Двадцать восьмого октября 1916 года около 21 часа посты наблюдения и связи Балтийского флота на острове Даго засекли несколько взрывов у входа в Финский залив. А потом до 8 утра перехватывали сигналы бедствия «ММ», что означало «Имею минную пробоину». Их слали в темноту немецкие корабли, призывая на помощь своих соотечественников. И вновь в ночном море гремели взрывы.
Вскоре стало известно, что в те несколько часов перестала существовать Х германская флотилия: из 11 ее эскадренных миноносцев утром на базу вернулись лишь четыре. Русские же в ту ночь не произвели ни одного орудийного выстрела, не выпустили ни одной торпеды!
Этот эпизод до сих пор остается одним из самых загадочных в истории Первой мировой войны, будоражит умы исследователей, воображение писателей, художников и кинорежиссеров, пытающихся ответить на вопрос: «Чьих рук дело?»
И мало кто из них обращает внимание на тот факт, что за неделю до этих событий начальник минной дивизии Балтийского флота контр-адмирал Михаил Кедров был награжден Георгиевским оружием за то, что, «лично руководя операцией в море, в ночь с 4 на 5 октября 1916 года поставил важное по своему значению минное заграждение в тылу неприятеля»…

Мечтавший о море

Будущий адмирал родился 13 сентября 1878 года в Москве. Непонятно откуда, но у мальчишки, видевшего море и корабли только на картинках, с ранних лет появилась неодолимая тяга к океанским просторам и бушующим ветрам. Поэтому, с отличием окончив 4-й Московский кадетский корпус, располагавшийся на улице Красноказарменной (и, к слову, давший ей это название), он едет в Санкт-Петербург. Там юноша сдает вступительные экзамены в Морской корпус — старейшее военно-учебное заведение российского флота, ведущее свою историю от знаменитой Навигацкой школы, основанной Петром I еще в 1701 году.

Именно здесь постигали морскую науку, искусство мореплавания и кораблевождения будущие адмиралы Ф. Ф. Ушаков, Д. Н. Сенявин, Ф. А. Клокачев, М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин. В 1899 году из этих же стен вышел и мичман Михаил Кедров, еще не ведавший, что и ему судьбой суждено присоединиться к этой славной когорте российских флотоводцев.
Начальным местом службы Михаила Александровича стал полуброненосный фрегат «Герцог Эдинбургский», на котором новоиспеченный морской офицер совершил свое первое океанское плавание. Несмотря на преклонный возраст — парусник был спущен на воду в 1875 году — этот корабль был прекрасной учебной площадкой для молодых офицеров российского императорского флота: на нем можно было ходить под парусами и с помощью паровой машины, постигать азы артиллерийской стрельбы из 203-мм и 152-мм корабельных орудий, другие премудрости и тонкости флотской жизни.
По всей видимости, мичман Кедров во всем этом изрядно преуспел, поскольку сразу после возвращения из похода был произведен в лейтенанты. И получил новое назначение — на Тихоокеанский флот, в военно-морскую базу Порт-Артур. Куда прибыл незадолго до начала русско-японской войны.

Три возможности погибнуть

После появления в Порт-Артуре вице-адмирала Степана Осиповича Макарова лейтенант Кедров занял должность его личного флаг-офицера и на протяжении нескольких месяцев выполнял наиболее ответственные поручения командующего флотом.
Лишь благодаря стечению обстоятельств Михаила Александровича не оказалось на борту броненосца «Петропавловск» в тот злополучный день, когда подорвавшийся на минной банке и переломившийся пополам корабль в считанные минуты унес с собой в пучину адмирала, весь его штаб и 657 человек команды: лейтенант Кедров за день до трагедии вышел на эсминце «Бойкий» на разведку одного из морских районов.

После этого он непродолжительное время служил в штабе наместника на Дальнем Востоке, а затем, благодаря своей настойчивости, вскоре вновь оказался на корабле — получил назначение на броненосец «Цесаревич», на котором держал флаг начальник 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт.
Судьба продолжала испытывать молодого офицера на прочность: во время очередного обстрела крепости японской осадной артиллерией лейтенант Кедров, бывший в то время на берегу, был контужен и ранен в ногу осколком разорвавшегося неподалеку снаряда, оказался на госпитальной койке. Однако, узнав о готовящемся выходе эскадры в море, недолечившись, сбежал из госпиталя на броненосец. Командир «Цесаревича» капитан 1 ранга Н. М. Иванов, увидав Михаила Александровича, опиравшегося на трость при передвижении по кораблю, хотел было отчитать его. Но в итоге лишь рукой махнул: при прорыве через боевые порядки японского флота во Владивосток, который намеревалась предпринять русская эскадра, на счету был каждый офицер…
В 8.30 28 июля 6 броненосцев, 4 крейсера и 8 эсминцев вышли из Порт-Артура в открытое море, где на горизонте виднелись размытые силуэты семнадцати японских броненосцев и бронепалубных крейсеров, сопровождаемых сорока восьмью эсминцами и миноносцами.
Первый выстрел прозвучал в 12.20. После этого противники вплоть до наступления темноты активно маневрировали, то расходясь на предельную для стрельбы главным калибром дистанцию в 80 кабельтовых (14,8 километра), то более чем вдвое сокращая ее. И все это время обменивались залпами корабельных орудий, перенося огонь с цели на цель.
Бой длился с переменным успехом до 17.40, пока 305-мм снаряд японского броненосца не разворотил фок-мачту «Цесаревича». Его осколки сразили находившихся на мостике контр-адмирала В. К. Витгефта, флагманского штурмана лейтенанта Н. Н. Азарьева и еще четырех офицеров, тяжело ранили начальника штаба эскадры контр-адмирала Н. А. Матусевича и лейтенанта М. А. Кедрова. У Михаила Александровича было обожжено лицо, пробита кисть правой руки и плечо, глубоко рассечена кожа на голове от правого виска до уха. В довершение ко всему он опять получил сильнейшую контузию.
После гибели командира строй русской эскадры распался. Каждый корабль действовал в одиночку, уповая на мощность своих котлов и меткость комендоров. Лишь наступившая темнота спасла русские крейсеры и броненосцы от уничтожения. Большинство из них повернули обратно в Порт-Артур. Израненная «Диана» ушла во французский Сайгон, имевший две подводные пробоины «Аскольд» укрылся в китайском Шанхае. А пострадавший больше всех «Цесаревич», после того как оторвался от преследовавших его японцев, едва доковылял до германской военно-морской базы в Циндао.

Цусима

Почти три месяца провел Михаил Александрович в немецком госпитале. Но едва стал поправляться, начал думать, как опять попасть на войну. Родной броненосец был интернирован и до конца боевых действий не мог покинуть нейтральный порт. Самостоятельно добраться до Порт-Артура или Владивостока было нереально. Оставалось уповать на какой-нибудь счастливый случай.
И он представился. В Циндао поползли слухи, что в расположенной неподалеку бухте Кампанг должна в скором времени бросить якоря 2-я Тихоокеанская эскадра русского флота, следующая из Балтики на помощь осажденному Порт-Артуру. Не мешкая ни дня, Кедров отправился в путь. И вздохнул с облегчением, увидав стоявшие в бухте боевые корабли под Андреевским флагом.

После представления начальнику эскадры адмиралу Зиновию Петровичу Рожественскому он был назначен артиллерийским офицером на вспомогательный крейсер «Урал». Через несколько дней эскадра снялась с якорей и продолжила свой путь в Японское море, к острову Цусима.
14 мая при входе в Корейский пролив именно «Урал», шедший в разведывательном отряде, первым обнаружил японский флот, после чего получил приказ отойти в конец строя эскадры для охраны транспортов.
Но это не спасло легкобронированный крейсер от гибели: противник накрыл его первым же залпом — снаряд разорвался на кормовой палубе. Потом последовало еще несколько попаданий, а в 15.35 был пробит левый борт ниже ватерлинии. Все попытки аварийной партии завести под пробоину пластырь на ходу не увенчались успехом. И когда еще один снаряд разворотил теперь уже правый борт «Урала», командир крейсера просигналил: «Погибаю, но не сдаюсь!» — после чего приказал команде открыть кингстоны и покинуть корабль.
Разместившихся в шлюпках раненых и плававших в воде матросов и офицеров крейсера подбирали эсминцы и другие суда русской эскадры, находившиеся неподалеку от места трагедии. Лейтенант Кедров вместе с другими 325 членами экипажа оказался на транспорте «Анадырь». Его командир не стал догонять на переполненном судне ведущую бой эскадру, а лег на обратный курс.
Впоследствии оказалось, что это было единственно верное решение, позволившее «Анадырю» через месяц добраться до Мадагаскара, где он и бросил якорь во французском порту. Французы не стали интернировать русский транспорт, оправдавшись перед японскими дипломатами и мировой общественностью удаленностью от театра боевых действий.
Так что после ремонта машин, пополнения запасов угля, воды и продовольствия «Анадырь» благополучно вернулся на родину.

От войны до войны

В 1906 году Михаил Александрович решает расширить круг своих знаний: неожиданно для многих он поступает в Михайловскую артиллерийскую академию. Два года упорно изучает все разделы баллистики, фортификацию, историю военного искусства и основы военной администрации, тактику и стратегию, теоретическую и практическую механику, совершенствует познания в иностранных языках.
Вместе с дипломом об окончании академии он получает производство в капитан-лейтенанты и новое назначение — становится старшим офицером учебного судна «Петр Великий». Построенный по проекту контр-адмирала А. А. Попова в 1872 году, этот корабль стал первым полноценным броненосным линкором российского флота и продолжительное время оставался одним из мощнейших в своем классе. Однако к началу XX века броненосец морально устарел и с 1903 года использовался как база для подготовки артиллеристов.

На протяжении шести лет Михаил Александрович готовил комендоров и офицеров береговых и корабельных артиллерийских подразделений для Балтийского флота. В это же время он подготовил и опубликовал несколько научных работ по тактике линейного боя тяжелых артиллерийских кораблей, использованию артиллерии в морском сражении. Его перу принадлежал и целый ряд методических разработок и наставлений по пристрелке, контролю и массированию огня корабельной артиллерии.
В 1912 году морской министр И. К. Григорович, делая доклад государю, охарактеризовал Кедрова как одного из самых талантливых морских офицеров. Николай II фамилию запомнил. В июле следующего года император лично оценивал уровень артиллерийской подготовки кораблей Балтийского флота, нашел его очень высоким и пожаловал Михаила Александровича своим флигель-адъютантом.
Но придворным офицером Кедров не стал: в том же 1913 году он занял место на капитанском мостике «Петра Великого». На нем и встретил Первую мировую.

И практик, и теоретик

Война началась для Кедрова с выполнения весьма необычной миссии. 26 августа 1914 года у острова Оденхольм в тумане наскочил на камни германский легкий крейсер «Магдебург». Посланные ему на выручку миноносцы успели снять часть команды, но потом были отогнаны огнем русских крейсеров «Богатырь» и «Паллада», перехвативших сигнал бедствия «Магдебурга» и тоже на всех парах примчавшихся к месту аварии.
В суматохе боя немцы не успели уничтожить судовые документы, в том числе сигнальные книги с кодами и шифрами. По инструкции это полагалось сделать в топке, но машинное отделение севшего на мель корабля было затоплено водой, поступившей через пробоину в корпусе. Что делать в такой ситуации, командир корабля корветтен-капитан Хабенихт не знал и потому просто выбросил папку с сигнальными книгами за борт. Что было замечено моряками русской абордажной партии, уже подходившими к крейсеру на шлюпках. И водолазам не составило большого труда поднять секретные документы со дна.
Так на третьей неделе войны русский флот получил возможность читать практически все переговоры германских кораблей между собой и с берегом. Хабенихт до конца 1917 года содержался под усиленной охраной жандармов и не имел ни малейшей возможности сообщить на родину о своей оплошности. А русские, верные своему союзническому долгу, решили передать копии сигнальных книг «Магдебурга» британскому Адмиралтейству. Эту задачу и было поручено выполнить Михаилу Александровичу Кедрову.
В качестве ответного дружественного жеста британцы предложили русскому офицеру послужить некоторое время на их кораблях. Разрешение на это было получено, и Михаил Александрович получил возможность близко познакомиться с особенностями жизни и организацией службы на Королевском флоте Великобритании, к которому его прикомандировали на год. За это время он выходил в море на британском крейсере «Тезей», линкорах «Конкерор» и «Эмперор оф Индиа», где изучал в первую очередь вопросы применения артиллерии в морском бою.

Сразу после возвращения на родину Кедров был назначен командиром линкора «Гангут», базировавшегося в Гельсингфорсе. Не успел Михаил Александрович принять новую должность, как на корабле произошло выступление матросов, едва не закончившееся трагедией.
Повод для бузы был смехотворным: после авральных работ по загрузке угля на ужин для команды приготовили гречневую кашу, а не полагающиеся в таких случаях макароны по-флотски! Причины же матросских волнений лежали гораздо глубже. С начала войны один из самых мощных кораблей русского флота простаивал в военно-морской базе, не принимая участия в боевых операциях. На линкоре стали появляться листовки, в которых матросам «разъяснялось», что «Гангут» бездействует из-за заговора «золотопогонников» немецкого происхождения. Поэтому распоряжение старшего офицера барона Э. Э. Фиттингофа о приготовлении каши вместо макарон с мясом было воспринято командой как происки врагов.
Капитану 1 ранга Кедрову с трудом удалось заставить матросов, уже расхватавших оружие, образумиться. Страсти улеглись, но следствие все же было назначено. В итоге арестовали 95 нижних чинов, 26 приговорили к каторжным работам на срок от 4 до 15 лет, остальных раскидали по другим экипажам. Если принять во внимание, что все это происходило в самый разгар войны на боевом корабле, то можно лишь подивиться той мягкости, с которой власть отнеслась к бунтовщикам.
Михаилу Александровичу, офицерам да и большинству матросов не терпелось доказать, что, несмотря на досадный факт, линкор не потерял боеспособности. И вскоре такая возможность представилась: 11 ноября 1915 года «Гангут» и однотипный с ним «Петропавловск» под прикрытием крейсеров вышли в море. Кораблей противника за время похода не обнаружили, но поставили минное заграждение из 550 мин южнее острова Готланд. И уже 25 ноября на этих минах подорвался немецкий крейсер «Данциг». Таким образом, гангутцы смыли с себя пятно позора.
Служба Михаила Александровича на линкоре продолжалась до лета 1916 года. Корабль в море выходил редко, свободного времени было предостаточно, и Кедров посвящал его научной работе. Он опубликовал несколько статей по совершенствованию тактических приемов использования тяжелой корабельной артиллерии, одним из первых в мире занялся систематизацией вопросов, касающихся правил стрельбы из трехорудийных башенных установок. После этого на всех военных флотах о Михаиле Александровиче заговорили как о незаурядном теоретике морской артиллерии, пророчили ему большое будущее.
28 июня 1916 года Кедров получил контр-адмиральские погоны и новое назначение — командиром минной дивизии Балтийского флота. На этом посту он поменял Александра Васильевича Колчака, убывшего в Севастополь, чтобы принять командование над Черноморским флотом.
Как это ни покажется странным, но именно благодаря адмиральским погонам Михаил Александрович наконец-то получил возможность вырваться в море, поменять комфортабельную каюту командира линкора на вибрирующий и открытый всем ветрам капитанский мостик миноносца.
Об этом он давно мечтал. И корабли балтийской минной дивизии при Кедрове, как и при Колчаке, никогда не застаивались у причальных стенок. Именно благодаря активности русских миноносцев немцы понесли львиную долю своих потерь на Балтике во время Первой мировой войны. В том числе потеряли за одну ночь практически всю X флотилию, которая базировалась в Либаве и состояла из новейших эсминцев.

Увы, воевать по-настоящему Кедрову довелось менее года. Сразу после Февральской революции его назначили заместителем морского министра. Фактически Михаил Александрович несколько месяцев руководил этим ведомством, поскольку А. И. Гучков, возглавлявший во Временном правительстве и военное, и морское министерства, в военно-морских делах был, мягко говоря, несведущ. А если учесть, что с апреля 1917-го Кедров стал еще и начальником Морского генерального штаба, то можно представить, сколько хлопот было у адмирала в то время.
К лету 1917 года у Кедрова окончательно испортились отношения с А. Ф. Керенским. Премьер-министру казалось, что он один знает, как лучше вести «войну до победного конца», любые замечания военных специалистов он принимал за строптивость и подрыв собственного авторитета. И потому отправил адмирала с глаз подальше — в Лондон, где в Русском правительственном комитете Михаил Александрович стал координировать деятельность агентов российского флота. То есть, по сути, возглавил военно-морскую разведку империи. Которой, увы, оставалось существовать всего лишь несколько месяцев.

Последний поход

Адмиралу Кедрову посчастливилось: судьбе было угодно избавить его от непосредственного участия в схватках Гражданской войны. Те два с половиной года, что в России лились реки крови, Михаил Александрович находился в столице Великобритании. Но не бездельничал, а продолжал исполнять свой долг перед Отечеством так, как он его понимал.
Сначала в Особом совещании при российском посольстве в Лондоне возглавлял комитет по вопросам эксплуатации союзниками судов русского торгового флота, которые революция застала в иностранных портах. После того как А. В. Колчак объявил себя верховным правителем России, он поручил своему товарищу и соратнику Кедрову организацию транспортов по снабжению белых армий, ведущих борьбу с большевиками на севере, юге и востоке России. Так что все караваны судов с оружием, боеприпасами, обмундированием и продовольствием, приходившие в Мурманск, Архангельск, Новороссийск, Севастополь, Керчь, Одессу и Владивосток в 1918–1920 годы, были собраны, загружены и отправлены в порты назначения благодаря стараниям Михаила Александровича.
И все же еще раз побывать в умытой кровью России адмиралу пришлось: так получилось, что именно Кедрову выпало провести последнюю масштабную операцию Гражданской войны — эвакуацию из Крыма врангелевской армии.

Этому драматичному эпизоду отечественной истории в советское время не уделялось должного внимания ни в школьных учебниках, ни в более серьезных трудах. Поэтому у абсолютного большинства наших граждан сегодня существует иллюзия, что после потери крымских перешейков остатки белых беспорядочно бежали к побережью, скопом лезли на стоявшие в портах корабли, которые тут же отваливали от причалов и старались побыстрее скрыться за горизонтом…
На самом деле все было далеко не так.
С той поры, как вся борьба с большевиками была перенесена в Крым, главнокомандующим Вооруженными силами Юга России генералом Врангелем было дано распоряжение командующему флотом вице-адмиралу М. П. Саблину разработать план эвакуации армии и учреждений тыла из Крыма в Константинополь на случай прорыва красных на полуостров. В приказе № 002430, который штаб флота получил еще 4 апреля 1920 года, барон требовал, «соблюдая полную секретность, в кратчайший срок подготовить необходимое количество судов для перевозки 100 тыс. человек, распределить их по портам с таким расчетом, чтобы можно было начать посадку через 4–5 дней после начала отхода с перешейков».
Работа над планом эвакуации началась незамедлительно, в ней приняли самое деятельное участие все высшие чины флота, посвященные в текст секретного приказа. Именно их умения и навыки помогли подготовить все необходимое, чтобы спасти остатки русской армии от полного истребления.
В середине сентября вице-адмирал Саблин тяжело заболел. Врачи были бессильны что-либо сделать, честно предупредив командующего флотом, что жить ему осталось месяц, от силы — два. Михаил Павлович попросил Врангеля озаботиться поиском его преемника, сам порекомендовав вызвать из Лондона контр-адмирала Кедрова. Барон не был лично знаком с Михаилом Александровичем, но к мнению умирающего флотоводца прислушался. И не пожалел об этом.
В начале октября Кедров прибыл в Севастополь и представился главкому. Впоследствии Врангель напишет в своих мемуарах: «Он имел репутацию исключительно умного, решительного и знающего моряка. При личном знакомстве произвел на меня наилучшее впечатление. После некоторых колебаний адмирал дал согласие принять должность. Этот выбор оказался чрезвычайно удачным. Беспримерная в истории эвакуация Крыма в значительной мере обязана своим успехом адмиралу Кедрову».
12 октября 1920 года, за пять дней до кончины адмирала Саблина, Михаил Александрович был назначен командующим Черноморским флотом. И энергично принялся за доработку плана эвакуации и его воплощение в жизнь.
Во все крымские порты, в которых уже сосредоточивались боевые и транспортные корабли флота, Кедров назначил старших морских начальников, наделенных неограниченными правами в пределах своих должностных обязанностей. «Диктатором» евпаторийского порта стал контр-адмирал Александр Михайлович Клыков, ялтинского — контр-адмирал Павел Павлович Левицкий, керченского — контр-адмирал Михаил Александрович Беренс, погрузкой в Феодосии руководил капитан 1-го ранга Иван Константинович Федяевский.
8 ноября 1920 года красные прорвались через Перекоп и вышли на Чонгарский перешеек. 10 ноября Врангель отдал приказ об эвакуации. В течение трех дней на 126 судов были погружены войска с оружием, боеприпасами, тыловым хозяйством, включая ротные кассы и полковые знамена. На палубы поднялись семьи офицеров, служащие гражданских и военных учреждений — практически все, кто пожелал. Общее количество добровольных изгнанников составило около 150 тысяч человек.
14 ноября, после того как в Севастополе не оставалось ни одной воинской части, на борт крейсера «Генерал Корнилов», где держал флаг командующий флотом адмирал Кедров, поднялись барон Врангель и офицеры его штаба. В 14.50 командир крейсера получил приказ сниматься с якоря, который тут же по радио был продублирован командирам морских отрядов, базировавшихся в других портах. В открытом море корабли собрались в точке встречи и, выстроившись в походный ордер, взяли курс на Константинополь.
Русский флот, ведомый адмиралом Кедровым, двинулся в свой последний поход.

Вдали от родных берегов

16 ноября 1920 года русские суда, вышедшие из портов Крыма, бросили якоря на внешнем рейде турецкой столицы. Флот, переживший в море жесточайший шторм, потерял всего лишь один корабль: при налетевшем шквале перевернулся и мгновенно затонул перегруженный миноносец, унеся с собой на дно 250 офицеров и казаков Донского полка. Остальные благополучно пересекли море. Врангель был восхищен слаженными действиями русских моряков, высочайшей дисциплиной и организованностью, царившими на кораблях, несмотря на весь драматизм обстановки. Прямо в море, еще до окончания похода, барон произвел Кедрова в вице-адмиралы.
Пока дипломаты ломали головы, что же дальше делать с беженцами и где разместить отказывавшиеся разоружаться полки, флотские офицеры во главе с Михаилом Александровичем решали свои проблемы. Прямо в Константинополе началась демобилизация пароходов, а также вспомогательных военных судов русского флота, шло расформирование служб и учреждений, ставших на чужбине совершенно излишними.
После всех преобразований понятие «флот» вряд ли можно было отнести к тому, что осталось стоять в бухте Мода под Андреевским флагом. И 21 ноября Черноморский флот был переименован в Русскую эскадру. Ее командующим остался вице-адмирал М. А. Кедров.
Впрочем, эскадра в военном отношении продолжала оставаться весьма внушительной силой: в ее составе находились 2 линкора, 2 крейсера, 10 эсминцев, 4 подводные и 3 канонерские лодки, 5 тральщиков, 3 вооруженных ледокола, 19 транспортов, 2 гидрографических судна, 4 вооруженных буксира, учебное судно и плавбаза подводных лодок.

Политический статус этой армады не был определен до 1 декабря, пока совет министров Франции, опять же во многом благодаря личным стараниям и давним связям Кедрова, не согласился принять русские военные корабли в тунисском порту Бизерта. И 8 декабря четырьмя отрядами Русская эскадра отправилась к побережью Северной Африки. На ее судах помимо матросов и офицеров находилось около 5400 беженцев.
В Бизерте состав эскадры постепенно сокращался из-за нехватки средств на содержание кораблей. Последний экипаж был списан на берег в конце 1922 года. Часть судов была передана торговому флоту Франции, часть досталась итальянским и мальтийским судовладельцам. Боевые корабли пошли на металлолом: над последним из них Андреевский флаг был спущен 30 октября 1924 года.
А что же адмирал Кедров? 31 декабря 1920 года, когда в Бизерту пришел последний корабль эскадры, Михаил Александрович сдал командование контр-адмиралу М. А. Беренсу и выехал в Париж. Во Франции играл заметную роль в жизни русских эмигрантских организаций, но политики сторонился. Все свои усилия направлял в основном на поддержку офицеров российского военно-морского флота, оказавшихся на чужбине. В Русском общевоинском союзе длительное время занимал должность заместителя председателя, с 1938 года и вплоть до кончины был вице-председателем Союза Георгиевских кавалеров.
В 1945 году Михаил Александрович вошел в состав делегации русских эмигрантов, посетивших советское посольство в Париже и приветствовавших победу СССР над фашистской Германией. Тогда же он получил приглашение вернуться на родину: в посольстве Кедрову предложили заранее заготовленный для него советский паспорт.
Но адмирал подарок не принял.
Скончался последний командующий русским военно-морским флотом 28 октября 1945 года и был похоронен на эмигрантском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива автора

http://maxpark.com/community/5100/content/2289044