VII
Аполлоний охотно вербовал членов "психических оркестров" среди евреев. Это делалось открыто, в добровольцах не было недостатка, и еврейское общество сначала ничего не имело против этих упражнений, представлявших, по-видимому, научный интерес, а в то же время удовлетворявших господствовавшей тогда жадности ко всему необыкновенному и чудесному. Но мало-помалу стали замечать, что побывавшие на курсах охладевали к еврейству. Высший Совет Кол Изроель Хаберим дал знать великой синагоге, что не одобряет участие евреев в психических оркестрах. "Сыны Израиля, - говорилось в его письме, - должны влиять на гоев, но не подчиняться их влиянию".

Между тем произошел случай тайного похищения еврея, именно Марка, сына Боруха Хацкиеля. Сначала его упрашивали записаться в психический оркестр, усматривая в нем большие оккультные способности. Когда же он наотрез отказался, его по-разбойничьи схватили на улице и начали насильственно подвергать опытам. Марк пустился на хитрости. Он притворился заинтересованным новым делом и, будучи по природе очень мало подвержен гипнозу, разыгрывал роль самого чувствительного сомнамбула, а в то же время проявил и свою действительную силу магнитизера. Это редкое сочетание его способностей вызвало к нему особое внимание руководителей. Его стали посвящать во все более сложные опыты, с которыми он таким образом и ознакомился очень не дурно. Зачисленный в высшую психическую батарею, он был отпущен к отцу при самых дружеских отношениях со своими руководителями, и теперь лишь изредка являлся к ним для упражнений. Никаких вредных последствий от этих занятий он на себе не чувствовал, вероятно, потому, что играл роль активного магнитизера. Но большая часть членов оркестров, особенно захваченных насильно, доходила, по рассказу Марка, до самого жалкого психического состояния. Вялые, безжизненные, с вечно выдавливаемыми из них, так сказать, соками души, они почти переставали походить на сознательные человеческие существа. Но та сила, которую из них требовалось добыть и которую Аполлоний называл "волей", не уменьшалась при этом, а возрастала, как показывали особые измерительные аппараты, но она уже не принадлежала им и не ими направлялась к действию.

Борух решил доложить об этом старейшинам синагоги. Выслушав сообщение, Собрание воспретило евреям поступать в психические оркестры без особого разрешения Совета синагоги. Марку это разрешение и было дано в целях наблюдения за опытами. Что касается насильственного похищения его, то в Собрании послышались голоса обвинявшие по этому случаю самого Боруха Хацкиеля. Особенно восстал против него ученый каббалист Эзра Гаон. "Вот видишь, рабби Борух, - говорил он, - твое якшание с христианами доводит до того, что твою семью принимают за христианскую. Ничего подобного не позволяли себе в отношении верных евреев. Как и могло бы быть иначе, когда мы в Антиохе, вероятно, дождемся явления Мессии, да будет благословенно имя Его. Теперь же мы, евреи, из-за тебя принуждены будем обращаться с жалобой к великому Антиоху и портить дружеские с ним отношения".

Борух горячо заспорил:

"Разве может благословенный Мессия знаться с павшим ангелом Самаелем, которого Антиох называет Люцифером? Разве может он заниматься чародействами? Не Мессию, а врага Господа Саваофа мы можем увидеть в Антиохе, достойно несущем имя древнего богопротивника..." [1]

Эзра был сильно обижен словами о чародействах, так как сам усердно углублялся в магию. Но Собрание не дало спору дойти до явной ссоры и постановило, что во всяком случае приходится отправить к Великому Устроителю депутацию с жалобой на насилие над Марком.

Антиох принял жалобу с неудовольствием; и отвечал, что это какое-нибудь частное самоуправство, которое он расследует и накажет. При этом он не преминул заметить, что, кажется, евреи не могут пожаловаться на свое положение в его управление и что он ожидает их содействия его обширным планам устроения человечества. Эзра, бывший в депутации, рассыпался в уверениях о надеждах евреев на Великого Устроителя.

Между тем Борух пошел к епископу Августину побеседовать о странных затеях власти, захватив с собой и Марка. А Валентин явился туда же, потому что, только заслышав о приключениях его, стремился расспросить Марка подробно. Молодой Хацкиель во многом и дополнил его сведения о "психических батареях". Группы лиц, составляющих оркестр или батарею, образуются из людей, обладающих различными оккультными способностями, чтобы они дополняли друг друга в одном коллективном воздействии на других людей или даже на неодушевленные предметы, а также на астральных духов. Психические батареи упражняются в том, чтобы на большем или меньшем расстоянии парализовать людей, или понудить их к известным действиям, и психической силой передвигать предметы. В участники батарей берут не непременно единомышленников - а людей с сильной "волей", как выражается Аполлоний. Эта воля рассматривается как материал, из которого развивается сила, наподобие пара, пороха, динамита и т.п. И как порох, в чьих бы он руках не находился, одинаково производит свое действие, так и воля может быть пущена в действие тем, кто ее захватил. Дрессировка участников батарей именно имеет целью покорить их, отдать их волю в руки заведующего батареей. Дело не в том, единомышленны ли эти лица с руководителем, а в том, достаточно ли они порабощены ему духовно. Разница лишь та, что единомышленник отдает себя добровольно, а иномышленного нужно покорить. Для этого нужно уничтожить в нем все, что препятствует такому порабощению и поддерживает его личную самостоятельность. Поэтому необходимо добиться его отречения от Христа, вообще от Бога, и убить в нем нравственное чувство. Все это достигается посредством гипнотических внушений и искусственного развития чувственности. Не со всеми это удается одинаково легко. Чем сильнее душа, тем труднее ее покорить. А душа тем сильнее, чем больше в ней духовного элемента. Самые высшие Аполлоний называет "святыми" и говорит, что они имеют ангельскую природу. Но поработить, по его мнению, можно и их. При порабощении душа сохраняет свои природные способности, хотя бы они пошли на совсем иное употребление нежели то, которое сделала бы она, если бы осталась самостоятельной. Развитию чувственности Аполлоний придает очень важное значение, так как она связывает человека с материей и отрывает его от Бога. Поэтому при дрессировке стараются развить всякое чревоугодие, приучить к пьянству и т.п. Еще важнее половая чувственность, которую возбуждают разными чародейскими напитками - фильтрами, - подстраиванием любовных приключений, а иногда, говорит Аполлоний, годится и простое изнасилование. Другой путь для порабощения души составляет развитие гордости, но он практически труднее, так что доселе не применялся.

Таким образом, Марк ознакомил своих слушателей и с теорией, и с практикой психических батарей. Но что касается судьбы Лидии, он знал гораздо меньше. Известно ему, что она была крайне неподатлива, и Аполлоний прямо измучил ее своими опытами, а в конце концов заточил в Башню Астральных Духов. Башню эту Марк знал, потому что состоял в высшем психологическом оркестре, участвовал в опытах влияния на существа астрального мира. Один раз этому оркестру было поручено произвести коллективное воздействие на Лидию, которое и оказалось безуспешным. Мучения же Лидии, вероятно, были очень тяжки, так как по поводу их громко возмущался даже один тамплиер - Яни Клефт. Все это были драгоценные сведения, и у Валентина впервые зашевелилась уже не мечта, а надежда освободить Лидию. По уходе евреев, он заговорил об этом с епископом.

- Да, - сказал Августин, - тут действительно как будто выдвигаются какие-то возможности. Марк, если ему прикажет отец, может в чем-нибудь помочь. Нужно, чтобы отец Викентий похлопотал у своих друзей. Вообще нужно постараться подготовить что-нибудь ко времени восстания Осборна. Но дело это все-таки очень трудное. Ведь несчастную приходится вырвать хитростью или силой прямо из глубины адской. Тампль - замок крепкий и, конечно, хорошо охраняется. Надо собрать все способы и объединить их в какой-нибудь стройный план. Будем стараться не терять времени.

- Ну а что Вы думаете о Клефте?

- Кажется, все-таки опасно говорить с ним. Он может ей сочувствовать, может негодовать по поводу мучений, может быть, даже недоволен Антиохом. Но ведь он все-таки их человек, а не наш. Не разойдется же он с ними, не перейдет к нам. Скорей, будет умилостивлять своего Повелителя, чтобы как-нибудь выпросить ее пощаду... Нет, опасно с ним говорить.

Намек на Антиоха IV Эпифана (Епифана), сирийского царя из македонской династии Селевкидов (правил в 175-164 гг. до Р. X.). При нем был осквернен Иерусалимский храм, что вызвало в 167 г. восстание иудеев под предводительством Матафии и Маккавеев, свергнувшее сирийское иго над Иудеей (см. 1-3 кн. Маккавейские в Св. Писании) ^

VIII
Набег на Башню Духов, по всем соображениям, мог быть произведен только во время восстания, подготовляемого Осборном. Оно было назначено в день Национального праздника, т.е. ежегодного торжества конституции, введенной Великим Устроителем. Это нападение казалось Осборну полезной диверсией даже в чисто военном отношении и утилизировало бы такие силы, которые бы иначе не примкнули к восстанию. Среди христиан было много людей, убежденных в наступлении конца мира и считавших поэтому бесцельными политические перевороты. Но именно среди таких людей каждый охотно готов был принять участие в освобождении томящихся в темницах. Недостатка в живой боевой силе для этого дела не предвиделось. Но нужно было знать, где же разыскать этих томившихся в темнице, как их вывести, как достигнуть, чтобы их, в минуту опасности, тюремщики не перегнали в другое место. Конечно, было вероятно, что при разгроме Тампля кое-кто из пропавших христиан будет освобожден, но вероятно - наименее важные, наименее охраняемые. Какие же данные, что будет освобождена Лидия, которую ее мучители наиболее берегли? Валентин считал, что набег на Башню Духов должен был быть организован, хотя и в связи с общим нападением на Тампль, но как отдельная самостоятельная часть этого предприятия. Для освобождения Лидии требовалось хорошо расследовать Башню Духов, способы быстро к ней добраться, захватить ее внезапно, безопасно вывести узницу и скрыться с ней. В конце концов - освобожденную нужно было укрыть в очень надежное убежище. Это была наименее трудная часть задачи. Но для первой ее части, по-видимому, необходимо было какое-нибудь содействие внутри самого Тампля.

Борух позволил Марку принять участие не в восстании вообще - так как синагога никак не хотела низвергать Антиоха - но специально в освобождении Лидии. Это был ценный помощник - по обследованию Башни Духов. Но иезуиты - друзья патера Викетия - заявили, что не могут компрометировать своего положения из-за такого маловажного дела, как освобождение одного или даже нескольких узников. Они соглашались дать всякие сведения о Башне Духов и подступах к ней; могли бы попытаться помочь, чтобы в карауле было назначено лицо, сочувствующее предприятию, если бы такое лицо имелось у заговорщиков. Но более ничего они уже сделать не могут.

Этого было крайне недостаточно.

Между тем как раз в это время в Иерусалим прибыл старец Иоанн. Валентин никогда не пропускал случая повидать его, а теперь, со времени захвата Лидии, просто жаждал поговорить с ним о том, как ее спасти. Он верил, что вдохновения старца всегда безобманчивы. Лидию же старец очень любил. Но незадолго до ее пропажи он уехал в Сирию, и теперь впервые оттуда возвращался. Валентин застал его у епископа Августина в разговоре о сирийских убежищах. Правду сказал Валентин Эдуарду: достаточно было посмотреть на старца, чтобы признать в нем апостола Иоанна. Высокий, величественного вида, седовласый, он не имел никаких признаков дряхлости, и казался как бы вне времени. Нельзя было сказать, сколько ему лет. В его взоре и на спокойно-выразительном лице запечатлевалась мудрость тысячелетий, он, казалось, уже все видел на свете, все знает, нет для него неожиданностей и волнений. Но немеркнущее вдохновение, охватывающее его как будто светлым ореолом, показывало постоянное живое участие во всем совершающемся. Любовью и кротостью дышало его лицо, но было ясно, что оно могло каждую минуту запылать всесожигающим огнем против врагов его возлюбленного Господа. Таков и должен был быть апостол любви и в то же время "сын грома", как называл Спаситель своего любимого ученика.

Старец рассказывал епископу о своих трудах по заготовке убежищ для христиан.

"Время близко, - говорил он. - Жена, облеченная в солнце, должна бежать в пустыню, где приготовлено для нее место от Бога, чтобы там питаться 1260 дней [1]. Давно уже подготовляю я это место, но теперь приходится поторопиться".

Он устраивал тайники в недоступнейших горах Малой Азии, где суровое, труженическое население, ревностные христиане, под влиянием его проповеди, давно уже готовили по лесам и ущельям тайники и пещеры, естественные и искусственные, а последнее время стали собирать и хлебные запасы. "Готовьте, дети, - сказал им старец, - скоро нельзя будет нигде ничего купить" и жители торопились, чтобы иметь возможность укрыть и прокормить преследуемых изгнанников, видя в этом осуществление миссии, назначенной им от Бога.

Валентин не замедлил передать старцу печальную историю Лидии и все, что о ней теперь узнали, упомянув и о Яни Клефте, бывшем друге Лучицких, нынешнем служителе мучителей Лидии, о своей неотступной мысли побывать у него, вопреки мнению епископа Августина. Старец слушал внимательно, переспрашивал подробности и наконец сказал:

- Нет, относительно Яни Клефта не могу согласится с Владыкой. Это должно быть хороший человек и может принести большую пользу. Ты у него побывай. Конечно, нужно завести речь с осторожностью. Да ты не тревожься так. Господь, конечно, не оставит Лидию без помощи. Вот побывай у Клефта, а там увидим. Я, вероятно, и сам приму участие в этом деле.

- Значит, благословите, батюшка?

- Вполне. Благослови Господь.

С самых студенческих времен Валентин не поддерживал знакомства с Яни, и чем ближе Клефт сходился с Антиохом, тем менее было оснований с ним знаться. Об этом теперь приходилось пожалеть. Но Валентин надеялся, что дело Лидии даст достаточную причину обратиться к старому знакомому Лучицких. Он отправился в Тампль и приказал доложить о себе. Но принимать у себя посторонних посетителей рыцари могли только с разрешения своего комтура [2]. Валентин не значился в списке допущенных, а потому Яни вышел к нему на улицу. Он поздоровался с бывшим товарищем не без некоторого удивления.

- Сколько лет не виделись! Как это Вас осенила счастливая мысль вспомнить обо мне?

Валентин объяснил, что пришел попросить у него совета, а может быть, и протекции.

- Вы, вероятно, припомните Лидию Лучицкую, у которой мы в студенческие времена проводили столько веселых и задушевных часов?

Яни весь вспыхнул.

- Да, как же... Очаровательная особа... Светлая личность... Но в чем же дело?

Валентин рассказал, что она осталась сиротой, на его попечении и некоторое время считалась даже его невестою. Теперь она без вести пропала, исчезла, вероятнее всего арестована по какому-нибудь обвинению как христианка. Он бы хотел просить разрешения на свидание с ней, может быть, ей нужна какая-нибудь помощь. Не может ли Яни Клефт, как тамплиер, посоветовать ему, куда нужно с этим обратиться, а может быть, и помочь добыть разрешение? Яни Клефт слушал с видимым волнением.

- Ax, - сказал он, - бедная Лидия! Боюсь, что она в очень плохом положении... Вы, кажется, сказали, что она Ваша невеста?

- О нет, она давно мне отказала. Но она осталась на моем попечении.

Яни осмотрелся по сторонам.

- Прогуляемся немного, сказал он, поболтаем по-старому, по студенческому.

Они направились в обширный городской парк, упиравшейся в Тамплиерское озеро. Всю дорогу Яни болтал о самых безразличных предметах. Выйдя на берег озера, он еще раз осмотрелся. Нигде не видно было ни души,

- Валентин, - заговорил он, - Вы честный человек и любите Лидию, и не выдадите меня. Слушайте. Ее можно считать погибшей, и я - невольная причина ее гибели. Единственное средство спасти ее - это силой вырвать ее из тюрьмы. Предприятие почти безнадежное. В нем пришлось бы рисковать жизнью с самыми малыми шансами на успех. Но никакого другого способа нет.

Валентин вздрогнул от радости.

- Я готов погибнуть. У меня найдутся и самоотверженные помощники. Говорите, что нужно делать? Можно ли иметь какую-нибудь Вашу помощь?

- Да, я готов помочь, сколько могу. Ее судьба камнем давит мою совесть. Я даже мысленно строил планы... совершенно бесполезные до сих пор. Но - приходите Вы: это изменяет положение...

Он быстро набросал примерный план действий. Башня духов, где держат Лидию, возвышается на внутренней стене Тампля. По другую сторону стены тянется обширный Орденский парк, в котором есть пустые, всегда безлюдные аллеи, и он доходит до внешней стены замка, за которой плещет Тамплиерское озеро. По обеим стенам ходят часовые, по малейшему сигналу которых прибегут караулы из кордегардии [3]. Следовательно, часовых на обеих стенах нужно бесшумно убить. Яни может заранее спустить веревочные лестницы на обеих стенах, а для Лидии нужно припасти крепкую простыню и веревки, так как ее придется опускать, подымать и нести на руках. На озере нужно заранее заготовить лодку. Много людей для предприятия не требуется, чем меньше их, тем меньше будут заметны. Достаточно человек десяти, но сильных и вооруженных.

- Если бы я, - прибавил Яни, - был в эту ночь начальником караула, дело несколько упростилось бы, но на такую случайность нельзя рассчитывать. Большую опасность представляют астральные духи Башни, подчиненные Магу, которые, вероятно, дадут ему знать о происходящем. Но тут уж я ничем не могу помочь, и из этого следует только, что дело нужно делать с моментальной быстротой.

Они расстались, условившись в дальнейших свиданиях по сигналам, выставляемых ими друг другу. Валентин не обмолвился ни словом ни о рыцарях иезуитах, ни о Марке, который, вероятно, мог парализовать духов Башни. Но самому ему было видно, что благоприятный исход похищения Лидии более богат благоприятными шансами, чем мог думать Яни, не знавший ни о присутствии изменников в среде тамплиеров, ни о том, что в день попытки похищения в городе должно было вспыхнуть восстание.

Cм.: Откровение 12, I-6 ^
Комтур - лицо в духовно-рыцарских орденах, управляющее определенной областью, комендант крепости ^
Кордегардия - помещение для караула, охраняющего крепостные ворота ^

IX
Великий Устроитель возлагал большие надежды на приближавшийся день Национального праздника. Panem et circeneses [1] - это вечный крик толпы, и за неимением хлеба он рассчитывал великолепными развлечениями умягчить сердца, раздраженные голодом и лишениями. Но его беспокоила мысль о бродячих пророках: что если они явятся на праздник и испортят его какими-нибудь скандалами? Уже более трех лет они волновали все страны своими обличениями и чародейством, измучивши все правительства Союза. Попытки арестовать их, одинаково ревностные со стороны Антиоха и правителей союзных держав, постоянно оказывались безуспешными и нередко роковыми для исполнителей распоряжений власти. В некоторых случаях чародеи насылали на враждебные им населения чумную язву. Антиох не мог думать о них без бешенства и твердо решил убить их в случае их появления, но их изумительные чародейские способности смущали его. Он призвал Аполлония, и упрашивал его развернуть все силы магического искусства, чтобы не вышло как-нибудь неудачи. "Я не могу потерпеть, чтобы такие ничтожные твари отнимали у меня доверие народа, - говорил он. - Мне нужна безусловная вера в меня, безусловная готовность мне во всем подчиняться, я должен сконцентрировать около себя все душевные силы человечества. А вот эти пустомели портят все мои расчеты!" Аполлоний обещал приложить все старания помочь Великому Человеку, но не мог вполне рассеять его тревоги.

Аполлоний часто входил в общение с Люцифером и легко вызывал его к себе простым напряжением своей воли. Люцифер являлся иногда в чувственном образе, иногда незримо. Но Антиох охотно обращался к нему только в тех случаях, когда думал бороться с сами Богом. Признавая Люцифера наивысшим духом, он считал себя не рабом его, а союзником, хотя и более слабым. Обладания человечеством он не хотел уступить никому, мечтая иметь свою долю участия даже в обладании вселенной. Каким образом это может осуществиться - он еще не знал, но думал, что это уяснится после того, как во вселенной будет низвергнуто владычество Бога. Он мечтал, что обладание психическими силами человечества, коллективно бессмертного, сделает бессмертным и его самого, и он будет вечно разделять с Люцифером власть над миром в качестве владыки человечества. В нем воскреснет Адам Кадмон [2], в которого он верил со всей силой своих каббалистических убеждений.

Поэтому он не хотел обращаться к Люциферу в таком ничтожном деле, как борьба с бродячими колдунами. Но в эту ночь он был вырван из своей полудремоты ощутительным веянием Люцифера. Могучий противник Бога сидел на своем алтаре в обычном виде крепкого мужчины, в фосфорически светящейся мантии и светящейся короне, с выражением неукротимой энергии на надменном, но несколько грустном лице.

- Мой друг Антиох очень горд, - пошутил он, - но вот я сам пришел к тебе.

- Разве ты сам не горд, Великий Дух, - ответил Антиох, - разве мы не должны быть гордыми, если хотим владеть миром?

- Конечно. Но мы союзники и просить моей помощи не значит быть слабым. Я пришел тебе сказать, что этих "побродяг", как ты их называешь, ты не должен считать ничтожными. Это действительно Энох и Илья, духом сильнейшие из людей и достигшие бессмертия, о котором ты пока только мечтаешь. Они вооружены Божественной силой, и чтобы справиться с ними - тебе весьма нужна моя помощь. И я тебе ее дам. Люди должны видеть, или верить, поправился он с усмешкой, - что ты их победил не средствами земного магизма, а присущей тебе самому силой, как делал - прибавил он с какой-то болью в голосе - тот, древний, Иисус... Я тебе помогу в этом.

И он исчез, оставив Антиоха с неприятным чувством зависимости от Люцифера. Но он все-таки успокоился и начал с легким сердцем приготовления к празднику. Теперь он даже желал, чтобы пророки явились на торжество. Но, кроме расправы с ними, нужно было озаботиться ликвидацией восстания, о приближении которого извещали донесения полиции.

В этом отношении Антиох был однако обманут ошибочными сведениями полиции. Осборн, которого заговорщики назначили диктатором, держал в тайне день восстания, обязав все кружки быть готовыми к выступлению по сигналу, когда бы он ни воспоследовал. В полицию же он ловко провел ложное сведение, будто бы восстание произойдет за три дня до праздника, который потом будет торжеством освобождения от тирана, как революционные прокламации называли Великого Устроителя. Эти ложные сведения гласили также, будто восстание начнется с нападения на дворец Антиоха и Министерство Внутренних дел. Соответственно с этим Великий Устроитель сосредоточил сильные воинские части в эти пунктах. В свой дворец он, как и надеялся Эдуард, назначил большую часть тамплиеров, так что самый Тампль остался с минимальной охраной.

В действительности план Осборна был совсем иной: на рассвете Национального праздника начать разграбление продовольственных магазинов, арестовать ряд правительственных лиц на квартирах и захватить тюрьмы, чтобы выпустить множество томящихся в них политических заключенных. Самого Антиоха предполагалось просто убить около его дома. В день же фальшиво указанный полиции Осборн хотел произвести только несколько пустых демонстраций, чтобы успокоить власти видимостью неудачной попытки возмущения.

Валентин же, в виду слабости охраны Тампля, именно этот день и избрал для набега на Башню Духов, не дожидаясь Национального праздника. В его распоряжении находилось десять молодых, крепких христиан, из которых двое охраняли лодку, способную вместить весь отряд. Пошел в экспедицию и Марк, который решил, что сумеет усыпить астральных духов. Отец отпустил его очень охотно, прибавивши: "Только ни за что не попадайся - ты нужен для сражения с Аполлонием и Антиохом". Старец Иоанн также присоединился к отряду. "Я, - сказал он, - буду нужен для Лидии". На другой стороне озера была приготовлена простая повозка, запряженная тройкой превосходных скакунов.

Яни Клефт, стараниями друзей патера Викентия, был назначен начальником караула в ночь предполагавшейся экспедиции. Валентин настолько убедился в его искренности и в его внутреннем отпадении от Антиоха, что ввел его на все совещания отряда. Он внимательно присматривался к христианам, видимо проникаясь к ним симпатией. Старец же Иоанн произвел на него глубокое впечатление; он прислушивался к каждому его слову, ловил каждый жест... Однажды, старец, посмотрев внимательно на него, сказал: "Вот ты спасаешь Лидию, а она, даст Бог, спасет тебя... " Яни задумался...

Христиане отряда с энтузиазмом шли на свое опасное дело, но мысль убивать часовых из-за угла вызывала в них неодолимое отвращение. Они придумывали разные способы обойтись без этого, но напрасно. Тут Яни неожиданно спросил, согласятся ли христиане укрыть его, если он совершенно скомпрометирует себя перед властями?

"Конечно, - ответил без колебания старец Иоанн. - Не сомневайся. Укроем по-братски. Не отыщут..."

Тогда Яни заявил, что он уведет часовых с постов, так что никаких убийств не потребуется. Но ему придется бежать вместе с христианами...

С последнего совещания все участники должны были разойтись порознь, чтобы собраться к ночи около лодки. Старец Иоанн отслужил краткий молебен и пригласил всех хорошенько поесть у заготовленного Валентином стола.

"Вам понадобятся силы", - сказал он. В торжественном безмолвии прошла трапеза, быть может, последняя в жизни участников. Но старец ободрял их: "Не смущайтесь, дети, все, Бог даст, пойдет хорошо". И все двинулись разными путями в длинный обход озера, к месту, где их ждала лодка. На ней предстояло ночью подъехать к наружной стене замка. Яни обещал указать место причала фонарем и задумчиво отправился в свои казармы. Из всех участников предприятия он ставил самую крупную карту...

Хлеба и зрелищ - (лат.) ^
Адам Кадмон (евр. "Адам первоначальный", "человек первоначальный") - в мистической традиции иудаизма абсолютное, духовное явление человеческой сущности до начала времен как первообраз для духовного и материального мира, а также для человека ^