4. Предостережения
Теперь давайте поговорим об опасностях, подстерегающих нас на пути к живой и глубокой православной вере. Слушая наши разговоры, можно было бы подумать, что достаточно разгореться ревностью о Православии, как дело сделано: ты уже в Царствии Небесном. Но, к сожалению, у нас есть противник — дьявол; стоит нам сделать шаг — и он тут как тут. Я разскажу о трех направлениях, откуда можно ждать его удара; это поможет к тому же лучше понять, что такое истинное христианство.
Первая опасность подстерегает того, кто начинает читать православные книги, увлекается ими, но ошибается в применении прочтеннаго к своей собственной жизни. Св. Игнатий Брянчанинов (которого вместе со св. Феофаном Затворником можно назвать путеводной звездой для нынешняго века) написал книгу под заглавием "Приношение современному монашеству": к его словам должен прислушаться каждый православный нашего времени. Он предостерегает неопытных читателей от излишняго увлечения примерами из жизни святых отцов и подвижников: иначе, пишет он, "несбыточная мечта о совершенстве" затмит, заслонит собой скромные задачи повседневной христианской жизни (гл. 10).
Это крайне распространенный недуг. Мы думаем об отшельническом подвиге, а рядом, прямо перед носом, кто-то попал в беду, но чтобы помочь — это в голову не приходит. Или же "с позиции возвышеннаго христианства" начинаем поносить других, забывая о христианской любви и доброте, без которых всей нашей "возвышенности" грош цена. Необходимо научиться на опыте как применять святоотеческое учение и само Св. Писание к нашему уровню и практическим обстоятельствам. Духовная жизнь — не теория, не алгоритм. Все, что мы узнаем в Православии, должно войти, врасти в нашу жизнь. Бывает, мы читаем об исихазме и Iисусовой молитве, с усердием произносим ее, — и остаемся по-прежнему слепыми к своим собственным страстям и глухими к нуждам ближняго, а ведь это надо было надежно усвоить прежде чем приступать к исихазму. Каждый должен читать книги по своим силам и уровню подготовки (те, что я перечислил выше, подходят для начинающих), читать без фантазий, со смирением, с ясным сознанием того, насколько мы сильно подвержены влиянию мiра и насколько далеки от христианскаго совершенства.
Вторая болезнь современнаго Православия тесно связана с первой: это болезнь "соблюдения правил". В какой-то мере это естественная реакция всех тех, у кого только что открылись глаза на христианскую веру и духовную жизнь: чем больше они узнают о православном учении и обычаях, тем яснее им становятся заблуждения и ошибки их прошлой жизни, и тем сильнее желание исправиться. Это, разумеется, похвально, хотя поначалу одолевает формализм и возникает множество новых ошибок из-за гордости (которую всем нам так трудно в себе обнаружить). Но если вы твердо уверены в своей собственной правоте и постоянно поправляете других, если вы направо и налево цитируете каноны в доказательство чужих нарушений, если неизменно оказывается, что вы все знаете лучше других — вы заразились вирусом "соблюдения". По этим симптомам распознается духовная незрелость, и в нормальных условиях они проходят сами собой по мере духовнаго роста.
К сожалению, однако, в наше время, когда дух омiрщвления отравляет даже церковную жизнь, многим грозит хроническая, неизлечимая форма "соблюдения правил". Теперь это уже не только болезнь новообращенных: епископ Киприан (ныне митрополит Оропско-Филийский), один из достойнейших архиереев Греческой старостильной Церкви, свидетельствует о неисчислимом ущербе, который "соблюдательство" причинило греческому Православию в виде нескончаемых ссор и расколов. Такие борцы за "православие" могут смело принять на свой счет замечание русской старушки об одном активисте из новообращенных американцев: "Православия-то у него хоть отбавляй, вот только христианства не видно..."
У "Православия без Христа" есть другое, более распространенное название: фарисейство. Для фарисея, с головой ушедшаго в формализм, в букву церковных законов, исчезает связь с их животворящим духом, духом истиннаго христианства. Я не хотел бы критиковать никого в отдельности: все мы так или иначе страдаем от этой болезни. Моя цель — предупредить вас об опасности, предостеречь от потери контакта с безценным сокровишем, которое Церковь сохранила для нашего спасения вплоть до нынешних зловещих времен.
Даже в умеренной, не самой злокачествкнной форме, дух "собдюдения ради собдюдения" оказывается совершенно безплодным. Приведу вам в пример одного нашего добраго знакомаго, афонскаго монаха из числа так называемых зилотов. В целом, по сравнению с прочими, он далек от фанатизма: признает благодатность Св. Таинств православных церквей новаго стиля, принимает благословение от нашего духовенства, и пр. Однако что касается основного зилотскаго принципа о литургическом обшении, он соблюдает его совершенно неукоснительно, а именно: избегает общения не только с теми епископами, которые уклонились от православной истины (как, например, Константинопольский патриарх), и не только с теми, кто общается с ними, но также и со всеми теми, от кого так или иначе, через любое число промежуточных звеньев, можно протянуть к ним цепь общения. Тем самым, например, вся Русская Зарубежная Церковь в его глазах оказывается "зараженной" за счет случаев литургическаго общения с другими православными церквами; поскольку в наше время желаемая им степень "чистоты" практически недостижима, он состоит в общении только со своим священником и небольшой группой афонских монахов: вся остальная Православная Церковь по их мнению "загрязнена".
Что ж, быть может и вправду осталась на земле всего только горстка хранителей совершенно "строгаго" и "чистаго" Православия; но чтобы во всем мiре было лишь с десяток православных христиан, с кем можно поддерживать единство веры и Св. Причастия — этого, безусловно, не может быть. Ясно как день, что это тупик: даже если разум и согласится с таким формальным Православием, верующее сердце никогда не примет его: в нем нет места подлинной христианской жизни. Нужно найти способы поменьше безпокоиться о "соблюдении" и побольше — о самой сущности Православия.
И в частностях болезнь "соблюдения правил" тоже дает о себе знать. Хорошо, что мы предпочитаем иконы традиционных византийских образцов; но плохо, когда мы демонстрируем пренебрежение более современными иконами живописнаго стиля, которые еще сохранились у нас во многих церквах. То же самое должно быть сказано и о церковном пении, об архитектуре, о правилах поста, о коленопреклонении, и пр. Стараясь по возможности придерживаться принятых правил, мы обязаны помнить, что это внешния стороны Православия: они имеют смысл лишь тогда, когда за ними — дух истиннаго христианства, о котором говорит св. Тихон. Антихрист в повести Вл. Соловьева, чтобы привлечь к себе православных верующих, открывает музей христианских древностей. Не исключено, что и облик самого Антихриста (Откр. 13:14) будет выдержан в строго традиционном византийском стиле: стоит поразмыслить над такой печальной возможностью.
И, наконец, третья опасность: о ней я упомяну лишь вкратце, потому что для нашей Церкви она, к счастью, не характерна. Речь идет о так называемом "харизматическом движении", претендующем на "стяжание Св. Духа" по той или иной протестантской методологии. Здесь столько надутаго самодовольства, столько знакомых по православным источникам признаков духовнаго самообмана (прелести), что и говорить об этом не стоит: с Православием тут мало что найдешь общаго.

5. Несколько Примеров Истиннаго Христианства
Разобравшись с этими предупреждениями, давайте возвратимся к нашей основной теме и посмотрим, что дает нам сегодня Русская Зарубежная Церковь чтобы мы могли лучше узнать, оценить, и употребить в дело наше сокровище Православия.
Путь распространения православной веры мы называем "традицией" — преданием. Это значит, она не просто усваивается из проповедей и книг; она передается — от отца к сыну, от старшаго поколения к младшему, от одних верующих к другим, — в каждодневном молитвенном общении. Если мы постоянно общаемся с живыми носителями традиции, болезнь "соблюдения правил" нам уже не так страшна: традиция нас поправит. Но это не значит, конечно, что нужно принимать на веру все, что мы слышим от благочестивых с виду людей; в случае сомнений и разногласий надо обращаться за помощью к Отцам Церкви и всеобщему церковному преданию.
Некоторые из тех, кого принято называть носителями традиции, сообщают нам нечто особенно важное. Я упомяну из них лишь троих: двое, хорошо знакомые кое-кому из слушателей, уже умерли, третий пока жив. Все трое так или иначе связаны с Россией, с ея страданиями под ярмом богоборческой власти, и это, разумеется, не случайно.
Первый — владыка Андрей (Рымаренко), архиепископ Ново-Дивеевский; он умер в прошлом году, без остатка отдав Церкви свою долгую и плодотворную жизнь. Когда в России разразилась революция, он был совсем еще юношей, и ему пришлось переосмысливать свою молодую жизнь в новых условиях. Для чего жить, и к чему стремиться, если разрушены все основы нормальнаго бытия? С детства он помнил тепло православной веры; теперь он снова стал искать ее, но не мог найти до тех пор, пока сам не убедился: нужно искать гораздо глубже, не минуя страданий по дороге к цели.
Достоевский углубил его мiровоззрение; неправославная христианская группа показала ему пример горячей веры, но не заполнила пустоту в душе. Наконец, один священник раскрыл ему смысл, существо церковных служб и обрядов. Он стал читать Отцов Церкви и ожил, вернулся к жизни из пропасти отчаяния. Вот тогда-то повстречались ему последние Оптинские старцы: Нектарий, который научил его, что истинное благочестие — это благая честь всему, что Богово, и Анатолий, который дал ему книжку св. Тихона "Об истинном христианстве" и велел жить по ней.
И с тех пор, где бы он ни был, — в Советской России, в Германии, в Америке, — повсюду целью его было создать среду той живой христианской веры, которая спасла его самого и могла спасти других. Он видел, что наша христианская жизнь в значительной мере поверхностна и теплохладна, и всегда старался пробудить в нас подлинную внутренню православную веру, горячую, с глубоким и точным смыслом. "Парниковое христианство", какое-то облако приятных ощущений вместо непрестанной борьбы и стремления к истине, было ему глубоко противно. Да и нам, новообращенным православным, тоже недалеко до такого "парниковаго христианства". Мы будем жить возле церкви, где хороший священник служит по-английски, ходить регулярно в церковь, принимать Св. Таинства, даже принадлежать к "правильной" юрисдикции — и все же оставаться холодными, безчувственными, безплодными, надменными, точно как сказал св. Тихон. Такими мы и останемся, раз у нас нет того жара, той готовности к борьбе, о которой говорил владыка Андрей. Как-то раз, только заподозрив одного молодого человека, что тот начал сползать в этом направлении, владыка схватил его за плечи и буквально начал трясти, со словами: "Не смей быть лицемером!"
Недавно вышедшая книжка "Возрождение православнаго образа жизни" подробнее разскажет вам про владыку Андрея и его православную философию: Православие — дело жизни и смерти, без полнаго напряжения всех сил души оно невозможно. Если Православие служит в качестве источника приятных ощущений — это не Православие.
Другой замечательный человек долгие годы жил прямо здесь, в Джорданвилле. Я говорю о философе Иване Михайловиче Андрееве. Подобно многим своим интеллигентным современникам, в годы революции он держался либеральных взглядов; лишь постепенно, лет за десять, возвратился он к Православию и открыл в нем для себя философию жизни, недоступную западным школам. Поездки в Саров, в Дивеево и в другие русские монастыри, как раз перед тем как большевики уничтожили их, укрепили, углубили его молодую веру. Потом, в страшные двадцатые и тридцатые годы, сделав свой выбор в пользу истины, он оставался в Катакомбной Церкви.
У Андреева был тонкий философский ум, но, что главное, у него было живое православное сердце, полное боли за всех тех, кто теряет веру, любовь к Богу и ближнему. Как-то в Нью-Iорке молодая мать зверски убила своего маленькаго ребенка; в статье под названием "Плачьте!" Андреев написал следующее:
"Все виноваты за каждаго, и каждый — за всех... Пусть каждый подумает о себе... что вы делали в тот вечер, когда совершилось это немыслимое, но вполне реальное зло? Может статься, это вашь грех, ваша безнравственность или злоба оказалась той последней каплей, которая переполнила чашу зла. Именно так мы обязаны думать, если мы хотим быть христианами... Плачьте, братья и сестры! И не стыдитесь своих слез... чтобы они стали для вас источником противоположной энергии, энергии добра, которая противодействует энергии зла... и пробудили многих равнодушных".
Андреев доказывает нам, что без живого сострадательнаго сердца мы не имеем права называться христианами.
Наконец, третье имя — о. Дмитрий Дудко, который живет в России. Он родился уже после революции; к Богу привели его мучительные годы большевицкаго атеизма и восьмилетний лагерный срок. Последния его выступления с особенной силой поддерживают нас, православных за пределами России. Пускай мы расходимся с ним по ряду богословских вопросов, но сердцем своим он полностью наш, полностью православный. У о. Дмитрия — то же горячее сострадание, которого Андреев не смог найти на Западе; та же целеустремленность в духовной борьбе, которую проповедовал Владыка Андрей. Однажды, во время беседы после всенощной, как записано в его книге "Наша надежда", кто-то спросил о. Дмитрия: "Скажите, христианство на Западе, в свободном мiре, не лучше ли оно нашего, русскаго?" "Нет, — ответил он, — там христианство с комфортом, от него много не жди. В России, где мученики, где страдания, — тут и Воскресение, тут и новая жизнь."
Если вдуматься в слова таких учителей Павославия, как вл. Андрей, профессор Андреев, или о. Дмитрий, может показаться, что наше дело совсем безнадежно: слишком уж мы изнежены, разслаблены, невнимательны, поверхностны... Что ж, в некотором смысле даже полезно так думать: по крайней мере есть шанс проснуться и подняться в бой. Эти горящия души протрубили для нас тревогу.

6. В Ответе за Дар Свободы
Мы живем в благодатных условиях мира и свободы, и это опасно для нас. Вокруг нас — сокровища Святого Православия, спасительныя сокровища, каких нигде больше нет, а мы с чувством полнаго удовлетворения остаемся совершенно безплодными. Если встречается пррепятствие на нашем православном пути — надо тодько радоваться: впереди борьба, а вместе с ней — и надежда, что мы не зачахнем, не погибнем.
Мы часто впадаем в характерное заблуждение. Нам кажется, "вот если бы мне куда-нибудь уехать, переменить обстановку, — тогда у меня все наладилось бы...", — но смысла в этом, как правило, никакого. Начинать надо прямо здесь, прямо сейчас. Чем это труднее, тем лучше: преодоление трудностей, борьба за веру — этого нам как раз больше всего не хватает.
Но в нашей ситуации есть и положительныя возможности, и надо ими пользоваться. Вам наверное известно, что сейчас у нас расширяются контакты с православными в России; мы все больше, все лучше узнаем о том, что там происходит. Возьмите, например, книги о. Дмитрия Дудко, или его информационный бюллетень. Есть и на Западе источники сведений о России: "Православный наблюдатель" о. Виктора Потапова, "Кестон Ньюз", "Помощь Русской Церкви", и пр. Старайтась побольше узнавать о тех, кто страдает за веру в России, и молитесь о них. Знаете ли вы, например, про монахиню Валерию — ее арестовали и заперли в сумасшедший дом за то, что она продавала пояски с вышитым 90-м псалмом "Живый в помощи Вышняго"? Или про румынскаго священника о. Георгия Кальчиу — его посадили в тюрьму за проповеди? Или про Александра Огородникова — он сидит за кружок христианской беседы? Про Владимiра Осипова, русскаго патриота и издателя нелегальной литературы? Про о. Глеба Якунина, о. Василия Романчука, Сергея Ермолаева, Игоря Огурцова — списку нет конца. Надо начитнать молиться о них, о тех, кто страдает за веру.
И не только молиться. У нас есть их тюремные адреса, можно им писать. Пусть даже наши письма не дойдут до адресатов: до тюремнаго начальства они точно дойдут, и обращение с заключенными, у которых есть "друзья за границей" заметно улучшится. Группа "Православное действие" посылает церковную литературу по почте в обычных конвертах. Можно даже передавать книги. Можно писать о. Димитрию Дудко: письма иногда доходят до него, и он отвечает. Любая помощь пойдет на пользу, каждый может сделать хоть что-нибудь. Мы тут на Западе привыкли к бездействию; нстало время очнуться и помочь тем, кому приходится плохо.
И не только им, но и себе. Мы должны многому учиться у верующих России и других коммунистических стран. Не хочу ни в коем случае пугать вас, но нельзя забывать про такую возможность: что сегодня происходит у них, то вскорости, в той или иной форме, будет и у нас. В наши дни антихрист ближе чем когда-либо, и советская действительность — уже не диво, а норма нашего времени. Здесь на Западе мы как в сказочной стране дураков: но раньше или позже — скорее раньше, чем позже, — сказке придет конец.
К этому надо готовиться — не запасать консервы, как некоторые наши наивные сограждане, — а всерьез, с полным православным пониманием происходящаго. Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что с вами будет в концлагере, в одиночке, в карцере? Вы попросту сойдете с ума, если ваш разум не готов к такому испытанию, если в нем нет правильнаго заряда. А чем заряжен вашь разум? Если там только земные, мiрские образы и понятия, есль ваша жизнь катится день за днем без мысли о Христе, о Церкви, о сути Православия, и вдруг вы попадаете в одиночную камеру — нечем заняться, некуда пойти, ни кино, ничего, только голыя стены — вам не выжить.
Об этом есть очень интересная проповедь Рихарда Вурмбранда, румынскаго пастора-протестанта. Когда мы лишены всех книг, вообще всех внешних источников информации, мы вынуждены полагаться только на свой внутренний "багаж". Пастор Вурмбранд говорит, что отрывки из Библии, которые он знал наизусть, мало чем помогли ему в тюрьме; не много помощи было и от формальнаго знания христианских истин. Но если у нас в душе, в самом сердце — Христос, мы найдем что делать. Можно не помнить весь церковный календарь, но, вспоминая нашу повседневную жизнь, мы вызовем в память основныя события годового богослужебнаго круга: что сохранится в сердце, с тем мы и останемся. Какия из молитв и песнопений мы сумеем запомнить, те нам и будут в помощь: день за днем нам придется читать и петь одно и то же.
Нужно, чтобы было за кого молиться. Русское разсеяние дает для этого превосходную возможность: мысленно перемещаясь по планете, с материка на материк, из страны в страну, мы можем молиться обо всех, даже не зная их имен — о епископах и игумениях, о приходах и священниках, и русских, и миссионерских, о монастырях в Святой Земле, о заключенных в России, в Румынии и в других странах под ярмом коммунизма, о миссионерах в Африке, где столько трудностей и бед, об афонских монахах, о православных в Греции, которых преследуют за старый стиль. Чем больше вы о них знаете, тем больше вам будет помощи когда на вас самих накатит беда, тем больше у вас будет друзей в камере одиночнаго заключения.
У нас, как говорит Андреев, каждый за всех и все за каждаго: мы остаемся хритстианами в мiре, где воцарилось безбожие — пусть даже нас и преследуют еще не всюду.
Каждый христианин получает от Бога свой дар — талант, — за который потом нужно перед Ним держать ответ. В Советской России этот дар — страдание за Христа и верность Ему среди гонений. У нас же, в свободном мiре, этот дар — сама свобода; она дается нам для исповедания нашей веры и для углубления в нее блалгодаря доступности и изобилию православных источников. Но мы обязаны при этом, чтобы наша православная вера была истинным христианством, как определил его св. Тихон: Православие сердца, а не одного только ума. Для такой веры требуется время, требуется страдание, терпение, духовный опыт, но более всего требуется наша собственная решимость. Если каждый из нас серьезно и сознательно положит у себя в сердце такую решимость, посреди нас будет то самое возрождение истиннаго христианства о котором пишет из России о. Димитрий Дудко.
Под конец хочу напомнить вам слова пр. Германа, чью память мы сегодня празднуем, и чья целеустремоенность и решимость так хорошо нам известна. Однажды, беседуя с офицерами на военном корабле, он спросил, что они любят больше всего, а затем пристыдил их, заметив, что самая большая любовь подобает одному только Богу. Беседу свою он окончил знаменитыми словами, которыя сегодня можно найти на многих его иконах: "Давайте же, от сего дня, от сего часа, от сей минуты, любить Бога превыше всего". Как просто — и как точно для всех нас. Да укрепит нас в этом Сам Господь, молитвами святаго Своего преп. Германа.
Аминь.