Таких людей много, и очень много, в нашем обществе, - но не спешите осуждать их, читатель! Если мы все, без исключения, беспристрастно и пристально вникнем в самих себя, подсмотрим наши внутренние движения, подслушаем наши собственные, невольно вырывающиеся первые, необдуманные восклицания и речи, мы должны будем сознаться, что в каждом из нас, более или менее, обитает такой же Иван Семеныч или Семен Иваныч. "Я бы указом", "будь я министр, я бы дал предписание", "надо бы издать закон, распорядиться, принять энергические меры, приказать", "чего смотрит правительство или начальство!" и пр., и пр. в таком же роде: все эти выражения каждый из нас может частехонько подловить на собственных устах, и все эти выражения свидетельствуют только о том, что мы привыкли всего ожидать сверху, всякое спасение полагать в законодательной мере или учреждении, в форме внешнего принуждения, - а не во внутреннем побуждении, не в собственном начинании или инициативе, не в самостоятельной деятельности личной или общественной.

Справедливо заметил в этой же газете г. Елагин, что "недобросовестно слагать вину на правительство в таком деле, в котором могут действовать только такие усилия общественные, на которые недостанет средств ни у какого правительства". В самом деле, есть целые области общественных отношений и общественной деятельности, куда не в силах достать сверху, распоряжением, никакая самая отважная благонамеренность начальства; есть многочисленные явления духа, которые не могут быть вызваны на свет Божий указом, и которые не терпят никакой, извне налагаемой формулы. Наконец, мы знаем и по теории, и уже достаточно научены опытом, что всякие внешние, принудительного характера, попытки: создать духовную жизнь, деятельность, нравственную силу, производят только одно подобие жизни, деятельности и силы, лишенное, разумеется, всякой внутренней энергии, и не только не плодотворное, но и положительно вредное, как всякая ложь, внесенная в нравственную жизнь общества. Мы убеждены, что органические силы человеческого общества не могут быть заменены никаким искусственно придуманным механическим снарядом, что правительство не может брать на себя или "исправлять должность" организма и жизни, - и тем не менее мы сами, собственным бездействием, собственной слабостью хотенья и убежденья, собственною леностью мысли и воли, постоянно обращаясь к верху, вызываем правительство на ненужное и бесплодное вмешательство, часто вопреки его собственному желанию и воле!

За примерами ходить не далеко. В 1861 году двенадцать губернских присутствий по крестьянскому делу "входили куда следует" с представлением о том, чтобы дозволено было стеснить, - допущенный Положением 19 февраля, - свободный самосуд волостных судов разными формальностями и введением сельского судебного Устава, сочиненного для крестьян государственных имуществ. Такое административное усердие со стороны лиц, составляющих присутствия и приглашенных большею частью к "почетно либеральной" деятельности из среды самого образованного общества, усердие, к тому же и несогласное с духом либерализма, вмещенным в параграфы и статьи Положения, - вынудило правительство к ответу, распубликованному во всех газетах, что, предоставив волостным судам свободу руководствоваться совестью и местными обычаями, оно находит такое требование присутствий преждевременным и для крестьян стеснительным. Конечно, такой пример составляет редкое исключение, но в большей части случаев мы только не додумываем или не договариваем последнего слова, или же вносим то же административное, государственное, внешне принудительное начало в собственную деятельность.

Проникнуты ли мы чувствами сострадания и желания помощи ближнему - и у нас как раз заведется чуть-чуть не целое министерство благотворительности, со всеми бюрократическими порядками! Честным человеком когда-то было высказано негодование на то, что ради доброго дела употребляется нередко соблазнительный способ собирания денег посредством лотерей и маскарадов, более или менее вредных для общественной нравственности, - тотчас же многие пожелали и добились-таки запрещения этих увеселений, впоследствии отмененных! Путем разных умозаключений доходим мы, например, до сознания необходимости живой миссионерской проповеди между раскольниками или иноверцами, - но не обретая внимательного слуха в сонном обществе, - делать нечего, пишем проект, который и представляем по порядку службы. Живая мысль, которой бы следовало тотчас же, свободно, перейти в живое дело, - проходит, зашнурованная, занумерованная, чрез всевозможные канцелярские мытарства и, утратив все живое и животворящее, становится бумагой, требующей очистки, и наконец преобразуется в какой-нибудь штат апостолов или миссионеров. И, скажем откровенно, было бы недобросовестно и несправедливо обвинять правительство в неуспехе такого миссионерства. Государство, какое бы оно ни было, самодержавное, конституционное или республиканское, не может, по самому существу своему, действовать и совершать свои отправления иначе как посредством разных бюрократических форм и порядков, захватывая область внешней правды, внешнего действования и внешних отношений, и никакой указ императорский, конституционного короля, парламента или законодательного собрания республики не в силах создать апостола или проповедника! Мы сильно хлопочем в настоящее время о народном и общественном образовании, придумываем тот или другой способ устройства народных школ и высших учебных учреждений, - и не находим других причин осуществить наше предположение, как чрез принудительное распоряжение правительства, тогда как сами убеждены, что принудительное распоряжение не дает жизни и легко порождает официальную ложь!.. Но как иначе достигнуть нашей цели, мы не знаем, не умеем, не видим ни путей, ни способов, ни средств! Мы так вжились в официальные привычки и приемы, что почти всякое наше предположение и рассуждение ложится в форму проекта законодательной меры, просит параграфов и пунктов, удобоутверждаемых, и редко походит на живое слово убеждения, обращенное к живым силам самого общества.

Какое печальное, и по-видимому безвыходное положение! С одной стороны, жизнь дает смутно чувствовать потребности каких-то улучшений и преобразований, непрерывно встают вопросы, вызываемые или действительною надобностью, или отвлеченными соображениями, - но сама жизнь упорно, безответно молчит, не дает разрешения, не облегчает труда положительным указанием! С другой - постоянное, искусственное разрешение, налагаемое извне, - искажение, часто невольное, государственным началом свободных отправлений этой безмолвной общественной жизни, постоянные противоречия, разлад с жизнью и болезненное чувство всеобщей неудовлетворенности! С одной стороны, бездействие или испорченность, инерция организма, с другой - невозможность его исправления и оживления - мерами принудительными, силою официальною, единою, действующею неослабно и на просторе! С одной стороны, бессилие, умеющее только раздражаться, отрицательно, пассивно противодействовать или же проявлять свое противодействие в бесплодности, непроизводительности и безобразии жизни; с другой, - сила, сила положительная, но не способная по существу своему творить и созидать в области духа, осужденная на производительность чисто внешнюю и на невольное искажение внутреннего и живого!

Мы полагаем, что в более ясном истолковании слова наши не нуждаются, и что читатели сами могут дополнить картину нашего современного положения...

Нам недостает внутренней, общественной жизни, недостает глубоких убеждений, недостает самодеятельности, недостает силы, силы общественной, той силы, которая есть единственная могучая, нравственная, человеческая сила, достойная человеческого общества, животворящая, всепобеждающая, ведущая народы к совершению предназначенного им подвига в истории человечества! Проснуться, ее, эту силу, вызвать, ею поработать, ее созидать - вот к чему мы должны стремиться, все, всем обществом, от мала до велика, вот в чем наше спасение и охрана, вот единственное условие нашего развития и преуспеяния!..

Но каким образом? И почему недостает нашему обществу этой силы? И что такое общество? И какое его значение у нас, в России, между землею и государством?.. На все эти вопросы мы попытаемся дать ответ в следующей статье.

II
В последний раз, заканчивая статью, мы поставили вопрос: что такое общество и какое его значение у нас в России, между землею и государством? Не знаем, насколько ответ наш покажется удовлетворительным, но во всяком случае предлагаем его читателям. Чтобы яснее выразить нашу мысль, нам придется повести речь издалека, обратиться к свидетельству истории и к отвлеченным, теоретическим построениям.

Было ли у нас общество до Петра? Не было, отвечаем мы, точно так же, как не было и литературы, без которой в позднейшие времена немыслимо никакое общество, - а почему так - вот наши доводы.

Говоря: общество, мы разумеем здесь не то юридическое определение, которое прилагается ко всякому соединению людей: случайному ли, для какой-либо цели, как например торговля компании; по образу ли жизни или занятиям, как например цехи, гильдии; или в самом широком смысле, в смысле народа, противополагаемого государству. В последнем случае нередко вместо общества употребляется слово народ, и вместо народа - общество. Впрочем, все эти определения читатели найдут в замечательных статьях г. Лешкова, помещенных в нашей газете. Г. Лешков первый сделал у нас опыт создать науку "общественного права", до сих пор отвергаемую юристами, - но не об этом обществе и не об этом праве хотим мы говорить. То общество, или, вернее, то, что мы разумеем под словом общество, ускользает от всякого юридического определения, не укладывается ни в какую юридическую рамку, ненаделимо и неограничимо или, другими словами, не способно быть наделяемо или ограничиваемо никакими юридическими "правами, преимуществами и обязанностями". А между тем, оно имеет жизнь, и жизнь действительную; оно не фикция, не мечта, а реальность, явление положительное; оно наделено страшною силою, существующею вне всякого формального закона, - силою общественного мнения. Но эта сила есть сила нравственная, это положительное явление есть явление нравственного мира.

В этом смысле слово общество часто употребляется и в нашем разговорном языке, но большею частью безотчетно, и, по недостатку строгого определения, беспрестанно смешивается с другими, часто противоречащими понятиями. Французское слово societe и английское society, хотя и соответствуют нашему обществу, но в смысле более узком, или, по крайней мере, не столь широком. Замечательно, что у немцев нет слова для идеи общества: Gesellschaft значит собственно товарищество, - и для выражения понятий об обществе в широком смысле вы должны прибегнуть не к немецкому слову, например общественный вопрос, une question sociale, eine sociale Frage и проч. Любопытно видеть, как выражается идея общественного мнения на трех главных языках Европы: I'opinion publique, public opinion, offentliche Meinung. Нельзя не сказать, что русское слово всего вернее и точнее соответствует этому явлению общественной жизни и передает идею общественности, - и это недаром, точно так же, как и не случайно отсутствие у немцев слова: общество. Мы поговорим о том подробнее в своем месте.

Ознакомив некоторым образом читателей с самою областью вопроса, попытаемся теперь определить и самое понятие: общество. Общество, по нашему мнению, есть та среда, в которой совершается сознательная, умственная деятельность известного народа; которая создается всеми духовными силами народными, разрабатывающими народное самосознание. Другими, словами: общество есть народ во втором моменте, на второй ступени своего развития, народ самохознающий. Постараемся разъяснить читателям это определение.

Что же такое народ?

Все, в каждой стране, граждански живущей, существует из народа, народом, ради народа, - и вне народа, вне его участия, прямого или косвенного, положительного или отрицательного, не могло бы и существовать то, что существует. В обширном смысле, народом называется все население известной страны, представляющее цельность нравственную и физическую, единство происхождения и предания, единый общий тип физический и духовный. Такое определение объемлет все сословия, все ступени общественные, от царя до последнего крестьянина: все равно как говоря: дерево, мы разумеем и корень, и семя, и ствол, и ветви, и листья. Но в тесном смысле и более строгом, народом называется простой народ, то народное множество, которое живет жизнью непосредственной и, как зерно, сосредоточивает в себе всю органическую силу, все развитие организма. В самом деле: как семя хранит в себе всю будущность дерева, с красотой, шумом и зеленью листьев, - и дерева именно этого, а не какого-либо другого, так что семя дуба родит дуб, а не березу, - так и народ, в тесном смысле, хранит в себе всю будущность предстоящего ему подвига, развития своей духовной особенности, своего типа. Но этот тип, эта особенность являются в нем на степени и с характером силы стихийной, - разумеется, не в физическом, а в духовном смысле, силы духовной, но еще не покоренной личному сознанию, не ставшей предметом сознания. Народ состоит из отдельных единиц, носящих каждая свою личную разумную жизнь, деятельность и свободу; каждая из них, отдельно взятая, не есть народ, - но все вместе составляют то цельное явление, то новое лицо, которое называется народом и в котором исчезают все отдельные личности. Поэтому народ не есть агрегация или совокупность лиц с их совокупною деятельностью, а живой, цельный, духовный организм, живущий и действующий самостоятельно и независимо от лиц, составляющих народное множество. Процесс мысли, сознания, творчества в этом организме, его физиологические и психические законы составляют такую же тайну, как и самая тайна жизни. Возьмите, например, язык в народе, хоть наш русский. По свидетельству филологов, он поражает мудростью, стройностью, логичною последовательностью своих законов; он являет как бы работу мысли, раскрытие которой и составляет задачу филологии, почти неисчерпаемую. Между тем ни одна отдельная личность в народе не мыслила, не работала над языком. Предположить, что вот люди подумали-подумали, да и решились принять тот или другой закон в языке, сочинили такой-то суффикс, условились в какой-то флексии, разумеется, невозможно. Каким же образом, когда ни одно отдельное лицо не обдумывало системы языка и все вместе не условливались в ее строении, создается однако язык, весь как бы проникнутый сознанием? Очевидно, что те же самые лица, как народ, составляют особый цельный организм, в котором духовные отправления и процесс сознания совершаются иным путем и иным порядком, нежели в отдельном человеке.

Собственно говоря, это и не есть сознание в обыкновенном смысле: здесь совершается бессознательное творчество народного разума и воли. Народные единицы не замечают здесь участия своей личной мысли, участия однако несомненного; здесь нет посредствующего действия мысли между отдельною личностью в народе и народом. Как самое народное творчество принадлежит всему народу, а не отдельным лицам, так всему же народу принадлежит пока и сознание этого творчества. Отдельные лица уже особым, новым действием пересознания постигают мысль, вырабатываемую народным творчеством. Это постижение народной мысли личным сознанием есть уже новая ступень в жизни народной - народное самосознание. Это самосознание совершается в обществе.

Итак, народ не есть сосуд, как думали некоторые, ибо сосуд безучастен к своему содержанию; не есть масса, как выражаются другие, ибо масса бессознательна и не имеет в себе ничего органического; не есть и материал, потому что этому материалу нельзя давать произвольного назначения извне и подчинять его своей личной воле, а напротив, он подчиняет себе чужую волю, развиваясь изнутри себя, по своим внутренним органическим законам.

Народное самосознание есть новое движение в бытии народном, новая ступень народной жизни; но не следует думать, чтобы чрез это непосредственная народная жизнь или тот особенный процесс народной мысли, о котором мы выше говорили, становились излишними. Как семени для исполнения своего назначения необходимо проявить свою жизнь в корнях, стебле, стволе, ветвях и листьях, так и народ не может оставаться при одном непосредственном творчестве в жизни духовной, при первоначальном виде внешнего бытия в жизни вещественной. Но как внутренняя жизнь корней не прекращается оттого, что выросло, цветет и зеленеет дерево, так и акт непосредственного творчества не может быть однажды завершен и покончен оттого, что он сознается. Напротив, точно так, как сохнет дерево вместе с прекращением деятельности корней, как скоро исчезла деятельность непосредственной силы - гибнут и исчезают народы.

Обращаясь к истории, мы видим, что, как птица прежде всего свивает себе гнездо, так и первым действием всех народов было: создать себе внешнюю государственную форму, форму, в которой бы они могли свободно совершать свое развитие и таким образом исполнить свое назначение в человечестве. Общества еще нет, а уже возникает государство над народом, продолжающим жить жизнию непосредственной. Но не выражает ли государство народного самосознания? Нет, оно есть только внешнее определение, данное себе народом; деятельность его, то есть государства, и сфера его деятельности чисто внешние. Государство является, как органический покров, или, по сравнению К.С. Аксакова, как кора на дереве, которая должна подаваться, растягиваться, видоизменяться, согласно с внутренним развитием и деятельностью сердцевины. "Беда, - говорит К.С.Аксаков, - если вся сила дерева пойдет в кору: растет и толстеет кора, сжимается и слабеет сердцевина, а чем слабее сердцевина, тем ближе и гибель дерева, которую никакая толщина коры отвратить не может: не в том дело, крепка ли кора, а в том, здорова ли сердцевина". В человеческом организме есть также болезнь: отолщение кожи. Кожа, разумеется, есть часть того же организма, как и государство, по отношению к народу, - но при слабой деятельности организма или при неправильности его отправлений все обращается в кожу, которая, распространяясь насчет прочих органов, становится как бы во враждебное отношение к организму, будучи сама его частью. В этой болезни нет другого лекарства, как противодействовать уродливому развитию, такому мятежническому поведению кожи возбуждением жизни и деятельности в прочих органах.

Эта деятельность в народном организме выражается деятельностью общества, или, лучше сказать: общество есть не что иное, как народный организм в деятельном развитии, не что иное, как сам народ, в его поступательном движении. Здесь уже не бессознательный процесс народного сознания и творчества, которого пример мы видели на народном языке, не непосредственное бытие и пребывание в нем, а деятельность самого народа на второй ступени своего бытия, деятельность самосознания. Личность, поглощаемая в народе, существующая и действующая в нем не сама по себе, а как часть, атом народного организма, получает вновь свое значение в обществе, но с тем, чтобы путем личного подвига и личного сознания утвердить свою связь с народом и воссоздать новую высшую, духовную цельность народного организма.

Если читатели припомнят или перечтут сказанное нами выше определение общества, то оно, вероятно, не покажется им теперь непонятным. Просим извинения у читателей, если утомили их внимание, и продолжаем.

Итак, мы имеем: с одной стороны, народ в его непосредственном бытии; с другой - государство как внешнее определение народа, заимствующее свою силу от народа - и усиливающееся на его счет, при бездействии его внутренней жизни, при долговременном его пребывании в непосредственном бытии; наконец, между государством и народом - общество, то есть тот же народ, но в высшем своем человеческом значении, не пребывающий только в известных началах своей народности, но сознающий их, сознательно развивающий и обособляющий их в явлениях, постоянно действующий и совершающий свой земной исторический подвиг. Государство есть начало внешней деятельности внутренней, нравственной, умеряющей деятельность внешнюю, полагающей ей нравственные пределы. При отсутствии общества, при бездействии его, государственное начало, захватывая все шире и шире круг своей деятельности, внутри государства, может наконец, как кора - сердцевину, сдавить и почти заглушить жизнь народа, находящегося на степени непосредственного бытия; народность, не вооруженная сознанием, не всегда надежный оплот против врагов внутренних и внешних. Только сознание народных начал, только общество, служащее истинным выражением народности, являющее высшую сознательную деятельность народного духа, может спасти народ и остановить растущее внутрь государство.

Теперь посмотрим поближе, что такое общество.

Во-первых, имеет ли оно какую-либо политическую, внешнюю организацию? Никакой. Это не есть ни сословие, ни цех, ни корпорация, ни кружок, ни какое-либо иное, условленное соединение людей. Это даже не собрание, а совокупная деятельность живых сил, выделяемых из себя народом, деятельность людей, которые вышли из народа, но не состоят уже под законом непосредственного быта, не поглощаются в народе, а напротив, делают непосредственное творчество народное и самый народ предметом своего сознания и деятельности, получая в то же время от народа жизнь, питание и силу. Разумеется, мы говорим не про то, что есть, а что должно быть. Выделяться из народа, в нравственном смысле, дает право только образование и притом не в значении известного количества познаний, и даже не в значении одного умственного образования, а в значении личного духовного развития вообще, такого развития, которым нарушается однообразие и безличность непосредственного народного бытия, но нарушается именно тем, что дух народа сознается и самое единство народное ощущается яснее и живее. Такое развитие есть расширение умственного взора, а потому самому и усиление нравственного сочувствия к народу. Тут не может быть ни определенного числа лиц, ни патентов, ни других примет на принадлежность к обществу; оно образуется из людей всех сословий и состояний - аристократов самых кровных и крестьян самой обыкновенной породы, соединенных известным общим уровнем образования. Чем выше умственный и нравственный уровень, тем сильнее и общество.

Во-вторых, общество, как само собою разумеется, не должно кристаллизироваться, костенеть, мертветь, а должно постоянно освежаться, обновляться новым притоком сил из народа, одним словом, состоять к нему в таком же отношении, как дерево к корню. Впрочем об аномалиях в этом отношении, об уродливом развитии общества, которое уже, в таком случае, есть какое-то не настоящее, а самозванное общество, мы будем говорить подробнее, когда коснемся русского общества.

В-третьих, общество, разумеется, существует только там, где есть цельное народное тело, цельный организм с соответствующим ему цельным органическим покровом, то есть внешней, государственной формой. Встречая общество во Франции и Англии, мы его не видим в Германии; то есть оно существует, как германское, но лишено живой, реальной действительности, потому что германского цельного народа не существует, Германии нет, как целого тела, а есть Бавария, Гессен-Гомбург, Гессен-Кассель, Рейс-Шлейс-Крейц-Лобенштейн и проч. Немец может обресть единство германского организма только в области отвлеченной, в Шиллере, Канте, Гете, Гегеле. Вот почему у немцев нет в языке и выражения, соответствующего нашим словам: общество, общественность, общественный; вот почему в немецкой литературе нет не только общественного романа, вроде сочинений Диккенса, Гоголя или Бальзака, потому что в области действительности германец превращается в гессенца, мекленбургца, баварца и проч. Вот почему также такое стремление в немцах, подобно Италии, сплотиться в единую сильную Германию, чтобы создать себе внешнюю форму, которая бы вполне соответствовала цельности народного германского организма, - вопреки всяким учениям о преимуществе федерации и о вреде крупных государств.

В-четвертых, сила общества, как явления не политического, есть сила нравственная, сила "общественного мнения". Орудие деятельности общества есть слово, и по преимуществу печатное слово, разумеется, свободное. Напрасно воображают некоторые, что свобода слова, устного или печатного, есть политическая свобода. После этого, и свобода есть, пить, спать, дышать воздухом, двигать руками и ногами, есть также политическая "прерогатива"! Между тем свобода слова, свободный обмен мыслей, чувств, мнений, необходимый для нравственной деятельности, относится точно также к стороне нравственной человека, как свобода спать, есть к стороне физической. Злоупотребление слова так же возможно, как и злоупотребление рук, но если бы в предупреждение зол, которые можно учинить руками, связать всем людям руки за спину, то уничтожилась бы всякая возможность деятельности, следовательно и существования как связываемых, так и вяжущих.

Впрочем, как об этом орудии общественной деятельности, так и вообще о силе общественной, мы желаем поговорить пространнее, - а так как статья наша вышла и без того чересчур длинна, то мы отложим рассуждение об этом предмете до следующего №, равно как и соображения наши о русском обществе в особенности.
III
Мы просим читателей припомнить все, что было нами сказано в статье 10 марта об обществе, его значении, его месте между народом и государством. Мы говорили, что общество не есть явление политическое, что сила его есть сила нравственная, сила общественного мнения, и что орудие деятельности общества есть слово, по преимуществу печатное и, разумеется, свободное.

Мы идем далее. Мы решаемся даже утверждать, что где нет деятельности слова, там нет и общества (разумеется, если отсутствие таковой деятельности происходит не от внешних, случайных причин) или иначе: в истории позднейших времен, без литературы немыслимо никакое общество. Постараемся доказать это. Дело в том, что общество есть та среда, в которой совершается сознательная, умственная деятельность народа, которая создается всеми духовными силами народными, разрабатывающими народное самосознание. Другими словами: общество есть народ на второй степени своего развития, народ самосознающий. Но для того чтоб стать на эту ступень, чтоб от непосредственности двинуться к самосознанию, от безличности народного бытия перейти к совокупной деятельности лиц, воссоздающих новую высшую духовную цельность народного организма, - необходимо образование. Мы уже объяснили прежде, что мы разумеем под образованием. Оно принимается нами не в смысле известного количества познаний, не в смысле одного умственного образования, а в значении личного духовного развития, такого развития, при котором личность, поглощаемая до сих пор в народе и не существующая в нем сама по себе, обретает себя вновь, ощущает себя как единицу народную, разрешает плен непосредственного бытия (подобно тому, как пускаемый зерном росток пробивает поверхность зерна) и получает возможность постижения мысли народной личным сознанием. Это постижение народной мысли, народного непосредственного творчества, личным сознанием единиц, народ составляющих, есть уже народное самосознание, которое и совершается в обществе. Следовательно, только образование, в том значении, как мы его объяснили, полагает начало народному самосознанию, или другими словами: только образование дает бытие обществу. Поэтому-то общество необходимо предполагает известный общий уровень образования, и чем выше уровень, тем сильнее и общество.

Но как определить этот уровень образования? Как обозначить границу, где кончается непосредственность бытия и начинается деятельность народного самосознания в единицах? Как указать ту ступень личного развития, на которой действие личного сознания получает значение народного самосознания? Как определить: когда личная деятельность единиц имеет право назваться общественною, когда именно народные единицы являются обществом?

Как провести в истории черту, откуда деятелем (фактором) истории становится общество?

Определить этот уровень и обозначить его пределы нет никакой возможности, да нет в том и надобности. Область нравственного мира не терпит никаких внешних рубрик и формул, никаких сигнатур и штемпелей, не поддается ни весам, ни мерам, ни горнилу, и все подобные попытки были бы не только тщетны, но и положительно вредны для свободного проявления его внутренней деятельности. Общество дает знать о своем существовании тем, что оно существует и действует; деятельность общественная есть, сказали мы, деятельность народного самосознания; деятельность народного самосознания выражает себя в слове, которое есть плоть сознания, плоть человеческой мысли; стало быть, выражение общественного сознания есть общественное слово; следовательно, только там, где есть общественное слово есть и общество, и наоборот - нет и общества там, где нет общественного слова. Постоянная деятельность общественного слова есть то, что называется словесностью или литературою.

Мы можем предположить себе весь народ умеющим читать и писать. Будет ли это общество? Нет; грамота есть только орудие слова, но самой деятельности личной мысли может еще и не быть. Предположим, наоборот, простой народ погруженным в невежество, - а над ним другие верхние классы, досужие, отличающиеся от народа бытом, образом жизни и даже более развитые. Составляют ли эти верхние классы общество? Опять нет, если им недостает деятельности мысли, если они заключены в тесных границах сословного быта, если они только чувствуют себя как народ, в силу своего естественного сродства с остальными народными классами, а не сознают себя как народ, не разрабатывают народного самосознания. Ни рыцари средних веков, ни купцы в России, в нашем XIX веке (мы говорим про большинство, а не про частные явления), не составляли и не составляют общества. В том-то и дело, в том-то и сила, что общество создается не верхним и не средним сословием, не мужиками и не дворянами, а создают его только образованные люди или, вернее, люди всех сословий и состояний безразлично, - связанные между собою тем уровнем образования, при котором становится возможною деятельность общественная, выражающаяся в наше время в литературе.

Само собою разумеется, что чем больше живых сил, выделяемых из себя народом, тем сильнее и деятельность общества, которая, идеально понимаемая, должна обхватить свою совокупность единиц, народ составляющих, не уничтожая через это нисколько ни непосредственной силы народного творчества, ни цельности народного организма, но воссоздавая (как мы уже сказали) его новую высшую духовную цельность. Чем больше образованных людей в какой-либо стране, тем скорее возникает в ней общество, но определить потребное для того число образованных людей также невозможно, как невозможно при учислении долей веса указать, где начинается тяжесть и кончается легковесность. Как скоро раздается общественное слово, как скоро оно является как власть имеющее, - мы познаем существование общества.

Не забудем также, что общество ни в какой данный момент не может назваться полным выражением народного самосознания. Оно есть деятельность народного самосознания, оно есть самосо-знавание, которое, постоянно возрастая и усиливаясь, приближает народ в его конечной цели, к самосознанию.

И.С. Аксаков. О взаимном отношении народа, государства и общества (2)