Издавна пытались люди найти разгадку тайны понятия «родина». Искали на путях философских умозрений, в сердечных глубинах художественного творчества, в анналах истории, в этнографии - опыте жизни и быта народов... Еще на заре человечества и античные греки размышляли об этой сокровенной связи человека и земли его рождения. Размышлял Гомер, отправивший своего Одиссея в многолетние странствия. А затем - в долгий путь домой - на Родину - на любимый остров Итаку. И Гомеру было открыто, что это очень трудная дорога, и что все на этом пути будет препятствовать человеку. Как препятствовало все Одиссею, то в виде всевозможных испытаний и опасностей, то в виде соблазнов, лишь бы он уклонился с дороги и не достиг цели... Так было, к примеру, в стране Лотофагов, где рос сладко-медвяный лотос. Испробовав его люди забывали обо всем, что только когда-то было им мило и дорого, и чувствовали неодолимое желание «вкусный лотос сбирать, навсегда от своей отказавшись Отчизны». Наверное, этот лотос есть вечный символ соблазна, если и поныне он опьяняет своей мнимой сладостью тысячи и даже миллионы наших сограждан. А ведь предки наши были иными...

Еще в 1 веке от Рождества Христова римский историк Валерий Максим писал о необыкновенной приверженности и любви к своей Родине наших пращуров - скифов-кочевников. Под напором могущественной армии Дария, вторгшегося в их пределы, скифы непрерывно отступали. Когда же Дарий через послов спросил их, положат ли они конец своему позорному бегству и начнут ли бороться, скифы ответили, что у них нет ни городов, ни возделанных полей, за которые стоило бы сражаться. Но зато, когда Дарий дойдет до гробниц их отцов, то тогда-то он и узнает, как обыкновенно сражаются скифы! И чувствуется, что эта любовь скифов к отческим гробам была тогда для римского историка весьма поразительна...

Мировые воры - «лотофаги», захватчики и агрессоры всех времен очень хорошо осознавали, что любовь народа к Отечеству - есть сила могущественная, даже при недостаточной военно-технической оснащенности противника. А потому вооруженным агрессиям и предшествовали, и сопутствовали войны духовные. Победа в духовной войне как правило обеспечивала победу на полях сражений.

Вспомним, что предшествовало чудовищным - и ни с чем в русской истории не сравнимым по масштабу разрушений! - событиям Смутного времени... Русское Царство и судьба русской нации были поставлены на грань гибели. Но что привело к захвату поляками Московского Кремля? До сих пор еще мы не в полной мере оценили значение тайной, коварной и разрушительной духовной войны, которую в течение нескольких столетий вел католический Рим против Руси. А ведь именно экспансия Ватикана, опутавшего Православную Державу сетью интриг, шпионства, диверсий, провокаций, подкупов и всевозможного растления, начиная с верхушки боярства и чиновничества вплоть до низов, и привела в результате к той Великой Смуте - «шатанию» и «смущение умов» чуть ли не во всем народе Русском...

Из событий не так уж давней истории мы знаем, что и Гитлер в плане завоевания Советского Союза «Барбаросса» намеревается не только захватить Москву, но и... полностью ее затопить. Он следовал традициям своего предшественника, императора «Священной Римской Империи» Фридриха Барбароссы... Завоевав в XII веке Милан, он приказал не просто смести город с лица земли, но и землю распахать, чтобы не только камня на камне не осталось, но даже и памяти об этих камнях... Не то ли, скажем, и сегодня в Москве происходит на наших глазах? Когда тихою сапой, а когда и нагло, в открытую (в особенности в последние пятнадцать-двадцать лет!) уничтожается и вытесняется всевозможными уродливыми и чужеродными «скребонебами» все то, что столетиями хранило и выражало неповторимый лик и самою душу Первопрестольной столицы...

Для подобных тайных и явных «барбаросс» очевидно, что завоевать землю, рабски подчинить ее население - это еще полдела. Надо уничтожить нацию как таковую. А это возможно только при одном условии: если будут уничтожены корни памяти - залог величия и «самостояния» народа, - «любовь к родному пепелищу» и к «отеческим гробам».

Не к тому ли стремятся сегодня и нынешние вершители мировых судеб - «глобалисты» или их близкие родственники «уранолиты»? Никакими средствами не гнушаясь, глобалисты неуклонно толкают народы к разрушению национального «самостоянья». Осуществлению их далеко идущих замыслов мирового господства, подчинения всего мира только одному Западному трафарету как кость в горле мешают национально-патриотическое самосознание и традиционные ценности народов. А потому мишень для глобализма - не просто уничтожение границ, древнейших цивилизаций, духовно, культурно и исторически самобытных государств, но вытеснение из человеческого сознания самого понятия «отечества»! До последнего времени главной преградой глобализму являлось религиозное сознание, и то, что еще вопреки всему сохранилось от православной цивилизации. Поскольку нет для человека более прочного залога верности своему Отчеству, чем подлинная, несгибаемая Вера. Но теперь разрушители национальных опор действуют изощреннее - они пытаются говорит от лица Церкви, разрушая национальное самосознание и святую связь человека с родной землей, говоря, якобы, «от Писаний», пренебрегая даже самыми святыми чувствами людей, ссылаясь при этом на авторитет догматического богословия, а на поверку преследуя все те же стародавние разрушительные цели...

***

...Великая это тайна - любовь к Родине, связь наша с землей, на которой мы родились и «пригодились», с той почвой, в глубинах которой сокрыты многовековые корни каждого из нас, со всем тем, что сокровенным образом сопрягается в нашей душе с понятием «Родина». И сказки, и летописи, и древние предания сохранили для нас немало удивительных примеров этой неразрывной, кровной связи человека с землей его рождения. Взять хотя бы язык наш - самый верный свидетель... В нем, как в глубинных недрах земли алмазы, веками откладывались и совершенствовались самые главные, самые ценные, вечные понятия о жизни. Как называли всегда русские люди землю свою? «Святая Русь», «Россия матушка», «Родина-мать», «матушка-кормилица», «родимая сторонушка», «мать сыра земля». И все на этой любимой сторонушке было особенное: и «полюшко», и «реченька», и «травушка-муравушка», - где, в каком языке мы найдем еще такую ласку и такое тепло!

К родной земле припадали древние русские воины, когда изнемогали в тяжкой борьбе с погаными, ее неземной животворной силою возрождались и укреплялись. К земле родной припадали, целовали ее с благоговением, кланялись ей на все четыре стороны света и прощения просили, собираясь в дальний путь, или на смертный бой. Родимая земля была не просто почвой под ногами, а чем-то всеобъемлющим и священным для человека. Тысячу лет, провожая на войны своих мужей, братьев, сыновей, русские женщины зашивали в ладанки своим солдатам щепоть святой родной землицы. Обычай этот древний еще жив был и во время последней Великой Отечественной войны. А у солдат русских всегда одно было на сердце: «Лутче есть на своей земле костью лечи, и нежели на чюже славну быти» (Ипатьевская летопись, 1201 год), чему свидетельств очень много в наших исторических памятниках: от древних летописей - до реликвий последней войны. Слово «русский» - всегда было синонимом «патриота», иное казалось невозможным, невероятным, чудовищным! Взять хотя бы путевые заметки иностранцев о России - они нам не льстили, но не могли и не признать, что да, действительно такой и была вся Русь Святая: и цари, и отцы, и матери, и дети...

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Казалось, что эта «смертная связь», о которой так хорошо сказал замечательный русский поэт ХХ века Николай Рубцов, пребывала и пребудет в русском сердце вечно. «О Русьская земле! Уже за шеломянем еси!» - «О Русская Земля! Ты уже за холмом!» Какое русское сердце не отзывалось на этот зов, на эту боль «Слова о полку Игореве» (шеломя - холм, шелом - шлем). И сколько раз за тысячу лет звучал над холмами России этот стон-вопль, собирая народ, объединяя его в монолитное духовное единство! Он и поныне, этот пронзительный зов, звучит над осиротевшими просторами Руси... Только многие ли сыны Отечества ныне хотят услышать его, хотя ведь у каждого, наверное, непременно был когда-то его собственный, родной «кормящий ландшафт», - по выражению Льва Николаевича Гумилева, открывшего законы возникновения, развития и угасания этносов. В основу этого учения был положен постулат о «привязанности» этноса к природной среде его обитания, к своему «кормящему ландшафту» (Л.Н. Гумилев. Этносфера. История людей и история природы. М. 1993.) - закон неразрывной, кровной, смертной связи человека (и рода, и этноса, к которому он принадлежал) и места его рождения и жизнедеятельности.

Родная природная среда кормила, воспитывала и формировала неповторимый облик этноса, неповторимые черты и особенности поведения, передававшиеся по наследству, от стариков и матерей - к детям. Жесткая связь народа с кормящим ландшафтом, выработка традиций и стереотипов поведения, необходимых для благополучного существования именно на этом месте, рождение в этом народе людей творческих, концентрирующих и выражающих его неповторимый, отличный от соседей облик - по Гумилеву - это и есть Родина. Сочетание этих координат - родной земли, бережно хранимых живых традиций, цветение и плодоношение их в деятельности творческих личностей, выражающих душу этого места и этого народа, и превращает Родину в Отечество.

Русский былинный эпос сохранил множество сказаний о том, как мертвого богатыря спасала и возвращала к жизни своими магическими соками и энергией родная земля. А так же о том, как разлука и отлучение от родной почвы неминуемо приводили к истаиванию в человеке его самобытности и его творческих сил. Память, конечно, могла поддерживать и довольно долго в человеке духовную связь с родиной, поскольку человек был все-таки на ней рожден и ею вскормлен. Но вот уже его дети и внуки - следующие поколения странников - одной памятью, чтением и рассказами о своем «кормящем ландшафте» насытить свою душу уже были не в состоянии. Начинал действовать неумолимый закон связанности человека (рода и этноса) со своим родным кормильцем-ландшафтом, вне которого и человек, и род, и этнос начинали терять свою самобытность, свое лицо, свою неповторимую и единственную ипостась на этой земле, свое самостоянье. Ту самую «любовь к отческим гробам» и «любовь к родному пепелищу», о которой еще задолго до Гумилева сказал Пушкин, утверждавший, что «На них основано от века / По воле Бога самого / Самостоянье человека / Залог величия его».

А вслед за утратой «самостоянья» - живой связи со своим «кормильцем», вступала в действие новая и неотвратимая напасть - обрыв «сигнальной наследственности» - передающихся по наследству преимущественно от старших к младшим, от матери к детям - путем подражания - традиционных особенностей поведения. Не «я так хочу», но переданных от старших, от старины устойчивых условных поведенческих рефлексов и реакций на мир.

Феномен «сигнальной наследственности» или, проще, негенетической преемственности был впервые открыт генетиком М. Лобашевым, пронаблюдавшим и описавшим процесс заимствования потомством жизненно важных навыков от старшего поколения. Это открытие широко использовал в разработке своей теории этноса и Л.Н. Гумилев. По его мнению, кормящий ландшафт и сигнальная наследственность и были теми условиями, при помощи которых формировались неповторимые и устойчивые во временах лики этносов. А в отрыве от родной земли, от семейственных и родовых связей и этносу и даже отдельному человеку сохранить свою самобытность, свое лицо, сотворенное и запечатленное в традициях поведения, в непосредственных реакциях и восприятиях мира, преемственно передавамых «из рода в род», было невозможно.

Теряли лицо, а затем самих себя и свою жизнь многие, пребывавшие ранее в пространствах истории этносы. Они растворялись в других «водах» и «течениях» духовно и метафизически, а вслед за тем неминуемо утрачивали и свою землю, как физическую реальность, превращаясь в этносы-бомжи, чтобы вслед за тем прекратить и свое собственное самостоятельное существование на земле.

***

Наш мир - им храм опустошенный,

Им баснословье - наша быль,

И то, что пепел нам священный,

Для них одна немая пыль.

П.А. Вяземский, 1840 г.

Кто не видел разрушенных храмов в городах и весях нашей Родины... Печальная и, увы, до боли знакомая картина. Обезглавленные колокольни, пустые глазницы окон, полуразрушенные стены, являющие поразительную толщину и добротность старинной кирпичной кладки, небо - вместо купола, да кое-где, с чудом уцелевших остатков фресок скорбно глядящие на это запустение лики святых... Войдешь в такой «храм опустошенный», перекрестишься на Восток, на беззащитный, засыпанный мусором алтарь и взгляд остановится на кое-где сохранившихся и, видимо, в свое время очень красивых каменных плитках пола... И заноет сердце о звучавшей здесь когда-то молитве, об ушедших людях, проживавших здесь когда-то лучшие минуты жизни. О давно умолкнувших на этом святом месте праздниках... Вот купель: Батюшка простой, деревенский крестит младенчика... Вот уже и имя ему нарекли - Иоанн... Доживет ли Ванюша этот до наших дней? Вспомнит ли о храме и о своей крестильной купели? Или молодым парнем вместе с матросами с гиканьем и свистом будет крушить крест с колокольни, а затем и сам сгинет без вести и памяти... А вот - молодые стоят под венцами: застенчивые, серьезные, - такие, как на множестве старых деревенских фотографий. Серьезно, строго люди к жизни относились...

Но подымешь глаза - и все исчезнет. Вокруг большое, населенное, современное село. Огороды, картошка, нищенство и - иномарки у поваленных заборов, неряшество бедности и крикливые потуги «новых русских» - все разом. Тут и старики живут, и молодежь приезжает, и ребятишки есть, и среднего возраста люди в наличии. Только вот, кого не спроси, а в честь какого праздника или святого храм был поставлен, когда отмечался в селе престольный праздник? Никто и не вспомнит. И помнить - не интересуется... И заботы нет, что дети - некрещеные, что старики уходят в мир иной без покаяния и напутствия, что жизнь в селе - однообразна и тускла. А вместо праздников церковных и колокольного звона - одни застолья с беспробудным пьянством, что поля вокруг - давно превратились в целину, а луга пахучего разнотравья ныне поросли колючками да чудовищного роста сорняками-мутантами. Что фермы все поразрушены, скотинки нет, вот только недавно завел кто-то петуха... Как, иной раз, думаешь, русский человек может на все это взирать? И не жалко, не больно, не страшно? Почему никто никогда даже и не заплачет о Родине своей горемычной? У тех, кто покрепче, да помоложе - все дела, все - бизнес, все мысли о том, что еще купить-прикупить, да как к центру цивилизации поближе перебраться. И нет почти что подступа к такому человеку: ничего уже он не боится, кроме денежных «обвалов», ни на никакие «химеры» вроде «служения Отечеству» (уже почти готовы материал для уранополитической пропаганды!) просто не реагирует, никаких предупреждений для себя в том страшном и трагическом, что вокруг каждый день случается, - не слышит. Правда, если даже и услышит и озаботится, то все равно выход-то вряд ли найдет. Ведь только и слышно вокруг уже многие годы: «что-де с нами происходит?», да «как восстановить порушенную связь времен»? А Русь все не дает и не дает ответа...

Помнится, в семидесятых, когда был всплеск «деревенской прозы», казалось, что уж теперь-то оживет в русском человеке подлинное национальное чувство, сыновнее отношение к России, что новое поколение образумится и вернется на наш прерванный, исторически сложившийся, национальный путь... Сколько тогда было написано на темы памяти исторических романов, эссе, какая публицистика появилась! Имена русских литераторов звучали у всех на устах. Казалось, что еще немного - и все, читая, загорятся, ринутся глубоко изучать наше прошлое, начнут любить его, подражать, сообразуясь с традициями переосмысливать и преображать свою неудавшуюся жизнь... Но вышло-то все по-другому. Наиболее способная, деятельная часть молодого поколения не выбрала этот путь. Оно очень быстро бросилось «вкусный лотос сбирать, навсегда от своей отказавшись Отчизны», соблазнившись идеалами сытого запада. Небрежение своим, отечественным еще более усугубилось. И даже собственные отпрыски патриотов в большинстве своем не воспылали любовью и пафосом отцов, не зажгли от них своей свечи. Почему?

...Почти сто лет назад, в апреле 1907 года известный православный публицист и мыслитель Лев Тихомиров выступил в Историческом музее Москвы с докладом на тему «Что такое Отечество?». С болью говорил он об оскудении патриотизма в России, о скептически высокомерном, нигилистическом отношении к Родине во всех слоях русского общества, пытался ответить и на вопрос «почему»... Диагноз Львом Тихомировым был поставил неутешительный: душевная болезнь. «Опустошение души - говорил он, - это болезнь века, и особенно (?) русских людей». Психиатрия того времени, по его словам, свидетельствовала о возрастании числа больных, сомневающихся... в своем собственном существовании. Отсюда, по мнению Л. Тихомирова проистекала и такая общественная болезнь как «не видение» и «не ощущение» Отечества.

Это было еще относительно тихое время... Еще далеко было до массового дезертирства солдат, предательства Родины, долга, присяги... Еще не начался бесовский «карнавал», высвободивший все до поры сдерживаемые в людях под личиной приличий, привычек, инерционного страха бесовские силы. «Свобода!» - кричало потерявшее все скрепы стыда русское общество... Точно также оно кричало и в 1991 году, в то время как окончательно рушилась огромная страна, и в 1993, когда расстреливали из пушек патриотически настроенный Верховный Совет России...

«Рассуждение о том, есть ли Отечество и в чем оно состоит, - размышлял в 1907 году Лев Тихомиров, - получает теперь особое значение... Разум, поддерживая остатки ослабевшего чувства, даст ему время оправиться, воспрянуть в своих функциях и снова начать расти в душах». К чему привели эти наивные упования на спасительную силу разума начала ХХ века - известно. И чаяния патриотов конца ХХ века (действительно немало потрудившихся на ниве нравственного просвещения народа, оплакавших то время как время прощания с Матерой и матерью-Родиной) тоже, увы, не оправдались. «Флейта» так и не заиграла. Не потому ли, что не до конца было нами тогда понято, на чем же стояло и чем крепилось наше Отечество в годы исторического расцвета? Не потому ли, что сами с собой лукавили, и не в полноте правды оценивали тогда масштабы и характер разрушений, сотворенных в умах и сердцах нашего народа в последние, преимущественно, полтораста лет? Трудно было с кровью отдирать себя от Белинских и Добролюбовых! От всего, что было заучено и зазубрено, что окружало и давило, с чем связаны были годы жизни и послужные списки...

Вспомним, как разрушалась шаг за шагом живая связь поколений, как в Х1Х веке навязан был ненавистниками России и Православия конфликт отцов и детей... Это был страшный удар: ибо отрицая и презирая родителей, отцов, высокомерничая над ними, становясь их судьями, мы неминуемо приходим и к отрицанию Родины! Как был перевернут с этой разрушительной целью с ног на голову роман И. С. Тургенева «Отцы и дети»! До сих пор не вернулись мы к тому, что действительно было задумано и написано автором, видевшим то, что назревало в России, и не одобрявшим это искусственное разрывание семей и поколений, тех, кто на самом деле горячо любили друг друга...

Не потому ли не увенчались успехом патриотические надежды, что не имели мы тогда (да и сегодня все ли имеем?) мужества отказаться от компромиссов, рожденных себялюбием? С изуродовавшим русскую душу марксизмом, привычным и грубым материализмом? Не потому ли, что упорно охраняли свой собственный покой, уклоняясь от очистительной правды и неминуемого покаяния пред Богом? Ведь оно привело бы к пониманию того, что не от других надо требовать самоотречения, а начинать с самих себя!

...Когда-то давным-давно шекспировский принц Гамлет дал замечательную отповедь всем тем, кто ничтоже сумняшеся дерзает дергать струны человеческих душ, чтобы наигрывать на них свои небескорыстные «мелодии»... В то время когда на самой простой дудочке-флейте, не зная устройства ее клапанов, даже примитивную песенку сыграть невозможно! Не то, что посягать на хозяйничанье в бездонных глубинах человеческих сердец, которым Творец, Царь и Хозяин Един только Отец Господа нашего Иисуса Христа, «от Которого, - по слову св. апостола Павла (Еф. 3:14), - именуется всякое Отечество на небесах и на земле».

***

«...Господь Бог носил тебя, как человек носит сына своего, на всем пути, на всем пути, которым вы проходили, до пришествия вашего на сие место» (Втор.1:31).

Когда Адам был изгнан из Рая - прародины своей, ему и тут, Отцом Небесным было уготовано место для жизни - землю, от которой предстояло Адаму «со скорбью питаться» во все дни жизни его, добывая свой хлеб в поте лица (Быт.3:17-19). Теперь, под грузом первородного греха, жизнь для Адама стала равнозначна труду. Его ждали на земле скорби, болезни, смерть... Уже не имел Адам власти ни над природой, ни над животными. И человек, и вся живность, - вся тварь совокупно, вместе с человеком обречены были «стенать и мучиться» (Рим. 8:19-22). И Еве предречено было «умножение печали», ибо предстояло ей в болезнях и муках рождать детей (Быт.3:16). «Мы созданы для жизни в раю, - писал святитель Феофан Затворник, - Но согрешили и изгнаны на эту землю скорбную. Зачем? Чтоб принести покаяние. Жизнь наша на земле есть эпитимия. А тому кто несет эпитимию, что свойственно? Сетовать, сокрушаться, плакать о грехах...»

«Какое жестокое наказание!», - быть может, и воскликнул бы иной современный человек, не отдающий себе ясного отчета о том, с какой высоты и как низко пал наш праотец Адам... И все же хоть и трудно, но возможно для нас постигнуть, что приговор, данный Богом нашей земной жизни, был не просто наказанием, но прежде всего явлением безмерной Божественной Любви. Вне тесного пути скорбей не смог бы искалеченный первородным грехом человек встать на путь исцеления и преображения. В то же время, как любящие отец и мать, заботливо приуготовляющие все потребное для прихода в мир и жизни своего будущего младенца, так и Отец Небесный и здесь, на Родине земной уготовил Адаму и Еве дивное «приданное»: все необходимое для совершения спасительного жизненного пути. И даже более того...

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной...

Срок настанет - Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все - вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав -

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав.

И. А. Бунин. 1918 год.

Источник