Богата талантами земля Русская. Но даже на ней такие, как Петр Барановский — редкость. Он родился в XIX веке, жизнь прожил в XX, а принадлежит, видимо, веку XXI.Отец его, безземельный крестьянин из села Шуйского, Вяземского уезда, слыл мастером на все руки: мог и срубы ставить, и дуги гнуть, и телеги да сани ладить. Но было у него любимое мастерство, к которому он и сына приучил,— умел строить водяные мельницы. Немало их стояло по берегам смоленских речек, исправно служа окрестным хлеборобам.Идти бы и Петру по отцовой дороге, да иное судила ему жизнь. Мало что рос книгочеем, одолевая взрослых такими вопросами, на которые они и ответить-то не могли, но был у него особый дар: видеть красоту, особенно ту, что сотворили руки человеческие. Однажды ехали они с отцом через село Рыбки, где стоял шатровый деревянный храм,— словно ель, поднявшаяся до самого неба. Как завороженный, не отрываясь, смотрел на него сын, пока лес не закрыл деревню. И так запала ему в душу эта красота, что добился он у местного священника разрешения провести обмеры храма, чтобы открыть для себя секреты старинных умельцев. А было Петру в ту пору всего 12 лет.Три года спустя привез его отец в Болдин монастырь. А там стояла такая же, как в Рыбках, шатровая Введенская церковь, но выложенная до креста в кирпиче. «Помню, меня поразило,— рассказывал потом Барановский,— что купола выше сосновых куп... Как в этой крохотной деревеньке люди подняли такие громады камня под небеса и придали им красоту?..»Болдино смоленское лежит обочь старой Смоленской дороги, соединяющей Дорогобуж и Вязьму. Известно Болдино с начала XVI в., когда облюбовал это «зело прекрасное место» на берегу небольшой речушки инок Герасим, ученик Даниила, духовника Василия III, крестного отца Ивана Грозного, и основал там монастырь во имя Пресвятой Троицы.Отсюда, от шатровых построек в Рыбках и Болдине, и начался творческий путь замечательного русского ученого Петра Дмитриевича Барановского. Отсюда повела его судьба в Белокаменную, в классы Московского строительно-технического училища.Не с пустыми руками явился в училище будущий его воспитанник. «У меня были зарисовки церкви в Рыбках и Введенской в Болдине, — вспоминал Петр Дмитриевич. — В те годы возбудился интерес к архитектурной старине, но считалось, что влияние национальной русской зодческой школы, характерной шатровыми верхами, не распространилось западнее Можайска, переместившись на Север. Когда в Московском археологическом обществе, объединившем любителей старины, показал я эскизы западных шатровых церквей, ученые мужи ахнули и написали мне поручительную бумагу с тем, чтобы я смог произвести в полном объеме обмеры болдинских древних сооружений. Сообщение об этом я сделал в декабре 1910 г., тогда же получил поручительное письмо Московского археологического общества, но дождаться лета терпения не хватило и на святки явился в Болдино с помощником, братом Иваном. Игумен изучил бумажку и разрешил войти в Введенскую церковь, которую никто не посещал тридцать лет. Она была пуста, только в углу стояла огромная старинная печь. На полу — снег, нанесенный через окна и сквозные трещины. Смахнув картузом пыль с печки, увидел ослепительные краски изразцов. Это было потрясением! Красота сказочная и таинственная! Тут же с братом за дело. Сколотили лестницы, собрали по деревне мотки вервья. Две недели, коченея на ветру и морозе, обмеряли ветхий памятник. Карнизы, разрушенные корнями трав, осыпались. Шатер был испещрен забитыми кирпичной трухой трещинами. Приходилось действовать осторожно, наощупь. Закончив обмеры Введенской церкви, принялись за трапезную палату, примыкавшую к ней.Удивительное, знаете ли, неповторимое явление. Одностолпная, сводчатая, с замечательным изразцовым декором и изразцовыми сверху донизу печами. Конечно, нечто подобное у нас есть, например, Грановитая палата, но то в столице, во дворце, а тут — монастырская трапезная в глухомани!Возвратился в Москву. Пришел на заседание Археологического общества. Развесил чертежи, рисунки, эскизы с обмерами. Прочел небольшой доклад. Представил первый в своей жизни проект реставрации. Через несколько дней получил приглашение прийти в Археологическое общество. Показывают бумагу о моем награждении и вручают премию в четыреста рублей пятирублевыми золотыми монетами. Для меня нежданная, огромная сумма, которую я всю положил в банк, как ни трудно мне тогда жилось. Весной купил фотографический аппарат с прикладом и поехал по России...»Первым делом Барановский побывал в родных местах. В Рыбках сфотографировал и еще раз капитально обмерил ту самую деревянную шатровую церковь XVII в., что стала первой его любовью. Потом в Вязьму: там архитектурный уникум — церковь Одигитрии, трехшатровый храм (три многометровых каменных шатра в ряд на общих сводах, в России таких церквей не осталось, кроме угличской «Дивной»). Петр Дмитриевич считал, что по изяществу и мастерству каменных работ Одигитрия превосходит даже храм Василия Блаженного.В Вязьме же летом 1911 г. он сделал обмеры и проект реставрации собора Ивановского монастыря. А следующим летом обследовал, сделал проект и модель реконструкции Борисоглебского собора в Старице.В 1912 г. Барановский окончил училище. Работал помощником архитектора на стройках в Москве, Ашхабаде, Туле. Одновременно записался «вольнослушателем», как тогда называли нынешних заочников, в Московский археологический институт.Первая мировая война... Барановский был произведен в подпоручики и направлен в 3-ю инженерную дружину, служил начальником команды, строившей укрепления на Западном фронте. Но и тут не забывал он о любимом деле. В прифронтовых районах Полесья и Волыни умудрялся проводить исследования памятников деревянного зодчества, пытаясь в чертежах, эскизах, фотографиях сохранить бесценные образцы народного искусства XVII—XVIII вв.Там, на Западном фронте, Барановский и встретил революцию. Почти весь личный состав дружины самовольно разъехался по домам, а он опломбировал склады инженерно-строительного инвентаря и наладил их охрану. Человек долга, иначе он поступить не мог. Когда прибыли представители новой власти, Барановский передал им под расписку спасенное от разграбления имущество.Весной 1918 г. Петр Дмитриевич с золотой медалью окончил Археологический институт и защитил диссертацию о памятниках Болдинского монастыря. В ней, в частности, утверждалось, что автор архитектурного ансамбля в Болдине — «государев мастер палатных, церковных и городовых дел Федор Савельев Конь», замечательный русский зодчий, возводивший Смоленский кремль и Белый город в Москве. Это было открытие!Петр Дмитриевич основывал свой вывод на сравнительном стилистическом анализе. «Федор Савельевич Конь появился в Болдине около 1575 г. Его ссора с придворным Ивана Грозного Генрихом Штаденом, о чем есть документальные свидетельства, закончилась дракой. Мастер после этого исчез... Куда он делся? Пробрался в Болдинский монастырь и начал его обстраивать. Вознесся над лесом собор с громадной центральной главой и четырьмя поменьше, явились чудо-трапезная, колокольня в шестерик с огромными арочными проемами и шлемовидным завершением. Характер кладки, стилевые приемы, зодческий почерк в сочетании с документами и биографическими данными Федора Коня убедили меня в том, что именно он, этот великий русский зодчий, создал на своей родине еще один бессмертный памятник мастерства, искусства и духа, который уже при его жизни считался лучшим архитектурным комплексом Московского государства»,— писал он полвека спустя, вспоминая аргументы, позволившие молодому исследователю убедить таких авторитетных ученых, как В.К.Клейн и В.А.Городцов. А в 1923 г. открытие Барановского получило хотя опять-таки косвенное, но документальное подтверждение в связи с находкой в шведских архивах приходо-расходных книг Болдина монастыря.Петр Дмитриевич рвался приступить к реставрации Болдина по одобренному ученым советом проекту, но разгоравшаяся на просторах России гражданская война вынудила его заняться совсем иным.1918 г. После вооруженного выступления левых эсеров в Ярославле этот сказочный красоты город лежал в руинах. Петр Дмитриевич предложил Комиссариату имуществ республики и Наркомпросу свои услуги по спасению памятников архитектуры, поврежденных в ходе подавления восстания. Эти хлопоты свели Барановского с И.Э.Грабарем, развернувшим реставрационные работы в Кремле. Он включил Петра Дмитриевича в состав кремлевской реставрационной комиссии и через заведующую музейным отделом Н.И.Троцкую (жену всесильного председателя Реввоенсовета республики) помог добыть в военном ведомстве необходимые для консервационных работ 12 большемерных брезентов. Барановский знал, что если до осени не закрыть проломы в кровлях и сводах, — знаменитые на весь мир ярославские фрески вымокнут и «сползут» со сводов и со стен.В августе молодой энтузиаст реставрационного дела выехал в Ярославль. «Будучи назначенным руководителем работ,— вспоминал он, беседуя с автором этих строк, — я организовал там сперва реставрационную комиссию из местных знатоков старины, специалистов-строителей, а потом — мастерскую. Первые четыре года был просто руководителем и исполнителем работ, последующие шесть лет — председателем реставрационной комиссии и научным руководителем».Дела реставраторам хватало. Пострадали от огня артиллерии кровли и своды особо богатых фресковыми росписями церквей Илии Пророка и Николы Мокрого. В последней к тому же была повреждена галерея и выбиты несущие столбы. Выгорели Митрополичьи палаты. В сложных восстановительных и реставрационных работах нуждался Спасский монастырь...За девять лет — с 1918 по 1927 г. — Барановский не только провел реставрацию десяти выдающихся архитектурных памятников Ярославля, но и исследовал, обмерил, зафиксировал в фотографиях, частично отреставрировал или выполнил проекты восстановления памятников деревянного зодчества в Угличе, Ростове Великом, Мологе.Говоря о рождении реставрационной науки, академик Игорь Эммануилович Грабарь отмечал особые заслуги Барановского в выработке методов и принципов восстановления подлинных архитектурных форм, называя Петра Дмитриевича архитектором-эрудитом, которым разработана «вся реставрационная методика, ее теория и практика, вытекающие из открытых им законов древнерусского строительства...»А начинался «архитектор-эрудит» в Ярославле. И тем не менее, едва работы в городе были налажены и непосредственная опасность памятникам миновала, он отправляется в милое сердцу Болдино: пришло наконец время возродить зодческий шедевр Федора Коня.В аварийном состоянии находилась трапезная палата с церковью Введения. Вход был запрещен: могла обрушиться кирпичная кладка. Изучая конструкцию сооружения, Барановский пришел к выводу, что пустые полости в стенах древнерусских каменных церквей — это не вентиляционные каналы и дымоходы, как считали прежде, а пустоты, оставшиеся после сгнивших дубовых связей.Укрепив конструкцию, Барановский приступил к восстановлению утраченных декоративных элементов Введенской церкви и примыкавшей к ней восточной стены келарской палаты. С величайшей точностью (не по аналогии, а на основании исследования раскладки кирпичей) были восстановлены карниз келарской и кокошники в основании шатра. Тут впервые был применен метод, предложенный П.Д.Барановским, — восстановление стесанных декоративных элементов по «хвостовым» частям кирпичей. Этот метод базируется на стандартности размеров кирпича. Пользуясь размером кирпича в качестве модуля, Барановскому удалось с высокой степенью точности восстановить растесанные оконные проемы трапезной палаты. Таким образом, в Болдине впервые в реставрационной практике были применены научные методы, ставшие затем азбукой реставрации памятников архитектуры.Параллельно с реставрационными работами на территории монастыря, под руководством Барановского начинает формироваться музей, основу экспозиции которого составили церковная утварь, изразцовые печи XVII— XVIII вв. и деревянная скульптура Верхнего Приднепровья, собранная М.И.Погодиным.Поначалу кипучей натуры Барановского хватало на все. Он был профессором, возглавлявшим кафедру в Ярославском отделении Московского археологического института, читал публичные лекции (сохранилась уличная афиша: «К сведению студентов Археологического института. Могут быть и все желающие. В среду, 19 ноября, профессор П. Д. Барановский прочтет доклад на тему: «Зодчество Ярославля». Начало в 19 часов вечера. О днях следующих докладов будет сообщено особо»). В 1919 г. он назначается старшим научным сотрудником Академии истории материальной культуры и ведет большую научно-теоретическую работу. В 1920-м Московское археологическое общество избирает его своим членом-корреспондентом. В1922 - м корифей археологической науки профессор В.А.Городцов приглашает читать в МГУ курс археологической топографии и обмера памятников.Однако постепенно Петр Дмитриевич принимает решение сосредоточить все свои силы на охране архитектурных памятников. С 1923 г. он оставил педагогические занятия в вузах, работу в Академии.В Ярославле и по всей Ярославской губернии Барановский исследует, реставрирует, ведет архитектурный надзор за рядом выдающихся памятников. В Москве при обследовании Спасского собора Андроникова монастыря он обнаруживает белокаменную кладку начала XV в. Участвуя в 1920 г. в Северодвинской экспедиции Грабаря, посещает все или почти все города, селения, монастыри по беломорскому берегу и берегам Северной Двины от устья до верховий. Из этого путешествия Петр Дмитриевич выносит ощущение встречи со сказочной красотой — и непреходящую боль и тревогу за судьбу деревянной архитектуры русского Севера.Барановского включили в состав этой экспедиции по настоятельному требованию Грабаря после доклада, сделанного Петром Дмитриевичем 1 августа 1920 г., — «О задачах организации музея русского деревянного зодчества на открытом воздухе в Коломенском» на ученом совете Центральных государственных реставрационных мастерских.Двумя годами позже Барановским вновь, уже в практической плоскости, как писал он позднее: «мною был поставлен вопрос о необходимости организации в нашей стране музея архитектуры как наиболее действенного средства познания и пропаганды, могущих решительно содействовать задачам охраны памятников зодчества.» Основанием будущего музея он предложил считать историческую усадьбу «Коломенское» под Москвой с ее знаменитыми памятниками мирового значения.   |
