1917 г. стал годом крушения российской монархии. 2
марта 1917 г. император Николай II подписал отречение от престола в
пользу своего брата — великого князя Михаила Александровича, но тот
отказался встать во главе государства. Веками существовавший в России
политический строй прекратил свое существование.
Власть перешла к Временному правительству, сформированному Временным
комитетом Государственной думы с согласия исполкома Петроградского
совета рабочих депутатов.
.
Севастополь. Митинг на пл. Нахимова
по случаю свержения самодержавия
«Великая бескровная» — так в начале марта 1917 г. охарактеризовал
Февральскую революцию министр юстиции (а впоследствии глава) Временного
правительства, Александр Керенский. Подхваченное и много раз повторенное
другими российскими либеральными деятелями, данное утверждение стало
едва ли не аксиомой.
В действительности кровь была пролита в первые же дни революции.
Начавшиеся 23 февраля 1917 г. забастовки рабочих привели к столкновению с
полицией, казаками и солдатами, что стало причиной появления к 26
февраля первых жертв с обеих сторон. Вскоре стараниями побеждавшей в
революции стороны в Петрограде начались обыски, грабежи и убийства,
перекинувшиеся затем и на другие города Российской империи.
С первых же дней Февральской революции волна насилия захлестнула
военно-морские базы Балтийского флота Гельсингфорс (ныне - Хельсинки) и
Кронштадт. С 3 по 15 марта 1917 г. жертвами матросских самосудов на
Балтике стали 120 офицеров, из которых 76 было убито (в Гельсингфорсе —
45, в Кронштадте — 24, в Ревеле — 5 и Петрограде — 2). По воспоминаниям
очевидцев, «зверское избиение офицеров в Кронштадте сопровождалось тем,
что людей обкладывали сеном и, облив керосином, сжигали; клали в гробы
вместе с расстрелянными ранее людьми еще живого, убивали отцов на глазах
у сыновей»(1). В числе погибших были командующий Балтийским флотом
Адриан Непенин и главный командир Кронштадтского порта, герой
Порт-Артура адмирал Роберт фон Вирен. Никогда, ни в одном из морских
сражений Первой мировой войны, командный состав Балтийского флота не
понес таких серьезных потерь, как в эти страшные дни.
Матросский митинг на корабле
в Севастополе. Весна 1917 г.
С бурными событиями в Петрограде и на Балтике разительно контрастировала
обстановка в Крыму. Известие о революции жители полуострова приняли с
воодушевлением, но в целом спокойно. Занятые повседневными заботами,
люди не понимали и не хотели понимать глубинный смысл случившегося.
То же можно сказать и о личном составе Черноморского флота. В недавнем
прошлом сыгравшие заметную роль в антиправительственных выступлениях
1905-1907 и 1912 гг., моряки-черноморцы хотя и отнеслись с одобрением к
известию об отречении императора Николая II, однако не восприняли это
событие как повод для пересмотра поставленных перед ними текущих задач.
Напротив, в первые месяцы после Февральской революции широкое
распространение среди экипажей судов и Севастопольского гарнизона
получило т.н. «революционное оборончество» — идея продолжения войны «до
победного конца» во имя защиты демократии и свободы.
Сохранение спокойствия в городе и среди моряков во многом явилось
несомненной заслугой тогдашнего командующего ЧФ, вице-адмирала
Александра Колчака.
Пытаясь освоиться в новой для себя ситуации и не выпустить бразды
правления флотом из своих рук, Александр Васильевич проявил себя как
гибкий и дальновидный политик, умеющий идти на компромиссы во имя
достижения поставленной цели. Не пресмыкаясь перед матросами, но и не
злоупотребляя при том своей властью, адмирал твердо вёл свою линию,
последовательно борясь за сохранение боеспособности флота, всемерно
противодействуя анархическим элементам, тем самым выполняя долг
гражданина и патриота своей Родины.
лейтенанта П.П.Шмидта. Май 1917 г.
5 марта 1917 г. командующий выступил инициатором проведения в
Севастополе совместного парада войск гарнизона, морских частей и
учащихся. Перед парадом епископ Сильвестр отслужил молебен во здравие
Российской державы, Временного правительства, верховного
главнокомандующего и всего российского воинства.
Также Колчак признал сформированный явочным порядком 4 марта 1917 г. в
казармах Севастопольского флотского полуэкипажа временный военный
исполнительный комитет, и образованный 7 марта на собрании офицеров
флота и гарнизона Офицерский временный исполнительный комитет.
По распоряжению адмирала были выпущены из тюрьмы политические
заключенные (по состоянию на март 1917 г. их было двое), распущена
полиция и начала формироваться городская милиция, расформировано
Севастопольское жандармское управление. (Произведено это было самым
мирным порядком, под предлогом, что полицейские и жандармы будут
впоследствии отправлены на фронт).
Был опубликован приказ Петроградского Совета №1 и приказ военного и
морского министра, отменявший звание «нижние чины», титулование
офицеров, а также ограничения гражданских прав солдат и матросов.
Следуя веяньям времени, 16 апреля Колчак издал приказ о переименовании
кораблей Черноморского флота, названных в честь российских царей. Так,
линкор «Екатерина II» был переименован в «Свободную Россию», стоящиеся
линейные корабли «Император Александр III» — в «Волю», «Император
Николай I» — в «Демократию»; авиатранспорты «Император Александр I» и
«Император Николай I» получили соответственно названия «Республиканец» и
«Авиатор» (2).
В период с 5 по 20 марта 1917 г. в городе были созданы городской
исполнительный комитет, Совет рабочих депутатов Севастопольского порта и
Совет матросских и солдатских депутатов, переименованный в июне в
Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов. На предприятиях,
кораблях и в частях возникли заводские, судовые, полковые, батальонные и
ротные комитеты. Были созданы профсоюзы и союз молодежи. Поддержав
новые выборные демократические организации, Колчак пополнил их
представителями офицерского состава.
Выступление А.Ф.Керенского на одном
из кораблей Черноморского флота. В первом ряду
третий справа – командующий ЧФ – вице-адмирал А.В.Колчак
По воспоминаниям комиссара Временного правительства на Черномор¬ском флоте Николая Борисова,
«в первый период революции Колчак являлся во¬ждем Севастополя. В
дальнейшем влияние имело молодое, талантливое офи¬церство,
группировавшееся вокруг него. <…> Колчак сам вникал в дела Совета и
непосредственно влиял на его деятель¬ность» (3).
8 марта 1917 г. был образован Центральный военно-исполнительный комитет
(ЦВИК) в составе 54 членов (15 офицеров, 4 кондукторов, 25 матросов и
солдат, 10 рабочих). Как и в других новообразованных органах власти,
здесь преобладали умеренные социалисты, занимающие оборонческие позиции.
Поставив своей задачей сохранение боеспособности и безопасности флота и
крепости, ЦВИК и в дальнейшем играл весомую роль в предупреждении
конфликтов нижних чинов с офицерами. Свои решения этот орган проводил в
жизнь после согласования с командующим флотом; неприемлемые для адмирала
решения пересматривал вторично, из-за чего судовые команды называли
ЦВИК «колчаковской канцелярией» (4).
Проведение собраний и митингов также осуществлялось с разрешения
командующего и его штаба. Аналогичные отношения в то время были и между
командирами судов и судовыми комитетами.
Перечисленные меры в общем стабилизировали обстановку в зоне дислокации
флота и сухопутных частей, подчиненных командующему Черноморским флотом
(побережье от Сулина до Трапезунда), что дало Колчаку право послать
начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего, генералу Михаилу
Алексееву, телеграмму следующего содержания:
«На кораблях и в
сухопутных войсках, находящихся в Севастополе, пока не было никаких
внешних проявлений, только на некоторых кораблях существует движение
против офицеров, носящих немецкую фамилию. Команды и население просили
меня послать от лица Черноморского флота приветствие новому
правительству, что мною и исполнено» (5).
Выступая перед матросами, Колчак силой своего авторитета внушал им
необходимость не только сохранения боеспособности, но и еще большей
активности флота, поскольку, в противном случае, германское командование
вместе с турецким могут активизировать свои действия не только на море,
но и на суше, бросив на север крупные сухопутные силы и сокрушив
Румынию и русские войска на ее территории, что, несомненно, привело бы к
крайнему ухудшению всей обстановки на фронте.
В середине марта адмирал под личным командованием вывел часть флота в
море, к турецким берегам. В течение последующих нескольких месяцев
Черноморский флот продолжал вести боевые действия, срывая морские
перевозки противника, осуществляя блокаду Босфора и Анатолийского
побережья Турции. На коммуникации обычно выходили эсминцы, реже –
крупные надводные корабли. Блокада пролива осуществлялась в основном
подводными лодками; принимались также меры по постановке и усилению
минных заграждений (6).
А.Ф.Керенский и А.В. Колчак в группе членов
Севастопольского ЦИК. Севастополь, май 1917 г.
Наряду с этим, корабли Черноморского флота оказывали активную огневую
поддержку сухопутным войскам на кавказском и румынском участках фронта.
Большое внимание также уделялось защите морских перевозок, которым
угрожали эпизодические выходы в Черное море германских крейсеров.
Даже советские историографы признавали, что в ходе Первой мировой войны
«Черноморский флот внес существенный вклад в дальнейшее развитие
военно-морского искусства как в области самостоятельных операций, так и в
области взаимодействия с армией» (7).
По указанию Ставки командование флота развернуло интенсивную подготовку крупной десантной операции в районе Босфора.
Начиная с марта 1917 г., эскадренные миноносцы и гидроавиация стали
проводить систематическую разведку побережья в районе намеченной высадки
десанта. Однако нараставшее революционное движение среди матросов
заставило Ставку отказаться от проведения десантной операции,
намечавшейся на май 1917 г., и перенести ее на неопределенное время.
Тем не менее, активное участие флота в боевых действиях в первые месяцы
после крушения российской монархии препятствовало его разложению, так
как отрывало матросские массы от участия в общественно-политической
жизни.
Однако демократические нововведения в армии и на флоте имели не только
положительные, но и отрицательные моменты, вылившиеся уже в марте 1917
г. в обвинения некоторых офицеров в грубости и оскорблении власти.
01.
А.Ф.Керенский и А.В. Колчак в Севастополе. Май 1917 г.
Так, уже 4 марта 1917 г. на линкоре «Императрица Екатерина II» началось
брожение, которое к вечеру того же дня вылилось в требование убрать
офицеров с немецкими фамилиями. Поздно ночью мичман Фок хотел пройти с
башенного помещения в погреба, но не был допущен часовым, который под
впечатлением событий дня принял попытку проверить погреба за желание
произвести взрыв с целью отвлечь команду от революционных событий. В эту
ночь мичман Фок застрелился (8). По свидетельству начальника штаба ЧФ,
капитана 1-го ранга Михаила Смирнова, узнав о случившемся, адмирал
Колчак «отправился на этот корабль, разъяснил команде глупость и
преступность подобных слухов, в результате которых погиб молодой офицер,
храбро сражавшийся в течение всей войн. Команда просила прощения» (9).
Сутки спустя, 5 марта 1917 г. команда линкора «Ростислав» обвинила в
контрреволюционных высказываниях мичмана С.Мертваго. Только 22 января
1918 г. революционный трибунал рассмотрел обвинение и признал мичмана
невиновным (10).
Важно отметить, что командующий ЧФ не испытывал ни малейших иллюзий по
поводу дальнейшего развития событий на флоте, в Севастополе и Крыму.
«Положение мое здесь очень сложное и трудное,
— писал адмирал 1 апреля своей возлюбленной, Анне Тимиревой. — Ведение
войны <вместе> с внутренней политикой и согласование этих двух
взаимно исключающих друг друга задач является каким-то чудовищным
компромиссом. Последнее противно моей природе и психологии, и, ко всему
прочему, приходится бороться с самим собой. Это до крайности осложняет
все дело. А внутренняя политика растет, как снежный ком, и явно
поглощает войну. Это общее печальное явление лежит в глубоко невоенном
характере масс, пропитанных отвлеченными, безжизненными идеями
социальных учений (но в каком виде и каких!) (Далее зачеркнуто: «Отцы социализма, я думаю, давно уже перевернулись в гробах при виде практического применения их учений в нашей <жизни>»). (Выделено мной – Д.С.)
На почве дикости и полуграмотности плоды получились поистине
изумительные. Очевидность все-таки сильнее, и лозунги «война до победы» и
даже «проливы и Константинополь» (провозглашенные точно у нас,
впрочем), но ужас в том, что это неискренно. Все говорят о войне, а
думают и желают все бросить, уйти к себе и заняться использованием
создавшегося положения в своих целях и выгодах -- вот настроение масс.
Наряду с лозунгом о проливах — Ваше превосходительство (против правила
даже), сократите (?!) срок службы, отпустите домой в отпуск, 8 часов
работы (из коих четыре на политические разговоры, выборы и т.п.).
Впрочем, это ведь повсеместно, и Вы сами знаете это не хуже меня, да и
по письмам мои представления о положении вещей совпадают с Вашими.
Лучшие офицеры недавно обратились ко мне с просьбой разрешить основать
политический клуб на платформе «демократической республики»» (11)
.
Будучи вызван в апреле 1917 г. в Петроград, а затем в Псков на совещание
главнокомандующих и командующих сухопутными и морскими силами, в беседе
с тогдашним военным и морским министром Временного правительства,
Александром Гучковым, адмирал так прокомментировал сделанное ему
предложение возглавить Балтийский флот и спасти его от развала:
«Если
прикажете, я сейчас же поеду в Гельсингфорс и подниму свой флаг, но
повторяю, что у меня дело закончится тем же самым, что в Черном море.
События происходят с некоторым запозданием, но я глубоко убежден, что та
система, которая установилась по отношению к нашей вооруженной силе, и
те реформы, которые теперь проводятся, неизбежно и неуклонно приведут к
развалу нашей вооруженной силы и вызовут те же самые явления, как и в
Балтийском флоте» (12).
От совещания командующих в Пскове адмирал вынес крайне тяжелое
впечатление о положении в тылу и на фронте. По собственному признанию
адмирала, из Петрограда он «вывез две сомнительные ценности: твердое
убеждение в неизбежности государственной катастрофы со слабой верой в
какое-то чудо, которое могло бы ее предотвратить, и нравственную
пустоту. Я, кажется, никогда так не уставал, как за свое пребывание в
Петрограде». (Письмо А.В.Колчака А.В. Тимиревой от 4 мая 1917 г.)
Пессимизм адмирала имел под собой реальные основания. 20-21 апреля 1917
г. среди моряков Балтийского флота произошли опасные брожения на почве
недовольства политикой Временного правительства, в частности, нотой
министра иностранных дел Павла Милюкова правительствам стран Антанты от
18 апреля 1917 г., в которой декларировалась верность России
союзническим обязательствам. Особенно остро реакция балтийцев на
заявление Милюкова проявилась в Гельсингфорсе.
Обсудив ноту министра иностранных дел, 21 апреля пленум
Гельсингфорсского Совета (второго созыва) единогласно утвердил текст
срочной телеграммы в исполком Петроградского Совета. В телеграмме, а
также в резолюции, принятой пленумом, говорилось, что Гельсингфорсский
Совет ждет «только решения Петроградского Совета рабочих и солдатских
депутатов, обещая в любой момент поддержать вооруженной силой требование
об уходе Временного правительства». Одновременно в центре города прошли
многолюдные демонстрации, на которых звучали призывы к вооруженным
выступлениям против правительства.
Антиправительственные выступления в связи с нотой П. Милюкова имели
место и в других базах Балтийского флота. Так, 21 апреля 1917 г. в
Кронштадте состоялся двадцатитысячный митинг, на котором была принята
резолюция, предлагавшая «всеми силами бороться за свержение Временного
правительства и за переход власти в руки Советов рабочих и солдатских
депутатов». В тот же день подобные резолюции были приняты на
шеститысячном митинге в Морском манеже, на двухтысячном митинге рабочих
Пароходного завода, в воинских частях Кронштадта. Во второй половине дня
перед зданием Кронштадтского Совета состоялась многотысячная
демонстрация под лозунгами, среди которых был и лозунг «Долой Временное
правительство!».
В Петрограде матросы 2-го Балтийского экипажа, оказавшиеся 21 апреля у
Мариинского дворца, поддержали действия революционера Федора Линде,
утром 20 апреля выведшего на улицу солдат Финляндского полка под
лозунгом отставки Милюкова. Под влиянием стычек на улицах по Морскому
ведомству 21 апреля был отдан приказ, разрешавший всем по чинам вне
службы ношение штатского платья (13).
Осознавая «несостоятельность военно-политической задачи, определившей
весь смысл и содержание» работы адмирала по поддержанию дисциплины на
флоте, Колчак, тем не менее, не отстранился от исполнения свои
обязанностей командующего ЧФ «во время войны и революции в разлагающемся
морально и материально государстве».
Выступив на состоявшемся 25 апреля 1917 г. в крупнейшем помещении
Севастополя – цирке Труцци (располагался на месте нынешней пл. Ушакова)
собрании офицерского союза и делегатов армии, флота и рабочих, Колчак
обратился к присутствующим с речью:
«Я хочу сказать флоту Черного
моря о действительном положении нашего флота и армии… Мы стоим перед
распадом и уничтожением нашей вооруженной силы... Старые формы
дисциплины рухнули, а новые создать не удалось, да и попыток к этому,
кроме воззваний, никаких, в сущности, не делалось...» (14).
Коснувшись положения на Балтийском флоте, командующий ЧФ заявил, что,
«быть
может, ни в одной части не сказалось так отсутствие дисциплины, как
там. Реформировать начали необдуманно и не серьезно. Флота, как
вооруженной силы, на Балтике не существует» (15).
Адмирал убеждал, что с отказом принимать дальнейшее участие в войне
Россия настраивает против себя союзников, что стране грозит зависимость
от Германии. Речь адмирала заканчивалась такими словами:
«Какой же
выход из этого положения, в котором мы находимся, которое определяется
словами «Отечество в опасности»… Первая забота – это восстановление духа
и боевой мощи тех частей армии и флота, которые ее утратили, — это путь
дисциплины и организации, а для этого надо прекратить немедленно
доморощенные реформы, основанные на самоуверенности невежества. Сейчас
нет времени и возможности что-либо создавать, надо принять формы
дисциплины и организации внутренней жизни, уже существующие у наших
союзников: я не вижу другого пути для приведения нашей вооруженной силы
из «мнимого состояния в подлинное состояние бытия». Это есть единственно
правильное разрешение вопроса» (16).
Это выступление было встречено бурными аплодисментами.
Успеху Колчака способствовало и то обстоятельство, что позиции
большевиков и анархистов на Черноморском флоте тогда еще были очень
слабы. Первая легальная большевистская партийная организация в Крыму
оформилась в Севастополе только во второй половине апреля 1917 г. (17) В
то время она насчитывала не более 15 человек (18).
Впервые
опубликовано:
информационно-аналитическая
газета «Крымское
эхо»
http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=8271
|