 Возвратившись
15 мая 1835 года в Петербург из Михайловского, Пушкин узнает буквально с
порога о том, что у него накануне родился сын. «Имею счастье поздравить
Вас со внуком Григорьем, — писал поэт через день своей теще, Н. И.
Гончаровой. — … Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась
долее обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя,
слава богу, опасности нет никакой…» Наталья Ивановна не замедлила
прислать новорожденному подарок, за что Пушкин ее сердечно благодарил,
сообщая одновременно, что все они живут на даче на Черной речке. «А
отселе думаем ехать в деревню, и даже на несколько лет: того требуют
обстоятельства», — добавлял он. Службу Г. А. Пушкин начал также в
лейб-гвардии конном полку. В аттестате, выданном Г. А. Пушкину при
выходе в отставку в 1895 году, отмечено, что в составе этого полка «во
время войны с Англиею, Францией) и Турциею он охранял побережье
С.-Петербургской губернии в Выборгском уезде». После окончания войны
(1853–1856 годы) Григорий Александрович был награжден бронзовой медалью.
В 1856 году во время коронационных торжеств по случаю восшествия на
престол Александра II Г. А. Пушкин в составе гвардейских и гренадерских
корпусов находился в Москве. В чине поручика, а затем штаб-ротмистра, он
в 1860–1862 годах служил в качестве адъютанта командира отдельного
гвардейского корпуса генерала Н. Ф. Плаутина. В середине 1860-х годов
Григорий Александрович «состоял при министерстве внутренних дел с
зачислением по армейской кавалерии подполковником». Г. А. Пушкин несколько раз получал длительные отпуска, во время которых путешествовал, бывал во Франции. В
середине 1870-х годов Г. А. Пушкин «определением правительствующего
Сената» утверждается в должности почетного мирового судьи по Опочецкому
уезду. До окончательного ухода в отставку в 1895 году (в чине статского
советника) он исполнял обязанности и присяжного заседателя
Петербургского окружного суда. Жил в 1870—1880-х годах в Петербурге, на
Большой Конюшенной улице (ныне улица Желябова), в доме 7/14. В сорок
восемь лет Григорий Александрович женился на вдове полковника Мошкова —
Варваре Алексеевне (рожденной Мельниковой). У жены Григория
Александровича в Виленской губернии было имение Маркутье, куда
впоследствии и переехал на постоянное жительство Г. А. Пушкин. Варвара
Алексеевна была на двадцать лет моложе своего мужа и находилась в
близком родстве с лучшей подругой Ольги Сергеевны Павлищевой — Варварой
Петровной Лахтиной. 
Варвара Пушкина
1880-х
годах в Михайловском с младшим сыном Пушкина встречался сын Александры
Борисовны Ладыженской, дочери Евпраксии Николаевны Вревской, Г. М.
Ладыженский. Восторгаясь красотой и уютом барской усадьбы, он подробно
описывает в своих воспоминаниях и самого хозяина — Г. А. Пушкина: «Он
был среднего роста, хорошо сложенный и сухой, темный шатен с небольшой
бородой, живыми глазами… сразу бросалось в глаза его сходство с отцом,
особенно нос, глаза и, мне казалось, голос и манеры. Я думаю, —
продолжает Ладыженский, — что этот младший сын поэта не только
внешностью, но и характером был очень похож на отца. Та же живость,
подвижность, здоровая нервность, быстрая восприимчивость и отзывчивость,
жизнерадостность, пожалуй, такая же страстность».
Н. И. Павлищев
считал своего племянника в высшей степени гостеприимным и радушным
человеком. «Дом его всегда был полон гостей, — вспоминает он, — они с
удовольствием проводили время в обществе остроумного и любезного
хозяина».
В Михайловском, которое Г. А. Пушкин очень любил, он
занимался садоводством и охотой; охота была его подлинной страстью, он
знал повадки животных, знал законы охоты, был знаком со многими
окрестными охотниками-крестьянами; его охотничьи рассказы были
необыкновенно интересны.
Григорий
Пушкин очень ревниво относился к памяти своего отца и сберег много
реликвий, связанных с его именем. Прославлению имени А. С. Пушкина, по
мысли Григория Александровича, должно было служить устройство в
Михайловском убежища для престарелых литераторов и библиотеки-читальни.
Начиная чувствовать приближение старости, он задумал передать родовое
имение и могилу отца государству; эту передачу Григорий Александрович
приурочивает к столетнему юбилею со дня рождения поэта.
О
переходе имения в государственную собственность заботились и земские
власти. Опочецкий предводитель дворянства Григорий Федорович Карпов
сообщает младшему сыну поэта в 1856 году: «Мною получен утвержденный
устав богадельни и читальни в Святых Горах в память Александра
Сергеевича Пушкина, по которому вы, супруга ваша Варвара Алексеевна,
Александр Александрович Пушкин, графиня Наталья Александровна Меренберг и
Мария Александровна Гартунг считаются почетными членами попечительства с
правом решающего голоса по всем вопросам, могущим возникнуть как по
содержанию богадельни и читальни, так и другим, касающимся памяти А. С.
Пушкина, на что необходимо ваше согласие».
Оторванный от
привычной обстановки, тоскуя по Михайловскому, Григорий Александрович
вскоре заболел. 15 августа 1905 года он умер. Его похоронили в парке
имения Маркутье. В доме, где жил в последние годы своей жизни Г. А.
Пушкин, в 1948 году открылся музей А. С. Пушкина.
Ю. Шокальский:
Г.
А. Пушкинъ, младшій сынъ поэта, воспитывался въ Пажескомъ корпусѣ,
откуда вышелъ корнетомъ въ л.-гв. Конный полкъ въ 1853 г. Прослуживъ въ
полку до 1860 г., онъ былъ назначенъ адъютантомъ къ командиру отдѣльнаго
Гвардейскаго корпуса, затѣмъ въ 1862 г. переведенъ въ вѣдомство
Министерства Внутреннихъ Дѣлъ съ зачисленіемъ по армейской кавалеріи
подполковникомъ, въ 1866 г. переименованъ въ надворные, а въ 1867 г.
произведенъ въ коллежскіе совѣтники. Въ декабрѣ 1875 г. Г. А. былъ
утвержденъ почетнымъ мировымъ судьею по Опочецкому уѣзду Псковской губ.,
а въ 1895 г. уволенъ отъ службы по Министерству Внутреннихъ Дѣлъ съ
производствомъ, въ февралѣ 1896 г., въ статскіе совѣтники.
Вотъ оффиціальное прохожденіе службы Григорія Александровича.
Лично
мнѣ пришлось познакомиться съ нимъ въ 1869 году. Проведя все дѣтство и
значительную часть юности въ Тригорскомъ, среди свѣтлыхъ воспоминаній,
тогда еще столь живыхъ, о поэтѣ; постоянно слушая разсказы о немъ моихъ
родственницъ по матери — Маріи Ивановны Осиповой и Екатерины Ивановны
Фокъ, приходящихся мнѣ бабушками, я не могъ не интересоваться Григоріемъ
Александровичемъ, который сперва бывалъ въ Михайловскомъ наѣздомъ, на
лѣто, а съ 1866 г. пріѣхалъ на постоянное жительство въ Михайловское,
которое хотя и принадлежало роду Пушкиныхъ давно, но досталось ему не по
наслѣдству, а было имъ пріобрѣтено при раздѣлѣ.
13-ти лѣтъ, въ
1869 году, я впервые попалъ въ Михайловское и съ тѣхъ поръ каждое лѣто
почти что жилъ тамъ, бывая или почти ежедневно, или проводя тамъ по
нѣсколько дней подрядъ (разстояніе между Тригорскимъ и Михайловскимъ
около 2½ верстъ).
Домъ, село и вообще все хозяйство имѣнія были
приведены въ порядокъ самимъ Григоріемъ Александровичемъ, занимавшимся
этимъ дѣломъ съ любовью. На моей памяти собственно и выросло все село, и
обстроилось, заведены были хорошія службы, насаженъ небольшой фруктовый
садъ и заведена небольшая оранжерея. Изъ построекъ, уцѣлѣвшихъ отъ
временъ дѣда и отца Григорія Александровича, къ нему перешелъ только
небольшой флигелекъ, стоящій на углу квадратнаго двора, занятаго
посерединѣ круглымъ садикомъ, тоже разведеннымъ имъ самимъ. Все это было
выстроено постепенно втеченіе болѣе 20 лѣтъ времени. Великолѣпный видъ
съ балкона на ближнее Петровское озеро и протекающую черезъ него р.
Сороть, съ заливными лугами и холмами вдали, ограничивающими рѣчную
долину, дополняется съ другой стороны села видомъ на большой,
многолѣтній сосновый боръ, подошедшій почти что къ самой оградѣ села.
Этотъ лѣсъ былъ предметомъ особенной заботливости Григорія
Александровича, очень бережливо и внимательно къ нему относившагося.
Среди
хозяйственныхъ заботъ любимымъ развлеченіемъ Григорія Александровича
была охота: лѣтомъ съ лягавою, осенью съ гончими, а зимою — обкладываніе
звѣря и облава на него. Мое первое знакомство съ Григоріемъ
Александровичемъ было на охотѣ; лѣтомъ, въ іюлѣ, мы всѣ Тригорскіе
жители: М. И. Осипова, К. И. Фокъ, мать моя и я проѣзжали на долгушкѣ
дорогою къ перевозу черезъ р. Сороть. Путь шелъ низкимъ лугомъ, частью
заросшимъ низкимъ кустарникомъ; среди него мелькали двѣ фигуры въ бѣломъ
и изрѣдка раздавались выстрѣлы: это Григорій Александровичъ охотился на
сѣрыхъ куропатокъ; его фигура въ бѣломъ, съ большою черною бородою,
произвела на меня сильное впечатлѣніе и мнѣ, какъ отдаленная звѣзда,
блеснула мечта когда-нибудь, въ будущемъ, тоже походить съ нимъ рядомъ.
Прошло
еще два года, втеченіе которыхъ я видалъ Григорія Александровича раза
два-три въ Тригорскомъ, пріѣзжавшаго туда на короткое время съ визитомъ
къ сосѣдямъ. Постоянные разсказы и воспоминанія о его отцѣ, о быломъ
времени и попутно о немъ самомъ М. И. Осиповой, которая всегда
относилась къ Григорію Александровичу особенно тепло, поддерживали во
мнѣ какое то чувство боязливаго желанія тоже войти въ кругъ лицъ,
бывавшихъ въ Михайловскомъ. Наконецъ это и случилось лѣтомъ 1869 г.
Охота только что оффиціально открылась, былъ конецъ іюня, появились
первые выводки утятъ, — я вотъ управлявшій тогда въ Тригорскомъ П. Н.
Бекманъ, тоже большой охотникъ, предварительно переговоривши съ Г. А.
Пушкинымъ и съ разрѣшенія моей матери, повезъ меня утромъ въ
Михайловское, откуда мы должны были ѣхать за утками на заросшее озеро,
по краямъ котораго былъ зыбунъ, и гдѣ всегда бывало много утокъ. Озеро
принадлежало къ имѣнію Петровское, лежащему въ 4 верстахъ отъ
Михайловскаго, на берегу большого озера того же имени, куда оно и имѣло
истокъ.
Григорій
Александровичъ заботливо снабдилъ меня охотничьей обувью (такъ
называемыми поршнями) и, выбравъ изъ своей коллекціи нетяжелое и удобное
ружье, обстоятельно объяснилъ все и серьезно, нѣсколько разъ повторялъ,
чтобы я никогда не опирался на него, не клалъ бы рукъ на дуло и вообще
все время помнилъ, что у меня въ рукахъ ружье, а не палка.
Два егеря
отправились отъ запруды на нижнемъ концѣ заросшаго озера на челнѣ по
остававшейся еще свободной полоскѣ воды посрединѣ, а мы разошлись по
разнымъ точкамъ берега и оттуда, по зыбкому ковру сплевшихся корней
болотныхъ растеній, стали пробираться къ окраинѣ воды. Не успѣли мы
сдѣлать нѣсколькихъ выстрѣловъ, какъ меня стали звать къ берегу.
Оказалось, что хозяинъ озера почему то пожелалъ запретить охоту на немъ,
до тѣхъ поръ безпрепятственно производившуюся ежегодно. Выйдя на
берегъ, я засталъ Григорія Александровича, очень спакойно выслушавшаго
передачу запрещенія охотиться. Усѣлись мы въ экипажъ и поѣхали домой;
спутники мои выражали свое неудовольствіе довольно громко, Григорій
Александровичъ же не проронилъ ни одного слова по поводу случившагося и
затѣмъ никогда объ этомъ не вспоминалъ и не говорилъ, когда бы ни
случилось говорить о его сосѣдѣ или по его поводу. Такое корректное
отношеніе тогда же поразило меня, и хотя я не могъ его обсудить и
взвѣсить, но педагогическое вліяніе на меня оно имѣло большое: люди
воспитываются не словами и наставленіями, а примѣрами.
За время, что я
видалъ и зналъ Григорія Александровича, помню только одинъ случай,
когда онъ вышелъ изъ себя и потерялъ самообладаніе: когда разъ,
случайно, онъ поймалъ кучера въ кражѣ овса изъ яслей лошадей, которыхъ у
него было не много, но всѣ хорошія, кровныя, — свой маленькій рысистый
заводъ.
Къ
своему любимому развлеченію — охотѣ — онъ относился, какъ и ко всему, —
серьезно. Онъ не любилъ охотиться между прочимъ, а ужъ если посвящалъ
день охотѣ, такъ еще съ вечера дѣлалъ всѣ распоряженія, и утромъ рано,
еще по холодку, отправлялись мы съ нимъ вдвоемъ, иногда втроемъ — съ
егеремъ Никифоромъ, тоже страстнымъ охотникомъ, чувствовавшимъ всѣ
лучшія стороны этого занятія, при чемъ добыча — было дѣло
второстепенное. На охоту уходилъ весь день до заката, съ небольшимъ
отдыхомъ по серединѣ, при чемъ за день дѣлали верстъ 20—25 по болотамъ
или лѣсамъ и опушкамъ, смотря по характеру охоты. Случалось, что къ
мѣсту охоты приходилось ѣхать довольно далеко; благодаря этому Григорій
Александровичъ зналъ отлично огромное пространство окружающей мѣстности
Опочецкаго, Островского и Новоржевскаго уѣздовъ. Приходилось уѣзжать и
на нѣсколько дней, жить на гумнахъ, въ деревняхъ; конечно, при этомъ
неизбѣжно приходилось имѣть дѣло съ цѣлымъ рядомъ крестьянъ разнаго рода
и склада, и я не знаю ни одного случая, когда бы изъ-за охоты или по
какимъ-нибудь другимъ причинамъ вышло бы у Григорія Александровича
какое-либо недоразуміе.
Помню
такой случай. Дѣло было осенью, въ сентябрѣ; около одной деревни,
кажется Рѣдкино, верстахъ въ 25 отъ Михайловскаго, въ большомъ болотѣ
былъ найденъ выводокъ волковъ. Наканунѣ вечеромъ мы вдвоемъ съѣздили
поднять окончательно волковъ, которые совершенно ясно обозначили свое
мѣсто. На утро была назначена облава, въ деревнѣ наняты загонщики, а
участники охоты были увѣдомлены о томъ. Къ 8 ч. утра всѣ были на
мѣстахъ, и Григорій Александровичъ завелъ линію загонщиковъ, но волковъ
въ загонѣ не оказалось. Не трудно было догадаться, что ихъ нарочно
спугнули подъ утро, при чемъ не было сомнѣнія, что все это было дѣломъ
одного изъ крестьянъ той же деревни. Нѣкоторые изъ участниковъ облавы,
взвинченные происшествіемъ, были непрочь наговорить и надѣлать
непріятностей нарушителю всего предпріятія; однако, Григорій
Александровичъ, которому, какъ устроителю, было всего болѣе досадно и
непріятно, такъ умѣло и тактично распоряжался, пользуясь своимъ
авторитетомъ у всѣхъ участниковъ охоты изъ среды окружающихъ
погонщиковъ, что всѣ успокоились и разъѣхались по домамъ. Не знаю
случая, когда бы спорили противъ его признаннаго авторитета въ
какихъ-либо щекотливыхъ обстоятельствахъ и дѣлахъ.
Охоту онъ любилъ и
зналъ въ совершенствѣ, при чемъ онъ отъ начала дѣлалъ все самъ: на
облавахъ онъ самъ обходилъ и объѣзжалъ на саняхъ звѣря, самъ заводилъ
облаву; съ гончими онъ самъ распоряжался ходомъ охоты; въ лѣсу и на
болотѣ онъ зналъ всѣ обычаи и нравы тѣхъ птицъ и звѣрей, на которыхъ шла
охота. Имѣлъ въ своей библіотекѣ разныя сочиненія по зоологіи и, между
прочимъ, тогда столь знаменитаго Брема; онъ чрезвычайно много дополнилъ
свои знанія большою наблюдательностью надъ жизнью и обычаями звѣрей. Онъ
искренно любилъ природу и всегда любовался ею; какъ настоящій художникъ
въ душѣ — онъ умѣлъ находить красоту во всѣхъ проявленіяхъ ея,
чувствовать и оцѣнивать ее. Постоянная жизнь въ деревнѣ, при рѣдкихъ
выѣздахъ въ городъ, а въ послѣдніе годы почти базвыѣздная, конечно
способствовала развитію подобныхъ сторонъ характера Григорія
Александровича, полученныхъ имъ несомнѣнно въ наслѣдство.
Его
разсказы изъ охотничьей жизни всегда были отмѣчены цѣлымъ рядомъ
замѣчаній, показывавшихъ тонкую наблюдательность и умѣніе обратить
вниманіе именно на сущность даннаго вопроса или явленія природы или
случая изъ жизни животныхъ. И вмѣстѣ съ тѣмъ видно было, что это
разсказываетъ — художникъ въ душѣ. Необыкновенная правдивость всегда
была отличительною чертою всѣхъ его разсказовъ; эта постоянная черта,
ярко проходившая сквозь все, что онъ дѣлалъ, не могла не имѣть
громаднаго вліянія на близкихъ ему лицъ. Вліяніе это сказывалось даже въ
мелочахъ: достаточно ему было разъ сказать мнѣ на привалѣ „никогда не
пейте водки", чтобы я отказался отъ нея и — уже навсегда... Его примѣра
было достаточно для поддержанія всего только разъ сказанныхъ словъ. Такъ
же бывало и въ случаяхъ болѣе серьезныхъ въ нравственномъ отношеніи.
Деревенская
жизнь, невольная необходимость становиться съ людьми въ болѣе близкія
отношенія, — все это, конечно, способствуетъ развитію гостепріимства;
однако, трудно было бы найти хозяина, обладающаго этимъ качествомъ въ
бо́льшой степени, нежели Григорій Александровичъ. Необыкновенно ровный и
милый со всѣми, изъ коихъ многіе были гораздо ниже его по образованію и
воспитанію, онъ умѣлъ всѣхъ такъ поставить, что никто въ Михайловскомъ
не ощущалъ ни малѣйшаго стѣсненія; тѣмъ не менѣе, многіе тамъ бывавшіе
невольно подтягивались въ его обществѣ.
При всемъ томъ, въ основѣ
его характера была примѣшана большая доля застѣнчивости, особенно ясно
выступавшая въ многочисленномъ и незнакомомъ обществѣ: онъ уходилъ въ
себя, становился молчаливымъ и спѣшилъ уйти вовсе. Чтобы подмѣтить эту
черту его характера, надо было близко его знать и часто наблюдать; та же
причина заставляла его избѣгать по возможности всякихъ публичныхъ
собраній, торжествъ и т. п.
Въ тишинѣ своего деревенскаго уединенія
онъ интересовался многимъ и, между прочимъ, постоянно слѣдилъ за всѣмъ,
что появлялось въ литературѣ объ его отцѣ. У него имѣлась полная
коллекція разныхъ изданій сочиненій А. С. Пушкина, а въ послѣдніе годы
жизни онъ нѣсколько разъ высказывалъ мнѣ свое удовольствіе по поводу
появленія хорошихъ новыхъ изданій трудовъ его отца. Видно было, что онъ
съ ними знакомъ обстоятельно.
Михайловское онъ глубоко любилъ; весною
1899 года случилось мнѣ быть въ деревнѣ и заѣхать къ Григорію
Александровичу. Весна была не особенно ранняя, на поляхъ вездѣ еще
лежалъ снѣгъ и по утреннему морозу гладкая дорога вилась среди знакомыхъ
холмовъ и перелѣсковъ. Передъ Михайловскимъ дорога взбирается на
небольшую возвышенность, гдѣ еще не такъ давно стояли „три сосны"; изъ
нихъ послѣднюю я особенно хорошо помню: толстая, слегка наклоненная, со
сломанною верхушкою, она долго жила въ такомъ видѣ, пока въ іюлѣ 1895 г.
ее не сломало окончательно бурею. Грустно было подъѣзжать къ селу
черезъ многолѣтній боръ, зная, что это въ послѣдній разъ. Не успѣлъ я
пріѣхать, какъ вслѣдъ за мной подъѣхалъ одинъ изъ сосѣдей, Л. Л. Львовъ,
постоянный спутникъ Григорія Александровича по охотѣ. Весь этотъ день
какая-то невольная грусть царила среди насъ; нерѣдко наступало невольное
молчаніе, чувствовалось, что думы каждаго шли въ унисонъ, — и
воспоминанія былого давили насъ. Прогулка вокругъ села со знакомыми,
милыми видами насъ не развлекла, а напротивъ навѣяла грустныя мысли,
сквозившіе въ нашемъ постороннемъ разговорѣ. Невольно приходили на умъ
стихи поэта, въ которыхъ онъ, выражая желаніе лечь „ближе къ милому
предѣлу", говоритъ о томъ, какъ
..... у гробового входа
Младая будетъ жизнь играть
И равнодушная природа
Красою вѣчною сіять.
Послѣдніе
годы Григорій Александровичъ провелъ въ Маркутьѣ, имѣніи своей супруги
В. А. Пушкиной, подъ Вильною. И здѣсь ихъ домъ продолжалъ быть тѣмъ же
гостепріимнымъ уголкомъ для старыхъ друзей и знакомыхъ, какъ и прежде.
Здѣсь Григорій Александровичъ велъ довольно уединенную жизнь въ своей
семьѣ, продолжая интересоваться всѣмъ, что относилось къ трудамъ его
отца. Здѣсь его и застала смерть послѣ кратковременной болѣзни, тутъ онъ
и погребенъ).
"Портреты и судьбы"
Ю. Шокальскій.
http://duchesselisa.livejournal.com/181399.html
|