Антология Русской Мысли [533] |
Собор [345] |
Документы [12] |
Русская Мысль. Современность [783] |
Страницы истории [358] |
Правнук Петра Столыпина решил закончить начатое знаменитым предком — создать в России фермерство. "Огонек" выяснил подробности Николай Владимирович Случевский — наследник
двух именитых дворянских родов, Столыпиных и Случевских, носитель почти
отжившего, правильно-литературного русского языка и обладатель паспорта
гражданина США. Вот уже год, как он обосновался в России и строит планы
по возрождению исторической родины, удивляя всех белоэмигрантских
родственников. О своей встрече с Россией и задуманном проекте
"Столыпинский центр регионального развития" Случевский рассказал
"Огоньку" — журналу, который когда-то писал еще о его прадедах.
— Николай Владимирович, как и зачем вы оказались в России?
— Хм, вообще, можно спросить, как и зачем мой
род оказался в Америке. Мой дед по отцу, Николай Случевский, был
главным строителем Мурманска, за что его, конечно, расстреляли в
1920 году в Петропавловской крепости. Папа отступал с армией из Царского
села и покинул Россию в том же 1920-м, отплыв из Севастополя. Ему
исполнилось тогда 5 лет. Бабушка по маме была старшей дочкой Петра
Столыпина — понятно, что оставила родину не по своей воле. Родители
познакомились и обвенчались в Австрии, ну а я появился на свет в
1953 году в США, так уж получилось.
— И после 90-х задумали побег на родину?
— У меня было несколько попыток вернуться.
В 1994 году я на семь месяцев приехал в Алма-Ату как исполнительный
директор французской фирмы Реми Куантро. Потом в 1996 году мы с тремя
партнерами создали инвестиционный фонд, развивающий спутниковую связь и
сотовые коммуникации в Средней Азии...
— Простите, а Алма-Ата и Средняя Азия для вас тоже Россия?
— В отношении политгеографических границ я,
наверное, слишком американец и мыслю континентами. Или белоэмигрант и
мыслю империями. Как бы то ни было, в Средней Азии наша слишком
американская компания продержалась около года, а потом закрылась, не
справившись с коррупцией. Следующие 5-6 лет я оставался в Америке,
развивая свою фирму по цифровой картографии, и, возможно, не думал бы о
России, если бы родина сама не постучалась в двери. Совершенно
случайно — через посредство ученого, занимающегося творчеством
Случевского,— я узнал, что у меня есть родственники в Петербурге.
Началась переписка и ежегодные "семейные" встречи в России в кругу
Случевских — круг, кстати, ширится очень быстро: у вас под боком,
уверяю, уже выросла целая "белая мафия". И из этих встреч, общения,
российских знакомств в 2008 году родилось то, что теперь превратилось в
"Столыпинский центр регионального развития" — некоммерческую
организацию, которая должна способствовать развитию фермерства в России.
— То есть идея продолжить аграрную
политику прадеда появилась у вас в 2008-м, а на стадию реальных
проектов, как я понимаю, вы выходите только сейчас. Отчего такая
неспешность?
— Наивность подвела, и три с половиной года я
блуждал в пустыне, то есть по кабинетам чиновников. Я был идеалистом,
потому что моя родословная с самого начала открыла мне все двери — и в
министерствах, и в профильных ведомствах. Теперь-то я понимаю, что был
чем-то вроде обезьянки в зоопарке: приехал потомок, надо поздороваться.
Но первое время пытался продвигать свои идеи, приходил с
бизнес-планами... Чиновники мне поддакивали, а через две-три встречи
пропадали. Я ломал голову: в чем проблема? А потом осознал: на всех моих
проектах — черная метка: я постоянно рекламировал свои идеи, говоря о
"социальном развитии". Меня спрашивают: в чем плюс вашего фермерского
проекта? Я отвечаю: социальное развитие. В чем особенность? — Социальное
развитие. Но в России стоит только связать проект с "социальным
развитием" — все пропало, ты все погубил. Потому что это скучное дело
никого не интересует по-настоящему; социальное развитие в умах
большинства чиновников — либо пиар, либо распил, а к таким тонким
материям сторонних людей не пускают. В серьезном разговоре эта тема
попросту непопулярна. Я не сразу сориентировался, на каком языке с кем
разговаривать.
— Теперь ориентируетесь?
— Вообще я по образованию инженер, поэтому
знаю, что дом нужно строить снизу вверх: сначала фундамент, потом крыша.
Так вот в России правила обратные. Сначала крыша. То есть, чтобы тебя
услышали, совсем необязательно иметь хорошую идею, главное — иметь
финансовый механизм и огромные деньги. Нужно создать крупный
инвестиционный и земельный фонд: причем, когда мы говорим о крупном
фонде в Европе, в его активе может быть 1500 га земли, а когда идет речь
об аналогичном фонде в России — отсчет начинается со 100 тысяч
гектаров. У нас гигантомания. Одна из первостепенных задач
инвестиционного фонда — производить впечатление на чиновников. Он должен
быть надежным укрытием для маленьких фермеров, с которыми работает,
чтобы местные рейдеры боялись их трогать. Поэтому главное — он должен
быть большим, даже больше, чем необходимо, исходя из всех бизнес-схем.
— Какие деньги сегодня производят впечатление на российского собеседника?
— Каждый региональный фонд должен иметь в
активе не меньше 100 млн долларов. Сейчас, на первые три года, нам
достаточно одного фонда. Потом придется расти.
— Правильно ли я понимаю, что вы хотите
стать крупным "феодалом": через инвестиционный фонд скупить побольше
земли, раздать ее в аренду фермерам и научить их правильному
капитализму — в обход российской власти?
— Интересно звучит и неплохой, кстати.
Правда, не совсем мой. Наш Центр регионального развития все-таки
некоммерческий проект, его смысл в том, чтобы свести друг с другом
заинтересованные силы: инвесторов, фермеров, местную власть — и
предложить им внятный проект взаимовыгодного сотрудничества. То есть мы
работаем по преимуществу как консультационный орган. Это, впрочем, не
исключает того, что я буду вкладывать деньги в конкретный проект как
инвестор, работать с инвестиционным фондом и тоже иметь свою прибыль.
Однако не забывайте, что в первые 2-3 года инвесторами все равно могут
быть только российские компании. Они, кстати, быстро нашлись, но,
простите, не буду называть конкретные фирмы, пока не начнем работу над
пилотными проектами — это осенью произойдет. Мы собираемся заняться
селами нечерноземных областей, которые не очень привлекательны для
власти и "умных денег". Идея в том, чтобы преобразовать несколько
деревень в окрестностях крупного города в агрокластер: наладить местное
производство, местную переработку, местное хранение и, таким образом,
стимулировать местный рынок. Излишки продукции, пожалуйста, будем
отсылать в Москву, но не все же. Логика в том, что люди из области,
производящей молоко, не должны отправлять его в соседнюю область для
переработки, чтобы потом то же молоко пить из пакетов. Это страшно
увеличивает издержки.
— А, по-моему, страшно увеличивают издержки попытки построить в каждом селе по молокоперерабатывающему заводу...
— Разумеется, я не собираюсь этого делать.
Никакой инвестор не будет вкладывать деньги в "чистое поле", он через
2-3 года рассчитывает на отдачу. Поэтому я ищу такие области, где в
разных селах уже есть зачатки роста и их можно объединять в цепочку и
масштабировать: поближе к перерабатывающему заводу построить ферму,
подключить к общему агрокластеру соседнее село с тепличным хозяйством.
Подходящих мест много, но мне еще очень важно работать с вменяемым
губернатором. Кроме того, с управленческой точки зрения наши три
пилотных проекта желательно запустить в Центральном регионе. Сейчас
рассматриваем Тверскую, Тульскую и некоторые другие области. Один проект
точно будет связан с производством льна, два других — с птицефермами,
молочным производством и тепличным хозяйством. У нас с июля стартует
серия встреч-переговоров с губернаторами, которые мы организовали с
помощью Союза фермеров России (АККОРа): будем презентовать наши идеи,
демонстрируя деньги. Должно подействовать.
— Вы часто говорите "мы", а на руководящих
должностях в вашем центре значатся люди с дворянскими фамилиями —
Войцеховский, Родзянко. Совпадение или белые наступают?
— Я же признался, что у нас здесь "белая
мафия". Шутка, конечно, но Войцеховский и Родзянко — действительно
потомки своих знаменитых предков. Однако не думайте, что у меня команда
только из "своих" состоит. Это, в конце концов, было бы даже рискованно:
на нас смотрят двусмысленно. Российская власть только говорит, что
хочет восстановить историческую память, а на самом деле это последнее,
что она хочет сделать. Настороженность, правда, взаимная. Например, мои
родственники в Америке не очень понимают, зачем я сюда отправился. Для
них российская власть — все равно советская, и сейчас даже более
советская, чем несколько лет назад. Единственный, кто всегда поддерживал
меня в авантюрном плане вернуться в Россию,— это моя любимая тетя,
княгиня Волконская. Она даже мне поручение дала: восстановить свою
усадьбу Суханово.
— Как власть на вас смотрит, понятно. А как народ? Вы ведь уже бывали в российских деревнях?
— Там, кстати, все проще: в сельских жителях
нет помпезности. Если перед тобой настоящий сельчанин, вы моментально
переходите на ты, а я это очень люблю. Конечно, деревенские — народ
консервативный, и просто так ты к ним в душу не влезешь, нужно искать
переговорщиков через тот же Союз фермеров. Это, кстати, важная часть
нашей задумки — работать с населением, создавать инициативные группы
местных жителей, единицы самоуправления. Ведь просто потому, что у
кого-то появится свое хозяйство, он фермером не станет. Кроме того,
русское село с учетом нашего климата живет сельским хозяйством 4-5
месяцев в году. А что делать все остальное время? Мой прадед в 1899 году
придумал строить Народные дома — помещения общедеревенского
пользования, где кто-то мог открыть свою мастерскую, рукодельный кружок,
школу для молодежи, где шли встречи за самоваром. Что-то подобное нужно
сделать и мне — нужно создать почву для вызревания на селе гражданского
общества, особые центры развития. Вкладывать деньги в людей.
— Скажите, зачем вам такая благотворительность?
— Почему благотворительность? Вот и
чиновникам не получается объяснить, что вкладывать в людей — выгодно.
Вообще весь капитализм строится на развитии рынков. А рынки — это
покупатели, то есть люди. В российских селах народ спивается, потому что
чувствует себя лишним. Вообще удивительно, как логика жизни за счет
нефти и газа распространяется на все отрасли народного хозяйства.
Казалось бы, сельское хозяйство — вот уж сфера, где без людей не
обойтись. Однако Россия и здесь нашла лазейку: ставка делается на
мегафермы, выращивание кормового зерна на экспорт — все, что требует
минимального количества кадров и дает быструю прибыль. Получается
удивительная вещь: страна — в лидерах рынка по экспорту зерна, а села
вымирают. Потому что глобальная, экспортная, виртуальная Россия, где
что-то добывается, чтобы тут же продать, совсем не совпадает с реальной,
народной Россией, где что-то добывается, чтобы есть и пить. Это не
только в России так, это много где происходит. Но нужно хотя бы
чувствовать, что это неправильно, а мне иногда кажется, что здесь такого
чувства просто нет. Не думайте, что я прожектер и романтик: я
действительно считаю, что на социальном развитии сел и на стимулировании
местных рынков со временем можно будет делать деньги. Я тоже надеюсь на
прибыль.
— Может, у вас опять слишком американский подход?
— Вообще, в Америке тоже есть институты,
которые разделяют воззрения российских чиновников,— это условные
"голдман саксы", киты Уолл-стрита. Для них виртуальная экономика важнее
реальной, и они гордо именуют себя экономическими либералами. Им
традиционно оппонируют социально-политические либералы. Когда я
перебрался жить в Россию и стал постоянно общаться с местной элитой, то с
удивлением обнаружил, что эти два течения — экономического и
социально-политического либерализма — воспринимаются здесь как
близнецы-братья. Хотя в Америке они — заклятые враги. Поэтому, конечно, у
меня постоянно возникают проблемы с расстановкой акцентов, с переводом
одного ценностного языка на другой — это основной мой стресс от
пребывания в России. Когда я на месяц приезжаю в Сан-Франциско, то
несколько дней просто отлеживаюсь дома: так устаю от постоянного
напряжения. Поэтому сейчас я стараюсь поменьше говорить о ценностях и
побольше о конкретных бизнес-проектах: дела ведь убеждают лучше слов,
так? И, оглядываясь назад, думаю, что прадеда бы такой подход вполне
устроил.
| |||
| |||
Просмотров: 1730 | |