Тихий, уютный
город, красивые окрестности, невдалеке горы. Ставрополь, главный город
богатой области, стал городом-великомучеником.
Заняв Ставрополь, большевики учинили в нем массовые
расстрелы. На лицах горожан еще лежала печать пережитых ужасов. Каждую
ночь расстреливали целыми группами, главным образом молодежь,
гимназистов и офицеров. Выполнялась определенная задача, действовала
руководящая воля, стремящаяся к массовому истреблению русской
интеллигенции "как класса”. Именно они, а не неспособные к сопротивлению
"буржуи”, были опасны большевикам. "Буржуи”, которых большевики
объявляли своими главными врагами, пострадали гораздо меньше.
От большевиков Ставрополь освобождали местное
офицерство и подошедший из Пятигорска со своими казаками еще
малоизвестный тогда Шкуро. Казаков было всего несколько сотен, вооружены
они были плохо, но ими еще руководили высокие цели. Теперь город был в
руках ставропольского офицерского полка. У офицеров не было ни
партизанского опыта, ни сплоченности, и их часы были сочтены. С севера,
со стороны Старо-Марьинской, подходили массы большевиков. На вокзале
толпился народ, стремившийся спастись от надвигающихся ужасов.
Мы высадились и спешно направились за город к
железнодорожной насыпи. Большевики в поражающем численном превосходстве
уже охватывали Ставрополь. У нас был один батальон, человек в триста,
при четырех пулеметах. Правее нас офицерский полк в несколько сотен
человек, еще правее "шкуринцы”. Нам удалось восстановить положение и
отогнать большевиков на две версты. В бою был убит Мельников, безупречно
честный офицер, связывавший судьбу своей родины, Галицкой Руси, только с
Россией.
Бой разгорелся по всему фронту. Мы удерживали натиск
двух большевицких полков, а на наш левый фланг наступало около трех
тысяч. К полудню стрельба переместилась в наш тыл и вскорости охватила
нас полукольцом. Пехота отступила, и мы остались с пулеметами одни. Двое
наших были уже убиты, один ранен. Я знал, что наши части должны вот-вот
подойти, что они, наверное, уже несутся на всех парах и что мы должны
во что бы то ни стало выдержать, пока не погрузят раненых.
Однако для нас шестерых, оставшихся на возвышенности,
положение становилось все более угрожающим: нас начали обходить и
слева. Патроны были на исходе. Короткими очередями мы били во все
стороны света: и на север, где норовили подняться болыне-вицкие цепи, и
на запад, где они подступали к железной дороге, чтобы не дать нашему
бронепоезду приблизиться, и на восток, где они были уже у нас за спиной.
Кольцо все сужалось. С начала боя мы выпустили двадцать пять лент,
нагар в коробе ложился густым слоем, пулеметы меняли звук и ритм. Вода в
кожухах давно испарилась, моча была плохой заменой. У каждого пулемета
оставалось по ленте, и мы, приберегая их на последнюю минуту, стали
отстреливаться из винтовок и посматривать друг на друга. Мы держались
уже два часа, а наш бронепоезд метался на отрезке в полверсты. Вдруг
один крикнул: - Наши!!!