Сегодня в России вряд ли кто, за исключением любителей военной истории, знает про город Горлице (русский вариант — Горлицы), что и неудивительно. Это действительно не центр мира — расположен он на юге нынешней Польши, в глубокой провинции, население — меньше 30 тысяч человек. Между тем 100 лет назад, пока советская власть не объявила Великую войну ненужной и империалистической, его название приобрело примерно то же смысловое значение, которое имело слово "Цусима". Именно в тех местах весной 1915 года произошла сравнимая по значению трагедия — «Горлицкий прорыв», едва не обернувшаяся катастрофой для всей страны. За две недели германского Горлицкого прорыва из-за острого дефицита боеприпасов русская армия была вынуждена начать «Великое отступление» и оставить часть западных территорий Империи. И лишь ценой огромных жертв и сил спустя несколько месяцев русским солдатам удалось остановить врага.

В начале 1915 года начальник полевого Генерального штаба Германии Эрих фон Фалькенхайн пришел к убеждению о необходимости нанести еще более сокрушительный удар уже на Восточном фронте. Сила этого удара, по мысли главного немецкого стратега, должна была привести к краху русской армии и выходу России из Великой войны в результате сепаратного мира с державами Тройственного союза.

Стратегический прорыв русского фронта было намечено совершить на австро-венгерском оперативном направлении — между Вислой и Карпатами, в районе местечка Горлице. Немецкие генштабисты рассчитывали, что на участке предполагаемого прорыва (полоса ответственности третьей армии генерала Радко-Дмитриева) русские войска не смогут оказать значительного сопротивления, так как левое крыло и центральная часть Юго-Западного фронта, растянутого в Галиции почти на 600 километров, увязли в Карпатских горах, реализуя вялотекущую «Карпатскую операцию».

Конфигурация русского Юго-Западного фронта, выгнувшегося крутой дугой на запад, в значительной мере способствовала успеху замысла фон Фалькенхайна. Правый (северный) фланг Юго-Западного фронта составляла 4-я армия генерала Эверта, оборонявшая рубеж по левому берегу Вислы. За ней к югу располагалась 3-я армия генерала Радко-Дмитриева — от впадения реки Дунаец в Вислу до Лупковского перевала через Восточный Карпаты. Еще южнее фронт составляли 8-я армия (генерал Брусилов), 11-я армия (генерал Щербачев) и 9-я армия (генерал Лечицкий).

Немцы подошли к организации стратегического прорыва со всей тщательностью и методичностью. Была организована работа разведки и контрразведки. Были приняты все меры к сохранению тайны подготовки к наступлению. Никто из офицеров, не говоря уже о рядовых солдатах, не знал о предстоящих задачах вплоть до выхода на передовые рубежи. На почте ввели самый строгий досмотр всех отправлений из мест дислокации войск. Был предпринят ряд демонстративных операций на северном фланге германского Восточного фронта.

Переброска значительных сил и средств к участку фронта у Горлице также была прикрыта. График прохождения железнодорожных эшелонов соблюдался неукоснительно, причем пехота и артиллерия доставлялись к месту прорыва для дезориентации русской разведки «ломанным», кружным маршрутом. Чтобы скрыть прибытие германских войск на южный, австрийский фланг прорыва, передовые германские подразделения были одеты в австрийскую униформу.

Объединенное командование немецко-австрийских войск у Горлице возглавил генерал Август фон Макензен. В операции были задействованы 11-я германская армия (10 пехотных и 1 кавалерийская дивизия), переброшенная с Западного фронта, и 4-я австро-венгерская армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда (шесть пехотных и одна кавалерийская дивизия). Северо-западный фланг прорыва прикрывала группа армий германского генерала Мартина фон Войрша, а с юга операция обеспечивалась поддержкой 3-й австро-венгерской армии.

Тактической задачей группировки фон Макензена был прорыв позиций русского Юго-Западного фронта на участке Горлице-Громник с последующим окружением и уничтожением 3-й армии генерала Радко-Дмитриева. Стратегическая же цель виделась в выходе группировки Макензена на оперативный простор — в тыл русских армий Юго-Западного фронта, с захватом крепости Перемышль и уничтожением основных русских военных сил в австрийской Галиции.

Немцы сосредоточили на участке предполагаемого наступления значительные силы, добившись многократного превосходства над потенциалом 3-й русской армии. На фронте протяженностью 35 километров было сосредоточено 10 немецких дивизий против пяти русских, против 105 русских орудий (из них только четыре тяжелых) было сосредоточено 624 германо-австрийских, в том числе 160 тяжелых. В масштабе всего наступления Макензен имел вдвое большую численность пехоты, в шесть раз больше артиллерийских стволов и в 40 раз больше тяжелой артиллерии. Впервые на русском фронте были массированно сконцентрированы новейшие тяжелые минометы.

В отличие от германского Генерального штаба русская Ставка Верховного Главнокомандования весной 1915 года демонстрировала удивительное благодушие. Там не могли, конечно, не понимать всю непрочность растянутого на 600 километров по предгорной и горной местности Юго-Западного фронта. Разведка, невзирая на все отвлекающие маневры немцев, своевременно получила информацию о начавшемся сосредоточении германских и австрийских частей.

«Русские за две недели до удара Макензена имели сведения о начавшемся сосредоточении германцев к Дунайцу, — пишет в своем исследовании известный военный теоретик, генерал А.А. Свечин, — но так как принятие мер для отпора шло вразрез с нашими активными замыслами в Карпатах и Буковине, то оно все откладывалось, и лишь за три-четыре дня начали приниматься полумеры».

Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н.И. Иванов, имея сведения о концентрации крупных германо-австрийских сил на северном фланге своего фронта, продолжал подгонять войска в их продвижении на запад и юго-запад — вглубь Карпатских гор. Очевидное оголение правого фланга — следствие Карпатской операции, чреватое образованием в Галиции огромного «мешка» для русских войск, отнюдь не насторожило генерала.

Август фон Макензен начал артиллерийскую подготовку к наступлению вечером 1 мая 1915 года. С небольшими перерывами для охлаждения орудийных стволов она велась 13 часов. В итоге у Горлице, по указанию очевидца событий, немецкого генерала Дитриха фон Калма, была достигнута максимальная за весь период Первой мировой войны плотность артиллерийского огня — всего за полсуток было выпущено около 700 тысяч снарядов.

Солдаты русских передовых траншей были буквально перемолоты — вместе с колючей проволокой ограждений, орудийными лафетами и разбитыми в щепы прикладами винтовок. Военный атташе Великобритании при русской Ставке полковник Нокс указывает: «Немцы выпустили десять снарядов на каждый шаг своей пехоты».

Передовая линия фронта в полосе ответственности 3-й армии генерала Радко-Дмитриева рухнула сразу. В течение первого часа после окончания бомбардировки немцы взяли в плен четыре тысячи русских солдат. Тем не менее, немцы не спешили рваться в безоглядное наступление. Будучи полностью уверенными в успехе своего прорыва, они нарочито заботливо берегли своих солдат.

«Как громадный зверь, немецкая армия подползала своими передовыми частями к нашим окопам, — образно описывал Горлицкий прорыв генерал-лейтенант Н.Н. Головин, — затем этот зверь-гигант подтягивал свой хвост — тяжелую артиллерию. Последняя становилась в районы, малодоступные для нашей легкой артиллерии, часто даже вне достижимости ее выстрелов, и с немецкой методичностью начинала барабанить по нашим окопам. Она молотила по ним до тех пор, пока они не были сровнены с землей, а защитники их перебиты. После этого зверь осторожно вытягивал свои лапы — пехотные части — и занимал окопы. <…> Закрепившись на захваченной у нас позиции, зверь опять подтягивал свой хвост, и германская тяжелая артиллерия с прежней методичностью начинала молотить по нашей новой позиции».

Первые два дня немцы развивали свое наступление нарочито медленно, перемалывая огнем артиллерии отчаянно обороняющиеся корпуса 3-й армии. Однако уже 4 мая русский фронт был окончательно прорван, а германо-австрийские дивизии стали готовиться к выходу на оперативный простор. К этому дню численность штыков в передовых корпусах 3-й армии генерала Радко-Дмитриева сократилась с 34 тысяч до пяти тысяч, было потеряно 200 орудий, а число попавших в плен русских солдат достигло 140 тысяч.

В первые дни Начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Драгомиров и командующий 3-й армией генерал Радко-Дмитриев настаивали на немедленном быстром отводе войск с занимаемых позиций, чтобы избежать их окружения. Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич и командующий Юго-Западным фронтом, генерал Н.И. Иванов, напротив, требовали безусловной обороны на занимаемых рубежах.

Выполняя указания сверху, генерал Радко-Дмитриев 7 мая бросил свои уже истекшие кровью войска в отчаянную контратаку. При абсолютном господстве немецкой полевой артиллерии этот «марш бессмертных» окончился полной неудачей — бессмысленно были потеряны еще 40 тысяч русских солдат. Германская армия, напротив, только усилила натиск, углубила прорыв до 40 километров и достигла линии Фрыштат-Кросно-Риманув. В этот же период австрийцы синхронно достигли рубежа Дугла-Яслиска в своей полосе наступления. Перед командованием русского Юго-Западного фронта во весь рост вставала угроза огромного «мешка» в Галиции.

Генерал Радко-Дмитриев вновь попросил разрешения Ставки на отвод войск. Ответ великого князя Николая Николаевича явно не хотел дружить с реальностью: «Я категорически приказываю Вам не предпринимать никакого отступления без моего личного разрешения». Этот приказ фактически обрекал третью армию на уничтожение.

Армию Радко-Дмитриева пытались спасти, перебрасывая на помощь свежие полки. Эти войска вводились в бой разрозненно, по мере подхода к линии фронта, и сразу же перемалывались «тараном Макензена», не успев сколько-нибудь значительно изменить общую обстановку. Вскоре стало ясно, что только быстрый отход за реку Сан способен сохранить остатки третьей армии.

7 мая начальник штаба Юго-Западного фронта, генерал В.М. Драгомиров направил командующему фронтом весьма резкую служебную записку. «Наше стратегическое положение безнадежно, — лаконично фиксировал Драгомиров назревавшую катастрофу войск Юго-Западного фронта. — Наша линия обороны очень растянута, мы не можем перемещать войска с необходимой скоростью, а сама слабость наших войск делает их менее мобильными; мы теряем способность сражаться. <…> Перемышль (крупнейшая крепость в Галиции, только в марте 1915 года была отбита Россией у Австро-Венгрии — РП] следует сдать — вместе со всей Галицией. Немцы неизбежно ворвутся на Украину. Киев должен быть укреплен. Россия должна прекратить всякую военную активность до восстановления своих сил».

Генерала Драгомирова чуть ли не в глаза обвинили в панических настроениях и 8 мая изгнали из штаба фронта — переводом в Ставку, в распоряжение Верховного Главнокомандующего. Однако твердая позиция бывшего начальника штаба подтолкнула, по-видимому, командующего Юго-Западным фронтом Н.И. Иванова к решительным действиям. 10 мая 3-я, 4-я и 8-я армии получили, наконец, долгожданный приказ к отступлению. Перед этими армиями была поставлена новая, уже сугубо оборонительная задача по позиционному закреплению на линии рек Сан и Днестр.

В годы Великой войны в казачьих частях сложилась смешливая, по-казацки дерзкая поговорка: «Нам, казакам, все равно: что наступать — бежать, что отступать — бежать». Возможно, что для казацких полков, посаженных на неутомимых степных дончаков, направление движения войск, действительно, не имело существенной разницы. Однако для русских пехотных соединений эта разница была более чем ощутимой.

Два важных обстоятельства налагали свою тяжкую печать на процесс отступления русских войск: отсутствие необходимых железнодорожных путей и низкая квалификация железнодорожных служащих.

Известный военный историк А.И. Уткин, в связи с проблемой железнодорожных перемещений для русской армии, отмечает: «В начале Первой мировой войны в железнодорожных батальонах, обслуживавших пути снабжения русской армии, насчитывалось лишь 40 тысяч человек — ровно половина от численности аналогичных служб Германии. Треть из них была неграмотной».

Как следствие, при любых масштабных перемещениях частей неизбежно возникала «пересортица» разных частей — подчас солдаты ехали в один пункт, а их пушки и снаряды ударно разгружали в другом. Хронически отставали полевые кухни. Подвоз боезапаса — патронов и снарядов, и при наступлении оставлявший желать лучшего, в условиях тревожной спешки отступления зачастую полностью прекращался. Все эти факторы создавали трудно устранимый хаос, вели к потере боеспособности всей линии фронта.

Уже 6 мая, то есть всего на пятый день движения «тарана Макензена», генерал Радко-Дмитриев запросил штаб фронта выделении дополнительно 50 тысяч снарядов. «Я знаю, как это сложно, — подчеркивал генерал, — но ситуация исключительна».

Радко-Дмитриев понимал, конечно, что его заявку командование фронтом, при всем желании, выполнить не могло: резерв снарядного боезапаса на всем Юго-Западном фронте к 10 мая едва достигал 100 тысяч снарядов. Для сравнения: генерал Макензен примерно в эти же дни пополнил боезапас для своих пушек и гаубиц до 1 миллиона снарядов (тысяча на одну полевую пушку)! И это при том, что каждый новый день наступления германские войска начинали под шквал артиллерийского огня, и под неотступный бой полевых гаубиц располагались на бивуак.

В таких условиях удержать новые рубежи по реке Сан оказалось для русских невозможно. К 13 мая германо-австрийские войска достигли пригородов Перемышля и Лодзи. Через несколько дней немцы форсировали реку Сан. Быстро перебросив свежие войска на свой плацдарм на восточном берегу Сана, немцы резко усилили нажим на русские войска на участке между Ярославом и Перемышлем. К 15 мая части русской 3-й армии, окончательно дезорганизованные, были отброшены на линию Ново-Място–Сандомир–Пермышль–Стрый, где безуспешно попытались организовать новую линию обороны.

В целом весь Юго-Западный фронт находился на грани катастрофы: армии фронта безудержно пятились, способные противопоставить шквалу германских снарядов и пуль только потоки крови. К 15 мая одна только численность пленных русских солдат, уныло бредущих под дулами немецких «маузеров» в концентрационные лагеря, достигла рекордных 325 тысяч человек.

С точки зрения официальной истории Великой войны, завершился Горлицкий прорыв 15 мая 1915 года. Впрочем, этот формальный «книжный» рубеж не помешал фон Макензену, ставшему через месяц (22 июня) фельдмаршалом, успешно продолжать «натиск на Восток».

Укрепив тылы на реке Сан, генерал Макензен продолжил наступление на Перемышль — крупнейшую крепость австрийской Галиции. Совсем недавно, в конце марта Перемышль, в результате почти полугодовой осады, стал, наконец, русским. И вот прежние владетели крепости снова были у ее стен. К 24 мая германские и австрийские части охватили Перемышль уже с трех сторон, и удержать цитадель в условиях, при остром дефиците снарядов, не было ни малейшей возможности. 3 июня войска Макензена, практически не встречая сопротивления, вошли в крепость.

С потерей Перемышля и оборонительных рубежей по реке Сан русские были вынуждены продолжать отступление дальше на восток: опереться для обороны на естественные преграды или подготовленные фортификации они уже не могли – ничего этого просто не было на театре военных действий.

В этот момент темпы наступления резко снизил сам Макензен: у немцев отстали тылы, кроме того, 24 мая войну Австро-Венгрии объявила Италия, что могло вызвать необходимость перегруппировки фронта, в связи с отведением некоторых австрийских дивизий на запад. Но итальянцы воевали неважно, и даже тыловые второразрядные дивизии австрийцев сумели остановить их наступление в Альпах.

3 июня в Силезии, в замке Плесс состоялась военная конференция германских и австрийских союзников. На ней присутствовали кайзер Вильгельм II, фельдмаршал Гинденбург, генералы Фалькенхайн, Людендорф, Гофман, Макензен, начальник Генерального штаба Австро-Венгрии генерал Конрад фон Гетцендорф. Обсуждались стратегические планы на предстоящую летнюю кампанию 1915 года.

Начальник Генерального штаба Фалькенхайн занял осторожную позицию. «Русские могут отступать в огромную глубину своей страны, — отметил он, — но мы не можем преследовать их бесконечно». Фалькенхайн опасался, что, продолжая фронтальное наступление, немецкие войска могут увязнуть в позиционных боях на широких сырых равнинах между Польшей и Волынью (что, в итоге, и произошло). Однако фельдмаршал фон Гинденбург сумел убедить высокое собрание, что существует реальная возможность окружить русские армии в Польше, ударив из Восточной Галиции на Брест-Литовск (группа армий Макензена), а с севера вокруг Варшавы — на Ровно (группа армий Гинденбурга).

Возвратившись на фронт, генерал Макензен приступил к выполнению своей части этого замысла. Немцы возобновили натиск на 8-ю армию генерала Брусилова, обороняющую подступы ко Львову. Общая оперативная обстановка для русских армий Юго-Западного фронта складывалась невыгодно, что еще более было усилено затеянным Ставкой переподчинением остатков 3-й армии штабу генерала М.В.Алексеева, главкома Северо-Западного фронта. В этих условиях восьмой армии Брусилова не удалось удержать Львов и 22 июня германо-австрийские войска вошли в город и начали сосредоточение к последующему наступлению на просторы Волыни.

В Вене видный деятель Министерства иностранных дел Австро-Венгрии, граф Оттокар Чернин в этот период пришел к выводу, что тяжелое военно-политическое положение России делает возможным начало сепаратных переговоров с ней. Чернин полагал, что мирное соглашение на Востоке может быть заключено на основе паритетного отказа и России, и центральных держав от всех территориальных приобретений. «Для мирного соглашения существовал наиблагоприятнейший шанс, — писал впоследствии граф Чернин в своих воспоминаниях, — русская армия бежала, и русские крепости падали, как карточные домики».

Реалистичная позиция австрийского дипломата не нашла авторитетной поддержки в Берлине. Кайзер Вильгельм и его генералы все еще продолжали рассчитывать, что русские вооруженные силы постигнет полный крах в неизбежном, как им казалось, «польском мешке». Если бы это произошло, с Россией следовало договариваться не с позиций территориального паритета, а на основе предъявленного ультиматума. Неоправданная самонадеянность немецких генералов, в конечном итоге дорого обошлась самой Германии.

Н. Лысенко

http://pereklichka.livejournal.com/486242.html