Атаман-печаль… Так прозвали на Дону героя Великой войны, атамана Всевеликого Войска Донского Каледина Алексея Максимовича (1861–1918), ушедшего из жизни, когда ему показалось, что устоять Дону перед натиском богопротивных прогерманских сил уже нет никакой возможности… Но у Каледина было и другое прозвище – «Донской Гинденбург», данное после блестящего Брусиловского прорыва 1916 года, когда 8-я армия Каледина рвалась вперед на острие главного удара…

До рокового выстрела, оборвавшего его жизнь на 57-м году, генерал от кавалерии Каледин прошел славный боевой путь русского офицера, истового защитника Отечества.

Алексей Каледин родился в станице Усть-Хоперской в семье донского казачьего офицера, дослужившегося до полковника.

Дед Алексея Каледина, майор русской армии Василий Максимович Каледин, храбро сражался в казачьем корпусе «вихорь-атамана» Матвея Ивановича Платова против французов в период напряженнейшей борьбы с армией Наполеона в 1812-1814 гг. и в одном из последних боев потерял ногу. Отец будущего генерала и атамана, Максим Васильевич Каледин, «полковник времен Севастопольской обороны» (по другим данным – войсковой старшина, что соответствовало армейскому званию подполковника) сумел передать сыну свою любовь к родному краю, к военному делу, которому сам посвятил всю свою многотрудную жизнь.

Мать Каледина была простой казачкой и горячо любила сына, холя малютку и напевая ему казачьи колыбельные песни. «Вот то зерно, из которого и вырос облик белого вождя и атамана», – отметил один из биографов Каледина.

Получив первоначальное военное образование в Воронежской военной гимназии, казак Алексей Каледин поступил в Михайловское артиллерийское училище, по окончании которого в 1882 г. получил назначение на Дальний Восток, в конно-артиллерийскую батарею Забайкальского казачьего войска. Еще будучи молодым офицером, Алексей выделялся сосредоточенностью на вопросах службы, серьезностью не по возрасту и строгой собранностью в исполнении своих обязанностей. За ним замечали недюжинные способности к обучению и неуемную тягу к новым знаниям, что уже в 1887 г. позволило ему поступить в Академию Генерального штаба. Блестяще ее окончив и получив аксельбанты офицера Генерального штаба, Алексей Максимович продолжил службу в Варшавском военном округе, а затем на Дону, в штабе Донского казачьего войска, которое стало подлинной кузницей блестящих кавалеристов России.

В 1903 г. Каледин стал начальником Новочеркасского казачьего юнкерского училища, в котором быстро создал условия, наиболее благоприятные для обучения и воспитания будущих казачьих офицеров. В 1910 г. состоялся переход Каледина на строевые должности, вооружившие его бесценным опытом, который так пригодился в суровых испытаниях Великой войны. Полтора года прокомандовав 2-й бригадой 11-й кавалерийской дивизии, в 1912 г. он возглавил 12-ю кавалерийскую дивизию, которую превратил в отлично подготовленное боевое соединение, одно из лучших в русской кавалерии, что и показала вскоре грянувшая война.

В Первую мировую кавалерия уже не имела главенствующей роли «царицы полей», но в составе 8-й армии Юго-Западного фронта конники Каледина всегда были самой активной боевой силой. Недаром в победных сводках Галицийской битвы 1914 г. все чаще и чаще упоминалось имя начальника 12-й кавалерийской дивизии. Уже 9 августа 1914 г. под Тернополем комдив Каледин получил боевое крещение, проявив мужество и хладнокровие, а сражавшиеся под его началом прославленные ахтырские гусары вновь увенчались победными лаврами. За бои 26-30 августа под Львовом генерал Каледин награжден Георгиевским оружием, в октябре 1914 г. заслуженно получил и орден Св. Георгия 4-й степени (в 1915-м его наградят и орденом Св. Георгия 3-й ст.).

В начале февраля 1915 г. начались ожесточенные бои с австро-венгерскими войсками в Карпатах. Каледин с дивизией находился в гуще сражений, о чем свидетельствуют воспоминания Деникина, командовавшего тогда 4-й Железной бригадой, входившей в состав дивизии Каледина.

«Во время... февральских боев, – писал Антон Иванович, – к нам неожиданно подъехал Каледин.

Генерал взобрался на утес и сел рядом со мной, это место было под жестоким обстрелом. Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь действиями и нашими потерями. И это простое появление командира ободрило всех и возбудило доверие и уважение к нему.

Операция Каледина увенчалась успехом. В частности, Железная бригада овладела рядом командных высот и центром вражеских позиций – деревней Лутовиско, захватив свыше двух тысяч пленных и отбросив австрийцев за Сан».

В этих боях Алексей Максимович был тяжело ранен и попал сначала во львовский, а потом в киевский военные госпитали. От того времени сохранились редкие фотографии, на одной из которых раненый Каледин снят со своей женой, швейцаркой по происхождению. Пройдя курс лечения, Алексей Максимович вернулся на фронт.

Буквально везде, где войска воевали под руководством А.М. Каледина, австро-германцы не могли рассчитывать на успех… Командующий 8-й армией генерал А.А. Брусилов, быстро убедившийся в замечательных боевых возможностях дивизии, стал направлять ее на самые горячие участки сражений. Всегда хладнокровный, невозмутимый и строгий Каледин управлял дивизией твердой рукой, его приказы выполнялись неукоснительно. О нем говорили, что он не посылает, как было заведено у других начальников, а именно водит полки в бой. В тяжелых сражениях Юго-Западного фронта летом 1915 г., когда русские войска под натиском превосходящих количественно и качественно германских войск покатились назад, 12-я кавдивизия Каледина, наравне с «Железной дивизией» А.И. Деникина часто перебрасывавшаяся с одного, самого жаркого участка на другой, заслужила название «пожарной команды» 8-й армии.

Когда в 1915 г. Алексей Максимович возглавил 12-й армейский корпус 8-й армии, он старался планировать боевые действия всех подчиненных ему частей до мелочей, но если убеждался в способности какого-либо командира действовать инициативно и со знанием дела, жесткая опека с его стороны сразу же ослабевала. Молчаливый и даже угрюмый комкор не отличался красноречием, но его частое искреннее общение на передовой с офицерами и солдатами, порой под жестоким огнем, будили уважение к нему и горячие симпатии фронтовиков…

После Великого отступления 1915 г. война на Восточном фронте также приняла позиционный характер, долгое время прорвать оборону и провести глубокое наступление не удавалось ни Русской армии, ни немцам с их австро-венгерскими союзниками.

И в это время понадобились такие генералы, как А.М. Каледин. Именно кавалеристы нашли ключ к позиционной войне: им по силам был прорыв фронта на всю глубину с окружением передовых частей вражеских армий.

Когда весной 1916 г. Брусилов возглавил весь Юго-Западный фронт, и решался вопрос, кого поставить во главе 8-й армии, предназначенной играть главную роль в предстоящем прорыве, новый комфронта долго колебался, выбирая из целого ряда кандидатов, и в конце концов согласился с мнением Верховного главнокомандующего, императора Николая II, что никого лучше Каледина на эту роль не найти (хотя его соперником был не кто иной, как другой блестящий кавалерист, тоже комкор, граф Келлер!).

Сам Брусилов, характеризуя Каледина-военачальника в своих мемуарах, написанных уже после смерти Алексея Максимовича, когда вся советская историография старательно чернила его, в духе времени писал: «Каледин был человеком очень скромным, чрезвычайно молчаливым и даже угрюмым, характера твердого и несколько упрямого, самостоятельного, но ума не обширного, скорее узкого - то, что называется, ходил в шорах. Военное дело знал хорошо и любил его, лично был храбр и решителен... Хорошо сражался во главе дивизии... Я назначил его командиром корпуса... И тут оказалось, что командиром корпуса он был уже второстепенным, недостаточно решительным. Стремление его все делать самому, совершенно не доверяя никому из своих помощников, приводило к тому, что он не успевал и потому многое упускал».

Несправедливость последнего утверждения Каледин на практике показал, успешно командуя не только корпусом, но и армией.

8-я армия действовала на главном, Луцком направлении. Начав наступление 22 мая, она уже к исходу следующего дня прорвала первую полосу обороны австрийской 4-й армии. Еще через два дня был взят Луцк. Австрийцы бежали к Ковелю и Владимир-Волынскому, бросая все на своем пути; в плен было захвачено более 44 тысяч человек.

Кстати, Алексей Алексеевич Брусилов весьма ревниво относился к военной славе и с большим неудовольствием воспринимал приклеившуюся к Каледину после Луцкого прорыва кличку «Донской Гинденбург» – по аналогии с престарелым германским генерал-фельдмаршалом, устроившим, как писали немцы, «Канны» 2-й армии А.В. Самсонова в районе Мазурских озер в Восточной Пруссии в августе четырнадцатого…

Немецкое командование, принимая срочные меры, чтобы помочь своим союзникам закрыть «ковельскую дыру», перебрасывало с Запада на Восток все новые дивизии. Бестрепетно отражая контратаки подходивших частей противника, 8-я армия Каледина упорно продвигалась вперед, оттеснив к концу июля австро-германские войска в своей полосе на 70 – 110 километров, пока не дошла до болотистых берегов речки Стоход. В конце июля наступление войск Юго-Западного фронта, слабо поддержанное соседними фронтами, полностью остановилось, и в дальнейшем война велась по преимуществу позиционная. Естественно, боевая активность армии Каледина, как и других полевых русских армий, затухала, тем более что вскоре, зимой 1916/17 гг., началась инициированная австро-германцами, как теперь ясно, с далеко идущими целями, вакханалия «братаний»...

Шел месяц за месяцем бессмысленного стояния в окопах, и Алексей Максимович все больше мрачнел, теряя последние перспективы оживления вооруженной борьбы. Угасанию воли к победе способствовала кризисная обстановка в России, становившаяся после Февральской революции 1917 г. все более опасной. Начатая пресловутым приказом № 1 Петросовета «демократизация» в армии неудержимо влекла за собой полный развал вооруженных сил.

Каледин, как довольно строгий боевой командир, не мог мириться с наглым своеволием солдатских комитетов, безудержной митинговщиной, откровенным неисполнением боевых приказов.

Командующий фронтом Брусилов (уже вполне проникнутый либеральными устремлениями), настоятельно писал принявшему должность главковерха генералу М.В. Алексееву: «Каледин потерял сердце и не понимает духа времени. Его необходимо убрать. Во всяком случае, на моем фронте ему оставаться нельзя».

В апреле 1917 г. Алексеев подыскал Каледину сильно смахивавшую на синекуру должность в Петрограде, не связанную со строевой службой – членом т.н. «Военного совета». Каледин понял, что ему предлагают сдобренный высоким жалованьем вариант почетной отставки, и, отговорившись подорванным на фронте здоровьем и тягой к заслуженному на 56-м году жизни покою, уехал домой, на Дон.

«Вся моя служба, – говорил он приватно доверенным лицам, – дает мне право, чтобы со мной не обращались как с затычкой различных дыр и положений, не осведомясь о моем взгляде».

В Новочеркасске Алексею Максимовичу сразу предложили пост атамана Всевеликого Войска Донского. Первоначально он ответил со всей свойственной ему категоричностью: «Никогда! Донским казакам я готов отдать жизнь, но то, что будет, – это будет не народ, а будут советы, комитеты, советики, комитетики. Пользы быть не может". Но ему все-таки пришлось взвалить на себя ответственную ношу. 17 июня 1917 г. Донской войсковой круг постановил: «По праву древней обыкновенности избрания войсковых атаманов, нарушенному волею Петра I в лето 1709 и ныне восстановленному, избрали мы тебя нашим войсковым атаманом...».

Приняв пернач атамана, как тяжелый крест, угрюмый Каледин молвил пророческие слова: «Я пришел на Дон с чистым именем воина, а уйду, быть может, с проклятиями».

Сохраняя лояльность по отношению к Временному правительству, но видя его слабость и податливость левым радикалам, особенно ярко проявившуюся в Июльском кризисе 1917 г., Каледин начал по своему усмотрению проводить меры по восстановлению старинных форм управления Доном, отказывался от посылки казаков для усмирения мятежных войск и районов. 14 августа на государственном совещании в Москве он высказал ряд предложений для спасения от поражения в войне: армия должна быть вне политики; все Советы и комитеты как в армии, так и в тылу, за исключением полковых, ротных и сотенных, следует распустить; декларация прав солдата должна быть дополнена декларацией его обязанностей; дисциплину в армии следует восстановить самыми решительными методами. «Время слов прошло, терпение народа истощается», – пригрозил донской атаман.

Когда Верховный главнокомандующий Лавр Корнилов вознамерился восстановить порядок в столице с помощью военной силы и был за это смещен и арестован, Каледин выразил ему свою моральную поддержку. Этого было достаточно, чтобы сторонники «революционной демократии» объявили атамана соучастником «Корниловского заговора». Уже 31 августа прокурор Новочеркасской судебной палаты получил телеграмму Керенского с требованием «немедленно арестовать Каледина, который указом Временного правительства от сего 31 августа отчислен от занимаемой должности с преданием суду за мятеж». Но Донское правительство поручилось за Каледина, и тогда Керенский пошел на попятную, заменив приказ об его аресте требованием к атаману немедленно приехать в Могилев, в Ставку, для личных объяснений. Но собравшийся в начале сентября Войсковой донской круг заявил о полной непричастности Каледина к «Корниловскому мятежу» и отказался выдать атамана.

Захват власти в Петрограде большевиками, свергнувшими Временное правительство, Алексей Максимович однозначно оценил как государственный переворот и тяжкое преступление. До восстановления порядка в России он возложил на Донское войсковое правительство всю полноту исполнительной государственной власти в крае…

Однако деятельность всевозможных советов и комитетов, воодушевлявшихся большевистской пропагандой, расшатывала устои твердого управления на Дону. На настроения казачества влияли и ожидания экономических реформ, широковещательные обещания большевиков насчет земли и мира. Морально подавленными и склонными верить большевистским агитаторам возвращались на Дон казаки, покидавшие фронт…

Каледин давал убежище в Донской области всем изгнанным, преследуемым новой центральной властью и просто укрывающимся от нее. На Дон потянулись бывшие члены Госдумы, представители политических партий, ставших оппозиционными, офицеры и даже члены Временного правительства.

В ноябре - начале декабря в Новочеркасск прибыли освободившиеся генералы Алексеев, Корнилов, Деникин – соратники Каледина по Великой войне. Здесь они получили возможность приступить к формированию Добровольческой белой армии. Но когда в Новочеркасск явился Керенский, генерал Каледин его не принял, прямо назвав «шельмецом».

Правда, иные политические деятели, заявившиеся на Дон, упрекали донского атамана в пассивности, в том, что он не идет походом на Петроград и Москву. Таким Каледин отвечал в духе своих установок: «А что вы-то сделали? Русская общественность прячется где-то на задворках, не смея возвысить голос против большевиков. Войсковое правительство, ставя на карту Донское казачество, обязано сделать точный учет всех сил и поступить так, как ему подсказывает чувство долга перед Доном и перед Родиной».

Визитеры всех мастей, призывавшие Каледина к беспощадной борьбе и походу на Питер, при случае могли уехать на Кубань, на Волгу, в Сибирь, тогда как Алексей Максимович, осознавая себя выборным атаманом, бросить Донское войско уже не мог. До последнего момента не мог он решиться и на пролитие казацкой крови…

Но такого переломного момента все же избежать не удалось. В ночь на 26 ноября произошло выступление большевиков в Ростове и Таганроге, и власть в этих крупнейших городах Дона взяли в свои руки военно-революционные комитеты (ВРК). Видя пассивность казаков, продолжавших верить в замирение с этими ВРК, Каледин принял помощь от зарождавшейся Добровольческой армии. Отряды добровольцев генерала Алексеева 2 декабря заняли Ростов, а затем военной силой стали наводить порядок на Дону и в казачьей области Донбасса. В декабре в Новочеркасске образовалось правительство с полномочиями Всероссийского – «Донской гражданский союз». Возглавил его новоиспеченный «триумвират»: Алексеев отвечал за общегосударственную внутреннюю и внешнюю политику, Корнилов взял на себя организацию и командование Добровольческой армией, а Каледин по-прежнему был ответственным за управление Доном и Донским казачьим войском. Хотя военные силы «Донского гражданского союза» были крайне незначительными, но вызов большевикам и левым эсерам был брошен.

Дав дорогу Белому движению в России, Каледин фактически пожертвовал собой: против непокорного Дона, первым поднявшего знамя борьбы, большевики сразу же бросили все наличные военные и пропагандистские силы, весьма в ту пору значительные.

В конце декабря красные войска Южного революционного фронта под командованием Антонова-Овсеенко начали наступательную операцию. На Дону им помогали городские и станичные Советы и ВРК, рабочие, казаки, украсившие свои папахи красными лентами. 28 декабря соединения Антонова-Овсеенко взяли Таганрог и двинулись на Ростов. 11 января красные казаки, собравшиеся на съезд в станице Каменской, объявили о низложении Каледина, Войскового правительства и о создании Донского казачьего военно-революционного комитета во главе с бывшим подхорунжим Подтелковым.

Атаман заявил Войсковому кругу о своей отставке. Круг ее не принял, но никакой конкретной помощи Каледину не оказал.

Трагическая развязка приближалась. Донские казачьи полки стали выходить из Войскового круга, заявляя о переходе под красные знамена, некоторые не гнушались в буквальном смысле продавать своих офицеров большевикам за денежное вознаграждение. Малочисленные отряды Добрармии уже не могли сдержать наступление красных, и 28 января генерал Корнилов известил Каледина, что добровольцы уходят на Кубань...

Каледин в экстренном порядке собрал Донское правительство, зачитал эту телеграмму Корнилова и сообщил, что для защиты Донской области нашлось лишь 147 штыков.

Ввиду безнадежности положения он заявил о сложении с себя полномочий войскового атамана и предложил правительству тоже уйти в отставку… Затягивавшееся словопрение Каледин оборвал резким замечанием: «Господа, короче говорите, время не ждет. Ведь от болтунов Россия погибла».

В этот же день Алексей Максимович застрелился.

Так ушел из жизни бывший командующий 8-й армией, герой «Луцкого прорыва». Но смерть его не была напрасной: многие казаки восприняли ее как последний упрек за то, что казачество дало слабину во взаимоотношениях с большевиками, и как толчок к тому, чтобы, наконец, стать под белые знамена, продолжив борьбу с теми силами, которые они считали глубоко антинациональными, прогерманскими.

Образованный «Круг спасения Дона» вновь подхватил знамя борьбы, когда-то поднятое, но так трагически оставленное Калединым... Правда, возглавил его генерал Краснов, сам вскоре ставший под германские знамена, но это уже совсем другая песня…