Антология Русской Мысли [533] |
Собор [345] |
Документы [12] |
Русская Мысль. Современность [783] |
Страницы истории [358] |
Историческим народ становится не от масштаба событий, в которых участвует, а от нацеленности на мировое господство – завладение всем известным миром и освоение всех известных земель. Империя – результата работы души расы, триумф национальной воли. Попытка представить Империю как альтернативу нации нелепа в своей основе. Российская Империя – это проект русского мирового господства, уравновешенный только иными имперскими устремлениями. В роли Империи Россия только и может быть тем «удерживающим», которые не дает унифицировать мир по безнациональному образцу «нерасы» - ростовщической секты, образовавшей мировую финансовую систему.
Русский проект мироустройства в ХХ веке был подменен, дух расы направлен по ложному пути, не имеющему ничего общего с русским мировоззрением. Мировое господство осталось как устремление, но его идейное содержание было антирусским. Сами русские – только «вязанкой хвороста» для мировой революции как преддверия мирового господства коммунистической бюрократии. Но и в этом унизительном состоянии русские сыграли свою имперскую роль: остановили очередной имперский проект, пришедший из Европы с гитлеровскими полчищами. В начале XXI века Россия при всей русофобской сущности утвердившегося в ней режима остается удерживающим – стоит на пути китайского расового проекта и американского проекта империи ростовщиков. Имперский проект прусской воли воплощен в рабочем и солдате, содиненных машине экономической и военной экспансии. Имперский проект английской экспансии – в деятельном и хорошо вооруженном торговце. Американский проект – это проект ростовщика с ядерным и высокоточным оружием. Первые два проекта увяли и подчинились первому. И только русский проект – проект подвижника, мастера и творца – противостоит установлению мирового господства. Китайский расовый проект пока только претендует на то, чтобы его Империя овладела оружием, способным противостоять американскому и русскому оружию. Он разворачивается с пугающим масштабом. И противостоять ему может только русская Империя, которой суждено возродиться, перетерпев все болезни современного мира в русском национальном организме. Шпенглер в начале ХХ века не замечал ни русского, ни американского имперского проектов. Ни, тем более, китайского, который тогда еще не родился. Ему казалось, что мир делят меж собой только немцы и англичане, выдвигая собственные доктрины сообразно своеобразию своей расы. «Англичане, - писал Шпенглер - первые построили теорию своего эксплуататорского мирового хозяйства под именем политической экономии. Как торговцы, они были достаточно умны, чтобы понимать, какую власть имеет перо над людьми самой доверчивой к книгам культуры. Они убеждали их, что интересы народа морских разбойников – это интересы всего человечества. Они прикрывали принцип свободной торговли идеей свободы». Немецкий проект противостоит английскому как солдат противостоит флибустьеру. Немцы как «солдатский народ», не имеет практического ума, чтобы соревноваться с англичанами в торговле. Прусский тип экспансии исходил не из выгоды, а из картины мира, основанной на немецкой философии, которую Шпенглер считал «чуждой всему миру». Смысл германской экспансии состоял в том, чтобы приучить мир к немецкой философии, вслед за ней двинуть немецкую промышленность, а при случае – и немецких солдат. Англичане предпочитали двигать вперед торговцев, потом колониальные войска. Испанцы предпринимали военные экспедиции по следам католических миссионеров. Впрочем, испанская модель экспансии в глазах Шпенглера выглядела отошедшей в прошлое. Две современные имперские стратегии обозначены у Шпенглера как «капитализм» и «социализм». А основной вопрос мировой истории заключен в формулу: «Должен ли мир управляться на социалистических или капиталистических началах?» В чисто немецком духе Шпенглер пытался рассматривать весь мир именно с этой точки зрения, убирая из поля зрения все, что в нее не укладывалось. Поэтому проблемы развития других народов он видел в столкновении только двух доктрин – английской и прусской. Противореча себе, философ позабыл, что вне своих расовых ареалов капитализм и социализм – только карикатуры. Они лишь прикрывают совершенно иные силы и иные конфликтные отношения. Так, в России гражданская война не имела никакого отношения к вопросу об идеологических доктринах. Не представляли их и столкнувшиеся в двух мировых войнах нации. Капитализм и социализм не были вопросом противостояния. Сражались государства, а не идеологии. Никаких «английских и прусских» хозяйственных партий они не представляли. Напротив, война стерла различия между подобиями английской и прусской расовых доктрин, пытавшимися прижиться на чужой почве. «Всемирная организация или всемирная эксплуатация?» - этот вопрос Шпенглер положил как основной в мировой политике своего времени. Но в нем осталась расовая ограниченность, прусское видение мира. Прусская идея - это отбор, коллективная ответственность и коллегиальность в орденском смысле: «каждому отдельному лицу на основании его практических, нравственных и духовных дарований предоставляется право в определенной мере повелевать и повиноваться; ранг и следовательно степень ответственности здесь вполне соразмерены с личностью и, как должность, постоянно сменяются». Марксистское перерождение на немецкой почве – это стеснение расово обусловленной идеи английской подделкой, классовым эгоизмом. Это «система свободной торговли, организованная снизу, с рабочим классом в виде society — словом, совершенно по-английски». На русской почве подобная же трансформация в ХХ веке произошла с прусской системой. Коллегиальность и коллективность имитировались, в них не было ничего от монашеского ордена. Орденом, а точнее сектой, стала партия, отравившая всю русскую социальность своим упрямым догматизмом и жестокими нравами. Советская система в России так и не родилась. Россия так и не стала страной Советов, советская власть заменилась партийной. Прусская затея заместить партии профессионально-сословными корпорациями и их представительством в совещательном государственном органе в русской карикатуре преобразилась в однопартийную олигархию и беспартийное общество с профсоюзами как распределителями скудно выделяемых материальных благ. Прусская идея интернационала – это победа «идеи одной расы над всеми остальными, а не путем растворения всех мнений в одной бесцветной массе». Британский интернационализм – это идея викингов: «взгляд на мир не как на государство, не как на церковь, но как на добычу». Советский интернационал предполагал именно растворение национального в партийном и существование безнациональной массы под пятой мировой бюрократии. Шпенглер преподносит еще одну терминологическую петлю, которую можно расплести только переводом с немецкого философского языка на общедоступный. Социализм Шпенглера мы можем понимать только как национализм, его интернационализм – только как империализм. «Истинный интернационал — это империализм, господство над фаустовской цивилизацией, следовательно, над всем миром, на основе одного руководящего принципа, без компромиссов и уступок, а только побеждая и уничтожая». Всюду, где немец говорит об интернационализме, мы должны понимать, что речь идет об Империи, причем в прусском духе. Помимо прусской и английской идеи Шпенглер вспоминает о католической (испанской) идее – объединить мир под эгидой церкви. Против этой идеи в равной мере действуют идея покорения мира деньгами и идея покорения мира государством. Первая – английская (теперь американская), вторая – прусская. «Их силы опираются на мир политического, хозяйственного и религиозного сознания, и каждая из них стремится подчинить себе обе другие: таковы творческие инстинкты представителей прусской, английской и испанской культуры…» Испания в анализе Шпенглера возникает как нечто давно забытое – испанцы давно утратили империю, а нацией так и не смогли стать. У испанцев есть национальный характер, который позволил им разгромить социалистов и подавить бунт, а в послевоенные времена не поддаться «денацификации», не позволить изгнать все признаки национального. Но возвращенную диктатором Франко монархию испанцы не признали за свое достояние. И после мирной отмена диктатуры монархия почти сразу стала фикцией, а Испания – второстепенным европейским государством с быстро развившимися пороками, которые, казалось, диктатурой были вылечены. На этом испанский мировой проект окончательно завершился. Русская идея мирового господства – это идея Империи, в которой главное – не покорность подвластных, а лидерство властвующих. Русская Империя была самой адекватной моделью мирового управления: народы не унижались, а возвышались, не порабощались, а поддерживались. Русские были лидерами и в производстве, и в культуре, и в науке. Русские были учителями и защитниками других народов. В оплату они получили ненависть этнических кланов, в силу своего скудоумия не способных вписаться в имперскую элиту. И ненависть мировых элит, у которых почва уходила из-под ног. Мировые войны велись не только государствами, но и закулисными группировками, которые направляли эти войны против России. Они добились своего – Империя пала в момент своего могущества и расцвета. Русские еще сохранили имперский дух. Русский империализм – реальность русского духовного мира. В то же время, Россия – уже не империя, а русские проходят мучительное испытание: сохраниться как исторический народ или уступить разлагающему воздействию либерализма и социализма и уйти с исторической арены, позволив растоптать и осквернить все свои исторические достижения. Бюргерский дух, распространившийся в русской среде еще в коммунистические времена, обещает спокойное существование, но обманывает. Имперский дух пугает испытаниями и ответственностью, но не лжет: испытания неизбежны. Вопрос только в том, встретят ли их русские как чудо-богатыри или как рабы чуда-юда мировой олигархии. Русская идея – это способ консолидации мира, отличный от всех прочих. Это очарование, а не покорение. Это преклонение, а не порабощение. Солдаты русской Империи – это не флибустьеры и не придаток «войны моторов». Русским более других народов понятно, почему Бог есть Любовь. Русская любовь остановила сначала германскую жестокость, а потом советскую месть Германии в 1945. И это было главным событием ХХ века. Без русской любви не может быть русской Империи, без русской Империи – осмысленного существования мировой цивилизации. | |
| |
Просмотров: 616 | |