Я познакомилась съ художницей-скульпторомъ, тоже высланной съ мужемъ. Онъ лежалъ въ чахоткѣ. Комната въ первомъ этажѣ, а внизу подвалъ, гдѣ жила женщина, о которой говорили, что она агентъ. Люди они, и мужъ, и жена, особенно мужъ, вѣрующіе, за что и высланы. Говорили мы всегда тихо, хоть окна и двери были наглухо закрыты, считали, что никто насъ не слышитъ. И вотъ ночыо подъѣхалъ автомобиль и его въ жару, мокраго отъ испарины, приговореннаго врачами къ смерти, сняли съ кровати и увезли. Жена, конечно, была въ непередаваемомъ горѣ. На другой день ареста, открывъ камфорку у плиты, бывшей въ комнатѣ, она удивилась, увидѣвъ подъ плитой свѣтъ. Въ полу подъ плитой вырѣзанъ квадратъ и всѣ разговоры подслушивались. Вотъ изъ всѣхъ этихъ примѣровъ видно, какъ ужасна была жизнь: ни минуты покоя, нигдѣ…

Мы очень уважали архимандрита Арсенія, тѣмъ болѣе, что онъ былъ любимъ митроп. Іосифомъ и черезъ него мы могли имѣть связь съ нимъ. Митрополитъ жилъ въ то время въ Чимкентѣ. До этого съ самаго начала ссылки онъ жилъ въ маленькомъ городкѣ Ауліэта, ему не разрѣшено было жить въ комнаткѣ, а помѣстили въ сарай со скотиной, отдѣливъ его койку жердями.

Вырытая въ землѣ церковь была въ квартирѣ Архимандрита Арсенія. Въ передней былъ люкъ, покрытый ковромъ. Снималасъ крышка и подъ ней лѣстница въ небольшой подвалъ. Не зная, нельзя было предположить, что подъ ковромъ входъ въ церковь. Въ подвалѣ въ одномъ углу было отверстіе въ землѣ, заваленное камнями. Камни отнимались и, совсѣмъ согнувшись нужно было проползти три шага и тамъ входъ въ кро~ шечный храмъ. Много образовъ и горѣли лампады. Митрополитъ Іосифъ очень высокаго роста, и все же два раза тайно пріѣзжалъ и проникалъ въ эту церковку. Создавалось совсѣмъ особое настроеніе, но не скрою, что страхъ быть обнаруженными во время богослуженія, особенно въ ночное время, трудно было побороть. Когда большая цѣпная собака поднимала лай во дворѣ, хотя и глухо, но все же слышно подъ землей, то всѣ ожидали окрика и стука ГПУ. Весь 1936 г. и до сентября 1937 г. все обходилось благополучно. Андрюша пѣлъ сь одной монахиней. 26-го Августа пріѣхалъ митроп. Іосифъ и удостоилъ насъ посѣщеніемъ по случаю дня моего Ангела. Какой это чудесный, смиренный, непоколебимый молитвенникъ. Это отражалось въ его обликѣ и въ глазахъ, какъ въ зеркалѣ. Очень высокаго росту, съ большой бѣлой бородой и необыкновенно добрымъ лицомъ, онъ не могь не притягивать къ себѣ, и хотѣлось бы никогда съ нимъ не разставаться. Монашеское одѣяніе его было подобрано такъ же, какъ и волосы: иначе его сразу арестовали бы, еще на улицѣ, т.к. за нимъ слѣдили, и онъ не имѣлъ права выѣзда.

Онъ лично говорилъ, что Патріархъ Тихонъ предложилъ его немедленно по своемъ избраніи назначить своимъ первымъ замѣстителемъ. Этого почему-то въ исторiи церковнаго мѣстоблюстительства еще нигдѣ не упоминается. Онъ признавалъ какъ законнаго главу Церкви митрополита Петра Крутицкаго и вплоть до послѣдняго ареста въ сентябрѣ 1937 г. имѣлъ съ нимъ тайные сношенія, когда вездѣ уже ходили слухи, что митрополитъ Петръ умеръ. Онъ провелъ у насъ за чаемъ больше часу, разсказывалъ о трудной жизни въ сараѣ, когда надъ головой, уцѣпившись за хворостъ потолка, виситъ и смотритъ на тебя змея, о томъ, какъ трудно было молиться, когда кругомъ мычанье, блеянье и хрюканье, и безжалостно плохое питаніе. Эти всѣ условія и были, очевидно, причиной его болѣзни. По временамъ онъ сильно страдалъ отъ язвъ въ кишечникѣ. Но онъ все переносилъ, какъ Праведникъ, и если разсказалъ о трудныхъ преслѣдованіяхъ, то только потому, что мы всѣ вспоминали о жестокостяхъ ГПУ. о. Арсеній разсказалъ объ одной формѣ издѣвательства мученіями:

"Когда ихъ везли черезъ Сибирь, морозъ былъ жестокій. Въ поѣздѣ былъ вагонъ-баня. Насъ совсѣмъ голыми погнали черезъ вагоны въ баню. Мы съ радостью обливались горячей водой и немного отогрѣлись, т.к. вагоны почти не топлены. Не давъ ничего, чтобъ вытереться, съ мокрой головой погнали назадъ. На желѣзной площадкѣ нарочно задержали и мокрыя ноги моментально примерзали къ желѣзу, по командѣ "Впередъ!” мы отдирали съ кровью примерзшія ступни”.

На другой день, переночевавъ у о. Арсенія, митрополитъ уѣхалъ къ себѣ. Теперь онъ жилъ въ другихъ условіяхъ. Послѣ 15-ти или около этого лѣтъ было разрѣшено въ Чимкентѣ найти ему квартиру. Архимандритъ Арсеній устроилъ ему комнату для спокойной жизни, заботился о его ѣдѣ не только въ сытости, но и въ діетѣ, ради больныхъ кишокъ. Досталъ ему сперва цитру, а затѣмъ и фисгармонію, что для митрополита, большого музыканта, было радостью. Онъ пѣлъ псалмы, перекладывая ихъ на музыку.

І-го Сентября неожиданно дана намъ была большая, очень большая радость. Сынъ мой Петръ, окончивъ ссылку, пріѣхалъ къ намъ, узнавъ черезъ сестру мою въ Москвѣ (переписка при вольной ссылкѣ разрѣшалась) нашъ адресъ. Пріѣхалъ съ молодой женой, чтобъ вмѣстѣ жить. Они только что потеряли ребенка, о чемъ я писала. Временно мы расположились всѣ въ нашей одной комнатѣ, куда мы перешли за два мѣсяца передъ тѣмъ, а затѣмъ для ихъ удобства рѣшили подыскать имъ вблизи отъ насъ отдѣльную комнатку. Андрюшино служебное начальство ввиду его честной работы назначило его на трехмѣсячные курсы по бухгалтеріи, причемъ было объявлено, что окончившій и сдавшій экзаменъ лучшимъ по конкурсу получитъ дипломъ на права старшаго бухгалтера. 25-го Сентября онъ долженъ былъ курсы закончить съ этимъ правомъ, т.к. шелъ лучшимъ изъ всѣхъ. Это дало бы ему хорошее содержаніе, и онъ такъ радовался, говоря: "Мутенокъ мой (такъ онъ меня называлъ), ты не будешь больше стоять на базарѣ и продавать цвѣты, я одинъ буду зарабатывать”. Петя нашелъ комнатку очень близко отъ насъ, и 24-го Сентября по приведеніи ее въ порядокъ они должны были перейти въ нее. 23-го вечеромъ мы сидѣли всѣ невеселые, предвидя несчастіе. По всему городу начались аресты. Это было владычество Ежова.

Въ часъ ночи дѣти и Ниночка спали, я еще не ложилась, когда у нашей комнаты остановился автомобиль. Я разбудила дѣтей. Въ дверь рѣзко застучали и раздался такъ страшно знакомый окрикъ ГПУ: "Отворите!”

Дѣлать было нѣчего, я отворила. Быстро вошелъ ГПУ и три вооруженныхъ солдата, у ГПУ револьверъ въ рукѣ. Помню, что я въ отчаяніи, понимая, что у меня отнимутъ сейчасъ самое дорогое въ земной жизни, дѣтей, рѣзко спросила: "Что вамъ здѣсь надо?” - "Андрей Урусовъ здѣсь?” Я не могу писать всѣхъ подробностей. Какъ ни примирилась съ Божьей Волей, но воспоминанія раздираютъ душу. Въ одномъ нижнемъ бѣльѣ поставили моего дорогого посрединѣ комнаты и обшарили, нѣтъ ли на немъ оружія. Подлинные трусы! Чего они боялись и кого? Какое могло быть оружіе вообще у кого-нибудь, а тѣмъ болѣе у высланнаго за вѣру въ Бога и Церковь! Начался обыскъ.

Перевернули все, конечно, ничего не найдя. Меня, несмотря на порывы приблизиться къ сидящему на кровати теперь Андрюшѣ, къ нему не допускали даже въ эти послѣднія минуты разставанія, можетъ быть, навсегда на землѣ. Онъ сидѣлъ молча, не протестуя ни однимъ словомъ, и только глазами указывалъ мнѣ на уголъ съ образами, гдѣ, какъ всегда, горѣла лампадка. Я понимала, что онъ призывалъ меня молиться. Я такъ плакала, что на просьбу невѣстки ко мнѣ подойти, ей разрѣшили. Обернувшисъ къ бѣдному Петѣ, онъ сказалъ: "Я не зналъ, что у Васъ еще сынъ есть! А это Ваша дочь?” Она отвѣтила: "Нѣтъ, я невѣстка”. Андрюшѣ велено было одѣться. Теплая куртка была у портного въ починкѣ, ботинки тоже. Надѣлъ легкое пальто и брезентовыя туфли. Денегъ у насъ не было, кромѣ 40-ка руб., которые ГПУ взяло якобы для Андрюши. Его увели. Мнѣ разрѣшили проститься. Мы обнялись въ послѣдній разъ. Я сказала ему: "Куда бы тебя ни сослали, я поѣду за тобой”. Но Господь судилъ иначе, и больше я его не видѣла. Онъ сказалъ мнѣ вечеромъ наканунѣ: "За меня не проси у нихъ, я этого не хочу, я твой сынъ!” Вотъ 15 лѣтъ въ сентябрѣ, какъ это было, но память об этихъ минутахъ такъ свѣжа, какъ будто это было вчера, только чувство отчаяннаго горя, охватившего меня, смѣнилось покорнымъ переживаніемъ. Мои дѣти - мученики за Христа. Не помня себя, я тутъ же на разсвѣтѣ побѣжала къ архимандриту Арсенію и, подойдя, увидѣла автомобиль и входящихъ къ нему ГПУ. Къ счастью, меня не замѣтили. Нужно было спасать Петю и его жену. Какъ настало утро, они уѣхали въ Томскъ, гдѣ тоже въ ссылкѣ вольной жилъ братъ моей невѣстки. Онъ поступилъ въ театръ артистомъ.

Бѣдная Ниночка, что переживала эта несчастливая, оставшаяся 6-ти лѣтъ сиротой дѣтская душа? Я не въ состояніи была работать, не знала какъ быть съ ней! Я только плакала, молилась и часами стояла съ ней у воротъ тюрьмы. Придя домой на второй же день, мы застали у себя отца Ниночки, пріѣхавшаго повидаться съ ней послѣ трехлѣтней разлуки. Еще за день я не могла бы подумать о томъ, что могу съ ней разстаться, но тутъ я усмотрѣла въ этомъ явное Божіе указаніе. Вѣдь и меня могли арестовать и что было бы съ ней? Я разсталась и съ ней! Отецъ взялъ ее къ себѣ.

Цѣлый мѣсяцъ ходила я въ ГПУ, прося не освобожденія, а передачи пальто, ботинокъ и чегони-будь съѣстного, просила о разрѣшеніи свиданія. Мнѣ подарили ссыльные для него валенки и теплую шапку мѣховую. Разрѣшено не было. 8-го Ноября мнѣ было объявлено: Андрей Урусовъ отправленъ 5-го числа на Дальній Востокъ безъ права переписки на 10 лѣть. Я молилась только о томъ, чтобъ не впасть въ отчаяніе отъ горя, и Господь помогъ мнѣ перенести и дальнѣйшія скорби, и вотъ живу уже 10 лѣтъ послѣ этого.

Я рѣшила его догонять. Сосѣди продали для меня все, что у меня было, помогли мнѣ и другіе ссыльные деньгами, и я уѣхала по дорогѣ въ Сибирь, т.к. мнѣ сказали, что онъ отправленъ въ бухту Нагая, въ Колымскій край. Бухта Нагая - это на самомъ сѣверномъ берегу Охотскаго моря. Я думала, что пассажирскимъ поѣздомъ догоню этапъ. Рядомъ въ купѣ вагона сидѣлъ разукрашенный орденами, какъ видно, исполнившій миссію арестовъ и приговоровъ, большой, уже пожилой чинъ ГПУ. На вторую ночь, заставъ меня въ коридорѣ вагона, спросилъ: "Гражданка, чего Вы все такъ плачете?” Спросилъ строго и, конечно, несочувственно. Я сказала объ Андрюшѣ. "За что его арестовали?” Я отвѣтила: "Безъ всякой вины”. - "Этого быть не можетъ!” - "Нѣтъ, это такъ: онъ взятъ за вѣру въ Бога и религію!” - "Ну, стало быть и виновенъ!” - "По-Вашему, да, а по-моему, нѣтъ!” "Какъ фамилія?” Я сказала. "Ну, больше 5-ти не просидитъ”. Навѣрное, онъ самъ и присуждалъ моего Андрюшу и другихъ обвиненій не нашелъ на него. Онъ мнѣ разрѣшилъ пройти въ Новосибирскѣ съ носилыцикомъ по путямъ, сообщивъ, что эшелонъ изъ Алма-Аты стоитъ еще здѣсь. Морозъ былъ свыше 50-ти градусовъ. Мы прошли подъ вагонами не меньше 20-ти товарныхъ поѣздовъ съ наглухо закрытыми вагонами, охраняемыми военными патрулями. Это все транспорты съ ссыльными изъ разныхъ городовъ Россіи. Въ тоть же день, какъ арестованъ былъ Андрюша, было арестовано вездѣ въ окрестностяхъ Алма- Аты по Казахстану все духовенство катакомбныхъ Іосифлянскихъ церквей, отбывавшихъ вольную ссылку за непризнаніе совѣтской церкви. Всѣ были сосланы на 10 лѣтъ безъ права переписки и, какъ я узнала послѣ, въ числѣ ихъ былъ и митроп. Іосифъ. На послѣднемъ пути былъ поѣздъ изъ Алма-Аты. Посреди поѣзда - классный вагонъ. Я постучала. Вышелъ маленькій еврей въ военной формѣ ГПУ и съ нимъ еще двое. Онъ удивился, увидѣвъ въ 12 ч. ночи даму у поѣзда съ носилыцикомъ, когда никто не имѣлъ права ходить по путямъ, да еще пролезать подъ вагонами съ арестованными. На вопросъ, что мнѣ надо, я сказала, что ищу сына, чтобъ передать ему теплую одежду, провизіи и денегъ. Одинъ изъ стоящихъ, узнавъ фамилію, сказалъ: "Кажется, у насъ есть такой!” Еврей сказалъ мнѣ: "Идите на станцію, а рано утромъ приходите, мы за это время провѣримъ списки, и если Вашъ сынъ тутъ, то я дамъ Вамъ свиданіе и Вы передадите лично, что хотите”. Ночь показалась мнѣ за нѣсколько лѣтъ. Въ 7 утра я была у поѣзда, опять съ носилыцикомъ. Я купила съѣстного, все что было можно на вокзалѣ. Мнѣ объявили: "Въ спискахъ такого нѣтъ!” А между тѣмъ этотъ эшелонъ отправленъ былъ 5-го изъ Алма-Аты. Шелъ онъ нѣсколько дней, и мнѣ представилось, что сынъ замерзъ.

Я взяла билетъ и поѣхала въ Томскъ къ Петѣ, давъ ему телеграмму. Въ этотъ страшный морозъ онъ и жена его, въ холодныхъ ботинкахъ, кое-какъ одѣтые, т.к. все было отобрано еще въ Москвѣ, а одѣться въ ссылкѣ не на что было, встрѣтили меня на вокзалѣ. Три дня я жила, окруженная теплой любовью и заботой. И Петя и Олечка утѣшали меня, говорили, чтобъ я не тосковала, что они найдутъ, гдѣ Андрюша, и я поѣду къ нему. На четвертый день ночью опять стукъ, и опять тотъ же окрикъ! Увезли и Петю моего! Я въ окно видѣла его сидящимъ, какъ-то согнувшись, на открытомъ грузовикѣ. Ночь была лунная. Шоферъ и ГПУ сидѣли въ кабинкѣ. Я отдала ему все, что везла Андрюшѣ. Послѣдніе его слова были молодой женѣ: "Олечка, поѣзжай немедленно съ мамой въ Москву”.

Она со мной не поѣхала, несмотря на всѣ мои просьбы, и осталась у брата, сказавъ, что только узнаетъ судьбу Пети въ ГПУ, на сколько лѣтъ и куда его отправятъ, и пріѣдетъ въ Москву. (Она была рожденная княжна Г-на). Черезъ мѣсяцъ отъ хозяйки квартиры было письмо. Ваша невѣстка и братъ ея арестованы и увезены на 10 лѣтъ.

http://rpczmoskva.org.ru/otecheskie-trudy/knnv-urusova-materinskij-plach-svyatoj-rusiglava-38-mitropolit-iosif.html