В одном из ранних стихотворений "Любовь” поэт уже разделяет свои чувства. И по стихотворениям можно увидеть как он подошел к ино­му пониманию не дымящейся страсти – подмены, искажения, а чув­ства цельного, бережного, любви жертвенной – "Счастливы одно­лю­бы”... Или к примеру: "Если бы знать нам, что завтра...”

Пройдитесь по стихотворениям Александра Яшина. Построчно! Мно­гие строки как кличи, воззвания, воздыхания, возгласы:

"А в чем моя вера? Опора? Основа?

Туда ли плыву я? Так ли живу?

Дай мне выбиться из тупика,

Из распутья, из бездорожья...

Зарубцуются ль в сердце моем,

В слабом сердце Рваные раны?

Не верю, что звери не говорят...

Добру откроется сердце

И совесть будет чиста.

Спешите делать добрые дела!

Никакие парки Подмосковья

Не заменят мне моих лесов.

Что кому, а для меня Россия –

Эти вот родимые места.

Бродить по сырой земле босиком –

Это большое счастье!

Но это моя земля,

Моя маята и мечта,

Мои святые места!

Я давно на родине не был,

Много в сердце скопил тоски.

Ни к безверию, ни к сомнению

Не причастна душа моя... ”

Раньше понятия русский и православный были синонимами. Тяга к духовности осталась в России. Пройдитесь по стихотворениям Александра Яшина – и увидите всю историю родины нашей со­вет­ско­го­ времени. Сколько покаяния, исповедальности, искренности, под­лин­­ности. Известно, что каждый народ даст ответ на страшном суде за себя и, интуитивно понимая это, Яшин пишет строки, понятные толь­­ко в учении церкви, когда ноша его, данная СамимХристом, стано­вится невесомой.

Ой ты Русь, моя Русь! –

Ноша невесомая!

Насмеюсь, наревусь! –

У себя дома я.

Очень точно определил в своих стихах суть творчества Алек­сан­дра Яшина Анатолий Передреев в стихотворении, посвященном ему, наз­ванном по его книге "Совесть”.

И вот теперь –

Страницы книги Вашей

Посмертные

И – узнанные вновь…

Я чувствую,

Всем сердцем

К ним припавши,

Какая

Вами двигала

Любовь!

Да,

Вы имели право

На тревожный,

На резкий облик

Неуютный свой…

Как путник,

Мглой застигнутый дорожной,

Прислушавшийся

К ветру над землёй.

Вы только

Правдой

В мире дорожили,

И говор Ваш,

И выговор,

И стать

Лишь одному призванию

Служили –

Всё на земле

По имени назвать.

Да, именно любовь всеобъемлющая, вечная – к Отчизне, к лю­дям, и в конечном счете к Творцу того удивительного мира, который он славил и воспевал в своем творчестве. Скольким людям он щедро по­могал – всячески, особенно творческим. Вот замечание Пе­ред­рева о творчестве Н. Рубцова:

"Среди современников он, безусловно. опирается на опыт Алек­сандра Яшина с его глубинностью, серьезностью творчества, осно­ванного на коренном языке.

Кстати сказать, большой талант этого писателя помог вырасти це­лой вологодской семье русских писателей...”

Именно большой талант, большое сердце, любовь, которая ни­ког­да не завидовала, не превозносилась, щедро поддерживала живых, вспо­минала об ушедших. Так великодушно как он писал о других, о нем мало кто писал.

Грустное стихотворение посвятил А. Яшину Николай Рубцов "Пос­ледний пароход”, который стал не только для Яшина последним, но и для многих русских совестких писателей – прощальным. И со­вет­ский период стал историей, да, многих уже и в живых нет...

Очень воодушевленно, по-доброму рассказал о своем впе­чат­ле­нии о творчестве А. Яшина и дал его живой портрет-облик ли­те­ра­ту­ро­вед В. Кошелев в беседе с корреспондентом Вологодского радио. Он говорил о фонетических особенностях его языка. Говорил:, что " Яшин самый вологодский из всех вологодских. Корневой, воло­год­с­кий мужик. Породистый: дворянский, крестьянский. Производил впе­чатление особой независимости. Этой особенной независимости он достиг перед всеми.” Отмечал особенности творческого пути в том, что "Яшин начал фольклористом, продолжил как поэт типично ста­линской эпохи, а закончил как поэт, первый, выломившийся из этой эпохи.”...

Обнаженная совесть поэта не давала ему покоя, а совесть как из­вестно глас Божий в человеке. И "выломился” он из общего те­че­ния именно книгой стихов "Совесть”.

Его независимость была и в том, что он не принадлежал ни к од­ной писательской группировке. Не нашел своей среды, хотя жаж­дал иметь людей близких по духу, бросался то к одному, то к другому. Он понимал что вопросы предельной важности для него, были без­раз­лич­ны для других:

А други смотрят просто,

Какое дело им,

Крещусь я троеперстно

Или крестом иным.

Все его принимали за своего, но всегда чувствуя, что он не их, а сам по себе, самостоятельный. Это русский человек, воз­вра­щаю­щий свою независимость

Да – советский, да – партийный – и ошибался, и заблуждался, и ос­ту­пался. С кем этого не было. Но кто много возлюбил, тому много про­щается и мы, родные, не только верим в это по отношению к не­му, но и в то,что такие как он, прошедшие сполна путь са­мо­поз­на­ния, покаяния, мученический путь своим примером-опытом несут по­мощь следующим поколениям. Видеть свои грехи – уже святость. А он и видел, и раскаялся: "А я берусь обо всем и всех судить, а ведь сам-то даже с собой справиться не могу. Мне ли судить всех и вся...” Пря­мо как : " Даруй ми зрети моя прегрешения, и не осуждати брата моего...”

Последние дни жестокой болезни он в воздухе, высоко под­ни­мая руку, перелистывал страницы невидимой книги, говорил, что зна­ет теперь как надо писать. Слово он всегда считал высшим даром. ...А то, очнувшись – много раз на день обращался напрямую: "Господи, я иду с Тобой на соединение!..

Когда-то он переживал, видя происходящее: "Я не в ту партию всту­пал”. Теперь, же спросил перед причастием: "Ничего, что я пар­тий­ный?” . "Какое это имеет значение!” – был ответ. А священника встре­тил такими словами: "Какой Вы красивый”, увидев в его лице Того, Кто за ним стоял.

"Сделайте громче!” – попросил он, когда услышал по телевизору, стоявшему за стеной в холле больницы, пение церковной службы, фраг­мент которой был включен как отрицательное явление в какой-то фильм о революции.

"Живыми и мертвыми обладая, воскресый из мертвых, Христос исти­нный Бог наш...” – говорится в отпусте после панихиды. И дейст­ви­тельно, в этом соединение всех нас. Мы, еще живые а они – ушед­шие. У Бога все живы. Мы не одни – они с нами. Как нельзя забывать на­ших святых и молиться им, как помогли Борис и Глеб сроднику сво­е­му Александру Невскому одержать победу, так и нам надо просить о по­мощи лучших наших писателей, поэтов, музыкантов, художников, пол­ководцев – их дела и лучшее в их творчестве, поступках, мы не долж­ны забывать. Такие люди необходимы, особенно в наше время – пере­ходное ли, смутное ли – они своей мукой душевной, своими по­ис­­ками сквозь бездорожье, своими творениями очищают сам воздух от лжи, помогают обрести истину, вернуть радость жизни, отстоять ду­ши наши, чтобы они не остыли как русские печки, защитить Ро­ди­ну нашу бесценную. И советская эпоха сохранила и приумножила раз­нообразные таланты русской национальной культуры.

В век государственного атеизма, когда с детских лет на­саж­да­лось, что религия это явление устаревшее, отсталое, а мы передовые– – особый путь был тех, кто даже и поддавшись на это, не загасил в сво­ем сердце искру Божию – совести, чести, правды, любви. Да что го­во­рить, даже слово русский вытравлялось, заменялось советским. Те­перь – российским. И пробив снова дорогу к вере, заглянув в себя, осу­див в себе многое – тем самым Яшин расчищал путь и своему поко­лению. Это и есть духовный подвиг. ”А нужен ли мой подвиг? Ко вре­мени ли он?” – спрашивает поэт. Нужен и ко времени, к любому вре­мени. Как современно звучат многие его записи и стихотворения!

Есть мученичество физическое и духовное. У России муче­ни­чес­кий путь и у лучших ее сынов – тоже крестный путь. Дети раз­де­ля­ют мученичество своей страны, каждый гражданин несет свой крест и по частице общий навстречу Воскресению. В житии вологодского свя­того Мартиниана, жившего в XV веке говорится, что он, будучи ду­ховником великого князя не боялся обличить его, сказать правду и та­кое поведение преподобного Мартиниана сравнивается с по­ве­де­ни­ем древних подвижников. Во все времена совесть, честь, без­бо­яз­нен­ность стоять за правду перед сильными мира сего считались под­вигом.

Как бы необходим был нам сейчас горячий неподкупный нете­пло­хладный голос такого поэта как Александр Яшин, не от­малчи­вав­ше­гося, действенного.

Любя, восторгаясь, каясь, радуясь, веруя Александр Яшин вос­кре­шает силу слов, наполненность их, красоту "вверенного нам нас­лед­ства”.

"Господи, я иду с Тобой на соединение...”

Господи, мы идем с Тобой на соединение – ушедшие из этого ми­ра и живые, воскреси души наши, возроди землю нашу любимую, вос­ставь народ наш дивный в вере, правде и силе молитвами Всех свя­тых и Святых в земле Российской просиявших и наших на­ци­о­наль­ных русских героев, поэтов, писателей, художников, музыкантов, пол­ководцев – прославленных и непрославленных, тех, которые шли вос­лед Христу.

Деревня А. Яшина уходит.... поля зарастают, не поют песен. Но вот приехали учителя Вологодчины со своими учениками на Боб­риш­ный Угор. День рождения поэта... Это только победители конкурса по твор­честву Яшина. Удивительно с каким трепетом, радостью люди еха­ли такую длинную дорогу не на презентацию какую-нибудь, не на яр­марку, а в леса, в снега, чтобы выйти из автобуса и сказать: "Неу­жели я наконец на Бобришном Угоре на могиле любимого поэта!”

Место вокруг домика и на могиле расчищено, сугробы почти в рост. Священник раскладывает мольберт вместо столика, достает Еван­гелие, кадило, начинается панихида. Люди стоят со свечами вок­руг могилы, сгрудившись на расчищенном месте, а кто помоложе за­би­раются на сугробы. Многие впервые держат зажженные свечи...

А летом крестный ход идет из Никольска в село Дунилово. Вот и мест­ная газета "Авангард” пишет: "С Богородицею – пешком до Ду­ни­лова”. Идут километров 35, а к 12 июля должны вернуться – празд­ник первоверховных апостолов Петра и Павла. 11 июля – день памяти Алек­сандра Яшина и крестный ход заходит на Бобришный Угор, что­бы почтить память своего знаменитого земляка, совершить панихиду, а в этот раз поставить новый крест вместо обветшавшего.

Что же это за место такое Бобришный Угор, облюбованное им с детства и ставшее символом Родины для него. Дом этот рас­ска­зы­ва­ет нам о сложном пути его хозяина от колыбели, которая находится здесь же на чердаке, и до могилы на месте, выбранном им самим. Дом пост­роен, все заведено, а жизнь земная кончилась...

Но путь, намеченный и найденный им после стольких поисков, ду­шевных мук, ясен. Всё есть: красивое потаеное место, согласие с при­родой, уединение, любимая работа, непритязательность в быту, аске­тичность... Все просто, и все царственно:

"Когда вставили косяки в проемы окон, показалось, будто кар­тины по избе развесили. Семь окон – семь картин. И все разные” .”А мне такое заточенье в глуши лесов, снегов дороже славы и наград... Я тут всегда в своем дому, в своем лесу. Здесь Родина моя.” Сюда он бе­жал, в эту светлость бревен избы, где хотел жить и работать, уйдя от камня в природу. "Иду на Бобришный. Опять думаю стихами” – за­пись последней осени.

Что означал уход писателя, который он истолковал как возвра­ще­ние? Возвращение к истокам народной жизни, детства, ко всему то­му "чему учила мать”, к Богу. Хочется вспомнить слова М.О. Мень­ши­кова о преподобном Серафиме:

"Он шел вперед, но, в сущности, он возвращался. От за­дав­лен­ного суетой и ложью человеческого общества он возвращался к состо­янию естественному, вечному, стихийно-чистому, к состоянию той святости, в которой по представлению церкви, мы все рож­да­ем­ся”. И еще: "видимый внутренним зрением, он не только живет, но и учав­ствует в жизни многих...” Конечно, это о преподобном Сера­фи­ме, радости нашей, для кого и мы все, каждый человек – радость. Но все это относится и к поэту Александру Яшину, его подвигу возв­ра­ще­ния в лоно Отчего дома. Не все успел осуществить, но Господь и "на­мерение целует”.

Возвращение – путь России.

Стоят, приехавшие отовсюду учителя, ученики, почитатели – на сугробах, на земле, с цветами, со свечами. Птицы щебечут, служат панихиду : Со святыми упокой...

Домиком на Бобришном Угоре, желанием отшельнической жизни, пусть и по-мир­с­кому понимаемой, своей могилой он словно "застолбил” это место. По­мимо редкой красоты, оно и, вправду, как скит, пустынька – здесь присутствует благодать. Об этом говорят многие записи в книге отзывов побывавших в доме поэта:

«Мы очень рады и благодарны судьбе за то, что нам довелось побывать в этих местах, спасибо, что есть то. чему можно поклониться, снять шляпу и остановиться, чтобы задуматься о жизни и с торжеством дать обещанье о том, что таких как Яшин надо помнить всегда и беречь и ценить то. к чему он прикасался. Это – Россия…»

«Святое место памяти. Здесь чувствуется наша природа и Русь – великого поэта Яшинаь она приняла. Пусть будет это место для раздумий о будущем всех, кто здесь был. Велика Русь наша».

«Не побывать здесь – значит не узнать до конца свою Россию».

«Необъятна и прекрасна наша Россия. Её сила и красота начинаются и живут в таких местах, как Бобришный Угор – источник вдохновения и раскрепощения души».

«Светлой душе – светлая память! Приходящим сюда – удивленья и благость...»

«Ранняя весна на Бобришном Угоре. Сказочные минуты, о которых трудно писать. Нужно самим все пережить. Навсегда останутся в сердцах эти чудесные места и память о дорогом нам человеке».

«Благодатный воздух, живые стены вновь наполнили душу надеждой в это страшное бесовское время».

«Не знаю, что написать. То, что чувствую. не передать словами. Нужно побыть здесь, постоять под соснами у памятника, зайти в дом... Становится как-то спокойно и радостно, и хочется жить».

«Замечательному русскому поэту Александру Яшину – слава! Пусть у каждого в сердце будет свой Бобришный Угор!»

«В Доме Отца Моего обителей много. В одной из обителей небесных нашёл свой приют раб Божий Александр. Он любил Бога, Россию и людей, любящих Россию. Упокой, Господи, душу раба Твоего Александра в селениях Твоих».

«Здравствуй, Александр Яковлевич.

Здравствуй всегда! Читатель».

Наталия Яшина
http://www.voskres.ru/

Бобришный угор. Из распутья, из бездорожья... Часть 1.

Бобришный угор. Из распутья, из бездорожья... Часть 2.