Автор —  Александр  Шуринов

 О полководческой гениальности Александра Васильевича Суворова написано и сказано немало. Однако, весьма недостаточно сказано об его живом уме, разносторонних знаниях, оригинальном мышлении. Сообразуя и объединяя все свидетельства о нём можно убедиться, что он являлся одним из выдающихся мыслителей своего времени. К тому же он был очень смелым человеком, большим психологом, талантливейшим педагогом и даже умел иноязычно либо эзоповым языком выразить и донести до сознания императриц и императоров то, что не посмел бы никто другой. Ему завидовали, им восхищались, но и боялись и сторонились. Он мог поставить на место фаворита императрицы, например, последнего фаворита Платона Зубова, мог поспорить и настоять на своём в отношениях со знаменитым главнокомандующим Русским войсками и тайно венчанным мужем Екатерины II Григорием Александровичем Потёмкиным. Мог спорить с тем, с кем никто не спорил в силу и слабого интеллекта, и в силу слабой воли, и недостаточного чувства собственного достоинства – с императором ПавломI , который признал его гениальные полководческие способности и успехи и присвоил редкое в мировой истории воинское звание — генералиссимуса. Александр Васильевич Суворов – величайшая величина своего времени, сравним по значению и величию с гениальнейшими лицами человечества, оставившими неизгладимый след в мировой истории. Недалеко то время, когда его биография, а особенно истоки его способностей, будут изучаться с необходимой глубиной научным сообществом, а разработанные на этой основе педагогические рекомендации будут внедряться в воспитательный и учебный процессы не только в суворовских училищах, но во всех учебных заведениях, начиная с начальных и кончая высшими. Однако, не имея возможности сейчас делать столь обширные исследования, стоит остановиться на малом, чтобы увидеть ВЕЛИКОЕ! Автору хотелось бы рассмотреть и показать читателю несколько случаев из жизни Суворова, описанных его современниками, которые дают возможность оценить величие и неординарность его ума через его способность к нестандартным решениям и искромётному юмору.

В своё время кто-то из исследователей юмора отметил, чем отличается остроумие от чувства юмора. Остроумие – это когда человек смеётся и иронизирует над другими, а чувство юмора оценивается способностью человека смеяться над собой. В случае с А.В. Суворовым следует говорить о необыкновенном чувстве юмора. Александр Васильевич умел посмеяться над собой. Он настолько был велик и настолько понимал свою силу ума и духа, что не боялся выглядеть смешным и униженным. Важно видеть нам, что он шутил над собой для пользы и понимания той или иной ситуации окружающими, включая императоров и государственных деятелей самого высокого ранга. Конечно, он был не чужд остроумия, и его шутки были иногда очень ранимыми, но главным, всё-таки, был его юмор над собой самим. Вполне естественно, что многие вельможи и деятели из окружавших его лиц не понимали юмора Суворова, не понимали глубины его мыслей, не понимали, что во многих случаях он пытается через юмор и добровольное самоуничижение юмором научить их чему-то новому и важному. Однако, надо отдать им должное, в своих последующих записках, воспоминаниях и мемуарах они пунктуально и добросовестно отмечали множество из того, что не понимали. Отмечали шутки Суворова как некие его странности, как не совсем приличное шутовство. В данном очерке мы постараемся представить некоторые такие шутки Суворова. И не только представить, но и объяснить, поскольку многое из юмора Суворова понимается примитивно и неадекватно даже сегодня нашими не очень исторически осведомлёнными и грамотными педагогами.

Следует надеяться, что данные материалы только обозначают большую тему в исследовании мышления Суворова, которая будет проводиться в дальнейшем в последующей широкой и глубокой разработке силами наших патриотов, учёных историков и педагогов, и, конечно, учащимися суворовских училищ в соответствующей кружковой творческой работе.

Чтобы узнать истину о нашем герое, следует, прежде всего, «спросить» его врага или, как тогда говорили о противнике, неприятеля.

Интересно мнение, графа Луи Филиппа Сегюра (1753—1830) — французского дипломата и историка. Сей господин был послом Франции при дворе российской императрицы Екатерины II с 1784 по 1789 г. и, как все дипломаты, занимался разведывательной деятельностью. Он писал о Суворове: «Своей отчаянною храбростью, ловкостью и усердием, которое он возбуждал в солдатах, Суворов умел отличиться и выслужиться. Хотя был небогат, не знатного рода. И не имел связей. Он брал чины саблею. Где предстояло опасное дело, трудный или отважный подвиг, начальники посылали Суворова. Но так как с первых шагов на пути к славе он встретил соперников завистливых и сильных настолько, что они могли загородить ему дорогу, то и решился прикрыть свои дарования под личиною странности.

Его подвиги были блистательны, мысли глубоки, действия быстры….». Такое мнение противника в период ещё только восхождения Суворова к вершинам своих подвигов и славы говорит об очень многом.

Отечественных авторов свидетельств о Суворове великое множество. Интересно почерпнуть сведения о Суворове из мемуаров известного собирателя необычных событий и юмора в XVIII веке графа Фёдора Гавриловича Головкина (1766—1823), который был камер-юнкером при дворе Екатерины II, затем служил генерал-адъютантом у П. Салтыкова, послом в Неаполе, с 1796 по 1799 г. был церемониймейстером при дворе Павла I. Он был большим любителем юмора, известным среди придворной элиты в Петербурге, и в своих записках даёт немало свидетельств об особенностях ума Суворова.Например, он сообщает в мемуарах об оригинальной борьбе Суворова со шпионами при походе на Варшаву. «Зная об организованном противником шпионстве, он выпускает приказ, где говорится, что он двинется на неприятеля при первом крике петуха. Шпионы тут же информируют об этом противника, и тот ждёт Суворова к полуночи. Однако, уже с наступлением сумерек «Суворов пустился по лагерю, крича, как умел, петухом. Солдаты уже знали его странности, и в несколько минут каждый был на своём месте; неприятель был застигнут врасплох, и не меньше чем в час конфедерация прекратила своё существование».

«Мы пришли их бить, а не считать», - эта фраза Суворова стала нарицательной и превратилась в поговорку. Но мало кто знает о её фактическом происхождении. Как пишет граф Головкин: «Действие происходило в Семилетнюю войну(1756-1763), когда русские войска осадили город Вальберг. На помощь городу был послан отряд Платена, имевшего приказ прусского короля Фридриха Великого отвлечь осадный русский корпус. Узнав об этом, Суворов поскакал к нему навстречу с сотней казаков. Проскакав около 40 вёрст и переправившись через реку у города Ландсберга, Суворов приказал сходу провести нападение и завладеть городом. На предупреждение, что в городе прусские гусары, Суворов ответил: «Помилуй Бог, как это хорошо! Их-то мы и ищем». «Не прикажете ли узнать, сколько их?» — спросили его. «Зачем? Мы пришли их бить, а не считать».

Согласитесь, что такие знания о тактике Суворова очень полезны и сегодня. Они помогают раскрепощению мышления, показывают эффективность стремительности атаки, предотвращению разведки неприятеля и организации им сопротивления. Характерно, что, когда Суворова упрекали в гибели сотни тысяч поляков при подавлении мятежа в Польше, то Суворов объяснял свои быстрые и жестокие действия очень просто.«Если бы мы не действовали жестко, — говорил он, — мы бы потом вынуждены были бы потерять с обеих сторон до 700 тысяч человек».

Граф Фёдор Гаврилович Головкин свидетельствует о своеобразии рапортов и отчётов Суворова: «Его военные рапорты состояли всегда из смеси выражений самых подобострастных или носивших отпечаток религиозности, но всегда чрезвычайно кратких; иногда он придавал им стихотворную форму. О своём участии в делах он предоставлял докладывать другим, ограничиваясь сам только сообщением о происшедшем деле».

Отметим тут не всем известные поэтические таланты Суворова и его редкую скромность. В докладах и отчётах отражались его известные сегодня необыкновенные качества: преданное отношение к самодержавию и чуткое многогранное отношение к православию. Последнее было предметом его постоянного внимания и заботы. Он не прекращал призывать своих подчинённых к исполнению воинского долга перед государем-императором и Отечеством, обращался к чувству чести офицера и русского солдата, взывал к православному вероисповеданию всех исполняющих свой воинский долг. Подчинённые и сослуживцы относились к Суворову с трепетным уважением и доверием к его взглядам и перенимали его манеры.

 Интересные свидетельства о Суворове оставил Лев Николаевич Энгельгардт (1766-1836) -генерал, служивший под командованием Суворова и Румянцева-Задунайского, адъютант Потёмкина, герой Отечественной войны 1812 года. Он написал воспоминания, которые были изданы его наследниками отдельной книгой в 1867 году. В книге есть достаточно подробное описание отношения Суворова к православным праздникам и отдельным старинным русским ритуалам:«Он молился очень усердно и всегда с земными поклонами, утром и вечером, по четверти часа и долее. Во время Великого поста в его комнатах всякий день отправлялась Божественная служба; а когда говел он, во всю неделю пил один чай, без хлеба. Во время Божественной службы у себя дома, как и в деревне, он всегда служил дьячком, зная церковную службу лучше многих причётников. О Святой неделе, отслушав заутреню и раннюю обедню в церкви, он становился в ряду духовенства и христосовался со всеми, кто бы ни был в церкви. Во всё это время его камердинеры стояли сзади его, с лукошками крашеных яиц, и Суворов каждому подавал яйцо, а сам ни от кого не брал. Во всю Святую неделю пасха и кулич не сходили с его стола.

В Троицын день и Семик он праздновал по старинному русскому обычаю; обедывал всегда с гостями в роще под берёзками, украшенными разноцветными лентами, при пении певчих или песенников, и при хорах музыки.

После обеда Суворов сам играл на хороводах с девушками и с солдатами. В походах, во время святок, если случалось в городах, то всегда праздновал их шумно, приглашая множество гостей, забавлялся игрой в фанты и другие игры, и особенно очень любил игру: жив, жив курилка.

На масленнице он очень любил гречневые блины и катания с гор. А также на этой неделе давал балы, иногда раза три в неделю. Сам он на них присутствовал до обыкновенного своего часа сна, и когда тот наступал, он потихоньку уходил от гостей в спальню, давая гостям веселиться до утра.

Именины и день своего рождения никогда не праздновал, но всегда с большим почтением праздновал торжественные царские даты: в эти дни он бывал в церкви во всех орденах и во всём параде, и после обедни приглашал гостей, а иногда давал бал».

Наверное, не стоит читателю объяснять каждое слово, и показывать каким скромным и искренне религиозным человеком предстаёт по этим текстам сам великий Суворов перед сегодняшним читателем, православным, патриотом.

В воспоминаниях современников Суворова прослеживается и заявленное ранее автором влияние Суворова на венценосных монархов.

Характерен случай произошедший с Суворовым ещё во времена его юности, когда Россией правила дочь Петра Великого — Елизавета Петровна. О нём пишет Шарль Франсуа Филибер Массон (1762-1807) в своих воспоминаниях. Он приехал в 1786 г. в Россию, где уже находился на службе его старший брат. Массон-младший был определен преподавателем в кадетский корпус …. С 1789 г. он находился при Н.И. Салтыкове. А с 1795 г. состоял секретарём великого князя Александра, был премьер-майором Екатеринославского гренадерского полка. После прихода к власти Павла I уже в декабре 1796 года был выслан из страны. Проживая в Германии, написал скандальные «Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I».

 По воспоминаниям Шарля Массона: « … будучи в Петергофе на карауле, Суворов стоял на часах у Монплезира. Императрица Елизавета Петровна проходила мимо. Суворов отдал ей честь. Государыня почему-то обратила на него внимание и спросила как его зовут. Узнав, что он сын генерал-поручика Василия Ивановича Суворова, который был ей лично известен, она вынула серебряный рубль и хотела дать его молодому Суворову. Но тот отказался принять, сказав: «Всемилостившая государыня! Закон запрещает солдату принимать деньги на часах!».

«Ай, молодец! — сказала государыня, — Ты знаешь службу, — потрепала его по щеке и пожаловала поцеловать свою руку. «Я положу рубль здесь, на земле, — прибавила она, — как сменишься, так возьми».

Рубль или крестовик этот Суворов хранил всю свою жизнь».

Конечно, в своих воспоминаниях Массон представил «парадную» версию данного события, блуждающего по салонам. На самом деле, императрица, скорее всего, бросила рубль на землю, поскольку наклониться ей помешало бы платье – кринолин. Кроме того, она могла быть возмущена возражением молодого офицера, поскольку от милости императрицы было не принято отказываться в любом месте и в любой ситуации. Однако, в любом варианте события показан яркий случай, когда Суворов нашёл возможным показать свою преданность и добровольную службу вне зависимости от денежных милостей императрицы, а только из чувств долга и чести. Безусловно, при этом он проявил нестандартную смелость и даже мужество. Стоило ли это делать? Очевидно, стоило, чтобы показать императрице свою независимость и достоинство от материальных вознаграждений разного рода. Именно, таким был характер мужественного и блистательного Суворова!

Надо сказать, что проявлять эти качества перед венценосными монархами и доказывать своё право на независимость и достоинство Суворов будет всю свою жизнь. Несмотря на кажущееся, а иногда явно показное и шутовское подобострастие, отношение с монархами у него было равным и ровным, что понимали далеко не все в придворном окружении.

В некоторых случаях он даже вовлекал венценосных в некую психологическую и интеллектуальную игру. Характерен случай с Екатериной II, произошедший в 1787 году под Кременчугом, когда после маневров, произведённых под командованием Суворова, она принялась осыпать царскими милостями всех их участников. Как пишет граф Головкин: «Милости её щедро лились на всех. Наградив уже довольно многих, она обратилась к Суворову: «Александр Васильевич! Не имеешь ли и ты до меня какой-нибудь просьбы? Суворов вдруг повалился ей в ноги и говорит: «Матушка-царица! Хозяин покою не даёт; задолжал я ему».

«Много ли?» – спросила Екатерина.

«Три с полтиной, матушка-царица!»

Катерина с улыбкой сделала распоряжение об уплате, а Суворов, поднимаясь с полу, с облегчением вздохнул и произнёс:

«Спасибо матушке! Выручила меня, а то совсем промотался».

Данный эпизод весьма характерен. Суворов в такой необычной форме показывал всем, что служит России не за милости государыни, а по чувству долга и чести. Екатерина приняла игру Суворова с улыбкой и достоинством государыни, которая определяла сама меру и необходимость своей монаршей милости, своей императорской воли. В то же время она принимала условия приоритета чести и достоинства своих подданных.

Данный эпизод, как и предыдущий случай с Елизаветой Петровной в годы юности, был достаточно дерзким в отношении Суворова к власть имущим.

Несмотря на сегодняшнюю их кажущуюся благопристойность или явную чудаковатость, данное поведение было крайне показательным и служило примером для офицеров и генералов, отстаивающих свои честь и достоинство в то непростое время. У Суворова и в молодые годы и в генеральских чинах всегда доставало мужества показывать своё понимание чести и долга служения Отечеству, которое нельзя было инициировать и компенсировать никакими милостями, премиями и материальными подношениями.

 Вышеупомянутый Лев Николаевич Энгельгардт отмечал, в частности, поучительные эпизоды взаимоотношений Суворова с императором Павлом I. О них взаимоотношениях можно говорить много. Но, характерно, что, когда по повелению Павла I, «Суворову замечали, что его причуды неуместны и что тем нарушается военная дисциплина, он отвечал: «Мне поздно переменяться. Доложите императору, что матушка его Екатерина тридцать лет терпела мои причуды, и я хорошо шалил под Рымником и под Варшавой, а для новой дисциплины я слишком стар».

Высказывать такие суждения императору Павлу I было большим мужеством и риском, однако поступаться своими принципами и правилами жизни Суворов не мог и не хотел. Когда больного Суворова, лежащего в постели на квартире, посыльный императора – граф Кутуйсов требовал с отчётом к императору, Суворов отказывался ехать и заявлял: «С каким ещё отчётом?! Передайте Государю, что я сейчас отчитываюсь перед Богом».

Характерно, что хамства и неуважения к себе Суворов не прощал никому и долго помнил.

Когда за свои подвиги он был отмечен Екатериной II и к нему начались визиты его завистников из высокопоставленных лиц, он подчас «выкидывал с ними разные шутки». «Раз за столом, — рассказывает его адъютант, — когда я раскладывал горячее, фельдмаршал спросил: «Чей это экипаж подъехал?».

Я выглянут в окно и доложил – графа Остермана!

Фельдмаршал выскочил из-за стола, быстро побежал на крыльцо, и едва лакей Остермана успел открыть дверцу кареты, как он вскочил в неё, поблагодарил Остермана за сделанную честь и, поговорив несколько минут, распростился.

В другой раз, при появлении в столовой вице-канцлера графа Безбородко, Суворов, не вставая из-за стола, велел подать стул возле себя и сказал:

«Вам, граф Александр Андреевич, ещё рано кушать, прошу посидеть».

Безбородко, поговорив с четверть часа, откланялся, а фельдмаршал по-прежнему оставался сидеть в столовой за каким-то постным блюдом.

Приехал к нему с визитом и Платон Зубов, фаворит императрицы; Суворов принял его в дверях своей спальни в одном нижнем белье». Очевидно, что Зубов сразу же уехал. Суворов же «…объяснил присутствующему при этом Г.Р.Державину, что после приёма у императрицы Суворов явился к Зубову, и тот встретил его не в полной парадной форме, а в обыкновенном повседневном костюме, что фельдмаршалом было принято как пренебрежение».

Всем известный герой Отечественной войны 1812 года, поэт и партизан Денис Васильевич Давыдов (1784—1839, генерал-лейтенант) оставил большие воспоминания современников о Суворове. Так, он пишет об одном примечательном случае, открывающем «потайную дверь» в процесс мышления Суворова, который случился с графом Фёдором Васильевичем Ростопчиным и о котором тот рассказывал так: «Сидя один раз с Суворовым наедине, накануне его отъезда в Вену, разговаривал я с ним о войне и о тогдашнем положении Европы.… Граф Александр Васильевич начал сперва вычитать ошибки цесарских начальников, потом сообщать свои собственные виды и намерения. Слова текли как река, мысли всё были чрезвычайного человека: так его говорящего и подобное красноречие я слышал в первый раз. Но посреди речи, когда я был весь превращён в слух и внимание, он сам вдруг из Цицерона и Юлия Кесаря обратился в птицу и запел громко петухом. Не укротя первого движения, я вскочил и спросил его с огорчением: «Как это возможно?» А он, взяв меня за руку, смеючись сказал: «Поживи с моё, закричишь курицей» (стилистика везде сохранена).

Денис Васильевич Давыдов отмечает в мемуарах искреннее и справедливое отношение Суворова к своим заслуживающим того современникам - умным и мужественным людям. «Так, когда австрийский генерал-лейтенант Крейц назвал князя Потёмкина великим человеком, Суворов среагировал весьма показательно: «… Как вы его назвали? – подхватил граф, — Великим человеком или человеком великим… Он был и тот и другой; велик умом, велик и ростом, и не походил на того высокого французского посла в Лондоне, о котором канцлер Бэкон сказал, что чердак его обыкновенно худо меблируют».

Или другой характерный эпизод. Один министр прислал Суворову секретную бумагу, собственноручно переписанную, но до такой степени неразборчиво и нечётко. Что Суворов мог прочесть в ней только несколько строк. Передавая её секретарю, он с гневом сказал: «Напиши ему: непроникнутая тайна возвращается, Суворов любит в дипломатии и в политике чистописание и математическую точность. Мистический дельфийский язык ему чужд: от него много страдала Греция».

В бытность Суворова в Италии захотел ему представиться известный учёный аббат Анджело Майо. Как пишут свидетели: «Введённый секретарём в кабинет Суворова, он пробыл там более часу и при выходе сказал:

«Мне остаётся только жалеть, зачем я не русский, чтобы погордиться землячеством великого человека. Удел наш бедных итальянцев тот, чтобы величаться лишь развалинами древней славы предков – героев наших, а современной не видеть».

Вслед за ним выскочил и Суворов и воскликнул, обращаясь к секретарю: «Где ты, водолаз, сыскал сию драгоценнейшую из всей Италии жемчужину?

«Она при появлении вашем, — отвечал тот, — сама к вам выплыла.

«Кудряво! Кудряво!»,- сказал Суворов».

Закончим тему историческими воспоминаниями Льва Николаевича Энгельгардта. «Будучи сам отважен до безрассудства, Суворов ценил это качество и в других. Генералы Дерфельден, Багратион, Милорадович и Кутузов были для него лучшими друзьями; всякий подвиг храбрости находил в Суворове первого и наиболее справедливого ценителя. При этом он не знал никакого различия в национальностях.

С особенным уважением и любовью он относился к генералу Милорадовичу, которому даже подарил свой миниатюрный портрет, сделанный искусным итальянским живописцем; известно, что даже коронованные особы с трудом выпрашивали его портреты. Милорадович, в свою очередь благоговевший перед Суворовым, вставил портрет в перстень и кругом написал четыре слова: «быстрота, штыки, победа, ура».

Увидев эту надпись, Суворов сказал:

«Хорошо! Но не всё: между штыками и победой вставь слово «натиск». Вот вся тактика Суворова».

Представленные фрагменты из воспоминаний современников весьма откровенно и своеобразно характеризуют героический облик Суворова, говорят о его необыкновенном уме, большом интеллекте, высокой духовности и нравственности. Будем надеяться, что суворовцы и их наставники творчески обратятся к наследию Суворова и вынесут из его жизни, деятельности и искромётного юмора ещё много положительных примеров.

Публикация материалов о гениальности мышления полководца А.В. Суворова и его удивительном чувстве юмора будет продолжена.

http://www.potomki-1812.ru/?p=368