От редакции. Сегодня, 24 сентября 2015 года, исполняется 100 лет со дня кончины видного государственного деятеля Царской России, министра внутренних дел, члена Государственного Совета Петра Николаевича Дурново. В связи с этой годовщиной мы предлагаем вниманию наших читателей очерк доктора исторических наук Андрея Александровича Иванова, подробно освещающий биографию, взгляды и деятельность этого, вне всякого сомнения, незаурядного человека, оказавшего своей деятельностью немало услуг России. Данный очерк был написан для книги «Правая Россия», который вышел в свет в начале лета. Подробнее о книге и условиях ее приобретения можно прочитать тут. 

***

Начало очерка

«Всю ответственность я беру на себя»

Новый министр внутренних дел Д.С. Сипягин в 1900 году сделал компетентного П.Н. Дурново своим заместителем. Петр Николаевич активно включился в работу в должности товарища министра внутренних дел и, по утверждению В.И. Гурко, в скором времени «важнейшей частью министерства бесконтрольно правил Дурново». С 1900 по 1905 год Дурново заведовал управлением Департаментом общих дел, а также духовных дел инославных вероисповеданий; стоял во главе Департамента полиции (1902-1904), был заведующим Центральным статистическим комитетом (1902-1905), «с несомненным умением и даже любовью» руководил Главным управлением почт и телеграфов, «представлявшим по своей обширности целое министерство», которое его стараниями «значительно усовершенствовалось». А в отсутствие министра МВД Дурново неоднократно исполнял его обязанности.

Революционные события 1905 года, вызывавшие растерянность власти, заставили главу правительства С.Ю. Витте обратить внимание Императора Николая II на умного, энергичного и решительного Дурново, которого премьер предложил назначать главой МВД, указывая, что способности и полицейский опыт последнего будут весьма кстати в условиях нарастания политического кризиса и гражданского противостояния. И после некоторых колебаний Государя, помнившего резолюцию своего отца, 23 октября 1905 года П.Н. Дурново был назначен временно управляющим МВД. Выбор этот вскоре полностью оправдал себя. В то время, когда в условиях революции почти все растерялись, Дурново, по словам одного из современников, имевшим возможность близко наблюдать его, «нисколько не был этим угнетен», а напротив, «он как-то сразу воспрял духом», «стал говорить как-то громче, как-то даже выпрямился, так что это производило впечатление», и принялся работать «с раннего утра до поздней ночи». Решительно взявшись за усмирение революции, Дурново довольно быстро завоевал доверие Императора. Новый министр прекратил почтово-телеграфную забастовку, добился ареста Петербургского совета рабочих депутатов, ввел в большинстве областей Империи исключительное положение, уволил целый ряд нерешительных губернаторов, расширил полномочия полиции и местной администрации, рассылал карательные экспедиции, требовал немедленного введения военно-полевых судов, а на всех правительственных совещаниях твердо отстаивал сохранения всей полноты власти за Самодержцем, решительно выступая против конституционных поползновений отдельных сановников. Либерально настроенный министр народного просвещения граф И.И. Толстой вспоминал: ««К стене и расстрелять» было его любим выражением по отношению ко всем «революционерам», каковыми он считал всех недовольных существующим порядком. Личной привязанности к Александру III и Николаю II он не имел, но считал их олицетворением монархического принципа, которому он твердо верил как панацее для России».

В одной из телеграмм губернаторам П.Н. Дурново настоятельно требовал: «Примите самые энергичные меры борьбы с революцией, не останавливайтесь ни перед чем. Помните! Всю ответственность я беру на себя». Обращаясь к командиру Семеновского полка Г.А. Мину, в задачу которого входило подавление вооруженного восстания в Москве, Дурново так инструктировал полковника: «Никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3-5 человек. Если отказываются разойтись - немедленно стреляйте. Не останавливайтесь перед применением артиллерии. Артиллерийским огнем уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами». «Эти инструкции, - вспоминал жандармский генерал А.В. Герасимов, - произвели должное впечатление, ободрили Мина. Он начал действовать решительно, и скоро мы узнали о начавшемся переломе в настроениях и московского гарнизона». «...Маленький, сухонький старичок с ясным умом, сильной волей и решимостью вернуть растерявшуюся власть на место, - писал о Дурново-министре начальник Московского охранного отделения А.П. Мартынов. - Несколько ясных и твердых распоряжений - и сонное царство ожило. Все заработало, машина пошла в ход. Начались аресты, запрятали вожаков, и все стало, хотя и понемногу, приходить в норму». Дурново, по словам В.И. Гурко, «выявил ту последовательность и даже беспощадность, которые должны были внушить населению уверенность, что власть не играет словами и осуществляет принятые ею решению до конца». В итоге «сильная власть главного руководителя как-то сразу почувствовалась ее исполнителями, как столичными, так и провинциальными, и каким-то магнетическим током передалась им».

Поддержал Дурново и зарождавшееся черносотенное движение. Являясь членом Русского Собрания, Петр Николаевич одобрительно отнесся к созданию в 1905 году Союза Русского Народа и, по некоторым сведениям, добился государственного субсидирования этой правой организации, активно включившейся в антиреволюционную борьбу. Дурново также удовлетворил просьбу правых организаций снабдить их револьверами для охраны общественного порядка (при условии немедленного возвращения оружия по первому требованию полиции, что и было осуществлено в марте 1906 года), выступал против обуздания черносотенцев полицией во время стычек с левыми радикалами, поскольку «нельзя велеть стрелять в людей, мнущих революционеров». В благодарность за поддержку, оказанную правым, Дурново в 1909 году был избран почетным членом Московского СРН.

Решимость П.Н. Дурново, по его же собственному признанию, усиливало то, что в отличие от многих других сановников он не заботился о том, как к нему отнесется «общественное мнение». После громкого скандала с бразильским дипломатом, превратившего Дурново в объект насмешек и издевательств, ему уже не было дела до того, что напишет о нем пресса. Говоря о революции, Дурново признавался в частном разговоре: «Все власть имущие хотели ее ударить, но не решались; все они с графом Сергеем Юльевичем Витте во главе опасаются пуще всего общественного мнения, прессы; боятся - вдруг лишат их облика просвещенных государственных деятелей, а мне же <...>, да, в сущности, мне и терять нечего у прессы; вот я эту фигуру революции и ударил прямо в рожу и другим приказал: бей на мою голову».

«Оказывается, что самый надежный человек способный на энергию, среди правительства - Дурново», - отмечал в 1905 году в дневнике видный правый деятель генерал А.А. Киреев. «В это время Дурново был в апогее своей славы: он усмирил революцию, как тогда выражались, - писал Л.А. Тихомиров. - Его энергичные действия, его успех восхвалялись всеми сторонниками Самодержавия. Дурново впервые за всю жизнь совершил крупное дело, которого до него никто не мог совершить». «Пробыв короткое время министром внутренних дел, [Дурново] своей энергией <...> содействовал прекращению революции, или, как было принято говорить, освободительному движению», - признавал А.А. Половцов. «К появлению Столыпина Двор и реакция уже оправились от страха: маленький Дурново добился того, чего не удалось большому Витте - подавить революцию, - считал публицист И.И. Колышко. - Дурново сумел убедить и царя, и реакционную Россию, что «реформу» вырвали насильем и что Россию можно было успокоить иначе». Представители высшего общества, по словам того же Колышко, «после «иллюминаций» их усадеб вдыхавшие полной грудью власть становых, исправников и казаков, пели осанну «волевому Дурново» и предавали анафеме безвольного графа «Полусахалинского».

Но если монархисты прославляли Дурново, то революционеры люто возненавидели решительного министра. Эсер Б.В. Савинков вспоминал, что «Центральный комитет решил, что боевая организация предпримет одновременно два крупных покушения: на министра внутренних дел Дурново и на Московского генерал-губернатора Дубасова, только что «усмирившего» Москву». На Дурново началась настоящая охота, приведшая к тому, что министру, по словам жандармского генерала Герасимова, пришлось настолько стеснить свободу своих передвижений, «что часто он бывал вынужден отказываться от выезда даже на самые интимные свидания». Революционеры рассчитывали подловить Дурново на Царскосельском вокзале, откуда министр часто ездил на аудиенции к Царю. Для этой цели у вокзала был поставлен наблюдатель В. Смирнов, устроившийся для усыпления бдительности властей распространителем черносотенной газеты «Русское знамя» и однажды даже столкнувшийся лицом к лицу с Дурново, взявшим у него газету. Но поскольку у наблюдателя оружия с собой не было, «Смирнову ничего не оставалось делать, как смотреть вслед удаляющемуся министру». «Этот случай подтвердил то мнение, которое стало слагаться у нас, - вспоминал Савинков. - Мы давно уже предполагали, что Дурново, вместо открытых выездов в карете, пользуется новой для министров и старой для революционеров тактикой, - выходит из дому пешком и в пути принимает все меры предосторожности. <...> Итак, наблюдение нашей группы не дало никаких результатов. Кроме случая со Смирновым, когда Дурново купил у него газету, еще всего раз мы усмотрели его». В дальнейшем террористы выдвигали планы взорвать либо дом, где жил неуловимый П.Н. Дурново, либо поезд, в котором он ездил к Царю, однако всем этим планам не суждено было осуществиться. «...К созыву Государственной Думы, т.е. к сроку, поставленному центральным комитетом, мы оказались не в состоянии совершить крупный террористический акт <...>, - признавал Савинков. - Я был склонен приписывать тогда эти неудачи трем причинам: во-первых, ограничению срока нашей работы, во-вторых, устарелостью метода наружного наблюдения, в чем убеждала меня неуловимость Дурново, и, в-третьих, недостаточной гибкостью и подвижностью боевой организации». Но позже выяснилось, что планы эсеров в отношении Дурново расстроил провокатор Е.Ф. Азеф. «Благодаря ему, - писал революционер Б. Горинсон, - охрана была осведомлена о готовящемся покушении, и для предотвращения его ею были приняты соответствующие меры».

Забегая вперед, отметим, что последняя попытка устранить Дурново была предпринята в августе 1906 года, когда он уже находился в отставке. По поручению эсеров-максималистов Т. Леонтьева «выследила» бывшего главу МВД в Швейцарии и во время завтрака расстреляла из браунинга сидящего за соседним столом пожилого человека, пребывая в уверенности, что перед нею Дурново. Однако жертвой покушения стал лечившийся на швейцарском курорте французский рантье Мюллер, к несчастью своему имевший сходство с ненавистным революционерам русским министром. На этом покушения на Дурново прекратились. «Под счастливой звездой родился Дурново! - записала в своем дневнике генеральша А.А. Богданович. - После всех произведенных им репрессий, арестов, ушел он целым и невредимым из Министерства внутренних дел».

Благодаря успехам в борьбе с революцией и поддержке Императора, Дурново в должности руководителя МВД вскоре достиг такого влияния, что перестал согласовывать свои действия с главой правительства С.Ю. Витте. Как отмечает историк А.Д. Степанов, «Витте рассчитывал, что Дурново сделает всю черную работу по подавлению революции и, будучи ему благодарным за назначение, станет помощником в интригах», но премьер просчитался. Отведя себе роль либерального реформатора, а Дурново - реакционера и усмирителя, Витте явно недооценил последствия такого замысла. (Как вспоминал И.И. Колышко, на его недоуменный вопрос: «Дурново будет вводить конституцию?..» - Витте ответил: «Вводить конституцию буду я. На его обязанности будет подавить революцию...»). Видя, что Государь все больше и больше разочаровывается в премьере, убедившем его издать Манифест 17 октября и пойти по пути гражданских реформ, Дурново, по свидетельству графа И.И. Толстого, «возражал почти против каждого предложения Витте, как бы принципиально не одобряя всю конституционную затею, находя ее преждевременною, не соответствующую характеру русского народа». «Между двумя плутами идет борьба - Витте и Дурново. Витте меркнет; от него отказываются его сторонники. Царь его не любит. Это облегчает роль Д[урново]», - отмечал в дневнике А.А. Киреев. «По-видимому, - заключал Киреев, - два течения в нашем правительстве обостряются. Дурново за репрессию - Витте говорит, что Дурн[ово] не в состоянии понять положение, что репрессия недостаточна...» Между тем Император, поначалу назначивший Дурново лишь исполняющим обязанности министра внутренних дел, полностью оказался в этом конфликте на его стороне и в феврале 1906 года, уже вопреки возражениям Витте, утвердил Петра Николаевича в должности главы МВД. Тогда же был смещен и министр юстиции С.С. Манухин, замененный на более решительного М.Г. Акимова, приходившегося Дурново шурином. «Покуда Витте законодательствовал, власть из его рук вырвал Дурново, - вспоминал Колышко. - Покуда премьер насаждал теорию народовластия, его подчиненный укреплял практику самодержавия <...> Идя по линии наименьшего сопротивления, он убедил Государя, а главное - Императрицу, что революция уже изжита и что вообще у страха были глаза велики. Само собой разумеется, он кивал на Витте. «Женатый на "жидовке" Витте - вот кто создал революцию». <...> Дурново категорически отказывал в повиновении Витте, указывая, что Россия в »когтях третьего элемента, созданного и взлелеянного реформами вашего сиятельства»«. В разговоре с А.А. Половцовым Витте сетовал: «Государь всегда держал сторону Дурново». В итоге разногласия Дурново с Витте, которого глава МВД обвинял в потворстве революции, послужили главным поводом к отставке премьера в апреле 1906 года, но вместе с остальными членами кабинета уволен был и Петр Николаевич, уже сделавший к этому времени всю черную работу по подавлению революции и ставший одиозной фигурой для широких кругов либеральной общественности и Государственной Думы. Император не хотел расставаться с министром, действиями которого он был вполне доволен, но многие сановники были категорически против сохранения во главе МВД столь раздражающей общественность фигуры, настоятельно советуя Государю отправить Дурново в отставку. В итоге, узнав, что Николай II хоть и с сожалением, но вынужден с ним расстаться, Дурново написал прошение об отставке. Это царское решение, по словам бывшего министра, стало для него «большим ударом». Впрочем, горечь отставки Царь подсластил подарком в 200 тыс. рублей, сохранением министерского жалования, пожалованием в статс-секретари и с оставлением Дурново сенатором и членом Государственного Совета. Подводя итог деятельности П.Н. Дурново на посту министра внутренних дел, Виленский губернатор Д.Н. Любимов писал: «Если в начале 1906 года не сучилось того, что произошло в начале 1917-го, то этим мы во многом обязаны энергии, мужеству и распорядительности Петра Николаевича Дурново».

«Меня все считают за заядлого монархиста»

Между тем репутация П.Н. Дурново как крайнего реакционера, убежденнейшего консерватора и »борца с прогрессивными идеями», которая закрепилась за ним в 1905-1906 годах, была далека от действительности. До революции 1905 года Дурново отличался довольно-таки либеральными взглядами. В.И. Гурко вспоминал, что перед самой революцией, когда Дурново был товарищем министра внутренних дел, он «настолько отмежевался от реакционной политики Плеве, что даже приобрел в верхах репутацию либерала-прогрессиста, репутацию, чуть было не помешавшую ему занять должность министра внутренних дел в 1905 г. в кабинете Витте». А во время руководства МВД придерживавшимся либеральных взглядов князем П.Д. Святополком-Мирским Дурново, как его заместитель, выступал за ряд послаблений общественным требованиям, рисовал «целую картину русского бесправия и произвола администрации», выступал с критикой «Положения об усиленной охране» и, «выказывая определенный либерализм», заявлял, что «так дольше государство жить не может, что правительство представляет каких-то татар, живущих в вооруженном лагере». Примечательно, что консерваторы, позже признавшие Дурново одним из своих лидеров, в »эпоху доверия» Святополк-Мирского видели в нем опасного либерала и чаяли его отставки. Да и перед самым назначением Дурново управляющим МВД Витте, отстаивая его кандидатуру, заявлял: «Дурново знает прекрасно полицейское дело, и он за еврейское равноправие... А еврейский вопрос - самый острый». «Такой консерватор, как Петр Николаевич Дурново, который составляет собою в настоящее время в Государственном Совете лидера наиболее реакционной партии, тогда в комитете министров высказывал, что исключительные положения принесли России гораздо более вреда, нежели пользы, основываясь на своей практике, как бывшего директора департамента полиции», - вспоминал Витте. Об этом же писал и А.В. Герасимов, отмечавший в своих воспоминаниях: «О нем (Дурново. - А.И.) сложилось представление как об очень реакционном человеке. Это представление не соответствовало действительности. Дурново был очень своенравный, вспыльчивый человек, абсолютно не терпевший противоречий, иногда самодур, но отнюдь не человек, отрицавший необходимость для России больших преобразований. В старой России подобного типа человеком был Победоносцев. Дурново же был человеком совсем иным. Тогда мне приходилось выслушивать от него определенно либеральные заявления. Во всяком случае, в октябре 1905 года он пришел к власти с настроениями, ни в чем существенно не отличавшимися от настроений Трепова, Витте и других творцов Манифеста 17 октября».

«...Думаю, что не погрешу против памяти покойного, сказавши, что в это старое время он не имел никаких великих целей жизни, - писал Л. А. Тихомиров. - Потом он переменился, но в том времени, конечно, не был религиозным. Он был очень либеральных взглядов. Едва ли он тогда сколько-нибудь понимал монархию. Но он служил монархам, был Директором полиции (и превосходным), и всегда деяния либералов пресекал. Он, как натура, м[ожет] б[ыть], полубезразличная, но глубоко государственная, был человеком порядка, и это, конечно, было его, м[ожет] б[ыть], единственно глубокое убеждение. Ничего иедалистического у него, мне кажется, не было. И так - будучи гениальных способностей, огромной силы, неподражаемой трудоспособности и почти чудесной проницательности - он большую часть жизни провел, не совершивши ничего сколько-нибудь достойного его удивительных дарований. Это возможно себе объяснить только отсутствием каких-либо великих целей». Однако, продолжал Тихомиров, многое изменилось в результате революции. Встретившись с ним уже в революционное время, чтобы попытаться сблизить главу МВД с лидером Русской Монархической Партии В.А. Грингмутом, Тихомиров замечал: «Пришлось о многом говорить, и Дурново явился передо мной в новом свете. Это уже не был поверхностный «человек порядка». Страшные развивающиеся события, грозившие разрушить не только монархию, но и Россию, как будто пробудили в нем дремавшего русского человека. Он уже не был ни весел, ни разговорчив, ни остроумен, а серьезен и вдумчив. Он увидел не простой «порядок», а основы русского бытия и почувствовал их родными себе. Я видел ту же могучую волю и энергию; он был полон сил; но это был государственный русский человек, проникавший в самую глубину нашего отчаянного положения. Он был проникнут стремлением восстановить власть во всем ее могучем величии».

Но вместе с тем и в послереволюционный период П.Н. Дурново оставался скорее умным прагматиком, убедившимся в необходимости для России твердой монархической власти, нежели стал человеком, уверовавшим в религиозные основы царской власти и в преимущество консервативных принципов над либеральными как таковыми. Это подметил кадет В.А. Маклаков, считавший Дурново прежде всего реалистом, а не »пленником предвзятой идеи», который сначала «с конституцией помирился и готов был ей служить», но затем, увидев, «чего требует наша общественность», глава МВД «проникся презрением к ее непрактичности». Да и сам Петр Николаевич, несмотря на репутацию ретрограда, созданную ему либеральным обществом, к таковым себя не относил, обосновывая свою твердость в отстаивании самодержавной монархии не религиозными или романтическими чувствами, а исходя из свойственного ему прагматизма. «Его идея, - писал Тихомиров, - состояла в великой государственной власти, проникнутой высоким государственным разумом. Этому-то разуму он и служил больше всего. Не знаю, был ли он в принципе против народного представительства. Думаю, что он бы признал умное народное представительство более или менее аристократизированное. Но наличное представительство Госуд[арественной] Думы он презирал и, пожалуй, ненавидел, как голос ничтожества, искажавшего смысл государства и закона». В частном разговоре с членом Государственного Совета А.Н. Наумовым Дурново как-то заметил: «Меня все считают за заядлого монархиста, реакционного защитника самодержавия, неисправимого «мракобеса»... и не предполагают, что я, может быть, по своим взглядам являюсь самым убежденным республиканцем, ибо я, на самом деле, считаю наиболее идеальным для всякого народа такое положение вещей, когда население может иметь во главе управления им же самим избранного достойнейшего гражданина президентом. Для некоторых стран подобный идеал, по тем или другим счастливым условиям, становится доступен. Этого ни в коем случае нельзя сказать про нашу обширнейшую и разнохарактерную Российскую Империю, где по чисто практическим соображениям техника управления и цельность требует наличия исторически сложившегося царского стяга. Не станет его - распадется Россия. Таков неминуемый закон природы Российской государственности».

«Ведет свое дело отменно и очень умно!»

Последние 9 лет жизни П.Н. Дурново были связаны с Государственным Советом, где экс-министр вскоре вновь обратил на себя внимание общества как лидер правой группы. Правая группа сформировалась практически сразу же после реорганизации Госсовета. 29 апреля 1906 года граф К.И. Пален и А.А. Половцов собрали в Мариинском дворце около 30 членов верхней палаты, перед которыми выступил П.Н. Дурново, склонивший их на свою сторону. Правая группа не имела программного документа, и сплочение вокруг консервативных идеалов носило неформальный характер. Членов правой группы сплачивало ясное понимание своих интересов, вполне определенная позиция по основным вопросам государственной и общественной жизни, а также наличие воли их отстаивать. В числе основных пунктов этой незарегистрированной программы условно можно выделить следующие: неприятие революции как абсолютного зла; неверие в возможность умиротворения общества либеральными реформами; вера в природные преимущества самодержавной монархии; критическое отношение к Манифесту 17 октября. Первым председателем правой группы стал С.С. Гончаров, но уже через два года его сменил 65-летний П.Н. Дурново, умело управлявший правой группой почти до самой своей кончины в 1915 году. Дурново активно участвовал в деятельности различных комиссий верхней палаты, выступал против проведения «никому не нужных» либеральных реформ, решительно отстаивал прерогативы Императора, требовал полного подчинения государственной политики в религиозных вопросах интересам Православной Церкви, стоял на страже интересов военного и морского ведомств, был сторонником программы военного судостроения. В одной из своих речей Дурново так объяснял свою позицию: «В моих глазах все так называемые культурные потребности отступают на второй план пред насущными нуждами, от которых зависит само существование России как великой державы. Управление государством дело суровое, и приходится мириться, если, например, в городских училищах плохи учебные пособия, когда рядом с этим для военного корабля нужна хорошая пушка, для которой необходимо истратить деньги».

Как лидер правой группы П.Н. Дурново заслужил от своих сторонников весьма высокой оценки. А.Н. Наумов считал Дурново человеком «практической разумности, государственной прозорливости и опытности», «сообразительным и решительным», «выдающимся государственным практиком» и отмечал, что как лидер, Петр Николаевич «чрезвычайно терпимо относился ко всем высказывавшимся под его председательством мнениям», вносил «в настроение руководимой им группы сдерживающее начало», умел «находить по многим законодательным вопросам общий язык с инакомыслящими коллегами», «пользовался среди огромного большинства своих сочленов по Государственному Совету безусловным уважением, и с его мнением все считались». Как вспоминал В.М. Андреевский, Дурново руководил правой группой «властной и твердой рукой», умея немедленно наводить в ней порядок. Член правой группы Д.С. Арсеньев, в свою очередь, отмечал: «Лидер наш Петр Николаевич - надо отдать ему полную справедливость - ведет свое дело отменно и очень умно!» И таких характеристик, данных П.Н. Дурново коллегами, довольно много. Как справедливо пишет биограф Дурново А.П. Бородин, все современники - друзья и враги, при жизни и после смерти - были единодушны в оценке интеллекта правого политика: «замечательно умен», «очень умен», «немалая умственная сила»; обладает «государственным умом», производит впечатление «вполне рассудительного человека», «блестящий самородок» и т.д. Даже политический противник Дурново М.М. Ковалевский отзывался о нем так: «Дурново... отличается несомненно доходящим до разума здравым смыслом, необыкновенной определенностью и ясностью мысли, достигаемой под условием совершенной его узости. Он не столько оратор, сколько то, что англичане называют debator, т.е. человек, умеющий разбить мотивы противников, разобрав их по косточкам...». В том, что Дурново не был хорошим оратором, соглашался и член правой группы протоиерей Т.И. Буткевич, оставивший такую характеристику: «Человек умный, несколько высокомерный, по внешнему виду - невзрачный: среднего роста, сутуловатый, лет около 70-ти; говорит хорошо, иногда остроумно, но не по-ораторски».

Руководство правой группой неожиданно прервалось в 1911 году, когда П.Н. Дурново вступил в конфликт с П.А. Столыпиным, с политикой которого он во многом не соглашался и, по словам Л.А. Тихомирова «старался (но тактично) низвергнуть Столыпина, т.е. потрясти конституцию». Выступив решительным противником столыпинского проекта, предполагавшего проведение в западных губерниях под флагом русского национализма фактически бессословного земства, Дурново вместе с В.Ф. Треповым добились его отклонения Госсоветом. Столыпин расценил это как «интригу», направленную лично против него, и добился от Императора права распустить Думу и Совет на 3 дня, в течение которых провел закон о земстве по 87 статье, позволявшей издавать срочные законы в перерывах между сессиями законодательных палат. При этом Столыпин настоял на устранении из Госсовета своих противников Дурново и Трепова, которых принудительно отправили в заграничный отпуск. Эта столыпинская «расправа» вызвала негодование правых, поддержавших Дурново. Думский депутат и лидер Русского Народного Союза имени Михаила Архангела В.М. Пуришкевич обвинил премьера в том, что тот, объявляя себя поборником законности, «считая для себя невозможным бороться с П.Н. Дурново силой своих убеждений, хотя поставлен выше него, потребовал выдать головой себе своего политического противника, одного из самых выдающихся, сильных, мощных и талантливых людей России». «Я утверждаю, - заявлял Пуришкевич, - что этим шагом председатель Совета Министров, который носит в себе симптомы личной мелкой мести какого-нибудь уездного администратора, а не лица, стоящего во главе правительства империи, что этим самым шагом он наносит сильнейший удар не только престижу тех учреждений, в которых мы работаем, но что он наносит сильнейший удар тому, чему мы служим, на что надеемся и во что мы верим...» Граф С.Д. Шереметев, также расценивший поступок Столыпина как «акт произвола и заносчивости», вспоминал, что у Дурново, узнавшего о том, что его выставляют из Госсовета, невольно сорвалась с уст фраза: «Ну вот и скажите, можно ли служить?» Смягчить ситуацию постарался Император, передавший Дурново через председателя Госсовета М.Г. Акимова, что он по-прежнему ему доверяет, высоко ценит его заслуги и лично против него ничего не имеет. И надо сказать, что это действительно было так. Николай II вскоре предпринял попытку вернуть Дурново в Госсовет, но под давлением Столыпина отказался от этого плана. Вновь оказавшийся в опале Дурново был вынужден уехать за границу. Но опала оказалась относительно недолгой, 5 сентября 1911 года Столыпин скончался от полученного во время покушения ранения, и Дурново получил возможность снова вернуться к обязанностям председателя правой группы.

Впрочем, личные трения и разногласия по ряду вопросов не мешали Дурново и Столыпину отдавать должное друг другу. Дурново признавал премьера человеком «достойным и мужественным», хотя и слишком придающим внимание общественному мнению; Столыпин, в свою очередь называвший Петра Николаевича своим политическим противником, отмечал, что лидер правых сослужил России в 1905 году «большую службу». Сравнивая Столыпина и Дурново, Л.А. Тихомиров, гораздо в большей степени симпатизировавший премьеру, все же признавал: «Собственно как ум, как умственный аппарат, Дурново был несомненно выше». К такому же выводу приходил и государственный секретарь С.Е. Крыжановский, бывший в то время соратником Столыпина: «Дурново нельзя отказать в личном мужестве, ни в спокойном достоинстве. <...> Дурново к тому же был выше Столыпина и по уму, по заслугам перед Россией, которую спас в 1905 году от участи, постигшей ее в 1917-м».

Андрей Александрович Иванов, доктор исторических наук, профессор кафедры русской истории РГПУ им. А.И.Герцена

Окончание очерка