Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
Блеск и нищета геополитики
Особая статья – неоевразийство. Сегодня выстроилась уже целая очередь из претендующих на идейное окормление Евразии. Причём, московским неоевразийцам пытаются составить конкуренцию неоевразийцы татарско-исламские. Но здесь мы пока не будем касаться последних, а присмотримся к «официальному», опекаемому Кремлём неоевразийству, которое сегодня олицетворяет А. Дугин. Для иллюстрации феномена неоевразийства в идейно-политической жизни современной России выберем только один аспект, а именно геополитический, поскольку геополитика - это, что называется, дугинский конёк. Сразу же скажем, что «исхода к Востоку» от Запада, который в начале 20-х годов прошлого века декларировали в своём манифесте классические евразийцы, А. Дугин, претендующий сегодня на роль главного евразийца России, отнюдь не планирует. Евразийство классическое отличал пафос антизападничества, отрицание иллюзий европейской будущности России, стремление отвязать русские судьбы от романо-германских, дабы избавить Россию от участи подножного корма для весьма прожорливой западной цивилизации - "золотого миллиарда", как с присущей западникам скромностью они себя величают и ощущают. Эта установка являлась основополагающей в евразийстве Те же, кто сегодня претендует на преемство евразийских идей, вдохновенно трактуют о некоей Евразии «от Дублина до Владивостока». Сама эта формула позаимствована московскими евразийцами у Жана Тириара - французского социального мыслителя, пассионария и пламенного патриота объединённой Европы, противника Америки, воевавшего в молодости на стороне гитлеровской Германии. Тириар принадлежал к той небольшой группе европейских интеллектуалов, которые не желали мириться со шпенглеровским «закатом Европы» и глубоко переживали её приниженное положение после Второй Мировой Войны, когда Европа оказалась в роли подчинённого сателлита США. Убеждения Тириара сформировались под влиянием идей предвоенных немецких геополитиков - сторонника «континентального блока» Карла Хаусхофера и автора доктрины «большого пространства» - Grossraum – Карла Шмитта. Принимая во внимание, что вождь российского неоевразийства А. Дугин пропагандирует именно эти идеи, здесь на них коротко стоит остановиться. Оживление в немецкой политической философии началось в начале 20-го века Скромный пастор Фридрих Науманн выдвинул идею "Средней Европы” (Mitteleuropa), которая предполагала создание экономического и политического союза в составе Германии и окружавших её Австро-Венгрии, Бельгии, Голландии, Дании, Польши, а также Италии, Швеции, Норвегии, а в будущем и при участии Франции. Разумеется, под немецким лидерством. Но основателем немецкой геополитики считается не Науманн, а другой Фридрих – Ратцель - глава немецкой органицистской школы. Германия рассматривалась им как «динамическая ось» Европы, поэтому немцы, по его твёрдому убеждению, должны были объединить вокруг себя не только «срединную», но всю Европу. Однако и на этом немецкие стратеги не желали останавливаться, их амбиции простирались гораздо дальше. Не понятно, на чём основываясь, они отделили немцев от других крупных романо-германских наций, полагая, что, в отличие от последних, немцы – молодой народ. При этом «юные» немцы должны расширять свое жизненное пространство - Lebensraum и стремиться к созданию континентального государства планетарного масштаба. Территория или пространство – центральная категория немецкой геополитики. То обстоятельство, что континентальное пространство, которое предстояло освоить «юным» немцам – отнюдь не пустыня, в нём исторически существуют многочисленные евразийские народы, германских геополитиков не смущало. Ратцель - по образованию был геологом и зоологом. Когда он говорил о том, что государства – это «живые организмы, укоренённые в почве», он использовал понятие почвы не в качестве метафоры, но имел в виду настоящую физическую почву. Так что, народы, населяющие континент, видимо, представлялись ему чем-то вроде составной части биогумуса, он, смотрел на них глазами почвоведа и зоолога, не отличая от землероек, дождевых червей и прочих насекомых. Его «теория» экспансии государств состояла из семи пунктов. Государство, а именно оно, по Ратцелю, является субъектом исторического процесса, расширяется, поглощая и абсорбируя «политические единицы меньшей значимости». При этом сама общая тенденция к ассимиляции ил абсорбции более слабых наций подталкивает к ещё большему увеличению территорий в движении, которое «подпитывает само себя». В каком-то более осмысленном обосновании германской экспансии и создания государства «планетарного масштаба», в частности, религиозном, что было присуще европейцам в прошлые века, Ратцель попросту не нуждался. Но самым восхитительным был шестой пункт его теории. Оказывается, «изначальный импульс экспансии» приходит извне, так как экспансивное государство «провоцируется на расширение государством (или территорией) с явно низшей цивилизацией». Бесподобный тезис. Учитывая, что Европа, по крайней мере, со времён «великих географических открытий» полагала априори низшей цивилизацией всё за её пределами, о чем возмущённо писал евразиец Трубецкой, то недостатка в импульсах и провокациях на расширение быть не могло. Весь мир, словно сговорившись, провоцировал Англию, Францию и Германию, и они просто не могли позволить себе не расширяться. Вот, откуда колониализм, масштабная работорговля, опиумные войны, две мировые войны и т.п. Учитывая планы создания континентального государства планетарного масштаба, очевидно, немцев среди прочих провоцировала такая «единица меньшей значимости», как русские и Россия. То, что это «явно низшая цивилизация» немецкими геополитиками нигде даже не обсуждалось, поскольку считалось аксиомой. Любопытно - монголы тоже считали явно низшей цивилизацией, захваченный ими сунский Китай, цветущие государства иранской ойкумены, арабский Багдадский халифат, русские княжества и саму западную Европу, куда они дошли, насмерть перепугав европейских рыцарей? А германцы и готы в эпоху захвата Римской империи, в логике Ратцеля, надо полагать, считали «явно низшей цивилизацией» римлян. Правда, после поражения Германии в Первой Мировой войне и, учитывая успешное проведение в СССР индустриализации, наследовавший Ратцелю Карл Хаусхофер всё же вынужден был заметить на пространстве континента русских и Россию. В немецком истеблишменте он проводил линию, которая получила название Ostorientierung, т.е. "ориентация на Восток” и предполагала создание «континентального блока» - политического союза Германии, СССР и Японии с целью установить "Новый Евразийский Порядок”, «переструктурировать континентальное пространство», вывести его из-под влияния Англии США. Именно эту концепцию и усвоил Тириар. Дугин утверждает, что данная линия означала «самоидентификацию Германии, её народа и её культуры, как западного продолжения евразийской, азиатской традиции». Однако сами немцы были бы крайне удивлены, узнай они о себе, что являются "продолжателями азиатской традиции". Ни один их серьёзный авторитет ничего подобного никогда не говорил. Также Дугин успокаивает русского читателя, что «расширение немецкого Lebensraum - жизненного пространства планировалось консультировавшим Гитлера Хаусхофером не за счет колонизации русских земель, а за счет освоения гигантских незаселенных азиатских пространств и реорганизации земель Восточной Европы». То, что поляки спали и видели, когда немцы их счастливо «реорганизуют», это понятно. Но, где в 20-м веке Хаусховер нашёл «гигантские незаселённые азиатские пространства», которые могли бы заинтересовать немецкого колонизатора? Загадка. За полярным кругом такие пространства, и в правду, имеются. Но разве немецкие колонизаторы туда рвались? Они, как всем известно, всё больше интересовались чернозёмами Украины и курортами Крыма. Нет, обосновать русско-германский союз благонамеренностью немцев, их благорасположенностью к азиатам - русским, или их самоощущением, как «продолжателей азиатской традиции» никак не получится. Немцы и германцы, в целом, всегда презирали всё и всех, кто восточнее их, включая католиков - поляков, и всегда ощущали себя частью традиции западноевропейской романо-германской. Другое дело, что в начале 20-го века - и до Первой Мировой, и после партнёрство России и Германии, действительно, объективно было крайне выгодным для обеих держав и, прежде всего, экономически. Россия получала промышленные технологии, а до Первой Мировой ещё и относительно недорогие инвестиции, Германия – рынок для своих высокотехнологичных товаров и инвестиций. Войны меж Россией и Германией с рациональных позиций выглядели совершенным абсурдом. Но, увы, история движима отнюдь не только экономическими мотивами, и даже не только рациональными мотивами. А искусство политического прогнозирования и планирования это, как раз, учёт всёго многообразия факторов и обстоятельств, а не только географических. Линия Хаусхофера - "ориентация на Восток” оказалась невостребованной в Германии. А сам он после поражения Германии в войне покончил с собой. Так или иначе, идея Дугина о «Евразийском Государстве планетарного объема» очевидно, не стыкуется с планами немцев максимально возможного расширения немецкого Lebensraum. А вот английские геополитики всегда отмечали данное противоречие и полагали, что Германия и Россия, как две крупнейшие силы на континенте, обречены на борьбу за доминирование в Евразии. Здесь заметим, что геополитика, которую Дугин упорно старается представить академической наукой, в действительности, конечно, никакой наукой не является. Это, всего на всего, политическая философия. Притом вполне частная и, зачастую, вполне субъективистская. Возникла она в конце 19-го века, как логичное желание подвести итог уже завершенному этапу западноевропейского колониализма, с одной стороны, а, с другой, как попытка осмыслить новый этап, новую фазу, новый – предстоящий, как уже все понимали, в ближайшем будущем колониальный передел мира. На этом этапе в ряды колониальных держав вливались Америка и Германия, которые, собственно, и стремились перекроить колониальную карту мира. При этом Англия – крупнейшая на тот период колониальная держава, понимая, что она не сможет противостоять в одиночку амбициям быстро экономически растущей Германии, примкнула к ещё более стремительно усиливавшейся своей бывшей колонии – Америке, а французские элиты колебались между двумя полюсами, разделившись на германофилов и англофилов. Построения геополитиков, бесспорно, отражали реалии конца 19-го – начала 20-го веков, довольно точно схватывали тенденции и прогнозировали, как будут разворачиваться события в ближайшие десятилетия. Впрочем, семи пядей во лбу для этого не требовалось. Было очевидно, что динамично развивавшиеся Германия и Америка будут конкурировать друг с другом в отъёме колониальных активов у крупнейших на ту пору колониальных держав, но развивающихся не столь быстро, Англии и Франции. Немцы, в частности, будут требовать свою долю «персидского пирога» - залежей углеводородов на Ближнем Востоке, в Персидском Заливе. Ведь в последней трети 19-го века было уже ясно, что наступает век нефти, а нефтеносные Ближний Восток и Переднюю Азию в тот период контролировали англичане. Было понятно, что США и Англия заинтересованы в ослаблении такого резвого конкурента, как Германии. Им логично использовать для сдерживания Германии, как Францию и Россию, так и друг друга. Блок Англии и Америки против Германии также вытекал из того обстоятельства, что островная, провинциальная, по сути, Англия, в отличие от Германии, не могла претендовать на политическое объединение Европы, и поэтому Англия не была заинтересована, вообще, в таком объединении. Равно как в объединении Европы в ту пору не были заинтересованы США – американская экономика ещё не выросла до таких размеров, чтобы не боятся конкуренции объединённой Европы. В общем, мотивы и расчёты были вполне прагматичны и вполне очевидны. Однако со свойственным им цинизмом западники принялись подводить под свои узко корыстные колониальные игрища «философскую» и «научную» базу, которую назвали геополитикой. Застрельщиками выступили американцы и немцы, что и логично, ведь в колониальном переделе они выступали инициативными сторонами. Эта философия оказалась проникнутой своеобразным мистицизмом. Хотя, правильнее было бы сказать, что мистицизмом здесь прикрывались вульгарные алчность и расчёт. Вот, как это описывает А. Дугин: «Самой общей и разделяемой всеми геополитиками методологической формулой является утверждение фундаментального исторического дуализма между Сушей, теллурократией, "номосом” Земли, Евразией, heartland'ом, "срединной землей”, идеократической цивилизацией, "географической осью истории” с одной стороны, и Морем, талассократией, Sea Power, "номосом” Моря, Атлантикой, англосаксонским миром, торговой цивилизацией, "внешним или островным полумесяцем”, с другой. Это можно рассматривать как главный закон геополитики. Вне постулирования этого дуализма все остальные выводы теряют смысл. При всем расхождении в частных аспектах ни один из основателей геополитической науки не ставил под сомнение факта такого противостояния. По своей значимости он сопоставим с законом всемирного тяготения в физике» Нужно иметь некоторое терпение, чтобы комментировать подобного рода заявления - сколь самоуверенные, столь и инфантильные - что «закон» политического дуализма «суши» и «моря» - теллурократии и талассократии фундаментален в той же мере, как закон всемирного тяготения. Потому что в этом не больше чести, чем в комментариях к бреду сивой кобылы. Но, так или иначе, западные геополитики стали претендовать на многозначительные широкие обобщения и формулирование общеисторических политических «теорий». Поскольку подтверждения в реальной истории при сколь-нибудь детальном рассмотрении эти широкие обобщения и общеисторические «теории» не находили, то геополитики сочли за лучшее в детали попросту не вдаваться. Они мыслили с размахом – оперировали не то что историями стран, даже не цивилизаций, но континентов и тысячелетий. Для примера возьмём Хэлфорда Макиндера и Альфреда Мэхена - основателей, соответственно, английской и американской геополитики, особенно почитаемых дугинскими евразийцами. Молодой оксфордский преподаватель географии Макиндер обнаружил, что в центре мира чудесным образом лежит Евразийский континент. Это географическое «открытие» вдохновило его на поэтические определения. В изданной в 1904 г. книге «Географическая ось истории» Евразийский континент он назвал «Мировым Островом», а центр его, который в начале составлял весь континентальный массив за исключением полосы «береговой линии» – «сердцевинной землёй» или «хартлендом» – англ. Heartland - «географической осью истории». Правда, спустя сорок лет, Макиндер передумал и границей хартленда определил Западную Сибирь. Пояс, совпадающий с береговыми пространствами евразийского континента – зону «наиболее интенсивного развития цивилизации», он назвал «внутренним или окраинным полумесяцем», позже его стали называть «Римландом». Сюда вошли вся Западная Европа, Средиземноморская ойкумена, Север Африки с Аравийским полуостровом, переднеазиатское побережье Индийского океана, Южная и центральная Индия, Индокитай и Япония. Америка Южная и Северная, Африка, кроме её северной части, Австралия и Океания образуют внешний или «островной полумесяц». И далее Макиндер сделал своё главное «открытие»: «Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над хартлендом, тот, кто доминирует над хартлендом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром». Примечательно, что слова «Россия» и «русские» Макиндер использовал очень редко. Хотя о существовании таковых знал не понаслышке – в 1919-1920 г. он был британским посланником в Южной России. Но он старался находить любые заменители, вроде: «осевое государство», «осевой ареал», «Леналенд», что угодно, только не «Россия». В хартленде, по Макиндеру, царит "застывший” архаизм, а во "внешнем полумесяце” – нечто под названием «цивилизационный хаос». Цивилизации хартленда имеют, по мнению Макиндера, "авторитарный”, "иерархический”, "недемократический” и "неторговый характер”. В Древнем мире такой тип цивилизации воплощен, например, в дорийской Спарте и Древнем Риме. Для цивилизации "внешнего полумесяца” характерны "торговый” характер и "демократические формы” политики. В древности таким характером отличались Афины и Карфаген. При этом ход истории детерминирован следующим образом: зона «внутреннего полумесяца» всё время испытывает на себе противоположные культурные влияния со стороны «пустынь хартленда» и «внешнего полумесяца». Из центра хартленда на «внутренний полумесяц» постоянно напирают «разбойники суши» - скифы, гунны, аланы, монголы. Из регионов «островного полумесяца» на «Мировой Остров» осуществляют давление «разбойники моря» или «островные жители». Дугин описывает данное давление, как «колониальные экспедиции, проистекающие из внеевразийского центра, стремящиеся уравновесить сухопутные импульсы, проистекающие из внутренних пределов континента». Благодаря этим влияниям с «двух сторон» «внутренний полумесяц» и стал местом «приоритетного развития цивилизации» - хартленд и «внешний полумесяц» дают «механический толчок», заставляющий «внутренний полумесяц» творить культуру и историю. Такая вот история мира. Некто Макиндер взял и заткнул за пояс всех этих историков, культурологов, археологов, цивилизационщиков и прочих, которые бьются над источниками и закономерностями культурогенеза. Всего и делов – «механический толчок» из «пустынь хартленда» и перед нами вырастают пирамиды Египта, афинский Парфенон, константинопольская Святая София, Голубая мечеть султана Ахмета, мавзолеи Бухары, Тадж-Махал и Императорский город столицы Поднебесной. Чуть позже другой англичанин А. Тойнби попытался развить эту концепцию. Но и 4-х десятков томов ему не хватило, чтобы её корректно доказать и подтвердить. Само «открытие» «Мирового острова» и хартленда, «внутреннего полумесяца», конечно, можно было бы считать выдающимся достижением, если бы до Макиндера никто и никогда не видел глобуса, и никто никогда не читал истории и не знал, где в Древнем мире зародились первые цивилизации, и что кочевническая Великая степь время от времени, далеко не во все эпохи, волнами накатывалась на западную и южную оконечность континента. В этой части Макиндер ломился в открытую дверь. Всё прочее – плод либо его буйной фантазии, либо самоуверенного невежества. Максимум, что он может запатентовать, это свои поэтические эпитеты, остальное - из разряда курьёзов. Уже одно то, что Макиндер ставит в один ряд Спарту – крошечный полис на южной оконечности маленького балканского полуострова Пелопоннес с несколькими десятками тысяч населения, сохранявший независимость лишь потому, что бедные почвы Лаконии никого из серьёзных соседей не интересовали, и Римскую империю, объявшую всё Средиземноморье на двух континентах с несколькими десятками миллионов жителей, при этом считает, что Афины и Спарта принадлежали разным цивилизациям, выдаёт в нём дилетанта. Кстати, в Спарте высшим органом власти были не цари, а Герусия - совет старейшин, имелось влиятельное народное собрание - Апелла, куда входили все полноправные мужчины - спартиаты, достигшие 30 летнего возраста, и даже судьи – эфоры был выборными. Так что "демократических форм” здесь было куда больше, чем в цивилизациях «внешнего полумесяца» – тех же майя или инков, если всё же допустить на минуту такое сравнение. О Великом шёлковом пути, высочайшем уровне развития торговых цивилизаций Передней и Центральной Азии, - южной части хартленда, в частности, в эпохи Сасанидов, Багдадского халифата, империи Тимура, государств Тимуридов, Великих Моголов, о Сунском, Минском, Юаньском, Цинском Китае - юго-восточной части хартленда, имевшем в высшей мере развитые товарно-денежные отношения, о торговой континентальной державе 9-го -10-го веков, подчинившей почти всю Восточную Европу – Хазарском каганате, где властвовали еврейские торговцы рабами, шёлком и серебром, да и той же Древней Руси – стране городов, жившей, среди прочего, энергичной торговлей «из варяг в греки», Макиндер, похоже, и вовсе ничего не слышал. Между тем, ВВП Багдадского халифата, а позже империи Тимура, центром которой была Средняя Азия – южная часть «пустынь хартленда», или ВВП Китая 15-го – 17-го веков составляли половину мирового. Наука, включая астрономию, математику, медицину, также в ту пору делалась именно в обсерваториях Бухары и Герата. Литература, поэзия, философия переживали расцвет, с которым едва ли сравнится европейское Возрождение. Но преподаватель географии, директор Лондонской Экономической Школы, депутат английского парламента и основатель геополитики и доктрины атлантизма Макиндер слышал только про «застывший архаизм». А какие такие «колониальные экспедиции» «островных жителей» «внешнего полумесяца» давили на «Мировой остров», «стремясь уравновесить сухопутные импульсы»? Экспедиции ирокезов Гудзона и озера Онтарио? Или чилийские арауканов? Может быть, аборигенов Австралии? Или оживших каменных баб острова Пасхи? Что касается хартленда – оси истории, здесь заметим, что никакой определенностью, кроме «геометрической» данное понятие не обладает. Первоначальный хартленд Макиндера простирается в разных широтах, в самых разных климатических и ландшафтных зонах, охватывая на севере область вечной мерзлоты, тайгу, лесостепь, степь, горы, песчаные пустыни и субтропики на юге. Такой исторической силы, которая смогла бы контролировать все эти ландшафты, никогда не существовало. Правда, по позднейшей версии хартленд, хотя и включает значительную часть Центральной Азии и ираноязычной ойкумены, но в основном располагается в пределах исторической России. Однако русским как-то не пришло в голову, что это лучший географический плацдарм для доминирования над континентом и всем миром. Видно, подобный комплекс – властвовать над миром всё же не универсален, и предполагает особый менталитет. Притом менталитет явно психопатический. Впрочем, возможно, у русских это была обычная житейская трезвость. Для того чтобы оперировать на пространстве всего мира или даже евразийского континента прежде элементарно не было технических возможностей, и разные части евразийского материка, не говоря уже о планете, жили своей жизнью. К тому же климатические условия большей части хартленда, а Макиндер относил к нему сорок лет Восточную Сибирь, настолько сложные, что пока русские эти части более-менее не обжили, они попросту не интересовал никого, кроме малочисленных туранских племён. Например, ханьцы – никогда не пытались действовать за Амуром, а монголы Синей орды заходили сюда, лишь для сбора ясака с немногочисленных автохтонов Южной Сибири. Но и сейчас доминировать над всём евразийском континенте - утопия. Американцы попробовали, но, оказалось, они даже 50 тысяч талибов в Афганистане не в состоянии контролировать. Какой весь мир? Какой континент? Англичанам, вообще, надо думать, как им доминировать в Западном Мидленде и Мерсисайде, а то, как бы их скоро пакистанцы не попросили из Бирмингема, Лидса и Брадфорда. Заметим также, что в конце Второй Мировой войны Макиндер отыскал на глобусе ещё одну ось – США. Похоже, перекачка золота в Форт Нокс и распухание американского капитала на поставках оружия и займах воюющим державам непосредственно выковывает оси истории. Надо полагать, доживи Макиндер до наших дней, от его острого глаза не смогли бы укрыться оси Японии и Китая. Но новые ли это оси, или на юго-восток континента сместилась прежняя ось хартленда, остаётся гадать. Не менее умилительна «геополитическая история мира» Макиндера. Её основатель геополитики делит на три периода: Доколумбова эпоха, когда варвары давили на цивилизации Римланда, Колумбова эпоха, когда цивилизованные европейцы «открыли» и завоевали всю планету, наконец, Постколумбова эпоха. Шесть тысячелетий цивилизации, блестящие тысячелетние культуры Египта, Междуречья, Средиземноморья, Передней Азии, Семиречья, Ганга и Инда, Поднебесной, строившие пирамиды и сложнейшие гидротехнические системы, создавшие непревзойдённое искусство и великолепную архитектуру, грандиозные философские и религиознее системы, знавшие канализацию и водопровод в то время, когда на западной окраине континента предки Макиндера ещё прыгали по веткам деревьев, уравнены с полутора веками западноевропейской истории. Как можно было в 20-м веке сохранить подобную европоцентристскую невинность, учитывая бурное развитие ещё в 19-м веке европейской же ориенталистики… Но, видимо, преподавателю географии подобное восприятие истории простительно. Следующий «большой учёный», Ньютон геополитики, принявший непосредственное участие в формулировании геополитического «закона всемирного тяготения» – Альфред Мэхэн. Спасибо, что он не стал предлагать свою версию «геополитической истории мира», он был американским военным, и можно себе представить его кругозор. Мэхэн в историю не углублялся и мистикой не увлекался, но его идеи помогли сформулировать идею талассократии - власти моря. Сам Мэхэн, правда, предпочитал другие термины «Морская Сила» и «Морское Могущество». Но он, действительно, считал «Морскую Силу» особым типом цивилизации, особенность которой состоит, в частности, в том, что она предназначена к мировому господству. Геополитический статус и силу государств Мэхэн измерял их открытостью морям, удобством морских коммуникаций, протяжённостью береговой линии и конфигурацией морского побережья, количеством портов, способностью строить и обслуживать корабли, угрожать своим флотом территории противника и, что любопытно, этот эрудит учитывал национальный характер! Правда, интересовало его одно качество - способность народа к занятию торговлей, так как могущество государств и их претензии на господство основываются именно на морской торговле. В общем, тот, кто имеет выход к морям, хороший флот и умеет торговать, тот и есть талассократия, «морская сила» и т.п. Чтобы не тратить много времени на доказательства узости и примитивности представлений американского военного - крупного авторитета и почтенного учителя новых геополитиков - неоевразийцев, вспомним лишь об одном человеке, китайском мореплавателе, который любопытен тем, что Колумб рядом с ним выглядит любознательным юнгой - Чжэн Хэ. На рубеже 14-го-15-го веков Минский Китай, который имел свободный выход в теплые моря, протяжённую береговую линию, сеть портов, талантливых корабелов, очень предприимчивое, исключительно способное к торговле население, создал громадный флот и торговый, и военный. Когда португальцы ещё только пытались овладевать техникой кораблестроения многомачтовых судов, Китай успешно и в большом количестве строил их уже не один век. Первые сколь-нибудь известные европейские мореплаватели ещё пускали бумажные кораблики по весенним лужам, когда Чжэн Хэ совершил семь дальних морских экспедиций. Его флотилии приходили не только к берегам Индокитая, Малайского архипелага, Явы, Суматры, Цейлона, побережью Индии и Ирана, островам Рюкю близ Японии, Филиппинам, Борнео и Тимору, он доплыл до Персидского Залива, Аравийского полуострова, берегов северо-восточной Африки. Его корабли причаливали к побережью Никобарских и Мальдивских островов, побывали в Адене, Сомали, на Занзибаре. Отдельные эскадры Чжэн Хэ, как считают китайские истории, накопившие богатый материал на этот счёт, достигли Америки. Последняя экспедиция Чжэн Хэ включала плавание до Красного моря, где он посетил и получил дань от Мекки. В первой экспедиции Чжэн Хэ 1405 г. – почти за полвека до рождения Колумба приняло участие 317 (!) военных, торговых и вспомогательных кораблей с 27 870 людьми на борту, и из них 62 больших корабля длиной 440 футов и шириной 180 футов, на борту которых находилось 17 800 человек. Вспомогательные суда везли запасы продовольствия и пресную воду, торговые - товары для торговли с туземцами. Во второй экспедиции участвовали 249 кораблей, в третьей - 48 кораблей, но с экипажем в 30 тысяч человек, в четвертой - 63 корабля и 28 560 человек, в седьмой — более 100 кораблей и 27 550 человек. На фоне этих внушительных цифр даже как-то неприлично вспоминать о скромных трех каравеллах Колумба с всего-навсего 90 членами экипажей в его первой экспедиции, шестью - в третей и четырьмя – в последней четвёртой. Лишь вторая экспедиция выглядела посолиднее – 17 кораблей. Морская экспансия Китая в первой четверти XV столетии приняла поистине невиданный размах. Китайские морские экспедиций достигли не только Африки, Австралии, Тихоокеанских островов, но, как уже замечено, есть множество оснований считать, что и берегов Америки. Опорные пункты китайских гарнизонов и поселений протянулись цепью по островам Тихого океана - Гавайским, Полинезийским и другим - вплоть до американского побережья. Морская торговля Китая процветала, военно-морская мощь внушала трепет, Китай был воплощением Sea Power, талассократии. Но вот в 1424 г. император Чэнцзу - покровитель Чжэнь Хэ и главный талоссократ умер. Новый император оказался совершенно равнодушен и к морской силе, и к морскому могуществу, и уж, тем более, к загадочному «номосу моря». Производство крупных судов было попросту запрещено и, более того, приравнено к государственному преступлению, а документация о морских походах уничтожена. Основанные по всему океану колонии были забыты. Когда в 1433 г. Чжэн Хэ возвратился в Китай из очередной морской экспедиции, это уже была другая страна - Китай перестал быть морской державой и стал державой континентальной - всё ещё мощной экономически, но уже сухопутной. Притом его политический строй и его конфуцианская идеология никуда не делись, но талассократия разом превратилась в теллурократию. Но ведь море и суша при этом не перестали оставаться морем и сушей. Выход к морям никто Китаю не закрывал, береговая линия оставалась столь же протяжённой, гавани такими же удобными. Торговать китайца по-прежнему любили, а у мастеровитых китайских корабелов руки ещё с десяток лет чесались в нетерпении сотворить очередной шедевр. В чём же дело? Что же это за фундаментальность дуализма номосов, при котором эти номосы упраздняются указам китайского императора? Если бы закон тяготения отличался такой же пластичностью и субъективностью неоевразиец Дугин - наш главный геополитик по коридорам Кремля и Думы, Генерального штаба и МГУ, где он просвещает не окрепшие умы депутатов, генералов и студентов, время от времени передвигался бы не на ногах, а парил бы под потолком. Так, о чём это говорит? О том, что фактор моря – да имеет место быть. Разумеется, «морские» возможности государств влияют на их общий потенциал и их исторические судьбы. Но это фактор в ряду прочих. В реальности политическую историю «строят» множество самых разных факторов из самых разных практик и сфер: природно-климатические, географические, экономические, технологические, социальные, политические, исторические, этнологические, этнокультурные, общекультурные, психологические и т.д. От множества этих факторов зависит, как сработает фактор моря. Поэтому реальная геополитика - это увязка всего широкого комплекса факторов и обстоятельств, их соотношения и взаимодействия, и учёт тончайших нюансов. В данном случае в Поднебесной вмешался социально-политический фактор. Китайская гражданская бюрократия опасалась конкуренции со стороны военной, которая управляла морскими экспедициями и усиливалась в результате таковых. А, с другой стороны, опасалась усиления торгового сословия, которое быстро обогащалось на морской торговле. Поэтому чиновники стали проводить курс на ограничение морских операций и, главное, расходов на них. Притом заметим, что у такой позиции китайской гражданской бюрократии были основания намного более глубокие, чем только политическая корысть – основания, лежащие в области системогенеза этнородового мозга. Об этом обстоятельстве подробнее говориться в трактате «Законы истории и локальный культурогенез», здесь лишь два слова ещё скажем о Византии. Ромейская империя, начиная с 7-го века и в течение нескольких столетий, была самой мощной морской державой мира. Имела на тот период самый крупный и самый мощный флот, который держала на Средиземном море. Ещё в 11-м веке при Мануиле I в его состав входили 12 больших боевых кораблей, 150 галер и 60 транспортных судов. Тяжёлый византийский боевой корабль - дромон имел экипаж в 300 человек. Однако в том же 11-м веке интерес к флоту у византийцев начинает падать. В 1196 году империя располагала только 30 действующими галерами. Византийские флотоводцы продавали паруса и прочие снасти по сходной цене, оставляя гнить остовы боевых кораблей в гаванях. А дело в том, что анатолийские моряки - некогда храбрецы и удальцы, утратив пассионарность, попросту стали бояться вступать в сражения. И, что ещё более существенно, их адмиралы стали думать не о победах, а о наживе - ровно, как в начале 90-х получившие власть в России «наши» демократы - тоже сумевшие в рекордно короткий срок загубить и распродать один из крупнейших в мире военных флотов СССР. А вот главные враги византийцев пассионарные арабы, которые прежде умели бороздить, разве что, песчаные барханы на кораблях пустынь – верблюдах, в короткий строк освоили морское дело, и уже в начале 8-го века впервые осадили Константинополь с моря. Позже пассионарные турки-османы, которые веками ловко управлялись лишь со своими быстроногими сивками, также в короткий срок освоили морское дело и стали контролировать морские торговые пути Средиземноморья, принудив европейцев искать проход в Индию вокруг Африки, тем самым, предрешив их «великие географические открытия». Русские евразийцы понимали многофакторность исторического процесса, поэтому евразийскую теорию разрабатывал целый концерт талантливых учёных. Упрощать же всю сложную политическую реальность до «силы моря» мог только американский военный. Впрочем, наших-то генералов в Академии Генерального штаба теперь тоже просвещает поклонник Мэхэна Дугин. Можно представить себе, чему он их научит. Уж лучше пусть и дальше занимаются строительством дач в Подмосковье. А уж высасывать из пальца мистику суши и моря и вовсе вздор. Никакой талассократии и теллурократии нет. Есть одна «кратия» и одна «сила» – денежная банкирская, абсолютно безразличная и к «номосу моря», и к «номосу суши». Где бы она ни появлялась - хоть в континентальной Хазарии, хоть в «островной» Америке, её увлекают совсем другие «номосы» - денег и власти. Эта сила дважды изнасиловала Германию, пока многомудрые геополитики Ратцель, Хаусхофер и Шмитт строили свои мёртвые геополитические схемы и изображали «науку». Эта же сила же решает, когда и в каком формате объединяться Европе. Да, сегодня эта сила обретается в США, но причём тут «островная» Америка? Глядя на какого-нибудь американского индейца или мексиканца, едва ли придёт в голову предположить в них завзятых талассократов. Значение «морской силы», в частности военно-морского флота, который в первой половине 20-го века, действительно, зачастую играл решающую роль в противостоянии держав, со второй половины века неуклонно и стремительно снижается в виду развития авиации и космической техники. Не на воде и не на суше, а в космосе, как уверены многие, скоро будет выявляться влияние и значение тех или иных исторических политических субъектов. Где тогда будем чертить оси истории? Больше всех кораблей строит Южная Корея, но никто не считает её супердержавой. Да и исход холодной войны США решили не своим флотом, которого, не смотря на кратное превосходство, СССР никогда не боялся, а совсем другими средствами - информационно-психологическая война, интриги вокруг нефтяной конъюнктуры, умелая «работа с кадрами» в Кремле и Пятой колонной под названием «интеллигенция». | |
|
| |
| Просмотров: 942 | |