласие, но, как потом сообщили Александру Илларионовичу, был разгневан таким неслыханным пренебрежением к его милостям, сказав, что он окончательно ставит крест на возможность вернуть сына князя Лариона Васильчикова на путь истины.

А.И. Васильчиков, по его же собственному признанию,  «на первых порах увлекся мечтой общественной пользы и, изучив уставы, в то время действовавшие, принялся с патриотическим и простосердечным рвением за исследование земских и общественных дел»[11]. Чтобы детальнее вникать в дела и быстрее принимать решения по новой должности А.И. Васильчиков поселился в Новгороде. В 1851 году новгородское дворянство повторно избрало его, уже в чине статского советника, в губернские предводители. На этом посту Александр Илларионович прославился борьбой с различными злоупотреблениями местных чиновников и расследованием нескольких дел о «распутном поведении помещиков, ... сопровождавшихся самыми отвратительными  преступлениями...»[12].

Он не любил многоглаголания, политические взгляды выражал обычно сдержанно, но с полной независимостью. И хотя он не был бюрократом,  исполняя свои законные обязанности, А.И. Васильчиков составил себе репутацию человека опасного. А это снижало еффективность его деятельности. Убедившись в невозможности сколько-нибудь реально повлиять на значительное улучшение положения, А.И. Васильчиков в 1854 году по собственному желанию отказался баллотироваться на пост губернского предводителя дворянства на следующее трехлетие. После этого он уезжает в своё имение Ковенской губернии - доставшийся ему после смерти отца майорат Тауроген[13], где активно стал заниматься делами по хозяйству.

 В 1855 году, во время Крымской войны, он вступил в народное ополчение, а в августе того же года был назначен в чине майора начальником дружины Новгородского ополчения. В это время обязанности начальника штаба севастопольского гарнизона исполнял его родной брат - Виктор Илларионович, который с декабря 1855 года был назначен начальником штаба Южной армии, а затем и председателем комиссии для раскрытия злоупотреблений по интендантству Южной и Крымской армий. На этих постах он прославился как безстрашный офицер и замечательный администратор[14]. Благодаря такому родству А.И. Васильчиков мог знать не только многие малоизвестные факты, но и судить о причинах поражений.

Летом 1856 года ополчение было расформировано, и  А.И. Васильчиков вернулся к мирной жизни. В том же году в Москве он женился на Евгении Ивановне Сенявиной (1829-1862), дочери покойного товарища министра внутренних дел И. Г. Сенявина (1801-1851).

Молодая семья поселилась в имении Тауроген. «Веселый, шумливый, бодрый, энергичный, красивый» князь Александр полностью погрузился в семейные заботы и занятиями по хозяйству, упраздняя барщину и устраивая вольнонаемное хозяйство. В то же время он активно включился и в обсуждение заявленной Верховной властью необходимости отмены крепостной зависимости.

Как крупный землевладелец, небезразличный к судьбе крестьянства, А.И. Васильчиков в начале 1857 года подал свой проект освобождения крестьян от крепостной зависимости, о чем мечтал еще с юности. Находясь в близких отношениях с руководителем работ по подготовке крестьянской реформы Н.А. Милютиным и Ю.Ф. Самариным, в частных совещаниях и переписке он активно выступал за освобождение крепостных крестьян с землей за умеренный выкуп с помощью государства и сохранение помещичьего землевладения, основанного на применении вольнонаемного труда.
По принятому порядку продвигался князь А.И. Васильчиков и по Табели о рангах: в 1857 году он был пожалован в действительные статские советники.

В год Великой реформы по раздельному акту к А.И. Васильчикову и его брату генерал-лейтенанту В. И. Васильчикову (1820-1878) перешло имение Трубетчино Лебедянского уезда Тамбовской губернии[15]. Выйдя по болезни в отставку, здесь поселился  Виктор Илларионович. Он занялся улучшением сельскохозяйственного производства, лесоводством, дальнейшим благоустройством усадьбы, а также литературным трудом[16]. Имение Трубетчино к этому времени включало несколько сел и деревень и насчитывало 10496 десятин земли, в том числе 1800 десятин под лесом, и 2945 душ крепостных крестьян обоего пола[17].

В 1862 году неожиданно (при родах) умирает Евгения Ивановна Васильчикова, убитый горем муж с четырмя детьми-младецами[18] решил вновь поселиться в Выбити. Физически, по воспоминаниям современников, он «изменился почти до неузнаваемости». Это был «исхудалый, с лицом осунувшимся, почти помертвелым»[19]. Преданный семье, он особенное внимание уделял детям.

В обществе и печати земская реформа 1864 года была встречена сочувственно, при  введении земских учреждений на них возлагались большие надежды.  Первый, по времени, комментатор Положения о Земских учреждениях, правовед А.В. Лохвицкий в своей докторской диссертации[20], не высказал определенного взгляда на значение совершившейся реформы, но усматривал в ней вступление на путь децентрализации.

С энтузиазмом воспринял введение земских учреждений и А.И. Васильчиков. Новгородское земство, на первом же своем съезде единодушно наметило его в председатели губернской земской управы. Этому званию в некоторых дворянских кругах придавалось большее значение, чем должности губернского предводителя дворянства. Однако А.И. Васильчиков отклонил это предложение.

Бывший председатель новгородской губернской управы Н.Н. Фирсов впоследствии писал об А.И. Васильчикове: «Он был вполне независимым человеком не только по богатству и происхождению, но и по самому складу характера: чужд тщеславия и каких бы то ни было личных искательств»[21]. Причиной отказа были заботы о малолетних детях и немалом собственном хозяйстве. В то же время А.И. Васильчиков согласился стать сначала гласным Старорусского уездного, а затем Новгородского губернского земского собраний (с 1865 по 1872 гг.). Здесь он возглавлял главные по своему значению комиссии, где различные частности вызывали немало разногласий.

По свидетельству Н.Н. Фирсова А.И. Васильчиков «не многоречиво, не настойчиво, а ясно, убедительно, отчетливо и безпристрастно умел направлять и резюмировать прения... В комиссиях, как и в собрании, он оставался верен принципу: прежде всего двигать вперед народное просвещение, содействовать поднятию экономического быта рабочих слоев»[22] и идти от земской работы к местному самоуправлению и государственному.

Большую часть времени А.И. Васильчиков проживал в деревне, а во время зимнего пребывания в С.-Петербурге поддерживал тесные отношения с родственниками и кругом ближайших единомышленников. Вставал он очень рано, чтобы не беспокоить прислугу сам себе готовил кофе, а затем в тишине занимался несколько часов. Много читал на нескольких языках, делал массу сверок, тщательно отделывал написанное, советовался с теми знакомыми, мнение которых особенно ценил. Если он был в деревне, то после утренних занятий обычно выезжал в поле (в хорошую погоду верхом на английской лошади породы коб) и лично руководил полевыми работами. Свое имение Выбити он превратил в образцовое хозяйство. Как и все Васильчиковы до старости  он любил охоту (даже брал с собой детей).

По заключению историка земства Б.Б. Веселовского, А.И. Васильчиков был «одним из виднейших земцев вообще, оказавший глубокое влияние на все современное ему земское поколение»[23].

Оценивая спустя пятилетие Положение 1 января 1864 года о земских учреждениях, как основание в России самоуправления, А. И. Васильчиков утверждал, что «мы со смелостью, беспримерной в летописях мира, выступили на поприще общественной жизни», так как «ни одному современному народу европейского континента не предоставлено такого широкого участия во внутреннем управлении, как русскому»; но, будучи «основано», самоуправление в России еще не «устроено».

В ходе крестьянской реформы у сельских хозяев накопилось много вопросов, требовавших неотложного решения: о найме рабочих, о сельскохозяйственных орудиях и машинах, о новых способах пользования землей, о поземельном кредите.

По воспоминаниям сына А.И. Васильчикова - Бориса Александровича[24], «после освобождения крестьяне, получив надел в 5 ½ десятин на душу, находили полное применение своего труда на своих землях и совершенно не нуждались в заработке на стороне, и это явление, будучи общим в нашей местности, имело последствием то, что все почти без исключений соседние с Выбити помещики были вынуждены прекратить свои хозяйства и распродать свои земли. <...> При таких обстоятельствах отец был вынужден пойти на героическую меру, которую мог осуществить только потому, что в отличие от других местных помещиков, он, помимо Выбити, имел и другие средства: он переселил в Выбити из Восточной Пруссии, местности, прилегавшей к его майорату Тауроген Ковенской губ., около тридцати семей батраков. За батраками последовало и начальство в лице администрации, и Выбити обратилось в небольшую немецкую колонию с немецкою речью, немецкою, наравне с русскою, школою, с пастором, несколько раз в год приезжающим из Новгорода для богослужений, немецким кладбищем и проч.

Местное население, не видя в них конкурентов, приняло этих чужеземцев без всякой предвзятости и, обозвав их общим именем «пруссаков», только удивлялось тому, что они, во-первых, не знали, кроме воскресных дней и двух дней на Рождество и Пасху, никаких праздников, и, во-вторых, что они, в силу своей трезвости и бережливости, умудрялись при грошовом жалованье через 10-20 лет пребывания в Выбити возвращаться «nach Vaterland» со сбережениями. Но далеко не все эти семьи возвратились на родину, многие окончательно обосновались в Выбити и до самого конца среди выбитских жителей встречались разные Леопольды, Фрицы и Готлибы в значительной мере, но далеко не совсем, обрусевшие. <...>

Немецкое влияние сильно отразилось на постановке всего выбитского хозяйства, которое при содействии главным образом бывшего много лет управляющим Гельцермана, было заведено на немецкий лад. <...> Между прочим им была введена так называемая «фигурная пахота», придававшая площади поля волнообразный профиль, способствовавший стоку излишних вод, и совершенно необычная в северных местностях России работа на волах, впрягаемых притом не под ярмо, а с любою тягою, что устраняло неудобства, проистекающие от ярма, которое, натирая холки животных, делает невозможною работу в мокрую погоду: обстоятельство, с которым приходилось считаться в нашем климате».

 А.И. Васильчиков, изучая европейский опыт создания сельскохозяйственных клубов, решил использовать его и в Российских условиях, основав в 1863 году с некоторыми единомышленниками, С.-Петербургское собрание сельских хозяев[25], объединившее уже в первый год деятельности около 400 членов.

Авторитет Александра Илларионовича как знатока сельского хозяйства был столь высок, что Собрание неоднократно избирало его старшиной и членом Распорядительного комитета. В 1865 году в С.-Петербурге он принимал участие в работе съезда сельских хозяев России, посвященного 100-летию Вольного экономического общества. В своем выступлении на съезде он делился собственным опытом хозяйствования, говорил о проблемах и перспективах сельского хозяйства в России[26]. В 1866 году А. И. Васильчиков представил Собранию доклад, в котором впервые была набросана картина агрономических учебных заведений России сравнительно с другими государствами Европы. Ввиду важности вопроса Собрание постановило созвать для его обсуждения съезд хозяев, состоявшийся в ноябре 1869 года.

Такая обширная деятельность, по разрешению самых живых вопросов современности не могла не найти выражения и в печатном слове. Первой такой работой явилась брошюра: «Русский администратор новейшей школы»[27], (Берлин, 1868). Здесь была издана записка псковского губернатора[28] (позже товарища министра внутренних дел), П.Б. Обухова, рекомендованная Министерством внутренних дел вниманию всех русских администраторов и рассылавшаяся высокопоставленным лицам и начальникам губерний.

Познакомившись с Запиской, Ю.Ф. Самарин написал Предисловие к ней, предложив своему другу А.И. Васильчикову, как опытному практику, написать и свое мнение о Записке. В своем Ответе[29] А. И. Васильчиков больше всего восстает против предлагаемого автором Записки вмешательства администрации в земское дело и систематического отказа земству в содействии правительства. А.И. Васильчиков не может согласиться с представлением о русском народе, как о «чисто стихийной силе», которую должны направлять «другие силы, разумные, умственные..., то есть европейская цивилизация и представители ее».

Будучи земским гласным, А.И. Васильчиков начал проводить мысль о необходимости развития в России народного кредита. В этом он был не одинок. Братья С. Ф. и В.Ф. Лугинины, побывав за границей, изучили опыт кредитной кооперации[30], в том числе Шульце-Делича[31] и, вернувшись домой, принялись распространять идею кооперации среди сельчан. Первое российское ссудо-сберегательное товарищество было открыто Лугиниными в 1865 году в селе Дорватове Ветлужского уезда Костромской губернии.

В 1867 году министру финансов было предоставлено разрешать, по соглашению с министром внутренних дел, открытие товариществ, имеющих задачей мелкий краткосрочный кредит. На этой почве создалось целое движение, активным деятелем которого стал А. И. Васильчиков. Постепенно вокруг него сплотился круг единомышленников - земских деятелей, экономистов, землевладельцев и предпринимателей, ставящих своей целью распространение в России ссудо-сберегательных товариществ.

В 1868 году нечерноземные российские губернии поразил голод. Вопрос о народном кредите, как о насущной практике, был поднят в 1868 году в новгородском земстве (ассигновавшем 10000 руб. на выдачу открываемым товариществам ссуд). Первый опыт был представлен и в печатном виде.  В 1868 году предводитель дворянства Ветлужского уезда Н. В. Колюпанов выпустил книгу «Практическое руководство к учреждению сельских и ремесленных банков по образцу немецких ссудных товариществ». В следующем году гласный С.-Петербургской городской думы А. В. Яковлев издал свою работу «Очерки народного кредита в Западной Европе и России».

Летом 1870 года А.И. Васильчиков представил Новгородскому земскому собранию устав ссудо-сберегательных товариществ и вместе с этим определил правильные отношения земства к товариществам. В основу товариществ был положен принцип взаимной ответственности по долгам, который должен был дисциплинировать участников. Воспользовавшись съездом сельских хозяев в Москве, проходившем в конце 1870 года, А.И. Васильчиков поставил вопрос о расространении народного кредита по всей России.

В 1871 году Александр Илларионович вместе с И. В. Верещагиным, Е. В. Де Роберти и др. основал Комитет о сельских ссудо-сберегательных товариществах[32], который был удостоен Серебряной медали на Брюссельской выставке 1876 года. Эта организация просуществовала до 1917 года, координируя в начале XX века деятельность свыше 1,5 тысяч учреждений мелкого кредита в виде самоуправляющихся кооперативов.

Богатый опыт практической общественной работы, участие в осуществлении реформ, знание земской жизни всё больше и больше обращали внимание А.И. Васильчикова на проблему самоуправления.

И здесь он не был одинок. В литературе в числе основателей общественной (общественно-хозяйственной) теории самоуправления называют обычно Р. Моля (1799-1875) и нек. др. Эта теория исходила из принципа признания свободы осуществления своих задач местными сообществами. В виде основного признака местного самоуправления сторонники этой теории выдвинули на первый план негосударственную, преимущественно хозяйственную природу деятельности органов местного самоуправления. Представители общественной теории усматривали сущность самоуправления в том, что в его компетенцию входит выполнение местными союзами тех задач, которые они сами себе ставят, то есть органы самоуправления являются органами не государства, а «местного сообщества».

В России эта концепция разрабатывалась таким известным правоведом как декан юридического факультета Московского университета, председатель Московского юридического общества профессор В.Н. Лешков (1810-1881). В основе его воззрений были идеи о самобытности русской общины и ее неотъемлемых прав. Он выступал за равное участие в выборах всех членов земств.

Теоретические взгляды А.И.Васильчикова были связаны с тем, что местное самоуправление имеет свою особую цель и особую сферу деятельности, отличающуюся от государственного управления.

Своё понимание этих вопросов он изложил в фундаментальном сочинении «О самоуправлении» (которое в течение трех лет (1869-1872) выдержало три издания), написанном, как подчеркивалось в предисловии, в эпоху ложных опасений за плодотворность начал, внесенных в русскую жизнь крестьянскою и земскою реформами.

Автор поставил цель разрешить вопрос, что нужно сделать, чтобы получить условия, при которых народ был бы в состоянии осуществить полученные им права, и реформа принесла бы ожидаемые плоды?

Отвечая на этот вопрос, А.И. Васильчиков обратился к истории самоуправления у некоторых европейских народов. Отдавая преимущество в этом отношении Англии, он определяет самоуправление «как участие народа в местном внутреннем управлении». Существенным элементом самоуправления автор признает полную самостоятельность местных органов в пределах закона.

Эта самостоятельность упрочивается постепенно, и можно выделить три периода в её образовании: 1) стремление к тому, чтобы налоги и повинности, устанавливаемые центральною властью, раскладывались на местах по соображениям местных жителей; 2) поручение самого расходования земских сборов местным земским органам, и 3) передача местным органам контроля над раскладкой и расходованием сборов, а также передача им судебных функций.

Вопрос о том, возможно ли самоуправление на русской почве, А.И. Васильчиков разрешает утвердительно и находит, что лозунгом «земства» является не социальное «братство» или политическое равенство, а земское уравнение. В основу всей земской жизни он кладет землевладение; правильное развитие земской организации должно, по его мнению, привести к мирному разрешению всех социальных, аграрных и политических вопросов.

А.И. Васильчиков исходил из того, что «земство есть действительно коренное, прирожденное начало русской граждан­ственности и что оно выражает глубокое, хотя и смут­ное понятие о крепкой связи русского обывателя с рус­ской землей»[33].

«В России, - по его мнению, - сельская община является последним, но самым твердым звеном всего общественного быта...»[34]

Автор указывает и на меры, которые должны способствовать «земскому» благосостоянию, а именно: пересмотр законов о перечислении из обществ, расширение колонизации и надела крестьян государственною землею, преобразование волости в общесословное учреждение, устройство кредитных товариществ и рабочих артелей, введение обязательного страхования от огня и от падежа скота и установление подоходного налога.

«Последнее слово русской гражданственности» А.И. Васильчиков выговаривает следующим образом: «крестьянство занимает в России первенствующее место в общественном и земском строе, первенствующее не только по своей многочисленности, пространству владений, общей доходности и ценности имуществ, но и потому, что оно организовано лучше, полнее, самостоятельнее, чем прочие сословия, теснее связано, и среди всяких внешних, свыше исходящих, притеснений и невзгод окрепло во внутреннем униженном своем составе»[35].

Автор убежден, что «пределы русского самоуправления достаточно просторны, и по сравнению с прочими европейскими законодательствами оказывается, что ни одно из них, исключая английского, не открывает такого широкого поприща самодеятельности народа»[36].

Придавая  особенную важность умственному и нравственному образованию народа, А.И. Васильчиков видит для него два пути: учебный, через посредство школ, и практический - через участие народа в местных совещаниях и судах, а потому главными органами русского самоуправления считает народное училище, земское собрание и мировой суд.

Возражая против взгляда, признающего самоуправление немыслимым без народного представительства, автор допускает его и при самой централизованной форме правления, но полагает, что правильное развитие самоуправления неминуемо должно привести со временем к соглашению местных потребностей с пользами всего государства.

В Заключении А.И. Васильчиков делает вывод: «Итак общинное, мирское сожитие большей части сельского населения в России есть явление не произвольное, не зависимое от добровольного соглашения, а вынужденное обстоятельствами, наложенное на русских людей естественными и политическими свойствами русской земли. И вместе с тем этот факт есть главная, коренная черта различия между нашим отечеством и другими странами, черта, глубоко врезавшаяся в наш земский быт»[37].

А «От местного устройства мира, общины зависит и весь склад нашей русской общественной жизни; большим или меньшим развитием мирского элемента, его самостоятельностью, многолюдством, внутренней силой обусловливается не только в нравственном, но и материальном, хозяйственном отношении развитии земских и общественных учреждений в России»[38].

Книга «О самоуправлении» была встречена благожелательными отзывами, в том числе такого крупного русского правоведа как В.Н. Лешков[39].

К началу 1870-х гг. в печати появилось несколько статей и отрывочных рассказов о смерти М.Ю. Лермонтова, в которых А.И. Васильчиков упоминался в числе свидетелей дуэли, и где сообщалось много неверных подробностей. Так, П.К. Мартьянов обвинял А.И. Васильчикова в стремлении «ослабить до известной степени нравственную его ответственность за убиение Лермонтова»[40]. В приложениях к «Запискам» Е.А. Хвостовой (СПб., 1870) издателем «Русской старины» М.И. Семевским было помещено и заявление Н. С. Мартынова (1815-1875), который ссылался на показания А.И. Васильчикова.

Это вынудило его «прервать 30-ти летнее молчание, чтобы восстановить факты и описать это горестное происшествие, которому я действительно имел несчастье быть свидетелем на двадцать втором году моей жизни. Молчал же я по сие время потому, что не считал себя вправе, по смерти одного из противников, без уполномочия другого, живого, излагать мое мнение о событии, в свидетели коего я был приглашен по доверенности обеих сторон. Но тридцатилетняя давность, посмертная слава Лермонтова и, наконец, заявление Мартынова, ... вызывающее меня к сообщению подробностей, все это побудило меня сказать несколько слов в ответ на неточные и пристрастные отзывы»[41].

Свои «Несколько слов...», написанные в июле 1871 года, А.И. Васильчиков завершил так: «Я, как свидетель дуэли и друг покойного поэта, не смею судить так утвердительно, как посторонние рассказчики и незнакомцы, и не считаю нужным ни для славы Лермонтова, ни для назидания потомства обвинять кого-либо в преждевременной его смерти. Этот печальный исход был почти неизбежен...»[42].

В конце 1872 года,  как известный сельский хозяин, А.И. Васильчиков был приглашен для участия в работе «Комиссии для исследования положения сельского хозяйства и сельской производительности в России» (т.н. «Валуевской») при Министерстве государственных имуществ. В этой комиссии он отстаивал мысль о том, что крестьянские хозяйства приходят в упадок «по той, если не единственной, то высшей причине, что земли, поступившие в надел крестьянам, обременены налогами выше их доходности ... узел вопроса об улучшении сельского хозяйства заключается в податной реформе»[43].

РНЛ