Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
6го августа ст<арого> ст<иля> c<его> г<ода> в жизни Русской Церкви совершилось большое событие. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, митрополит Сергий, вместе с т. н. Временным Патриаршим Синодом опубликовал обращение ко всем чадам Русской Церкви. За последние 10 лет не было документа, который бы претендовал иметь такое значение в церковной жизни, которое предполагает за собой «Обращение» митрополита Сергия и его Синода. Обращенная к православному русскому народу декларация митрополита Сергия носит не личный характер, ибо в ней говорится не о его только личных взглядах и намерениях, не один он, следовательно, несет ответственность за слова, но предполагается, что и всякий другой будет вынужден этим актом к составлению подобных актов и выполнению подобных же действий. При первом знакомстве с этим документом возникает мысль поставить его рядом с обращенными народу посланиями покойного Святейшего Патриарха Тихона. Однако эти последние не претендовали на то значение, на какое претендует «Обращение». Послания Патриарха, хотя и были обращены к народу, но носили личный характер. В них Святейший говорил о своих ошибках, о своих взглядах, о своих намерениях. Он один нес ответственность за свои слова. Не предполагалось, что ктонибудь другой вынужден будет этим актом к составлению подобных же актов, к каким!либо подобным действиям. Совсем иначе обстоит дело с декларацией митрополита Сергия. Как видно из нее, она неразрывно связана с так называемой «легализацией», она является только первым актом, сделанным в центре, за которым неизбежно должны последовать соответственные действия на местах, во всех уголках Русской Церкви. «Мы надеемся, – говорится в декларации, – что легализация постепенно распространится и на наше управление епархиальное, уездное и т. д.». Итак, митрополит Сергий со своими помощниками начал дело, которое должно вызвать активность всех клеточек церковного организма. Он «легализовался», конечно, на условиях издания своей декларации. С роковой необходимостью отсюда следует вывод: все клеточки организма, если только они хотят быть в единстве с центральным органом церковной власти, должны тоже «легализоваться» и, конечно, на тех же условиях. Значит, своим деянием митрополит Сергий принимает на себя обязательство за всех членов Русской Церкви, ставит нас в необходимость не просто прослушать его послание, как слушали мы прежде послания Патриарха, но он вынуждает нас или решительно встать на тот путь, которым идет он сам, путь легализации и декларации, или же встать на путь разделения с ним, со всеми вытекающими отсюда церковными и политическими последствиями. Вот какую важность, какое значение имеет декларация; когда мы видим перед собой документ, принимающий на себя обязательство за всю организацию, первый вопрос, возникающий в нашем сознании, это вопрос о том, уполномочены ли нравственно и юридически лица, подписавшие документ, говорить от имени всей организации? При нормальных условиях Русскую Поместную Церковь возглавляет Патриарх. Однако, по смыслу церковных законоположений о Патриаршестве, установленных Московским собором 1917–1918 года, и Патриарх не является единодержавным правителем Церкви и полномочным выразителем ее голоса. Он действует в неразрывном союзе с выбранными Собором органами – Священным Синодом и Высшим Церковным Советом. По существеннейшим же вопросам он может принимать решения только совместно с Собором. Ясно, словом, что Патриарх внутренне обязан решать важнейшие вопросы церковной жизни, считаясь с общецерковным мнением, а прежде всего единомысленно со всем епископатом Русской Церкви. Так обстояло бы дело, если бы во главе Русской Церкви стоял всенародно выбранный Патриарх. Но кто такой митрополит Сергий? Митрополит Сергий – заместитель Местоблюстителя Патриарха, который, хотя и отделен от нас тысячами верст и стеною своего заточения, однако, благодарение Богу, еще жив, является ответственным за Русскую Церковь перед Богом Святителем и поминается во всех храмах Русской Церкви. Говорят, еще недавно полушутя митрополит Сергий говорил о себе, что он только «сторож» в Русской Церкви. Принадлежат ли эти слова митрополиту Сергию или нет, но они хорошо характеризуют то положение, которое по праву должно принадлежать ему в церковном строительстве. Раз Местоблюститель жив, то, естественно, его заместитель не может без соглашения с ним предпринимать никаких существенных решений, а должен только охранять и поддерживать существующий церковный порядок от всяких опасных опытов и уклонений от твердо намеченного пути. Митрополит Сергий, «сторож» Русской Церкви, не имеет права без санкции митрополита Петра и сонма русских иерархов, и находящихся на свободе, и разбросанных по местам ссылок, декларировать и принимать ответственные решения, которые должны определять жизнь церковного организма. Наличие при митрополите Сергии так называемого «временного синода» не изменяет положения. «Синод» Сергия организован совершенно не так, как предполагают постановления Московского собора 1917–1918 года. Он не избран соборно, не уполномочен епископами, а потому не может считаться представительством епископата при митрополите Сергии. Он составлен самим митрополитом и потому является, собственно говоря, как бы его личной канцелярией, – частным совещанием при нем. Кстати сказать, ведь даже и самая конституция синода приписывает ему исключительно личный характер: с прекращением почему-либо полномочий митрополита Сергия падают и полномочия синода. Все это говорит за то, что поскольку заместитель Местоблюстителя декларирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственные решения без согласия Местоблюстителя и сонма епископов, он явно выходит из предела своих полномочий. Переговоры с митрополитом Петром и со всем русским епископатом несомненно должны бы были быть выдвинуты митрополитом Сергием, как предварительные условия возможности для него всяких ответственных выступлений. Но дело обстоит еще хуже. Митрополит Сергий действует не только без согласия епископата, но явно вопреки его воле. Кто в курсе трагической истории русской церковной жизни последних лет и кто вчитается втекст декларации, тот, конечно, увидит, что темы, о которых говорит декларация, вовсе не новы. Пред нами пресловутые «вопросы», по поводу которых в течение последних лет предлагали высказываться представители власти и ответственным руководителям церковной жизни, и рядовым работникам на ниве церковной как единолично, так и коллективно. Это четыре вопроса: об отношении к советской власти, об отношении к заграничному епископату, главное – об отношении к ссыльным, к «нелегальным» епископам, и, наконец, вопрос о форме церковного высшего управления в связи с автокефалией. Они именно и трактуются в декларации митрополита Сергия. Множество епископов, а также и других церковных деятелей определенно высказывались по поводу этих вопросов – и все не в духе декларации митрополита Сергия. Митрополит не может не знать об этом. Перед его глазами декларация соловецких узников, которую можно считать наиболее полным и обоснованным выражением тех точек зрения, на которых стоит епископат и лучшая часть духовенства Русской Церкви. Правда, отдельными группами духовенства в отдельных его епархиях делались попытки издания деклараций, приближающихся по духу к тому, что мы видим в «обращении». Но эти попытки вызывали всегда дружное негодование и в среде епископата, и в среде влиятельнейшего духовенства. Они считались равносильными переходу в «обновленчество» и быстро ликвидировались с позором для тех, кто их предпринимал. Митрополит Сергий не может, следовательно, ссылаться на незнание воли епископата, на то, что трудно услышать его голос. Нет, голос этот звучал неоднократно и громко, и кто не считается с ним, тот делает это, конечно, не потому, что не знает, а потому, что не хочет. Митрополит Сергий не хочет считаться с убеждениями собратьев!епископов, томящихся за эти убеждения в тяжелых изгнаниях. Декларация говорит о самых больных, о самых страшных вопросах нашего церковного бытия. Откуда тот ужас, тот кошмар, в котором мы изнемогаем уже столько лет? Где причина того, что Церковь, официально признанная законодательством имеющей право на свободное существование, находится на положении совершенного бесправия, состоянии «нелегальности»? Кто виноват в том, что наши святители умирают в холоде тундры, в сыпучих песках пустынь? Лучшие представители духовенства большее время проводят в тюрьме, чем у себя дома? Наши обители уничтожены, останки святых оскорбляются, и мы не имеем возможности совершать молитвословия, так как наши храмы преданы отступникам. Где причина этого? Декларация дает на это определенный ответ. Митрополит говорит о предпринятой им на себя трудной задаче – поставить Церковь на путь легального существования. И, по его словам, мешать осуществлению этой задачи может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это недостаточ! ное сознание серьезности совершившегося в нашей стране. «Настроение известных церковных кругов, – читаем мы дальше, – выражавшееся, конечно, в словах и делах и навлекающее подозрение советской власти, тормозило усилия Святейшего Патриарха установить мирное отношение Церкви с советским правительством». Всюду противопоставляет декларация это нелояльное прошлое – лояльному будущему, которое будет выражено в делах. Так вот истинная причина наших неописуемых церковных бедствий, она в нас самих, в нашей нелояльности. Это причина единственная; «лишь то», подчеркивает митрополит, «в словах и делах» выражалась эта нелояльность. Ответ митрополита Сергия не нов. Мы не раз его слышали и от представителей властей, и от наших церковных кругов – обновленцев всех видов. Но мы называли это обвинение клеветой. Мы говорили, что это может быть подтверждено фактами. Мы указывали на то, что за все эти годы среди фигурировавших на судах политических преступников против власти не было представителей духовенства. Мы обращали внимание на то, что все нарушения закона об отделении Церкви от государства, все отобрания храмов, все кощунственные осквернения святынь, все оскорбления и глумления духовенство встречало гробовым молчанием. Где «слова и дела» наши, где наше реальное преступление? Так говорили мы нашим обвинителям. Но что скажем мы, когда управляющий – наш святитель сам произносит нам страшный приговор, сам говорит о «словах и делах»? Не ставят ли эти слова черный крест над всеми мучительными и невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние годы? Над всей этой борьбой, которая казалась героической? Не объявляют ли они подвиг Церкви преступлением? И как прочитают эти слова те, кто изнемогает теперь в далеком изгнании? Что почувствуют, увидев обвинителя в лице своего ответственнейшего собрата, и не сорвется ли страшное слово «клевета» с их побледневших уст? Не покажется ли им, что даже покой усопших тревожит этот приговор подписавших декларацию епископов? В своей декларации митрополит Сергий говорит не только о прошлом, но также о настоящем и будущем; не только о том, что было, но и о том, что должно быть. Нелояльность прошлого противопоставляет он лояльности настоящего и будущего. По его словам, теперь «наша патриархия решительно и бесповоротно становится на путь лояльности». Он указывает, что «теперь нужно не на словах, а на делах» показать, что мы не можем быть «верными гражданами Советского Союза, не будучи лояльными к советской власти». Каково же должно быть это «дело»? Указания декларации на этот счет противоречивы. С одной стороны, как будто декларация требует того, на что духовенство и церковные люди с чистой совестью соглашались в течение всех этих лет полной аполитичности, решительного отграничения храмовой и церковной жизни от политической работы и политической симпатии. Говоря о людях, настроенных политически оппозиционно к существующему порядку, митрополит предлагает им «оставить свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только для веры». Такое требование, которое представляется, по существу, законным, тем не менее оказывается совершенно односторонним, потому что оно обращается не ко всем вообще членам Православной Церкви, а только к людям определенных политических настроений. Но этого мало! Наряду с требованием отказа от одних политических настроений, декларация определенно предлагает нам запастись другими. Наш долг не в том, чтобы отказаться от оппозиционных настроений к власти во время нашей церковной работы, – наш долг в том, чтобы обнаружить солидарность с этой властью. «Мы должны, – прямо говорит декларация, – показать, что мы… с нашим правительством». Испытывать определенные политические настроения – наш долг. «Мы должны сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наши радости, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое!нибудь общественное бедствие или просто убийство из!за угла, подобное Варшавскому, сознается нами, как удар, направленный в нас». Здесь декларация вводит нас в водоворот определенных политических оценок. Только и здесь соблюдается робкая недоговоренность. Все должно иметь справедливую логику, политика так политика. Отождествление себя с правительственным аппаратом с логической неизбежностью должно быть доведено до конца. Раз в вопросах высшей политики, из области которой берет митрополит свои примеры, мы должны занять определенную позицию, не та же ли позиция, не то же ли отождествление себя с властью… с нашим правительством – (показать, что «мы с нашим правительством») обязательны для нас и в вопросах политики внутренней? Не становится ли, таким образом, «сторож» Русской Церкви «сторожем» советского аппарата, и не превращается ли сонм служителей Церкви в послушную и безответную армию «явных и тайных» сотрудников власти? Ну, а как должны реагировать церковные люди на такие факты, как поругание святынь, отобрание храмов, разрушение обителей? Об этом ничего не говорит митрополит Сергий со своими собратиями. Он настроен чрезвычайно оптимистически по отношению к переживаемому моменту. По поводу предполагающейся легализации он предлагает: «Выразим всенародно нашу благодарность советскому правительству за такое внимание к нуждам православного населения». В чем же внимание и за что благодарность? Покамест мы знаем один факт: митрополит Сергий и члены синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларацию. Они в Москве... Но Первосвятитель Русской Церкви митрополит Петр вот уже не первый год без суда обречен на страшное томительное заточение. Они в Москве…Но митрополит Кирилл, потерявший счет годам своего изгнания, на которое он опять!таки обречен без суда, находится ныне, если он еще жив, на много сот верст за пределами Полярного круга. Митрополит Арсений, поименованный среди членов синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовится к вечному покою. И сонмы русских святителей совершают свой страдальческий путь между жизнью и смертью в условиях невероятного ужаса. За что благодарить? За эти неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преподобного Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки преподобного Серафима и еще раньше останки святителей Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля и закрылась дорога к Московским святителям? За то, что Печерские угодники и Лавра Печерская в руках у нечестивых? За то, что северная наша обитель стала местом непрекращающихся страданий?! За эти мучения, за кровь митрополита Вениамина и других убиенных святителей? За что? Одно важно, одно нужно знать: верит ли митрополит Сергий, верят ли все те, кто с ним, тому, что они говорят и пишут. Еще недавно он говорил и писал совсем иначе. Еще в прошлом году он разослал всем пастырям и чадам Церкви проект декларации совсем иной, где политическая лояльность декларировалась рядом с определенно подчеркнутой противоположностью основ! ных принципов мировоззрения. Когда же был искренен митрополит Сергий? Что случилось за этот год и почему изменились его тон и содержание его обращений? Вступительная статья, предваряющая в «Известиях» декларацию, говорит о вынужденном «перекраши! вании» долго упорствовавших «тихоновцев» в «советские цвета». Она противополагает им «дальновидную часть духовенства», еще в 1921 году вступившую на этот путь, то есть обновленцев и живоцерковников. Статья эта, таким образом, определенно считает путь митрополита Сергия проторенной дорогой обновленчества. Для нас важен один вопрос: мог ли бы митрополит Сергий перед крестом и Евангелием присягнуть, что то, что он пишет в декларации, включительно до «благодарности», есть действительно голос его убеждений, свидетельство его неустрашимой и чистой пастырской совести. Мы убеждены и утверждаем, что митрополит Сергий и его собратья не могли бы сделать этого без клятвопреступления. А может ли кто-нибудь от лица Церкви, с высоты амвона возвещать то, в чем он не мог бы присягнуть, как в совершенной истине? Великий русский писатель Достоевский говорил когда-то об иноках русских: «Образ Христов хранят пока в уединении своем благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божией от древнейших отцев, апостолов и мучеников, когда надо будет, явят его поколебавшейся правде мира. Мысль великая. От востока звезда воссияет». Правда мира поколебалась. Ложь стала законом и основанием человеческой жизни. Слово человеческое утратило всякую связь с истиной, с Предвечным Словом, потеряло всякое право на доверие и уважение. Люди потеряли веру друг в друга и потонули в океане неискренности, лицемерия и фальши. Но среди этой стихии всеобщего растления, огражденная скалою мученичества и исповеди, непоколебимо стояла Церковь, как Столп и Утверждение истины. Изолгавшиеся и истомившиеся в своей лжи люди знали, что есть место, куда не могут захлестнуть мутные воды неправды, есть Престол, на котором Сама Истина утверждает Свое Царство и где слова звучат не как фальшивая, не имеющая ценности медянка, но как чистое золото. Не оттого ли потянулось к Церкви за последние годы столько охваченных трепетом веры сердец, которые до этого были отделены от нее долгими годами равнодушия и недоверия? Что же скажут они? Что они почувствуют, когда и оттуда, с высоты последнего прибежища отвергнутой миром правды, с высоты амвона зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы? Не покажется ли им, что ложь торжествует свою конечную победу над миром и что там, где мерцал для них свет невечереющий, Образ воплощенной Истины, смеется в отвратительной гримасе личина отца лжи. Одно из двух: или действительно Церковь – Непорочная и Чистая Невеста Христова есть Царство Истины, и тогда Истина – это воздух, без которого мы не можем дышать, или же она, как и весь лежащий во зле мир, живет во лжи и ложью, и тогда – все ложь, ложь каждое слово, каждая молитва, каждое таинство. «Кабинетными мечтателями» называет митрополит Сергий тех, кто не хочет строить церковного дела по непосредственной указке ненавидящих всем сердцем веру людей, потому что ведь иначе нельзя понимать его неудобовразумительные слова – «закрывшись от власти». Нет, мы не мечтатели. Не на мечте, а на непоколебимом камне Воплощенной Истины, в дыхании Божественной Свободы хотим мы созидать твердыню Церкви. Мы не мечтатели. Вместе с тем мы не бунтовщики…Совершенно искренно мы отмежевываемся от всякого политиканства и до конца честно можем декларировать свою лояльность. Но мы не думаем, что лояльность эта непременно предполагает клевету и ложь. Мы считаем, что политическая лояльность есть тоже, прежде всего, добросовестность и честность. Вот эту!то честную, построенную на аполитичности лояльность можем мы предложить правительству и думаем, что она должна расцениваться дороже, чем явное, похожее на издевательство, лицемерие. И кажется нам, что не мы, а митрополит Сергий и иже с ним пленены страшной мечтой, что можно строить Церковь на человекоугодничестве и неправде. Мы же утверждаем, что ложь рождает ложь, и не может быть она фундаментом Церкви. У нас перед глазами позорный путь «церкви лукавнующих» – обновленчества; и этот позор постепенного погружения в засасывающее болото все более и более страшных компромиссов и отступничества, этот ужас полного нравственного растления неизбежно ждет церковное общество, если оно пойдет по пути, намеченному деяниями синода. Нам кажется, что митрополит Сергий поколебался в уверенности во всемогущество Всепреодолевающей Истины, во всемогущество Божие в роковой миг, когда подписывал декларацию. И это колебание, как страшный толчок, передастся всему телу Церкви и заставит его содрогнуться. Не одно человеческое сердце, услыхав слова декларации в стенах храма, дрогнет в своей вере и в своей любви к Церкви и, может быть, раненное в самой своей сокровенной святыне, оторвется от обманувшей его Церкви и останется за стеной храма. И не только в среде интеллигенции вызовет декларация мучительный соблазн. Тысячеустная молва пронесет страшные слова в самую толщу народа, новой раной поразит многострадальную душу народную, и во все концы пойдет слух о том, что Царство Христа стало царством зверя. Неисчислимы эти бесконечные тягостные внутренние последствия декларации, этой продажи первородства Истины за чечевичную похлебку ложных и несуществующих благ. Но кроме этих внутренних последствий, конечно, будет иметь она другие последствия, более очевидные и осязаемые. Уже несутся из отдаленнейших ссылок голоса протеста, голоса скорби и негодования. К этим голосам присоединится все наиболее стойкое и непоколебимое в церковных недрах. Немало найдется тех, для кого лучше умереть в Истине, чем жить во лжи, тех, кто не переменит своего знамени. Над Церковью навис грозный призрак нового раскола. С одной стороны, будут они, «неуставшие» от своих изгнаний, тюрем и ссылок, обреченные на новые, еще более страшные испытания, – с другой стороны станут полчища «уставших» от постоянного колебания, переходов «покаяний» и непрекращающейся неустойчивости. Они, эти «неуставшие», будут, вероятно, в меньшинстве среди духовенства, но ведь истина церковная не всегда там, где большинство. И не всегда она там, где административный церковный аппарат. Об этом свидетельствует история великих святых: Афанасия, Иоанна Златоуста и Феодора Студита. Но к ним прильнет и пойдет за ними лучшая, ищущая правды душа народа. А большинство духовенства – жалкой будет судьба его! Оторванные от живого общения со всем подлинно творческим и непоколебимым в Церкви, тщетно стараясь заглушить голос обличения, несущийся из глубины ссылок и тюрем, закрывая глаза, чтобы отвратить от себя грозящий призрак страданий исповедников, будут они, эти «уставшие», лепетать заплетающимся языком слова оправдания и нанизывать дрожащими руками на цепь лжи и компромиссов все новые и новые звенья, втаптывая в грязь часть белоснежной ризы Христовой. Там, впереди, маячат новые призраки: повторение декларации на местах, незаконные и недопустимые епархиальные съезды без ссыльных епископов, незаконный собор без Первосвятителя и других изгнанников, и позорное примирение с обновленцами, о котором уже говорят «легализовавшиеся» епископы, и, наконец, отказ от патриаршества. Ведь декларация определенно ставит патриаршество под вопрос. Говоря о задачах будущего собора, она указывает не выборы патриарха, а «избрание высшего церковного управления». Воистину лучше умереть, чем жить так. Черная туча нависла над Церковью. Не превращается ли наша высшая церковная власть после такой декларации в добровольный подотдел антихристианской пропаганды? <неразборч.> Какое жалкое и недостойное существование. Там в обителях небесных плачут о нашей земле святители русские, стоятели за Церковь прошлых веков и мученики и исповедники недавнего прошлого. Там в преисподней темные силы ада готовятся торжествовать победу, и решительную победу. Остановитесь же, пока еще не до конца поздно. Остановитесь же, хотя бы ценою жертвы своим положением и своим благополучием. Господи, сжалься же над Твоею Церковью! Ведь она же Твоя Невеста. «Утверди, Господи, Церковь, юже стяжал еси честною Твоею Кровию» (Канон Св. Косьмы Маюмского, 3 ирмос на Сретение Господне). Братья Православные! Сейчас, когда я кончаю это письмо, весь Киев звонит колоколами, и я уже не думаю о <предателях> Церковных. Нет, не разрушить им Церкви Божией на земле. Звон колоколов переносит меня не только вверх к Богу Живому, но и в далекие края нашей многострадальной Родины, где томятся в неволе наши братья по вере. Их болезни и труды в деле Церковном величают эти колокола теперь. И я зову Вас вместе со мною присоединиться к этому ликованию и верить, что через страдания и молитвы восторжествует Церковная Правда на земле. Аминь. Киев, ноябрь 1927 г.481 | |
|
| |
| Просмотров: 594 | |