Меню сайта
Категории раздела
| Страницы русской прозы [140] |
| Современная проза [72] |
| Страницы русской прозы [140] |
| Современная проза [72] |
Посвящаю Другу моему Константину Дмитриевичу Набокову Где вы, грядущие гунны? Вал. Брюсов 1 У одной бедной женщины дочь была старая дева. Она очень тосковала без мужа. Вдруг объявление в газетах: ДАМЫ, у которых есть незамужние дочери, приглашаются сегодня в манеж, где между ними состоятся СКАЧКИ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ. Победившая в этом состязании получает для своей дочери МУЖА!!! - Маменька, вы пойдёте? – спросила дочь. Старухе шел седьмой десяток. Ноги слабые, глаза слезливые. - Надо идти, ничего не поделаешь! Дай-ка мне ридикюль. Пришла старуха на место. Там вертится молодой человек, весь как на пружинах. «Распишитесь, пожалуйста, в книге. Я самый жених и есть. Становитесь в ряд. Раз! Два! Три!» Махнул жених платком, побежали старухи, - все грузные, жирные, растрепанные. Толкают друг дружку, цепляются. Прыгают отвислые груди, дрожат огромные животы, шляпки съезжают с полулысых голов, но сильна материнская любовь! – они бегут. Перед ними мост - они через мост. Перед ними ров - они через ров. С горы кувырком, по горе ползком, треплются по ветру жидкие волосы, - сильна материнская любовь! Высокий забор на пути - лезут старухи на забор, одна, другая, десятая, цепляются дряхлыми пальцами, и падают вниз с высоты, и бегут, а за ними собаки, а за ними мальчишки, кухарки, полиция, пьяницы, - стой, держи! – бегут по большому городу. Омнибусы, кебы, конки и автомобили, - они не глядят, бегут. Огромное поле. И под широким небом, чуть видная, прямо на нас, исцарапанная, мокрая, оборванная, без одного башмака, бежит, приседая, старуха, и радость, и ужас у неё на лице: она первая, она победила! Все ближе она, и все больше вырастает на полотне. А там далеко, на горизонте, прыгают и мелькают какие-то жалкие пятнышки – её запоздавшие подруги. Вбежала старуха в манеж, растопырила руки, кинулась жениху на шею и зарыдала, и засмеялась: сильна материнская любовь! В афишке кинематографа эта картина называется «Бега тёщ», и после неё объявляется перерыв: нужно же дать отдых глазам. Тапер перестал играть и, спрятавшись за портьерой, доедает недоеденный огурец; слышно, как хрустит у него на зубах. Барышня, с перевязанной щекой, жёлтая и безгрудая, отбирает у нас билетики. Из будочки, которая позади, выходит, разминая ноги, прыщеватый парень и устремляется в прихожую покурить. Целый день он вертит в той будке машинку и, бросая на экран электрическую струю, заставляет этих старух снова и снова состязаться друг с другом и, если он захочет, президент Фальер снова встретится с королём Эдуардом, и снова полетит на загоревшемся шаре Цеппелин. Великий жезл власти дал людям в руки кинематограф. «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» - этот возглас перестал уже быть риторическим. Пусть Фальер только раз приезжал к Эдуарду, пусть он приезжал к нему только на мгновение, и жизнь тотчас подхватила и унесла его дальше, пусть даже после этого мгновения он исчезнет с лица земли, но самое это мгновение, когда он сидел в коляске и приподнимал цилиндр, и чесал переносицу, и любезно улыбался, - оно выхвачено из цепи других, остановлено, и может повторяться до скончания века; оно задержано на тысячи лет и попало в руки к прыщеватому парню, который, как Фауст, как Иисус Навин солнцу, крикнул всему этому: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Само время побеждено – и пространство! Сюда, на Разъезжую улицу, на угол Разъезжей и Коломенской, в маленькую грязную залу, где прежде был трактир, сходят во всей красе и величии – Альпы! В афише написано: «Путешествие по северным Альпам», - и сверкают снега, и зияют пропасти, и мы чёрные проходим туннели, и – под аккомпанемент тапера, - проносятся и пляшут перед нами, как перед окошком горного поезда, неподвижные, далёкие, отстоящие за тысячу вёрст, горы. Исполнилось слово Писания. Мы сказали горе: сойди с места! – и сошла гора, и пришла сюда, на угол Разъезжей и Коломенской, и заплясала под музыку тапера. Магомету уже не нужно подходить к горе: пусть отдаст 17 копеек за вход, и гора подойдёт к Магомету. Великий жезл власти дал людям в руки кинематограф! О, прыщевай парень! О, голодный тапер, доедающий за портьерою недоеденный огурец! О, жёлтая и безгрудая барышня с перевязанною щекою! Вы полубоги и колдуны, вы покорители естества. Вы двигаете горами и океанами, само время послушно вам, и, по-вашему слову, покорно, как пойманный вор, оно отдаёт нам назад награбленное у нас богатство. Если б мог, я стихами воспел бы кинематограф, но одно в нём смущает меня: почему такая страшная власть, такое нечеловеческое, божеское могущество идёт и создаёт «Бега тёщ»? К чему же нам всем это чародейство, если «Бега тёщ» - его венец и предел? Дальше оно не идёт и дальше не хочет идти. После «Бегов тёщ» мы увидим «Приключения с цилиндром игрока», мы увидим «Проделки сумасшедших», «Любовь в булочной», «Видения водолаза», но идеал всего этого – «Бега тёщ». Выше этой высоты не восходит вдохновение кинематографа: бегут, толкаются старые женщины, их кусают собаки, их колотит городовой, - и больше ничего не хочет рассказать нам кинематограф: здесь вся его мудрость, здесь рубеж его эстетики и морали. И это так странно! Он, чудо из чудес, последнее, непревзойдённое, непревосходимое создание гениального человеческого ума, - почему же, чуть он заговорил, получилось нечто до того наивное и беспомощное, что папуасы и ашатии могли бы ему позавидовать? Смотришь на экран и изумляешься: почему не татуированы эти люди, сидящие рядом с тобой? Почему за поясами у них нет скальпов и в носы не продето колец? Сидят чинно, как обычные люди, и в волосах ни одного разноцветного пера! Откуда вдруг взялось столько пещерных людей на углу Коломенской и Разъезжей? | |
|
| |
| Просмотров: 736 | |