16 февраля исполняется 180 лет со дня рождения Николая Семёновича Лескова (1831 - 1895) – одного из крупнейших русских писателей-классиков.

Знаменательные и памятные даты – хороший повод, чтобы всерьёз приобщаться к нашему духовному и творческому наследию, которое с годами не только не устаревает, но во многом опережает нынешнее время. Совсем недавно – 9 февраля – в день 130-летия кончины Ф.М. Достоевского образованный мир чтил его память. Писатель-пророк был высоко признан при жизни, и в последний путь его провожала многотысячная толпа почитателей. 

Но небывалый талант Лескова,  созданный им ярко оригинальный, самобытный художественный мир  ни при жизни писателя, ни долгое время после его смерти не могли оценить по достоинству. «Достоевскому равный, он – прозёванный гений», – стихотворная строчка Игоря Северянина о Лескове до недавнего времени звучала горькой истиной.

Лескова пытались представить то бытописателем, то рассказчиком анекдотов, то словесным «фокусником», в лучшем случае – непревзойдённым «волшебником слова» и т.д.

Своеобразие писателя прежде всего связано с его духовно-нравствен­ными воззрениями, во многом определившими идейно-тематическое содержание творчества, его уникальную художественно-образную систему, а также независимую писательскую позицию в различных общественных вопросах. Лесков был убеждён в том, что книги должны «не только занять внимание читателя, но дать какое-нибудь доброе направление его мыслям».  Это «доброе направление» писатель связывал с христианством, отмечая: «я имел в виду <…> важность Евангелия, в котором, по моему убеждению, сокрыт глубочай­ший смысл жизни» [i].  «Истина, добро и красота» (V, 88) - в этой триединой формуле Лесков выразил идеал, к которому необходимо стремиться.

Обладая редкостным художественным диапазоном, незаурядным по широте охвата явлений действительности, писатель сумел эстетически воплотить многокрасочную полноту мира. Как былинного богатыря русского эпоса, Лескова, по его словам, «"тяготила тяга” знания родной земли» (XI, 321), которая получила завершённое художественное выражение в создании объёмно-стереоскопической, порой мозаично пёстрой картины жизни России. Писатель «насквозь русский» [ii], знавший русского человека «в самую его глубь» [iii], воплотил в своих героях - с их речью, мироощущением, душевными порывами - все существенные  особенности национального характера. В прозе Лескова, «как ни у одного другого писателя нашей земли», открывается «целый мир невиданной красоты, неповторимых образов, сверкающей фантазии, расписной, причудливый мир, где Русью пахнет - и сладко, и горько, и нежно, и дымно» [iv]. 

В то же время Лесков имел, говоря его словами, «сознание человече­ского родства со всем миром» [v]. Лесковская художествен­ная вселенная вырастала из тесного сплава с крупнейшими достиже­ниями мировой литературы, русской и зарубежной социально-философской мысли. Проповеднически утверждая свои идеалы, писатель опирался на «поистине всечеловеческую культурно-нравственную традицию» [vi]. Томас Манн справедливо отмечал, что Лесков писал «чудеснейшим русским языком и провозвестил душу своего народа так, как это, кроме него, сделал только один - Достоевский» [vii].

Лесков вступил на литературное поприще в 1860-е годы, будучи уже зрелым, сформировавшимся человеком с большим жизненным опытом и огромным запасом житейских наблюдений. Не завершив образования в орловской гимназии, «свои университеты» будущий писатель постигал «самоучкой» (XI, 18). В возрасте 15-ти лет он поступил на казённую службу, трудился в мелкой должности писца и уже здесь почерпнул немало живого и интересного материала для творчества. Орловские впечатления легли в основу множества лесковских произведений, и не случайно писатель подчёркивал: «в литературе меня считают орловцем». 

Неистощимым источником литературных материалов стала также работа Лескова в коммерческой фирме «Шкотт и Вилькенс». Впоследст­вии в «Заметке о себе самом» (1890) писатель вспоминал, что «изъездил Россию в самых разнообразных направлениях, и это дало ему большое обилие впечатлений и запас бытовых сведений» (XI, 18).

Вначале творческого пути Лесков вступил как публицист. Он со­трудничал в различных периодических изданиях Москвы и Петербурга, и уже первые публикации «новейшего орловца» привлекли внимание читателей актуальной проблематикой,  живой достоверностью и объёмностью знаний, честной авторской позицией, искренней интонацией.

Знаменательно, что самое начало литературного труда Лескова означено постановкой духовной христианской темы. Его первым печатным произведением явилась заметка <«О продаже в Киеве Евангелия»> (1860). Автор, ратуя за распространение в русском обществе христианского духа, высказал озабоченность по поводу того, что Новый Завет, тогда только появившийся на русском языке, доступен не каждому из-за высокой стоимости издания. С тех пор о «важности Евангелия» Лесков размышлял, говорил и писал постоянно - до последних дней своих. На склоне лет маститый автор признавался в том, что именно «хорошо прочитанное Евангелие» (XI, 509) открыло ему истинный путь и его человеческое призвание.

В своей дебютной публикации Лесков верно полагал, что ситуация коммерческих спекуляций с Евангелием препятствует широкому распространению слова Божия в понятной и всякому доступной форме. Реализация этого задания - распространять слово Божие в понятной и всякому доступной форме - явилась впоследствии главной созидательной установкой всего лесковского творчества, которое современный писателю литературный критик М.О. Меньшиков справедливо назвал «художественной проповедью» [viii].

Стремясь, по его словам, «пролить в массы свет разумения», Лесков - публицист-просветитель поднимал множество тем: «О рабочем классе», «Несколько слов об ищущих коммерческих мест в России», «Полицейские врачи в России», «Вопрос об искоренении пьянства в рабочем классе», «Торговая кабала», «Очерки винокуренной промышленности», «Русские женщины и эмансипация», «Как относятся взгляды некоторых просветителей к народному просвещению», «Русские люди, состоящие "не у дел”», «О переселённых крестьянах», «О литераторах белой кости» и др.

В своих заметках, статьях, очерках, многие из которых и сегодня воспринимаются как остро актуальные, автор не просто высказывал собственное мнение по животрепещущим социально-экономическим, политическим, культурным вопросам, но и обращался к самой сути жизни России, ни на минуту не забывая об ответственной позиции «глашатая истины», призванного к активной борьбе со злом, произво­лом, деспотизмом, невежеством, косностью и другими пороками.

30 мая 1862 г. в газете «Северная пчела» появилась ставшая злопо­лучной для Лескова его статья о петербургских пожарах <«Настоящие бедствия столицы»>. Автор публикации справедливо призывал бездействующую власть опровергнуть слухи о поджигателях или - если толки небеспочвенны - найти и наказать злодеев. Однако в раскалённой политической атмосфере тех лет эти призывы были истолкованы превратно. Лесков оказался в положении «между двух огней». «Пожарная статья» вызвала суровые нападки «справа» и «слева»: со стороны правящего лагеря своё неодобрение выразил Александр II, радикальная критика фактически объявила Лескову бойкот. Писатель, по его словам, был «распят заживо», стал мишенью  для насмешек  и издевательств.

С тех пор он прокладывал себе «третий» путь - «против течений», искал «противоположную всем дорогу». «Не подчиняясь ни партийным, ни каким другим давлениям» (XI, 222), Лесков отказывался «с притвор­ным благоговением нести мишурные шнуры чьего бы то ни было направленского штандарта» (XI, 234). «Своё уединённое положение» (XI, 425) писатель подчёркивал в показательной самохарактери­стике: «Дело просто: я не нигилист и не аутократ, не абсолютист и не ищу славы моея, но славы пославшего мя Отца» (XI, 425).

Истоки писательства, заявленные в публицистике Лескова, вылились в его раннюю художественную прозу: весной 1862 г. в периодической печати были опубликованы рассказы «Погасшее дело», «Разбойник», «В тарантасе».

Знаменательно, что первым героем лесковской беллетристики стал сельский священник - отец Илиодор. В подзаголовке дебютного своего художественного произведения «Погасшее дело» (впоследствии: «Засуха») (1862) автор указал: «Из записок моего деда». Дед  Николая Лескова умер ещё до рождения  внука, но будущий писатель знал о нём от родных: «всегда упоминалось о бедности и честности деда моего, священника Димитрия Лескова» (XI, 8). В  характере героя «Засухи» многое   предвещает центральную фигуру романа-хроники «Соборяне» (1872) - Савелия Туберозова, на прототип которого прямо указал писатель в «Автобиографической заметке» <1882 - 1885?>: «Из рассказов тётки я почерпнул первые идеи для написанного мною романа «Соборяне», где в лице протоиерея Савелия Туберозова старался изобразить моего деда» (XI, 15). Важно заметить, что дневник Савелия - «Демикотоновая книга» - открывается датой 4 февраля 1831 года - это  день рождения  Лескова (по старому стилю). Так писатель биографически «включает» себя самого в заветный текст дневника своего героя - бесстрашного проповедника слова Божия, являет свою родствен­ную и духовную сопричастность «мятежному протопопу».  

Отец Илиодор в «Засухе» - столь же привлекательный и мощный художест­венный образ. Это настоящий батюшка для крестьян, живущий их нуждами; бескорыстный, готовый без всякой мзды отпевать молебны о дожде, дабы предотвратить неурожай и голод; доброжелательный, участливый, отечески заботливый. Но он может быть и настойчивым, и гневным, когда отговаривает крестьян от их  варварского языческого плана - сделать свечу из умершего от пьянства пономаря с целью  прекратить засуху.

Рассказ позднее был объединён автором с рассказом из народной жизни «Язвительный» (1863) под общим заголовком «За что у нас хаживали в каторгу». «Засуха» - также прелюдия к поздней «рапсодии» Лескова «Юдоль» (1892), в которой писатель ровно тридцать лет спустя показал то же дикое невежество «малосмысленной» крестьянской массы - при сходных обстоятельствах (место действия - Орловская губерния, время - голод 1840-х годов и 1891 года).

О пастырском служении - «учить, вразумлять, отклонять от всякого <…> вздора и суеверий» (1, 114) - размышляет герой дебютного рассказа Лескова. Эти раздумья продолжаются в его первой большой повести «Овцебык» (1862). Главный герой носит знаменательную фамилию - Богословский – «носитель слова Божьего». Сын сельского дьячка, выросший в горькой нужде, выучившись в семинарии, отказался от поприща священника, однако не сделался атеистом и нигилистом. Искренне желая просветить народ, Василий Богословский в конце жизни сожалеет, что не стал священнослужителем, к авторитетному слову которого люди привыкли прислушиваться: «Васька глупец! Зачем ты не поп? Зачем ты обрезал крылья у слова своего? Не в ризе учитель - народу шут, себе поношение, идее - пагубник» (I, 94).

«Овцебык»-Богословский - «странный зверь в пределах нашей чернозёмной полосы» (I, 34) - списан с натуры [ix]. Прототипом эксцен­тричного героя послужил Павел Иванович Якушкин - известный фольклорист и этнограф, образ которого вошёл в поэму Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» под именем «Павлуша Веретенников». Впоследствии Лесков посвятил своему земляку очерк «Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине» (1884).

Наивная попытка героев и повести, и очерка вести пропаганду в народе осталась нереализованной. Сама «идея», с которой они идут в народ, неясна: «В готовности <…> его жертвовать за избранную идею никому и в голову не приходило сомневаться, но идею эту нелегко было отыскать под черепом нашего Овцебыка» (I, 32). Богословского не раз именуют «шутом», «чудаком», даже «отставным комедиантом» (I, 88). Якушкин для мужиков - «кто-то ряженый» (XI, 73). У героев нет уверенности в правильности избранного пути: «О, когда б я знал, что с этим можно сделать!.. Я на ощупь иду» (I, 49).

«Новые люди» - революционные демократы в романе Н.Г. Черны­шевского «Что делать?» (1863) - по замыслу автора, знали, куда идти. Писательская интуиция Лескова, не разделявшего позицию революцион­ных «нетерпеливцев», подсказывала ему, что это трагический путь. Судьбы его героев обрываются тупиком, многозначительно поименован­ным в повести «Овцебык» словом-символом «некуда». Убедившись, что жизнью правят «мужи кармана» (I, 85), подобные коммерсанту Александру Свиридову, Василий Богословский приходит к безнадежному выводу: «некуда идти. Везде всё одно. Через Александров Ивановичей не перескочишь» (I, 85). Герой кончает жизнь самоубийством.

Выход из тупика и подстерегающей человека трагедии был намечен в лирическом отступлении автора - одном из самых поэтичных фрагментов художественного мира Лескова - в описании впечатлений от его детских поездок по монастырям, собственных первых опытов православного благочестия, чистой, не замутнённой разъедающим скепсисом веры, общения с монастырским людом, который знает, что разгадки смысла жизни не существует вне Бога.

Исследование вопроса о социальных преобразованиях русской дей­ствительности, проблем освободительного движения писатель продолжил в «полемическом» романе «Некуда» (1864). Здесь трагическое слово-образ, ранее прозвучавшее в «Овцебыке»,  демонстративно вынесено в заглавие.

Вслед за романом Тургенева «Отцы и дети» (1862) Лесков исследует общественно-исторические противоречия переломной эпохи, проблему нигилизма, столкновение «отцов» и «детей», консервативной и радикальной среды, «старой»  России и «новых людей», горящих стремлением переустроить общий уклад жизни. Задача автора - «отделить настоящих нигилистов от шальных шавок, окричавших себя нигилистами» (X, 21).

Ранее - в статье «Николай Гаврилович Чернышевский в его романе ’’Что делать?’’» (1863) - Лесков сочувственно отзывался о «настоящих нигилистах», которые «терпеливо идут к своей предположенной цели, заботясь прежде всего о водворении в общине самой широкой честности» (X, 20). В то же время писатель беспощадно заклеймил «грубую, ошалелую и грязную в душе толпу пустых и ничтожных людишек, исказивших здоровый тип Базарова и опрофанировавших идеи нигилизма» (X, 19).

«Чистые нигилисты» представлены в «Некуда» в образах Виль­гельма Райнера (его прототипом явился Артур Бенни, которому Лесков посвятил очерк «Загадочный человек» - 1870), Лизы Бахаревой, Юстина Помады. Это великодушные, самоотверженные, героические натуры, готовые жертвовать собственной жизнью ради идеала «неугасимой жажды света и правды» (4, 159). Райнер погиб как мученик. Лиза отправилась в путь, чтобы в день  казни своего возлюбленного быть рядом с ним. Пережив сильнейшее нравственное потрясение, на обратном пути она простудилась и умерла от воспаления лёгких.

Самозваные нигилисты с их вульгарной профанацией чистых идеа­лов, призывами «залить кровью Россию» способны только «засорить путь». С такими попутчиками героям - романтикам высокой нравственной идеи «возможно большего блага для  возможно большего числа людей» (XI, 660) - идти некуда. Полное фиаско терпит пошлый позёр и прохвост Белоярцев, организовавший Дом Согласия как псевдообразчик социалистического общежития. В реальности такую же неудачу потерпела Знаменская коммуна   В. Слепцова, узнавшего себя в образе  Белоярцева.

Памфлетность романа, сходство действующих лиц с реальными прототипами вызвали гневную отповедь радикальной критики. Особенно  резко высказался идейный вождь русских нигилистов Д.И. Писарев (также земляк писателя - орловец). В статье «Прогулка по садам российской словесности» (1865) он вынес Лескову обвинительный приговор, которому суждено было пристать к имени писателя надолго: «Двадцать лет кряду…гнусное оклеветание нёс я, и оно мне испортило немногое - только одну жизнь…» (XI, 659). Двери демократических печатных изданий для Лескова были закрыты: «Ведь просто приткнуться некуда тому, кто написал "Некуда”» (XI, 810). Некоторое время он сотрудничал в консервативном журнале «Русский вестник», редактор которого М.Н. Катков впоследствии заявил о Лескове: «этот человек не наш!» (XI, 509). Писатель не без оснований поименовал Каткова «убийцей родной литературы» (X, 412).

Лесковское творчество проникнуто подлинным, некнижным знанием народной жизни. В цикле статей «Русское общество в Париже» (1863) автор с гордостью заявлял: «Я не изучал народ по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе на гостомельском выгоне <…>, так мне непристойно ни поднимать народ на ходули, ни класть его себе под ноги. Я с народом был свой человек» (3, 206 - 207). Детство будущего писателя прошло у речушки Гостомли на Панином хуторе Кромского уезда Орловской губернии. Не случайно его первые беллетристические произведения о народной жизни, овеянные фольклорно-песенной стихией, отличаются точностью топонимики и этнографии и носят подзаголовок «Из гостомельских воспоминаний»: рассказ «Ум своё, а чёрт своё» (1863), «крестьянский роман» «Житие одной бабы» (1863) - о красоте, талантливости, человеческом достоинстве и трагической судьбе женщин из простонародья. Словом «житие» автор подчеркнул высоту и святость страдальческой жизни своей героини - гостомельской крестьянки-песельницы Насти Прокудиной.

Острый интерес Лескова к незаурядным, непостижимым женским характерам сказался также в очерках «Леди Макбет Мценского уезда» (1865) и «Воительница» (1866).

В российской глубинке - в уездном городке Мценск Орловской губернии - писатель отыскал характер шекспировского масштаба. Натура «леди Макбет» - купеческой жены Катерины Измайловой, пылко влюблённой в приказчика Сергея и совершившей во имя этой страсти череду кровавых злодеяний и грех самоубийства, вызывает изумление и ужас: «Ни в какую типологию характеров не уложишь лесковскую четырёхкратную убийцу ради любви» [x]. Объяснения с просветительских позиций - губительным влиянием косной среды, страстей, вышедших из-под контроля разума, - будут явно недостаточными.

 ПРИМЕЧАНИЯ

[i]Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. - М.: Гослитиздат, 1956 - 1958. - Т. 11. - С. 233. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте. Римская цифра обозначает том, арабская - страницу.

[ii]Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова: По его личным, семейным и несемейным записям и памятям: В 2 т. - М.: Худож. лит., 1984. - Т. 1. - С. 191.

[iii]Лесков Н.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Т.3. - М.: ТЕРРА, 1996. - С. 206. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с обозначением тома и страницы арабскими цифрами.

[iv]Нагибин Ю.  О Лескове // Нагибин Ю. Литературные раздумья. - М.: Сов. Россия, 1977. - С. 75 - 100.

[v]Цит. по: Лесков А.Н. Указ. соч. - Т.2. - С. 349.

[vi]Афонин Л.Н. Слово о Лескове // Творчество Н.С. Лескова: Научные труды. - Т. 76 (169). - Курск, 1977. - С. 10.

[vii]Манн Т. Русская антология // В мире книг. - 1975. - № 6. - С. 75.

[viii]Меньшиков М.О. Художественная проповедь (XI том сочинений Н.С. Лескова) // Меньшиков М.О. Критические очерки. - СПб., 1899.

[ix] См. об этом подробнее: НовиковаА.А. Николай Семёнович Лесков: своеобразие художественного мировосприятия. - Орёл: ОРЛИК, 2005. - С. 56 - 81.

[x]Аннинский Л.А. Лесковское ожерелье. - М.: Книга, 1982. - С. 90.