Светочи Земли Русской [131] |
Государственные деятели [40] |
Русское воинство [277] |
Мыслители [100] |
Учёные [84] |
Люди искусства [184] |
Деятели русского движения [72] |
Император Александр Третий
[8]
Мемориальная страница
|
Пётр Аркадьевич Столыпин
[12]
Мемориальная страница
|
Николай Васильевич Гоголь
[75]
Мемориальная страница
|
Фёдор Михайлович Достоевский
[28]
Мемориальная страница
|
Дом Романовых [51] |
Белый Крест
[145]
Лица Белого Движения и эмиграции
|
Дела милосердия всегда занимали существенное место в жизни женщин императорской фамилии. Начиная с XIX века, некоторые из них переставали ограничиваться только положенной по статусу деятельностью, но посвящали всю жизнь служению Богу и ближним, давая примеры деятельной любви, роскоши дворцов предпочитая крест сестёр милосердия. Ещё до возникновения института сестёр милосердия в России существовали общины сестёр и «сердобольных вдов», помогавших больным. Одним из старейших заведений такого типа являлась Свято-Троицкая община сестёр милосердия в Петербурге, основанная в 1844 году принцессой Терезией Васильевной Ольденбургской и Великой Княгиней Александрой Николаевной. Протоиерей Сергий Махаев, прославленный в лике святых новомучеников российских, писал: «Основательница общины ревностно трудилась на пользу её, даже сама кроила и шила одежду детям приюта и школы при общине, привлекала к этому делу и детей своих. Испрашивала пособия и пожертвования на нужды учреждения и совместно с супругом своим, известным деятелем благотворительности принцем Петром Георгиевичем, пожертвовала в общину свыше 130000 рублей из собственных средств. Она ни разу не пропустила своей очереди дежурства у постели больных. И, возвращаясь однажды пешком с ночного дежурства в больнице, принцесса простудилась, что послужило началом той продолжительной болезни, которая и унесла её в могилу».
Жертвенный характер матери унаследовала дочь принцессы Терезии, Великая Княгиня Александра Петровна. Ещё в детстве она раздавала все свои карманные деньги на помощь бедным и больным детям, а в юности из своих средств помогала различным благотворительным учреждениям, возникающим, в том числе, по её инициативе. Став женой Великого Князя Николая Николаевича, Александра Петровна основала в Петербурге Покровскую общину сестёр милосердия, больницу, амбулаторию, отделение для девочек-сирот, училище для образования фельдшериц. Во время русско-турецкой войны ею был организован санитарный отряд.
В 1879 году Великая Княгиня тяжело заболела и, перебравшись в Киев, приступила к осуществлению своей давней мечты – созданию женского монастыря с многочисленными лечебными и благотворительными учреждениями, «живого монастыря», как сама она называла его. «В чудном уголке Киева – Лукьяновке, на высоком живописном откосе Вознесенской горы, сплошь покрытом вековечными деревьями, скоро вырос целый городок Покровского монастыря в русском стиле, - писал Сергий Махаев. – Всё здесь создавалось под личным наблюдением Великой княгини: все планы составлялись ею, счета по постройке и содержанию всех учреждений велись лично ею; здесь не было деревца, которое не было бы посажено по указанию её, не было гвоздя, вбитого не по её распоряжению. Выстроены собор, дома для монастырских сестёр, грандиозная больница, лечебница для приходящих больных, образцово устроенная аптека, училище для девочек-сирот, приют для слепых, приют для неизлечимых хронически больных женщин, барак для заразных больных, анатомический покой для нужд больницы, прачечная, странноприимница, куда шёл голодный и холодный и находил заботу, приют и ночлег.
Всё здесь создалось крайне быстро, энергично; буквально не было мгновения, когда бы живая деятельность Великой княгини замирала. Казалось, она спешила увидеть поскорее воплощение своих мыслей в реальную оболочку. «Я боюсь не успеть сделать всё то, что я должна здесь сделать», - говорила она».
Александра Петровна стала фактически предшественницей Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны[1], а её Покровский монастырь – прообразом Марфо-Мариинской обители. Эти две подвижницы удивительно схожи между собой. Обратимся снова к свидетельству протоиерея Сергия Махаева: «В монастыре введён был строгий Студийский устав. Княгиня внимательно следит за совершением богослужения, сама пишет расписание церковных служб и присутствует по возможности за всеми ими, причём иногда сама читает шестопсалмие, часы, канон и пр. Она «среди монахинь монахиня», ест только обычную скудную монастырскую пищу и из монастырской утвари – деревянных чашек и деревянными ложками.
Но княгиня участвовала не только в молитвенно-аскетическом подвиге сестёр – она для них пример и в их подвигах служении ближним. Она была для больных и сестрою милосердия, и сиделкою, и матерью. И всё это так просто, так радостно! Целые годы ею были проведены среди больных в полном значении этого слова. Она жила в одной из больничных палат в постоянном непосредственном соприкосновении с ними, проводила дни и ночи в таких условиях и при такой обстановке, что эту жизнь необходимо признать непрерывным подвигом.
Дверь её комнаты не закрывалась, для того чтобы и в ночное время она могла слышать стоны и жалобы больных и идти им на помощь. По её собственным словам, тишина и покой её будили, так как она боялась пропустить минуту необходимой помощи страждущим. Ко всем трудным больным она вставала по нескольку раз в течение ночи и тем нередко лишала себя и того наименьшего отдыха, который необходим для поддержания здоровья и сил. Из её рук больные получали лекарства, из её уст они слышали слова ободрения, утешения, сострадания. Она балует лакомствами призреваемых детей. Почти всех больных, которым предстояли операции, она, пока позволяли силы, мыла собственными руками… …Нося в себе самый давний недуг, пережив две тяжёлые операции, страдая одышкой, великая труженица не думала о себе, не заботилась о своём собственном здоровье и вся отдалась избранному ею высокому подвигу и с такой радостью несла его, что считала себя «счастливейшей в мире». Её бодрый и радостный вид ободрял и укреплял окружающих, и пример её заражал всех».
Почти 20 лет несла Александра Петровна избранный ею подвиг. Своих сестёр она наставляла «раньше всех вставать, позже всех ложиться, меньше всех кушать и ниже всех кланяться. Когда вы раньше всех встанете, то покажете другим пример бодрости и деятельности. Ложась после всех, вы будете иметь возможность проверить, все ли улеглись и всё ли в порядке. Будете меньше всех кушать – приучитесь к воздержанию, а частыми и низкими поклонами – к смирению». Главный же и постоянный завет, который слышали от Великой Княгини, был о молитве: «Всякий шаг – с молитвою на уме… Это могущественная сила, всё дурное поглощающая. При этом настроении вы всегда будете благодушны и счастливы. Предавайте себя в волю Божию. Всё принимайте с горячей любовью от руки Господа, тогда всё будет на душе присное радование».
Когда Александра Петровна скончалась, то из её духовного завещания выяснилось, что она уже давно приняла тайный постриг с именем Анастасия… Её похоронили в простом, некрашеном гробу, а на могиле поставили по её воле простой деревянный крест. Главным памятником ей стал устроенный её трудами Покровский монастырь.
Свято-Троицкую же общину после смерти принцессы Терезии возглавила Великая Княгиня Мария Николаевна, старшая дочь Императора Николая Павловича, женщина, отличавшаяся редкой красотой и огромным обаянием, даром всегда вовремя найти ободрительное слово, приласкать, обогреть вниманием, но при этом умевшая, когда нужно, быть строгой и твёрдой. Мария Николаевна пользовалась всеобщим уважением и любовью. О её характере, во многом, свидетельствуют сохранившиеся письма и записки. Протоиерей Сергий Махаев отмечал: «Краткие, без всяких лишних слов, написанные иногда на маленьких, оборванных клочках бумаги карандашом, эти записки и письма содержат в себе только прямо к делу идущие приказании и распоряжения или меткие, порой резкие оценки людей и обстоятельств. И рядом с этим в каком-нибудь одном-двух словах прорывается глубоко женственная, нежно любящая, отзывчивая душа. Во время своего близкого участия в заведовании общиной Великая княгиня входила во все подробности дела, почти ежедневно посещая общину, зная по имени всех больных и сестёр. В общине до сих пор сохраняются форменное платье и косынка, которые Великая княгиня надевала, когда целыми часами вместе с сёстрами ухаживала за больными. Эту же любовь к общине Великая княгиня умела вселить и во всех сотрудников своих». Официальное учреждение в России института сестёр милосердия приходится на время Крымской войны. «…На счастье русского воина и вообще русского больного нашлась тогда умная, энергичная и добродетельная женщина, которая положила начало тому благодетельному учреждению, которое содействовало после возникновению Российского общества Красного Креста, - писал протоиерей Сергий Махаев. - Этой женщиной была Великая княгиня Елена Павловна. Она немедленно организовала общину сестёр милосердия – Крестовоздвиженскую, собрала отряды любящих женщин, желавших послужить Христу в лице Его «меньшего брата». Она дала им медицинскую подготовку к этому служению, нашла материальные средства и испросила, с большими препятствиями со стороны военного начальства, высочайшее разрешение на отправку сестёр на театр войны».
Редкая женщина царствующего дома оставила столь заметный след в истории России, как жена Великого Князя Михаила Павловича Великая Княгиня Елена Павловна (урождённая Принцесса королевского Дома Вюртемберг Фридерика Шарлотта Мария). Она обладала энциклопедическими знаниями, прекрасно была образована и одаренная тонким чувством изящного. Современники единодушно признавали Елену Павловну умнейшей женщиной своей поры. Император Николай Павлович, питавший к невестке чувство глубокого уважения, нередко советовался с ней в семейных делах и прислушивался к ее мнению, называя её «умом нашей семьи». Великая Княгиня проявляла большой интерес к искусству, покровительствовала русским художникам, музыкантам, писателям. Ей, как свидетельствует сенатор А. Ф. Кони, «доставляло истинную радость «подвязывать крылья» начинающему таланту и поддерживать уже развившийся талант. Великой Княгиней Еленой Павловной даны были средства художнику Иванову на перевезение знаменитой картины «Явление Христа народу» на Родину. Антон Рубинштейн всю жизнь с восторгом вспоминал о ее плодотворном покровительстве и задушевном к нему отношении. Под влиянием музыкальных вечеров у Великой Княгини зародилась мысль об учреждении Русского музыкального общества и его органов – консерваторий. За осуществление этой мысли Великая Княгиня Елена Павловна взялась со свойственной ей пылкостью и настойчивостью. Принесла для этого личные материальные жертвы и даже продала свои бриллианты». С конца 1840-х годов и до самой кончины по инициативе Великой Княгини в Михайловском Дворце проводились вечера – «четверги», на которых обсуждались вопросы политики и культуры, литературные новинки. В 1858 году в ее Дворце открылись первые классы консерватории под руководством музыканта и композитора Антона Григорьевича Рубинштейна. Внесла свой вклад Елена Павловна и в освобождение крестьян. Задолго до реформы, в 1856 году она освободила крестьян в своем имении, селе Карповка Полтавской губернии. По просьбе ее товарищ Министра внутренних дел Николай Алексеевич Милютин со своим единомышленниками составил сначала записку, а после проект освобождения крестьян в селе Карловка с наделением крестьян полевой землей за выкуп. А в военные годы эта образованнейшая и тонкая женщина, не обращая внимания на косые взгляды общества, в котором в то время служение интеллигентной женщины больным казалось чем-то из ряда вон выходящим, почти неприличным, ежедневно ездила в больницы и своими руками перевязывала кровоточащие раны. Ее Дворец превратился в большой склад вещей и медикаментов. Великая Княгиня направила в Севастополь отряд врачей, в состав которого входили хирурги во главе со знаменитым хирургом Николаем Ивановичем Пироговым. Вместе с Пироговым они уговорили встать во главе Крестовоздвиженской общины Екатерину Михайловну Бакунину. Именитая аристократка, выросшая в холе и неге, имевшая большое влияние в высших сферах, Бакунина всецело посвятила себя заботе о больных и раненых, работая в лазаретах, как простая сиделка, объезжая самые отдалённые госпиталя, лично проверяя запас медикаментов и провианта. Екатерина Михайловна сочетала в себе огромную силу воли и великое смирение. Кроткая, терпеливая и любящая с ранеными и сестрами, она была требовательной и строгой начальницей, наводившей страх на госпитальное начальство, не терпящий никаких оправданий нерадивости. «Вы единственная, которая может быть призвана (на высокий пост настоятельницы)… - писала ей Елена Павловна. – У Вас хватит мужества исполнять это призвание во всей полноте… Я обращаюсь к Вашему сердцу!» Бакунина всецело оправдала надежды высокой покровительницы.
После войны Великая Княгиня поручила Екатерине Михайловне организовать и устроить жизнь постоянной, не только для нужд войны, но для мирного времени, общины сестёр милосердия. Стараниями Бакуниной Крестовоздвиженская община стала образцом для последующих учреждений такого типа.
Последние годы жизни Елена Павловна занята была мыслью об устройстве такого лечебного заведения, в котором молодые врачи могли бы совершенствоваться в практической деятельности и которое, одновременно, могло стать объединяющим центром для научной и учебной деятельности врачей. Мысль эта осуществилась лишь после ее кончины, открытием в 1885 году «Клинического института Великой Княгини Елены Павловны». Подвигом сестёр милосердия отмечены страницы Русско-турецкой и Русско-японских войн, высшей же точки своей он достиг в годину Второй Отечественной войны 1914 года, когда многие знатные дамы и интеллигентные барышни посвятили себя заботе о раненых, не боясь ни ужасов войны с её страданиями и болью, ни грязи, ни тяжелейшего физического труда, ни даже самой смерти, всецело отдавая себя подвигу любви к ближнему.
С таким самоотвержением в первые дни войны на фронт уехала Великая Княгиня Ольга Александровна, сестра Императора Николая Второго. Из поезда она писала своей племяннице, Великой Княжне Татьяне Николаевне: «Была толпа – из знакомых сестёр и родственники их – и когда наконец мы тронулись все нас крестили в открытые окна. Спала я не особенно хорошо, так как нас всех клопы заели! Мерзость такая – ба! Татьяна Андреевна очень милая и весёлая. Затем рядом со мною монашенка очень симпатичная простая – мы с нею клопов ловили сегодня утром и она чистила диван мой своей головной щёткой. Такая трогательная, но меня этим смутила ужасно!
Едем в вагоне 2-го класса – коридор по середине – купэ с одной стороны, а кресла с другой, в которые на ночь делают тоже постели. Мылись мы по очереди. Все со мной ужасно милы». Условия, в которых пришлось служить Великой Княгине, были нелегки, но Ольга Александровна никогда не жаловалась на них, хотя и выражала радость, что племянницы всего этого не видят. «Наш госпиталь считается раем, - писала она им из Ровно. – Военные госпиталя довольно плохи, ничего у них нет; кормят плохо не перевязывают по 8 дней, потому что материала нет. Перевели 2 госпиталя вперёд, а их больные попали к нам. Они и рассказывают… …Офицеры угрюмы и озверелые когда приносят – но быстро тают в нашей обстановке и делаются ручными через день. К некоторым приезжают родные – и это тоже душераздирающе видеть как несчастная жена видит своего любимого мужа в бессознательном положение, который не может с нею говорить даже! Это ужаснее всего для меня…» Страдания раненых августейшая сестра принимала близко к сердцу, переживая за каждого из них: «Умерло 10 человек и один офицер (28 лет). Я плакала над каждым – ужас как это раздирает душу, ведь привыкаешь и любишь тяжело больных как ребёнка – и вдруг он умирает. Но, конечно, много отрадного в тоже время. Первые 5-6 дней мы почти совсем не спали и было очень много тяжёлой работы – теперь же как-то меньше или мы попривыкли. Возят их всё по ночам – в 3-4 часа и мы встаём и идём принимать их с носилок, раздеваем, одеваем в чистое бельё и укладываем в кровати, напаиваем чаем или молоком, а затем по 2 несут на перевязки, а там, Боже, как приходится их, - бедных ангелов, мучить! Несчастные ноги и руки перебиты, животы, груди и головы прострелены и надо всё это чинить кое-как. Если очень плохо и терпеть им нет сил – усыпляем хлороформом, - тогда легче всё делать и не боишься им больно сделать. Почти целый день не выходя бегаю по госпиталю – иногда днём хожу на вокзал в вагон дяди Сандро и мы чай пьём вместе и до этого я купаюсь в его ванне – у нас нет ванны вовсе – только одна в госпитале. Пошла раз до приезда больных в баню с Татьяной Андреевной и мы скребли друг другу спины мочалкой – очень трогательно. Вообще ужасно дружно живём. Иногда вечером собираемся в кучку на кровати уже лежащей сестры – и долго разговариваем уютно, но это редкое удовольствие. Обыкновенно мы все спать хотим до бешенства и кидаемся на постели, засыпая моментально… Меня ангелы – наши, правда, любят! Ах, какая радость! Если я как-нибудь редко подхожу к кому-нибудь, они мне же жалуются: «Почему же сестрица вы, ко мне давно не приходили посидеть – посидите у меня на койке». (…) Уезжая, все говорят, что ужасно грустно прощаться, что так привыкли и любят – а я то как привыкаю и люблю их! Ужасно всё-таки отрадно здесь работать и у меня чувство полного удовлетворения…» Присутствие в госпитале сестры Императора вызывало любопытство. «Было очень смешно, потому что многие спрашивали: «Сестрица, которая из вас сестра Государя?» и мне пришлось ткнуть себя в грудь с виноватым видом!» Сестра Государя трудилась в лазарете наравне со всеми. Она не только ходила за ранеными, подчас самостоятельно делая даже мелкие операции, но в свободные минуты шила чехлы на их искалеченные ноги. У неё практически не было свободно времени, и потому даже письма её обычно написаны наспех, украдкой. В одном из писем Татьяне Николаевне Великая Княгиня привела поразившее её письмо матери сыну-офицеру, напечатанное во фронтовой газете: «”Твой отец был убит далеко от нас за Ляояном, тебя я отдала святому делу, на защиту нашей милой родины от близкого и страшного врага. Помни, что ты – сын героя! Моё сердце сжимается и глаза плачут когда говорю тебе «Будь его достоин!». Ведь я знаю роковой ужас этих слов и всё-таки в муке за тебя, повторяю их. Нас всех не будет, что наша жизнь? Это – капля в океане прекрасной России. Нас всех не будет, но пусть цветёт и радуется она. Я знаю, мы будем забыты, наши счастливые потомки и не вспомнят тех, кто истлеет в братских могилах… Целуя и благословляя тебя – я простилась с тобою. Когда тебя пошлют на подвиг, не помни моих слёз, помни только моё благословение… Да хранит тебя Бог, мой дорогой, светлый, любимый… ещё одно: ВРАГИ, везде пишут это, ЗЛЫ И ДИКИ, НО НЕ ПОДДАВАЙСЯ СЛЕПОЙ МЕСТЕ. НЕ ПОДЫМАЙ РУКУ НА ЛЕЖАЧЕГО И БУДЬ МИЛОСТИВ К ТЕМ КОГО СУДЬБА ОТДАСТ В ТВОИ РУКИ”… Письмо это найдено на замученном сыне…» Письма в условиях войны доходили трудно. Письма из Царского села однажды шли 27 дней, шесть писем Государя, отправленные им подряд, не дошли вовсе. «Вообще письма не доходят, - жаловалась Ольга Александровна. – Наши сёстры и доктора совсем не получают, а когда получат, оказывается, что им пишут чуть ли не ежедневно». Через год самоотверженного служения накопленная усталость стала сказываться на здоровье Великой Княгини. Явилась бессонница, и силы временами изменяли ей. Но Ольга Александровна сохраняла бодрость и не оставляла своих трудов. «Мои больные меня любят, - писала она Татьяне Николаевне, - и никому ни за что не даются перевязывать – если кто подойдёт с этим намерением – подымается вопль: «Оставьте меня пожалуйста – только желаю чтоб сестричка меня перевязала, она легко делает и потом не болит» - и манят меня рукой. Я очень бываю довольна. Правда ведь – это самая большая награда – и если было бы наоборот – я бы уехала отсюда!» В Киеве Великая Княгиня открыла свой госпиталь. Здесь она также трудилась наравне с другими сёстрами: «Мы тут имеем много работы и вчера днём около 6 ч. привезли нам 50 человек. Я их мыла, скребла и одевала вместе с 2-мя другими сёстрами и женой одного из наших санитаров… …Мы час работали усиленно затем тащили их на носилках – или кто пешком – наверх и клали в кроватях и давали ужинать. Вот хорошо ели! Голодные были очень. Некоторые прямо из окопов, другие из Госпиталей Проскуровского и Винницких (Государ. Думы). Такие милые все и несчастные – некоторые. Теперь давно я одна работаю в нашей перевязочной, т.к. сестра одна больна плевритом и долго лежала. Мне было очень радостно что её не было и мне было много работы и время быстро летит…» Великий Князь Александр Михайлович писал об Ольге Александровне, что даже заклятые враги династии «не могли сказать ничего, кроме самого хорошего о её бескорыстной работе по уходу за ранеными. Женщины с душевными качествами великой княгини Ольги представляют собой редкое явление. Всегда одетая как простая сестра милосердия и разделяя с другой медсестрой скромную комнату, она начинала свой рабочий день в 7 часов утра и часто не ложилась всю ночь, когда надо было перевязывать вновь прибывших раненых. Иногда солдаты отказывались верить, что сестра, которая так нежно и терпеливо за ними ухаживала, была сестрою государя и дочерью императора Александра III». После революции и прихода к власти в Киеве большевиков госпиталь Великой Княгини Ольги Александровны был разгромлен. По воспоминанием начальника находившегося рядом госпиталя Красного Креста Ю.И. Лодыженского, в больницу «ворвались красные, убили нескольких раненых офицеров и, раздев, избили сестёр на глазах старшего врача, который тщетно пытался защитить и сестёр и больных. Доктор Николай Степанович Мокин поплатился тяжёлым нервным расстройством. Приютив его позднее в своём госпитале, едва его с женой выходили». По счастью, самой Великой Княгини в Киеве в ту пору уже не было. | |
| |
Просмотров: 2200 | |