К очередной годовщине кончины Государя Императора Александра III (в 2 часа 15 минут пополудни 20 октября (по ст. ст.) 1894 года) мы помещаем «Слово...», произнесенное на следующий день за литургией в храме Московской Духовной академии её ректором, архимандритом Антонием (Храповицким) (1863-1936), впоследствии одним из самых известных русских архиереев. Спустя месяц «Слово...» было опубликовано в журнале «Богословский Вестник» (1894.- №11.- С.1-9).

Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по изд.: Антоний (Храповицкий), архиеп. Полное собрание сочинений. В 3-х т. Изд. 2-е. Том I. - СПб.: Изд. И.Л. Тузова, 1911.- С.375-378.) подготовил доктор исторических наук, профессор А. Д. Каплин. Курсив в тексте - авторский. Цитаты и сокращения оставлены без изменений. Информация из сноски дополнена и помещена в предисловие составителя.

+ + +

Вот день! вот пришла,

наступила на­пасть (Иез. 7, 10).

Итак, наступил тот горестный день, когда Господь определил отнять у нас нашу радость, оставить нас сиротами. Взято ныне Господом «дыхание жизни нашей, помазанник Господень... о котором мы говорили: под тенью его бу­дем жить среди народов» (Плач. 4, 20). Взят тот, кого шесть лет тому назад чу­десно возвратил нам Господь из когтей погибели. Тогда Всевышний поднял над Русью Свой угрожающий перст, призывая ее к покаянию, а ныне опустил на нее Свою карающую десницу, увидев, что первая угроза недостаточно воздей­ствовала на сердца. Впрочем, и та угроза была не первая: сколько раз Господь спасал из рук злодеев Государя Александра Николаевича, показывая этими устрашениями, что Россия виновна пред Ним, но до тех пор мы не одумывались, пока Бог не отвратил Свою защитительную десницу, и потрясенная Отчизна должна была омывать слезами покаяния искаженный ранами труп Царя-стра­дальца. Однако и это временное просветление умов, выражавшееся в самоукорениях и в исправлении жизни многих, оказалось настолько непрочным, что даже и тот великий день, когда Господь грозил оставить нас не только без Царя, но и без потомства его, это незабвенное 17-е число сего месяца не могло вразумить нас. Пусть же теперь русские люди изменят дни радости на дни скорби, муче­ний совести и стыда пред Богом. Да, именно стыда пред Богом, праведно от­вергающим нас. Ибо спросят нас теперь многие: где же, Святая Русь, твои про­славленные молитвы? где твоя вера? где твоя любовь к твоему Государю? Или ты так оскудела всеми сими дарами, или настолько прогневал Бога народ твой, что даже святые мужи в тебе не могли умолить Его и отвратить гнев Его от тебя? Да, поистине, последний укор справедлив. Господь показывал нам делами Своего Промысла то, что говорил в древности народу Своему через пророка: «Я готовлю вам зло и замышляю против вас; итак обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши. Но они гово­рят: не надейся; мы будем жить по своим помыслам и будем поступать каждый по упорству злаго своего сердца» (Иер. 18, 11-12). «Ты не молись о на­роде сем во благо ему. Если они будут поститься, Я не услышу вопля их» (Иер. 14, 11-12). «Хотя бы предстали пред лице Мое Моисей и Самуил, душа моя не приклонится к народу сему» (Иер. 15, 1 и Иез. 14).

Тщетны были для нас вразумления Божии, хотя были они многочисленны и разнообразны, ибо в последние годы уже не человеческою рукою устрашал Он нас за Царя нашего и не ею спасал его, а Своею простертою мышцею избав­лял нас, пока не истощилось долготерпение Его и ниспала на нас сегодняшняя праведная кара.

Образумимся ли мы хотя ныне? Возненавидим ли свои отступления от духа евангельского и духа народного? - Смотрите, у нас на лицах как бы вина какая, как бы смутное ощущение того, что не взял бы Господь от нас утехи очей наших, лучшего украшения нашей Отчизны, если б мы сами ценили дары Его благодат­ного о нас промышления.

Не случайные только падения воли нашей восстановили против на Всевышнего, но то дерзостное попрание духа Христова, то полное нежелание созидать в себе евангельскую жизнь, содержавшуюся предками нашими, та об­щая ложь, то блудное растление, которые проникли от высших кругов общества уже и в простой народ. Охладели русские люди ко святой вере, возлюбили ино­земный обычай жизни, горделивый, сухой и холодный, и не только перестали стыдиться своего греховного ожесточения, но начали похваляться им так, что уже не порок стал предметом презрения и насмешек, а целомудрие, набожность и смирение, сохранившееся у немногих. За это Господь и обездолил нашу зем­лю, за это обрушил на нее сей удар и отнял тот залог нашего благополучия, пред которым стали склоняться с почтением горделивейшие главы иноземных наро­дов, прежде презиравших нас, а ныне видящих в нашем Государе опору общего мира и справедливости.

Неоценима наша потеря, сердце наше подавляется глухою болью, мы чув­ствуем, что сами виновники нашей утраты, и горько плачем, видя, что не могли вовремя возвратиться, ибо грехи наши стали между нами и небом медною стеною, об которую разбиваясь, возвращались в недро наше все возносимые молитвы.

Оттого и наша печаль так глубока, горе так разъедающе, несмотря на то что кончина Государя христианская, непостыдная и мирная. Учил он нас, как жить и служить ближнему, учил и тому, как умирать. Дай Бог всем нам такой завидной кончины! Царям земным многие завидуют при их жизни, но очень немногим государям возможно завидовать или соревновать в смерти; во главе этих немногих стоит наш благочестивейший Монарх, спокойно смотревший в глаза приближавшейся кончины и давно нерадевший об исполнении врачебных советов, но искавший отрады в беседе с праведными пастырями, в совместных с ними молитвах, а наипаче в троекратном приобщении Святых Тайн. Его рука, пораженная предсмертным недугом, находила силу, чтобы начертывать слова сочувствия и благодарности на сыновние заявления подданных воинов и роди­телей детей, учащихся под Государевым покровительством, а его сердце, осла­бевшее уже для правильной поддержки телесной жизни, продолжало согревать ласкою окружающих, побеждая присущее сей тяжкой болезни мрачное настро­ение. Сия блаженная кончина была венцом праведного царствования в течение почти четырнадцати лет. Это царское правление было поистине царским слу­жением, этот венец - крестным бременем. Ибо едва ли многих монархов знает история, которые были бы столь чужды искания личной славы и угодничества перед толпой и перед соседними державами, как наш усопший Монарх. Не искал он в деяниях своих ни блеска, ни похвал, но только общей пользы, самой сущей правды, а наипаче милости к бедным, труждающимся, обремененным, к малым по возрасту и, наконец, к служителям веры, которую усопший справедливо считал высшею истиною и главным оплотом государственного процветания. Осторож­но и сдержанно начал он свои предприятия, а затем, освоившись с делами прав­ления, стал поступать все тверже и смелее; его нравственный образ выяснялся все отчетливее пред лицом восхищенного народа, и нежная, пламенная любовь миллионов окружала его трон. Он расцвел в пышный прекрасный цвет, на ко­торый любовался весь мир, даже недоброжелатели отечества и трона против воли полюбили его и ради него начали любить Россию. Судя по-человечески, теперь-то бы нам и жить да радоваться на Царя нашего, да учиться у него исполнению долга своего и заповедей Божиих, - подражая его жизни и делам. О, если бы действительно ему достойно подражало русское общество, столь щедрое на благородные слова и обыкновенно безсильное для благородных дея­ний? Но мы не шли по стопам его, мы оказались недостойными его сынами. Духовное разложение и разврат укоренялись в обществе и в народе все глубже, за светильником мы не следовали, и вот светильник отнят от нас, подвинут со своего места.