В последнее время часто слышится мнение, что слова «либеральный» и «консервативный» у нас не имеют значения, что при отсутствии у нас партий эти определения потеряли всякий смысл. Слышится такое мнение с обеих сторон и, тем не менее, обе стороны продолжают употреблять эти
* «Прелестная Элен», «Сабля моего отца» (фр.). определения, что доказывает их жизненность и соответствие данному понятию. Ведь и в Америке слова «республиканский» и «демократический» совсем не соответствуют своему первоначальному значению, между тем каждый американец составляет себе при этом определении совершенно правильное представление; то же следует сказать и о вошедшем в употребление слове «нигилист». Или, например, слово «Аркадия» далеко уже не соответствует своему первоначальному значению, между тем всякий знает, что это излюбленное место вечернего rеndеs vоuz* петербургской канцелярии, ее «вечернее присутствие».
Никто не станет отрицать, разве нарочно, что при определении «либеральное» рисуется нечто совершенно определенное. Болезнь эта имеет степени. Есть либерализм острый и либерализм тихий; болезнь распространяется вследствие усиленного сидения в кружках и кабинетах, отсутствия свежего воздуха, полного незнания России, петербургского геморроя и т.п. причин. Болезнь усложняется польско-жидовским катаром, развивающимся у иных от потребления кагальных субсидий. Острый оборот болезнь принимает, когда переходит на жидов, которые по своему юркому характеру тотчас из либерализма устраивают гешефт, делают рекламу и подписку... Руководительство же тихим либерализмом принял на себя один из шаблоннейших и бесцветнейших журналов в Европе это «Вестник Европы», который как пустотелый кирпич падает неизбежно 1-го числа каждого месяца на голову подписчикам и которого рецепты унылы и шаблонны, как рецепты какой-нибудь поваренной книжки «подарка молодым хозяйкам».
Раскройте хоть последнюю книжку: если напечатана пошлая и бездарная повесть, то, наверное, только потому, что там в мрачном виде представляется невозможная и ужасная жизнь в России (и зачем только все живут в ней гг. Стасюлевичи и Спасовичи, да еще наживают состояния) или что там производится обыск у студента и т.д. Если напечатаны стихи, вполне безграмотные (безвкусие и отсутствие литературного чутья – изумительные), то только потому, что там есть «что-нибудь такое, знаете»...
Ах, если б небеса и море были сини
И более ничто! Желт – колос полевой,
И розов – розы цвет! Ни злобы, ни кручин
Причин бы не было... (??)
Но ведь за такую бессмысленную чепуху не только профессор Стасюлевич, а я, какой-нибудь скромный учитель русского языка, должен был бы поставить единицу! Зачем же это помещено? А видите ли:
Земледелец сонный мне поля пахал
И рабочий люд грязный и несчастный, начинал
свой труд...
Во внутреннем обозрении всегда говорится с открытой ненавистью о Каткове и о гр. Толстом, со скрытой ненавистью (открытая теперь неудобна!), если говорить о замене графа Лорис-Меликова графом Игнатьевым (В. Ев., кн. 7, стр. 309). Если говорится о переменах в уголовном законодательстве, то радуются «уменьшению наказаний за кражу со взломом» (стр. 328), если говорится о последнем рассказе Н. Лескова, то хвалят его именно за «злую сатиру на теорию И. С. Аксакова» («Библ. Листок»). Если печатают английский роман, то, конечно, такой, в котором в омерзительном и порочном виде представлен священник, где говорится, что «Церковь вообще, кроме зла, на земле ничего не сделала», и где атеист, герой романа, выставлен в самом привлекательном свете. Если говорится о Польше, то непременно в смысле ее всяческого превосходства над Pоссией и необходимости уступок со стороны «победителя». Как видите, совершенно поваренная книжка! В небольшой статье «Детский вопрос» делается выдержка напр., из интересной книги француза Бертильона, которая выясняет нам отчасти неестественные причины призрачного и прославляемого процветания экономического положения Франции. Он указывает на чрезвычайно малую рождаемость во Франции, классической стране «сбережений». Как только у француза есть клочок земли, лавка, как только он собственник и хозяин, – у него один или два ребенка, но не больше. Это, видите ли, ущерб сбережениям. «Во Франции семьи, – говорит Бертильон, – с излишней расчетливостью определяют число детей, которое могут они себе позволить»... Почти невероятно, каким извращением природы человеческой теперь покупается сбережение и процветание... «Сумму, которую тратили бы на детей (1 376 000 000), француз прячет в сундуки или помещает в предприятиях». Вот удивительные основные причины малорождаемости во Франции, на мелких клочках которой сидят «буржуа» и берегут их: податься им некуда и они предпочитают сидеть на клочках и не рождать более двух детей. Нечего сказать, естественное, завидное и достойное подражанию положение!
Но в своей книге Бертильон, француз-патриот, упомянул и о том, что уменьшаются средства защиты страны, и что для силы Франции представляется все меньше рук, – и Боже! – какое шаблонное негодование возбудил он в либеральном журнале!
«Такова высота идеалов Бертильона! Они были бы поистине ужасны, эти идеалы, если бы их сила и свирепость не усмирялись рядом других явлений (напр. изданием «Вестника Европы». – В. М.). Возрастающее отвращение от войны, от милитаризма, развитие демократических начал (!!!) ослабляет влияние шовинистов и расчищает почву для развития общественной солидарности (читай «правовой порядок» – В. М.)». С точки зрения тихого либерального безумия «Вестника Европы» есть партия людей, которых идеал – кровь, война, разрушение... Война для войны! Нет, этот идеал – крепкое, сильное государство, обеспеченное от всяких на него посягательств и насилий внешних и внутренних, которое так же немыслимо без известной силы, как и человек, ходящий на трех ногах, хотя было бы удобнее, может быть, ходить на трех, чем на двух. Ненависть к войне это так же глупо, как ненависть была бы, напр., к зиме. Мечтать о том времени, когда люди будут раскланиваться и решать международные вопросы посредством полемики в «Голосе» и «Вестнике Европы», конечно, можно, но не имеет ни малейшего смысла и применения.
Вообще смешная эта история. Скука начинает одолевать самых приверженных и терпеливых читателей этих журналов от их шаблонно-либеральной болтовни, подписка становится все меньше, а эти господа (как недавно прекратившееся просто по недостатку подписчиков «Земство»), все ноют: это-де оттого, что нет конституции, что нам того-то не дозволяют сказать, что будь это – тотчас бы все процвело и возросло... Эти унылые речи, эти удобные ссылки на какое-то «стеснение» при собственной ничтожности и неспособности – очень характеристичны... Совершенно ясно, что слово «либерализм» имеет вполне определенный образ, хотя самый нелепый, и можно бы взяться перечислить весь нехитрый катехизис нашего «либерализма», который по своей несложности и соблазнительной простоте так доступен всякой самой нетвердой голове. Тут не нужно ни знания жизни, ни опыта, ни убеждений, ни таланта, ни практических знаний – это талисман, который дает возможность писать много людям, лишенным всего вышепоказанного. Оттого туда так много идут. К этому еще стоит возвратиться...