Борис Александрович Пеликан (1861, Одесса - 1931, Белград) - адвокат, один из руководителей право-монархического движения в Одессе, городским головой которой он был с 1913 по 1917 годы.

Первый и единственный городской голова - монархист

О Борисе Александровиче Пеликане написано не так много. За исключением энциклопедических статей, посвященных видным деятелям монархического движения, об одесском  городском главе мы находим лишь упоминания вскользь, оставленные разнокалиберными одесскими  и «одесситствующими» зубоскалами.

Вот, что, к примеру, можно узнать об одесском голове из рассказа Валентина Катаева «Хуторок в степи»: «Господин Файг был одним из самых известных граждан города. Он был так же популярен, как градоначальник Толмачев, как сумасшедший Марьяшек, как городской голова Пеликан, прославившийся тем, что украл из Городского театра люстру...» и т.д. и т.п.

Более цитировать не станем, понятно, что и как пишут весёлые товарищи одесситы.

Борис Александрович Пеликан, придерживавшийся в молодости относительно либеральных взглядов, уже к 1905 году прекрасно понял, к чему в конечном итоге приведут песни про «свободу и равенство». И во время Революции 1905 года он уже принял самое активное участие в монархическом движении в Одессе, выдвинувшись на руководящие роли. К началу 1906 года стал председателем Одесского отдела Русского Собрания, а в феврале того же года становится одним из основателей местного отделения «черносотенного» «Союза Русского Народа». Был участником первых монархических съездов. В ходе дискуссии на Третьем съезде выступал решительным сторонником объединения монархистов и заявил: «Необходимо объединиться, дабы быть сильными в борьбе с масонами и евреями. Вопрос об объединяющем органе есть вопрос технический; следовательно, надо избрать комиссию для выработки форм объединения всех существующих организаций».

В 1912 Пеликан составил записку на имя министра внутренних дел А. А. Макарова, в которой изложил свои идеи, главная из которых заключалась в том, что правительство должно создать опору для себя из правых партий, а не заигрывать с «октябристами», которые на деле являются вовсе не центром, но «леваками». Пеликан пытался убедить министра в том, что «при деньгах и толковом руководителе можно делать чудеса». Его предложения к сожалению не были взяты на вооружение Министерством внутренних дел. Свои идеи он реализовал на практике в период выборов в Одесскую Городскую Думу, где он после убедительной победы на выборах стал Одесским городским головой (первый и единственный случай в истории монархического движения).

«Либералы пытались через судебные тяжбы отменить невыгодные для них итоги выборов, но Одесская судебная палата, рассмотрев жалобы на нарушения в ходе голосования, не нашла в них признаков преступления. Жалоба противников Пеликана в Сенат также не дала результата. С точки зрения закона придраться было не к чему. Только в июне 1917 уже революционный Сенат возбудил дело по обвинению Пеликана и его ближайших сподвижников в фальсификации итогов голосования». [1]

Формирование Сербских добровольческих дивизий

Во время первой мировой войны, будучи Одесским городским головой, Пеликан сыграл большую роль в формировании сербской добровольческой дивизии. За заслуги перед Сербией был награжден орденом св. Саввы.

К осени 1915 года в России скопилось огромное количество австро-венгерских офицеров и солдат, сербов по происхождению, которые добровольно сдались в плен, не желая воевать с братским русским народом. Из 2,2 млн. солдат и офицеров противника, взятых русской армией в плен, сербы, а также про-югославски ориентированные хорваты и словенцы составляли порядка 200 тысяч.

Отношение к австро-венгерским военнослужащим, добровольно перешедшим на сторону России, заметно отличалось от отношения к прочим пленным. При этом особыми симпатиями пользовались чехи, словаки и сербы. И у представителей этих народов сложились между собой тесные и тёплые отношения, что вполне понятно: именно эти народы, а не некие абстрактные «славяне», желали освободиться от австро-венгерской власти и образовать собственные национальные государства.

«Следует особо подчеркнуть: национальный принцип (славяне и неславяне) неуклонно претворялся в жизнь в течение всей войны. Уже на сборных пунктах военнопленных-славян отделяли от австрийцев, венгров и немцев, эшелоны с которыми следовали в районы европейского, сибирского и дальневосточного Севера. Представителей же славянских национальностей отправляли в европейскую часть страны (в основном в центральные и южные губернии) и в Западную Сибирь.

Как уже отмечалось, военнопленные-славяне в отличие от неславян пользовались значительными льготами. Славян в основном старались размещать в центральных и южных губерниях с благоприятными климатическими условиями, направляли на сельскохозяйственные работы, в то время как неславян - в шахты, на строительство, дорожные работы и т.д. Военнопленным офицерам славянам предоставляли свободное времяпрепровождение, а солдатам - возможность совершать воскресные прогулки. Все они могли также общаться с соотечественниками. Напомним: в те годы в России с разрешения властей активно действовали многочисленные славянские общества, землячества, представители которых часто посещали лагеря для военнопленных, распространяли свои брошюры, газеты и листовки, вели антигерманскую и антиавстрийскую агитацию, а также занимались благотворительной деятельностью.

Все это заметно влияло на отношение военнопленных-славян к войне. Многие из них выражали желание с оружием в руках отстаивать независимость своей родины. Подчеркнем: на такой шаг могли пойти лишь подлинные патриоты. Ведь в случае попадания в плен их ждал не лагерь для военнопленных, а трибунал со всеми вытекающими последствиями. И хотя использование таких добровольцев на фронте являлось грубым нарушением принципов Гаагской конвенции 1907 г., военные власти шли им навстречу, так как в глазах российского общества это придавало ведущейся войне освободительный характер». [2]

Значительное число военнопленных сербов оказалось на территории Одесского военного округа, где при активном содействии Б.А.Пеликана развернулось формирование сербских добровольческих подразделений. 16 апреля была сформирована 1-я сербская добровольческая дивизия, насчитывающая 18 868 человек личного состава.

Первоначально предполагалось, что добровольцы будут отправляться в Сербию по Дунаю. Однако, после вероломного вступления Болгарии в войну на стороне немецких государств, путь по Дунаю был закрыт, да и само героическое Сербское войско (с которым мечтали воссоединиться бывшие пленные сербы) отступило в ледяные горы Албании, а оттуда - на греческий остров Корфу. Поскольку отправлять сербских добровольцев в Сербию стало невозможно, было принято решение использовать эти подразделения в составе русской действующей армии.

Сербы были включены в состав 47-го армейского корпуса и отправлены на фронт в Добрудже, где вместе с русскими и румынскими войсками должны были противостоять болгарским, немецким и турецким войскам.

Вообще, вступление Румынии в августе 1916 в войну на стороне антигерманской коалиции не усилило, а, наоборот, ослабило стратегическое положение Русской армии. Румынская армия проявила себя как крайне слабая союзница, бойцы проявляли низкую боевую способность, и это вынудило Россию изыскивать значительные силы для спасения румын от окончательной катастрофы. Следствием полного разгрома Румынии стало бы то, что новый Театр Военных Действий создал бы серьёзную угрозу для Юга России, который доселе был отделен от фронтов обширными буферными территориями румынской Западной Молдавии. Именно поэтому Начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев решительно сопротивлялся её вступлению в войну. Однако, подзуживаемая Францией и желанием отхватить Трансильванию и Банат, Румыния вступила в войну. И, как говорилось, тут же создала для России огромные проблемы.

Русские солдаты неохотно вступили в бой с болгарами, наивно полагая, что столкновение с «братушками» - это какое-то недоразумение. Между тем, болгары накачивались совсем иными настроениями: русские преподносились в качестве хищников, которые, якобы на протяжении веков под предлогом освобождения от османов пытались захватить подлинно болгарские земли. Небоеспособность румын и слабая мотивация русских привела к ожидаемому поражению. Не спас ситуацию и героизм сербской добровольческой дивизии.

В Обращении, которое издал командир 1-й добровольческой дивизией, полковник Хаджич, в числе прочего, говорится:

«...Офицеры и солдаты Первой Сербской Добровольческой дивизии на берегах Дуная должны доказать братской России, что они способных грудью защитить эту святую землю, и что они способны своим героическим усилием проложить путь славянской свободы и права в наши угнетенные страны».

И хотя сербские добровольцы в трех чрезвычайно кровавых стычках проявили большое мужество, успехи сербского отряда не были поддержаны ни на румынском, ни на русском флангах. (Так только у Туртукая болгары захватили в плен около 28 000 румынских солдат). Согласно донесению полковника С. Хаджича Верховному Главнокомандованию, Первая Сербская добровольческая дивизия вывела из строя примерно на 14 800 болгарских солдат, при этом были захвачены значительные трофеи: 4 батареи, 8 пулеметов и 1 540 винтовок. При этом Сербская добровольческая дивизия потеряла 53% своего состава (9 349 солдат).

Тем не менее, приток добровольцев по-прежнему рос, и осенью того же года была сформирована и 2-я сербская добровольческая дивизия, а затем добровольческие подразделения были объединены в Сербский добровольческий корпус, командиром которого был назначен генерал Михайло Живкович.

К моменту совершения Февральской революции 1917 года, Сербский Корпус состоял уже из более чем 40 000 бойцов. Революционная пропаганда, имевшая ярко выраженную антидинастическую направленность, привела к тому, что часть сербских добровольцев, глубоко почитавших св.Государя Николая Александровича, покинули ряды Корпуса, но кто-то остался. На долю добровольцев выпали тяжелые испытания: как физические, так и нравственные.

Осенью 1917-го штаб Корпуса и 1-я дивизия были переброшены из Одессы в Архангельск, откуда были отправлены на легендарный Салоникский фронт порядка 12500 солдат. «Подразделения, прибывшие в Архангельск позже, находились в нем до конца Гражданской войны. Группа же оставшихся в Одессе солдат корпуса в конце года добровольно вступила в 1-й интернациональный отряд Красной гвардии, и находившийся там же запасный батальон корпуса тоже перешел на сторону советской власти. Тогда же из части солдат и офицеров корпуса в Екатеринославе (Днепропетровск) был создан 1-й Сербский советский революционный полк. Дислоцировавшийся в Киеве югославский ударный батальон в начале 1918 г. был переформирован в 1-й Югославский коммунистический полк. Некоторые части и соединения бывшего корпуса участвовали на стороне антибольшевистских сил в Гражданской войне в различных регионах России (Поволжье, Сибирь, Дальний Восток)». [2]

Впрочем, спустя полгода после октябрьского большевицкого переворота, сербские добровольцы большей частью определились: на чьей они стороне в разгоревшейся Гражданской войне. Во время мятежа Чехословацкого корпуса, начавшегося 25 мая 1918 года, именно сербы помогли чехам овладеть Самарой.

Вот, какие слова приводит видный историк Никола Попович, иллюстрируя мотивы, по которым сербы приняли участие в борьбе против красногвардейцев: «Каждый наш солдат охотно дрался с большевиками, так как в большевистской армии было 70 процентов венгров, 20 процентов немцев и 10 процентов русских. Борьбу с большевиками наши рассматривали как войну против Австрии... Немцев и венгров убивали, а русских жалели, прятали...» [3]

Безусловно, выбор белой стороны в Гражданской войне был обусловлен не одними только национальными соображениями - в конце концов, на смену интернациональным бригадам красногвардейцев пришли относительно славянские большевицкие отряды. В составе которых были не одни только мобилизованные крестьяне, но и вполне идейные сторонники грядущей справедливости и бытоулучшения.

Но сербы, свято чтущие память о подвиге Русского Царя, - при всей двусмысленности ситуации, сложившейся в России в лихолетье Гражданской войны, - стать соратниками тех, кто был цареубийцами, не могли.

И иначе быть и не могло.

Встреча с Государём

10-11 мая 1916 года Император в сопровождении большой свита военных, включая командующего армиями Юго-Западного Фронта генерала от кавалерии А.А.Брусилова посетил Одессу.

Во время Высочайшего посещения Городской голова Б. А. Пеликан выступил с речью, в которой пригласил Государя и членов Семьи заложить основание сквера, высадив молодые деревца различных пород, что и было сделано. А перед этим был произведён смотр пехотным, кавалерийским и артиллерийским частям на Стрельбищном поле. Предлагаем вниманию читателей трогательное и весьма драгоценное описание этого выдающегося события, изложенного добровольцем А.Р.Тришуновичем:

«Мы даже не успели опомниться, как пред нами предстал Государь. Улыбается, левой рукой натягивает поводья, правой отдаёт честь и слегка набрав воздуха в грудь, громко обращается к нам <по-сербски>:

- Помоз Бог, юнаци!

Солдаты, не помня себя от волнения, отвечают <по-сербски> так, что сотрясается земля:

- Бог ти помого!

<...>

Подробнее не мог бы пересказать, всё было как во сне. Помню лишь, что Государыня плакала, глядя на нас.

Позже ушло напряжение, но строй мы держали ровно, будто перед трибуной. И всегда так. Когда смотр завершился, думали, что разойдемся по казармам. Взволнованно и восхищенно обсуждали внимательность Русского Царя, который поприветствовал нас на сербском языке. Наш адъютант поскакал к командиру полка, и они вместе устремились к трибуне. Нечто должно было произойти.

Русский Царь желает с нами поговорить!

Дивизия построилась в каре. Офицеры стали перед строем своих батальонов.

Сейчас можно всё, что угодно, говорить и думать и о Русском Царе, и о монархии. Но я пишу о том, что мы тогда ощущали и что никому не удастся изгладить из наших сердец. Тогда Русский Царь был для нас символом великого братства наших народов, символом великой империи, и лишь тогда мы до конца осознали всю величину того дела, которое мы затеяли.

Видим: приближается Государь, за ним свита. Но расстоянии сотни шагов от каре, министр Двора Фредерикс поравнялся с Государём и, отдав честь, что-то говорит ему. <...> видим, государь, не оборачиваясь, жестом руки останавливает свиту и пускает коня шагом. Перед каре его ожидает командир дивизии. Государь останавливает коня в середине. Тишина. Кажется, будто люди и не дышат. <...> Одежда Государя простая русская, и в этой простоте столько благородства. Царь предстал перед нами не в сиянии золота бесчисленных орденов и звёзд, но как задумчивый человек, обремененный попечениями. Помню, как многочисленные революционеры, которые проходили нашими краями, ругали и срамили его. С тех пор прошло двадцать лет, в памяти не осталось всего, сказанного Государём дословно, но смысл его речи и отдельные слова запомнили на всю оставшуюся жизнь все те, кто был тогда там, на Марсовом поле. Государь приветствовал нас, первую славянскую армию, готовой сражаться вместе с русским войском за своё освобождение от чужеземного рабства.

- Никогда моя Армия не была настолько сильна, как сейчас. Она только ждёт моего повеления перейти через Карпаты. И вы будете первыми, кто вместе с моей армией войдут в ваши освобождённые края. Приветствую ваш боевой поход под командованием храбрых сербских офицеров! Россия не забудет вашей жертвы!

Так оно и было: Русская армия в 1916 году была сильна как никогда, имела достаточно вооружения, отсутствие которого болезненно ощущалось в 1914 году. Сейчас на ящиках было написано: «Снарядов не жалеть!»

Однако, в 1917-м всё перевернулось.

Многое с тех пор забылось, много было пережито. Но мне до сих пор тяжко совладать с тем воодушевлением, которое возвращается ко мне, стоит лишь вспомнить ту речь Государя, которая прозвучала перед нами, перед первой славянской армией летом 1916 года в Одессе.

Государь, сопровождаемый командиром нашей дивизии, на коне объехал практически всё каре, уделяя особое внимание офицерам с высокими наградами. Обходя, окинул взглядом наши полки и, на прощание отдал честь.

Потрясённые происходящим, наши воины стихийно, не ожидая команды, возгласили приветствие. И лишь когда Гоударь был уже далеко, вихрь эмоций начал успокаиваться.<...>

Конечно, и среди нас были подозрения, что придворные, находящиеся под немецким влиянием, ответственны за поражения.

И потому мы с удовлетворением и радостью наблюдаем то, что Россия во многом превзошла Западную Европу, а последние годы перед войной в России бурно развивалось хозяйство, культурная и политическая жизнь. В разговорах с образованными русскими мы пытались выяснить: каково положение крестьянства, выспрашивали о «страшных помещиках». Наша наивность доходила до того, что мы даже пытались обнаружить остатки крепостничества, подробно интересовались о страданиях политических заключенных, тех, которые «во глубине сибирских руд»...

И вот мы узнаем, что в России, несмотря на наличие якобы «самого реакционного правительства в мире» к смертной казни было приговорено преступников значительно меньше, нежели в любой иной западной стране. И это в ситуации террора и политических убийств, подрывной деятельности во всех областях культурной жизни, даже в школе, литературе, искусстве и Церкви! Да и Сибирь вовсе не такая уж ледяная пустыня, тем более, что политические там пребывают не в кандалах, а - чаще всего - в ссылке. Причем эти ссылки становились для заключенных настоящими университетами.

К великому удивлению мы узнали, что год от года всё больше и больше земли переходит от помещиков в руки крестьян».

На реакцию способен лишь здоровый организм

Вероятно, у читателей может возникнуть вопрос: «А какое, собственно, отношение имеет эта «исповедь» сербского добровольца о событиях в Одессе 1916 года с описанием жизни известного монархиста Бориса Александровича Пеликана?»

Во-первых, сам тон воспоминаний сербского добровольца о Русском Царе прекрасно иллюстрирует тот факт, что ставшее, увы, нормой для русскокультурного человека полупрезрительное отношение к монархии и монарху совершенно не характерно  для простых и чистых сердцем иноплеменников - что православных, что мусульман, что узбеков, что сербов.

Мы видим, с какой трогательной и неподдельной преданностью относились сербы к Последнему Самодержцу и к Исторической России. Мы знаем, что чувство это не удалось вытравить ни большевицким пропагандистам, ни интернационалистам Тито, ни современным питомцам различных демократических фондов.

И одним из воплощений Исторической России, одним из воплощений преданных слуг Государя стал для многих тысяч сербов именно одесский голова Борис Александрович Пеликан. Слова воспоминаний , по сути, звучат как слова благодарности главе города на Юге России за его труды по попечению о сербских добровольцах. И ведь речь-то идет не о простом городе, но об одном из центров революционной активности самых разных сил - начиная от тех русских прекраснодушных либералов, кого мы позже назовём «февралистами», и оканчивая революционерами из еврейских и анархических организаций.

Сама Февральская революция прошла в Одессе в целом бескровно: «жемчужина у моря» продолжила заниматься контрабандой. Городской голова Борис Пеликан призвал к спокойствию, после чего был арестован комиссарами, прибывшими из Петрограда.

Но это были еще не те комиссары. И Чрезвычайка была еще не та. Поэтому Борис Александрович остался жив.

А в Одессе установилось троевластие, или, точнее, безвластие: либералы «февралисты», интернациональные леворадикальные советы и немногочисленные «украинствующие». За год цветущий и богатейший город Империи был превращен в бандитскую клоаку. Большевики на несколько месяцев захватили было власть в городе и, по иронии судьбы, точнее, по Промыслу Божию, именно они освободили Бориса Александровича из застенков, в которые его посадили революционные либералы.

«Пеликану удалось бежать из охваченной смутой России, его приютила у себя гостеприимная Сербия, как кавалера ордена св. Саввы. В эмиграции он играл заметную роль в монархическом движении, одним из первых стал «легитимистом». Будучи в эмиграции, опубликовал в газете «Русский стяг» статью «Черносотенство», в которой с горечью писал, что именно правительство разрушило Союз Русского Народа - «сильную и деятельную, единственную организацию, и, разрушив ее, не сумело организовать другую»». [1]

Впрочем, этот, как сейчас бы выразились, «политтехнологическийпровал» был частью более широкой тенденции, о которой чеканно высказался Николай Евгеньевич Марков:

«Монархия пала не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были ее защитники.

Падению Монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли. Монархисты презирались, монархические газеты не читались, монархические организации высмеивались и бойкотировались. Хорошим дореволюционным тоном считалось пренебрегать и презирать монархизм; так было в обществе, так было в правительстве, так шло до самого Трона. Не Ленин и Троцкий, а всеобщее забвение и пренебрежение к монархическому делу разрушили Великое Государство Российское. Ленин и Троцкий только черви, которые завелись в трупе». [4]

«По существу своему черносотенство есть ничто иное, как чистейшая реакция, но реакция не сверху, а снизу... ее не надо бояться... она спасает государство, общество и семью. Революция - болезнь, реакция - «выздоровление»».[5]

Именно это написал Борис Александрович в Белграде в 1926 году, когда всё было кончено с Исторической Россией... Но именно это же самое пламенный реакционер не уставал повторять и за два десятка лет до того - и в высоких кабинетах Петербурга, и у себя в Одессе.

Россия не захотела слушать того, к чему, в числе прочих, призывал городской голова, ибо головы и сердца русских людей по большей части были заняты другим.

На реакцию способен лишь здоровый организм.

Но Россия к началу ХХ века была тяжело больна.

Использованная литература:

[1] А.Д. Степанов // Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900-1917. Отв. редактор О.А. Платонов. М., Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008.

[2] Базанов С.Н. Военнопленные-славяне в России в годы Первой мировой войны // Труды Института российской истории. Вып. 11 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А. Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2013. С. 171-184

[3] Никола Б.Попович (Сербия), Одиссея от Одессы до Красноярска,  журнал "Родина" № 1, 2006, Перевод Александра Силкина

[4]  Цитата по публикации: Сергей  Фомин. «Петля Столыпина» (1) http://ruskline.ru/monitoring_smi/2011/06/02/petlya_stolypina_1/

[5] Цитата по публикации: И. Домнин. Литература Русской Эмиграции

http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/literaturarusskojemigracii.shtml

Перевод и редактирование - П.Тихомиров

Ранко  Гойкович, Русская народная линия