Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
Мы вновь возвращаемся к ней, как к загадке, которая не решена до сих пор и нам пока тоже не удаётся её решить. Отметим лишь то, что содействовало этому учреждению. Здесь заметно более всего влияние иностранцев. Удивительным образом Иван IV стал почитать некоторых ливонских пленников, из числа членов Ливонского Ордена. Таковы были пастор Веттерман (ему Царь доверил разбирать свою библиотеку), немцы Эберфельд, Кальб, Иоган Таубе, Элерт Крузе (ставшие потом опричниками, а потом изменившие и сбежавшие из России). Эберфельд даже стал склонять Ивана IV к аугсбургскому исповеданию (к лютеранству). Царь хвалил лютеранство и разрешил построить в Москве (случай до этого небывалый) лютеранскую церковь. При этом он утверждал, что имеет немецкое происхождение от баварских владетелей и что будто бы русское слово «бояре» означает «баварцы». Царь хотел женить сына на немецкой княжне, а дочь свою выдать за немецкого князя. Одному англичанину, который назвал Ивана IV «русским», Царь резко сказал: «Я не русский; мои предки были немцы». Этим «своим», не русским, Царь накануне Опричнины доверял самые сокровенные мысли о том, как бы искоренить бояр, чтобы царствовать свободнее. Иностранцы, видя его опалы и казни лучших вельмож, не любя России, не думали и разубеждать Царя в его губительстве собственного народа. А иные и прямо содействовали этому. Известен врач Елисей Бомелий, клеветавший Царю на его приближённых, изобретший особенно сильные яды. Известна близкая дружба Царя и с другим врачом-англичанином Робертсом Якоби и т.д. ... Иностранцы тогда были большою заботой России. Польско-Литовское государство и Ливония делали всё, чтобы не пропускать в Россию западных учёных, ремесленников, рудознатцев, людей искусства. Когда иные из таковых пытались проехать в Россию по приглашению Царя, их задерживали на границе, некоторых упорных убивали, что явилось одной из важных причин войны России с западными соседями. Сигизмунд-Август писал Английской королеве Елизавете: «Московский Государь ежедневно увеличивает своё могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву... Приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. ... До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская торговля будет продолжаться, то что будет... неизвестно?» Достижения западной науки и техники были России нужны. Но к нам попадали большей частью как раз не искусные в этих «хитростях» иноземцы, а другие, с другими задачами. В 1550-х годах Великобритания открывает для себя неизвестную ей дотоле Россию. С ней устанавливаются живые торговые связи. В 1555 г. вся торговля Англо-Русской компании передаётся в английские руки. Англичане строят посёлки и опорные базы от Белого моря через Холмогоры в Москву. В столице они получают дома и усадьбы. Особою базой является Вологда. Налаживается переработка русской пеньки, торговля которою, как и торговля русским лесом необычайно процветает. Знаменитый «непобедимый флот» Англии был целиком оснащён русскими канатами, а мачты его были из русских корабельных сосен. Иван IV старался вовлечь новую союзницу — Англию в борьбу против Польши, Ливонии, Швеции, но безуспешно. В 1572 г., уже сокрушив давно все возможные и невозможные крамолы, но всё же постоянно чего-то боящийся Царь Иван IV, униженно просит Елизавету I приютить его с Семьёй в Англии, если ему придется бежать из России. На это он получает любезное согласие. В 1582 г. Царь начинает свататься к племяннице Елизаветы Марии Гастингс, обещая развестись с Марией Нагой... Дело не устроилось. Но английских собеседников Иван IV явно предпочитает своим русским. Начинает строить на «английском пути» новую столицу своего государства—в Вологде... Царь как бы рвётся из священного и святого средоточия Русской Земли — из Москвы. Он часто пишет английской королеве, передаёт устно какие-то сверхсекретные вопросы и с нетерпением ждёт ответа. Переписка Ивана IV с Елизаветой I составляет более 90 писем, хранится поныне в Лондоне и Оксфорде и почему-то полностью до сих пор не опубликована. Таким образом, особенно тесная связь Ивана IV с Англией начинается с началом Опричнины.
Не попал ли в Россию так или иначе от каких-либо иностранцев с Запада своего рода «микроб» тамплиерства? Уж очень похож чёрный Орден «самых злейших» Опричнины на то, что было у тамплиеров. Под видом воинствующего за высокие цели христианского полумонашеского братства создался антихристов Орден развратников и убийц! И во внешнем поведении и даже в одеждах Царь и «братья» — «злейшие» занимаются именно двойничеством, оборотничеством. Средневековые рыцарские Ордена все сообщались между собой. Так, тевтоны связаны были с «Сионской Розой» — ответвлением тамплиеров, предшественницей розенкрейцеров. А с тевтонами сообщались ливонцы. Многое из тайн тамплиеров было им известно. Могла быть известна и та тайна власти, согласно которой сколь можно большее пролитие невинной крови сообщает властителям особую энергию (силу) от преисподней диавола. Тогда страшная перемена облика Ивана IV в 1564 г., которая сделала его Ужасным, вполне может объясняться тем, что он был тогда в Александровой слободе посвящён в одно из тайных сатанинских сообществ. Опричнина в целом — отголосок «коммунистических» сект Европы. Что такое опричные земли и землевладение? По существу, это обобществлённые, отнятые у местных владельцев (или ничейные) земли, сосредоточенные в руках государства в лице Царя, который даёт их на время, кому хочет. Конечно, такой социализм, по необходимости,— феодальный. Но это ведь именно социализм! Опричники знают, что они не хозяева тех поместий, которые им пока пожалованы (в любой момент их могут отнять!). Опричники поэтому и не заботятся о них, нещадно обирают крестьян, насильно сгоняют таковых к себе от соседей, не хозяйствуют сами. Это землевладение быстро приходит в упадок, крестьяне бегут от опричников и на новые земли Казани, где даются особые льготы, и на Русское Поле — южные украины, где строятся, вроде Белгорода, города для обороны от Крыма и осваивают заново Черноземье. Опричные земли уже не дают ни людей, ни доходов. Всё это вполне выясняется к 1572 г. Опричное войско, смелое только на безоружных, оказывается слабым в боях, что тоже тогда выясняется. Виднейшие опричники — устроители и исполнители кровавых расправ, сами подвергаются казням. Последний крупный злодей «пономарь» Малюта Скуратов погибает в бою в Ливонии в 1572 г.. Царь охладевает к своему Ордену. Но самая главная причина развала опричнины коренится в другом. Мы видели, что это учреждение создавалось не столько для борьбы с действительною опасностью боярской крамолы или своевольным желанием родовитых бояр править Царём, сколько для уничтожения, по совету епископа Вассиана, всех, кто умнее (лучше хоть в чём-то) Царя. Поскольку этот совет был заложен в Опричнину, то она могла работать исключительно по нему. Это значит, что внутри Опричнины всё шло по закону оттеснения или уничтожения лучших, умнейших, более одарённых или удачливых на всех уровнях и во всякое время. Такое учреждение обречено на самовырождение, так как оно способно воспроизводить только всё худшее и худшее, всё более слабое, всё более глупое, всё более бездарное и неспособное... Так, скукожившись до ничтожества, Опричнина сама себя изжила. И с 1572 г. Царь больше не говорит о ней. Опричное войско снимает былую форму, вливаясь в обычное царское войско. Всё кончается. Продолжается только злобное и блудное беснование Царя. Продолжаются, хотя и не в таком большом числе, казни, а также странные игры в двойничество, или оборотничество. Так, в 1574 г. Иван IV объявляет «Царём» (чаще — Великим Князем) «всея Руси» крещёного Касимовского царевича Симеона Бекбулатовича, а сам именуется «Князем Московским». Симеон живёт в Кремле со всей царской пышностью, от его имени издаются указы. Иван IV живёт на Петровке, ездит скромно «в оглоблях» и паясничает, оказывая Симеону царские почести. В одной из грамот он пишет ему: «Государю Великому Князю Симеону Бекбулатовичу веса Русии Иванец Васильев со своими детишками Иванцом да с Федорцом челом бьют... (далее идёт прошение о том, чтобы не возбранять желающим «людишкам» идти на службу к Иванцу, а от него бегущих не принимать)... Государь смилуйся пожалуй». Комедия длилась два года. Потом Симеон был отослан в Тверь и Торжок. Весь этот ужас и маскарад не мог просто так продолжаться. Должно было случиться некое последнее Божие предупреждение, и оно случилось... В ноябре 1581 г. в Александровой слободе произошла ссора между Иваном IV и сыном его Иваном Ивановичем. Больше данных за то, что это случилось не по бытовой причине, а в силу горячего желания Ивана Младшего взять войско и освободить Псков от осады Стефана Батория, к скорейшему миру с которым тогда склонялся Иван IV. Царь разъярился: «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня!» С острым посохом он бросился на сына. Вступился было новый приближённый Борис Годунов, желая Царя охладить, но получил несколько крепких ранений. Царь-отец всё же ударил в висок своим острым жезлом Царевича-сына!.. Через четыре дня 19 ноября 1581 г. Иван Иванович скончался. Горе Царя было сильным. Сын Иван был во всём подобен ему — и в многоженстве (имел три жены) и в блудодеяниях, и в кровопийствах, имел нрав жестокий и твёрдый, был одарён способностями, короче, был тем, кого на Престоле Московского Царства Иван IV хотел видеть после себя. О втором своём сыне Фёдоре отец говорил, что «то не Царь, а пономарь» (слишком богобоязнен и мягок душой был Федор Иванович). После краткого периода мук, когда Иван IV, казалось, готов был оставить царство, постричься в монахи, он успокоился и продолжал веселиться, блудить и казнить. Единственной в те времена отрадой были успехи России в Сибири и далее. Ещё в 1567 г. Царь послал «храбрейших и умнейших казаков» Ивана Петрова и Бурнаша Ялычева с посланием к «неведомым владыкам неведомых народов», в котором предлагал свою дружбу и просил через этих послов познакомить его с их владениями. Петров и Ялычев прошли до Тихого Океана, побывали в Корее, Китае, Монголии и привезли ценнейшее описание Сибири и указанных стран (даже — Тибета), довольно подробные! В 1581 г. от Строгановых за Урал пошёл с казаками Ермак. Хотя он и сложил там свою голову, но успел привести в подданство Московскому Царю обширные Сибирские земли. Старый слепой «царь Сибири» Кучум отказался идти в плен к Ивану IV. Пленён был его племянник Маметкул, непрестанно бившийся с русскими. Его привезли в Москву, с почётом приняли и дали город в кормление. Начинался 1584-й год. Иван IV тяжело заболел. Гниение внутри и опухоль снаружи производили окрест него смрадное зловоние. Подходило к концу самое длительное царствование, которое, казалось, никогда не кончится... Были в этом царствовании и великие победы и великие поражения, были кое-какие усовершенствования государственной жизни. И была великая борьба стремлений и мыслей, связанных с пониманием того, каков должен быть Самодержец Российский, какова, значит, должна быть и вся Россия? Спор этот — главный в истории XVI столетия. От решенья его зависели судьбы страны и народа. Ярче всего эта борьба мнений выразилась в переписке Ивана IV с князем Андреем Михайловичем Курбским. Ничего не бывает случайным. Всё промыслительно! Не убеги князь Курбский в Литву, не было бы перед нами замечательной сей переписки... Курбский бежал в апреле 1564 г. и сразу же, в мае написал вдохновенное письмо бывшему своему Государю, объясняя свой побег «гонением прегорчайшим», несправедливым обвинением, упрекая Царя в том, что он «сильных во Израиле побил» (библейское выражение, означающее знатных, заслуженных, почтенных, князей и старейшин), «и воевод, от Бога данных ти на враги твоя, различными смертьми расторгл еси». «Что провинили пред тобою и чем прогневали тя кристьянскии предстатели?» — вопрошает Курбский, имея в виду о. Сильвестра. О казнях верных царских советников Курбский говорит, как о Кроновых жертвах (Кронос — в греческих мифах кровожадный Титан, отец Зевса, истребляющий своих детей). Незамедлительно, 5 июля 1564 г. Царь Иван IV отвечает на это письмо пространнейшим посланием, где приводит очень большие цитаты из Св. Писания, совершенно отметая все обвинения Курбского, вспоминая вины и преступления против него бояр, утверждая, что казнил только виновных, но никак не невинных, не видя за собой никаких грехов и ошибок, а также высказывая ряд важных мыслей об образе самодержавного правления. Видно, Курбский крепко «зацепил» Царя! Обмен этими письмами происходит до учреждения Опричнины и начала массовых казней и особенных беззаконий Царя. Курбский отвечает на это «широковещательное и многошумящее писание», как он выражается, крайне лаконично, намекая на невежество Царя в риторике, свидетельствуя о том, что в Литве он, Курбский, научился «аттическому» языку (слогу) и мог бы посрамить Царя в споре, однако полагает, что «недостойне мужем рыцерским сваритися, аки рабам». Письмо не было-отправлено из-за крайней опасности для тех, кто мог бы его передать Царю. Через тринадцать лет (!) в 1577 г., уже после упразднения Опричнины, повоевав многие города в Литве, в том числе и те, где жил Курбский, Иван IV вспомнил о нём и по своей воле написал ему второе послание, короче первого. Оно уже выдаёт некое расстройство сознания и содержит новые самооценки. Царь начинает обращение к князю полным царским титулом (Курбский потом справедливо уличит его в паясничестве, так как подобным образом прилично обращаться Царю к царям, а не к нижестоящим). Царь уже не отрицает грехов своих («паче числа песка морскаго беззакония моя»), называет себя «грешником», «блудником» и «мучителем». Но делает это всё для того, чтобы подчеркнуть, что, несмотря на это Господь дарует ему победы силою Честнаго Животворящего Креста. Царь и в своих грехах винит бояр, в том числе Курбского: «А и з женою (моею) про что меня разлучили? Только бы вы у меня не отняли юницы моея (Анастасии), ино бы кроновы жертвы не было». «А князя Володимера (Старицкого) чего для естя хотели посадити, а меня з детьми известь?» Иван IV повторяет, что заговорщики во главе с «попом» Сильвестром и «собакой Адашевым» хотели сами царствовать, а Царя держать в подчинении, что и явилось причиной этой борьбы с боярами и многих казней. «Только б есте на меня с попом не стали, ино б того ничево не было: всё то учинилося от вашего самовольства». Курбский ответил на это послание в несколько приёмов, с двумя дополнениями к основному письму, когда 15 сентября 1579 г. Иван IV потерпел решительное поражение от Стефана Батория и потерял те города, которые раньше взял, в том числе — Полоцк и Сокол. Письмо это уже носит образ как бы приговора Царю. Ответа на него не последовало. Есть своя правда и своя неправда как у Царя, так и у Курбского в этом словесном поединке. Оба они в пылу спора, стремясь оправдать свою сторону и обвинить другую, что-то преувеличивают, о чём-то умалчивают. У Царя однако неправды намного больше. Но зато у него больше непосредственного живого чувства. Курбский более сдержан, более точен в выпадах и оттого более холоден. Неправда Курбского в том, что он склонен сильно преуменьшать значение боярского своеволия и крамолы, он их как бы совсем не видит. Как удельный князь он смотрит на род удельных московских князей и называет его «весь ваш кровопийственный род», не признавая, следовательно, за ним прав жёсткого подчинения себе прочих удельных князей. Но сущая правда в том, что Царь, по Курбскому, казнит без разбору невинных, преданных ему военачальников, советников и слуг. Неправда Ивана IV в том, что последнее он до конца совершенно отрицает, настаивая, что казнит только виновных, за дело. И правда Царя в том, что он, как Самодержец, обязан был сломить гордостное своеволие родовитых бояр, чреватое постоянно изменой и крамолой. Оба они, и Царь и Курбский, походя, высказывают свои (и не только свои!) мысли о царской власти, что и является для нас самым важным. В первом письме Иван IV много говорит об обязанности и праве Самодержца наказывать и казнить изменников. Но всё это «стреляет мимо цели», так как Курбский упрекает его не в этом, а в казнях неповинных людей. Чувствуя здесь слабость доводов, Царь прибегает к поразительному лукавству. Приводя тексты Ап. Павла о необходимости послушания рабов не только добрым, но и злым (строптивым) господам, он язвительно спрашивает: «И аще праведен еси и благочестив, про что не изволил еси от мене, строптивого владыки, страдати и венец жизни (то есть Царство Небесное) наследити?» Немного ранее Царь утверждает, что Курбский сбежал «не от смерти», а «убоялся ложного (на него) смертного отречения по твоих друзей, сотонинских слуг, злодейственному солганию». Иначе говоря, Царь утверждает, что слух о готовящейся смертной расправе над Курбским был ложным. Но здесь нужно уличить во лжи Царя. В документах Посольского Приказа есть запись наказа в начале 1565 г. русским послам в Польше говорить о Курбском, что он с соумышленниками хотел умертвить Царя, Царицу и их детей, но заговор раскрыли. Курбский, узнав о том, бежал в Литву, а его оставшиеся соучастники были в Москве казнены. Друзья не солгали, сообщили тогда Курбскому сущую правду. Царь-то сам это знал и потому в этом пункте вновь прибегает к ужасной казуистике! «Аще праведен и благочестив еси, по твоему глаголу, почто убоялся еси неповинныя смерти, еже несть смерть, но приобретение?» Здесь Царь скрыто подводит «оправдание» под все свои безчинные казни и убийства. С его точки зрения, он может казнить и убивать и за дело и не за дело «просто так», как ему, Государю вздумается. А подданные должны терпеть всё, так как в случае, если их убивают несправедливо, то они получат от Бога награду в Царстве Небесном, но на земле сохранят верность Государю до смерти. К чести многих нужно заметить, что тогда многие невинно убиваемые именно так и рассуждали! Но как мог убийца рассуждать подобным образом, да ещё в искажённом толковании привлекая тексты Св. Писания?! Чего здесь больше,— изощрённого цинизма, или непомерно высокого представления о вседозволенности для Самодержца? Хватает, по-видимому, и того и другого. Касаясь понятия о «сильных во Израиле», Царь пишет: «... Не вем, кто есть сильнейший во Израили? Понеже бо Русская Земля правится Божиим милосердием, и Пречистые Богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи (наконец, в последнюю очередь) нами, своими государи, а не судьями и воеводы, ниже ипаты и стратиги». Итак, согласно, Ивану IV, Русский Самодержец, кроме Небесной поддержки, не нуждается ни в каких советниках, но должен править сам, один! Что же касается обращения с любыми подданными, в том числе с советниками, то Царь пишет: «А жаловати есмя своих холопей волны, а и казнити волны же есми были». Здесь холопами называются отнюдь не крестьяне, или городские низы, а именно князья и бояре. Курбский пытается сказать о необходимости Царя прислушиваться хотя бы к советам Церкви, духовных лиц. Царь отвечает, что царство не может обладаться «попом невежей». «Нигде же бо обрящеши, еже не разоритися царству, еже от попов владому» (владеемому). Но речь ведь не шла о том, что «попы» должны владеть царством, а лишь о том, что Православный Царь должен быть в совете с Церковью. Мы знаем, как поступил Иван IV и с о.Сильвестром и с Митрополитом Филиппом. Итак, для него, Ивана IV, и Церковь не указ ни в каких делах. Курбский напоминает Царю о его прежнем благочестивом житии, говорит о том, как «ласкатели», «прескверные паразиты и маньяки», которыми ныне окружил себя Царь, осквернили его телесную церковь «различными нечистотами, наипаче же пятоградные гнусности пропастию (мужеложеством) и иными безчисленными и неизреченными злодействы напроказили», как диавол поднёс Царю вместо добрых советников и воевод «прегнусодейных и богомерзких Вельских», «кромешников, или опришников кровоядных, тмы тмами горших чем палачей», призывает Царя покаяться и очиститься для своей же пользы вместо того, чтобы собирать «чаровников и волхвов от далечайших стран». «О, споспешниче первого зверя и самого великаго дракона!.. Поколь так долго не насытишися крови кристиянские, попирающи совесть свою?» — восклицает Курбский,— «Не губи к тому себя и дому твоего! ... Очютися и воспряни! Некогда (не) поздно, понеже самовластие наше и воля... ко покаянию данная нам... от Бога, не отъемлется исправления ради нашего на лутчее». Если отбросить неправды, преувеличения, лукавства и побочные темы спорящих, то в письмах Царя и Курбского перед нами сущая трагедия России! Царь, как мы отмечали и ранее, а теперь явно видим от него самого, решительно уклоняется в крайность полного, безответственного своеволия. Последовательность шагов здесь такова. Натерпевшись боярско-княжеского своеволия в годы своего малолетства и зная, как трудно приходилось с родовитыми князьями его отцу и деду, Иван IV решается, продолжая линию Московских Самодержцев, сокрушить это своеволие — источник заговоров и смут. В этом он прав, и это ему удаётся. Но он не удерживается на этой границе, переходит её, уклоняясь в истребление невинных. Здесь включается совет епископа Вассиана (Топоркова) не иметь советников умнее себя (ибо ты самый лучший!). Но кто поможет в таком явном и сознательном беззаконии? Так возникает нужда в Опричнине из готовых на всё отбросов общества. С её помощью систематически уничтожается в России не только то, что претендует на какой-то «совет» Государю, но вообще всё, что может быть умным, высоким, благородным, образованным, смелым, что может пользоваться любовью или симпатией народа (они должны принадлежать только Царю, так как он лучше всех!). Но и здесь не предел! Дальше неизбежно должна следовать вакханалия кровавых злодейств, насилий, безчестий, грабежей уже только для самоутверждения Царя в том, что как Самодержец он может всё, ему всё позволено (вплоть до сыноубийства)! Неверный взгляд на самодержавие (отказ от всякого совета в том числе— с Церковью) приводит к самоволию, самоволие — к самоуправству и самодурству, самодурство — к самоуничтожению. Это уже не Православное Российское Самодержавие; это уже фараонитское, антихриство, вавилонское и чисто сатанинское губительство. Такая царская власть, такое Государство на Руси теряют смысл. Они здесь не свои, они не нужны, они и не могут здесь на Руси существовать, это чувствовал Иван IV, почему и стремился прочь от православных святынь Москвы, даже отрекался от своего русского происхождения; упрекавший в бегстве Курбского, сам был готов бежать в Англию, хоть на край света! Так Иван IV подписал «приговор» и своему роду (династии) и самому государству. Что потом и случилось. Но ведь нельзя не сказать, что ничего подобного не было бы, если бы Митрополит Даниил, как и полагалось ему, тогда в 1529 г. не благословил незаконное второбрачие Василия III!.. Что же Великороссия, что же народ, что же Святая Русь в эти страшные времена? Великороссия разделилась (подобно тому, как разделил её на Опричйину и Земщину Царь). Святая Русь так и осталась Святой. Угодивших Богу людей, то есть святых, чья жизнь в основном протекала в рамках XVI века, насчитывается примерно 85 человек (почти как в веке XV-м). Среди них, кроме уже упомянутых, такие великие подвижники, как Адриан Пошехонский, Александр Свирский, Антоний Сийский, Арсений Комельский, Святители Гурий, Герман Казанские и Варсонофий Тверской, Иоанн Блаженный Московский (Железный Колпак), Иона, епископ Пермский, Кассиан и Корнилий Комельские, Корнилий Псковский, игумен, убитый по приказу Ивана IV, Нил Столбенский, мученики Пётр и Стефан Казанские, и многие другие. Противостоят на Руси, как обычно Римскому папе. А тот не раз в XVI в. предлагает свои услуги в деле мира под условием признания его главенства над Русской Церковью. В 1581 г. в Москву приезжает иезуит Антоний Поссевин и навязывает Ивану IV против его желания споры о вере. Отметая сложные для себя вероучительные вопросы, Царь говорит лишь о гордости папы, который не должен считаться ни наместником Христа, ни наместником Ап. Петра и его не должны носить на носилках, как Бога — ангелы, а иначе он — «волк а не папа». Поссевин возмущён, но Иван IV являет ему многие милости, заверяет в своих дружеских чувствах к папе, говорит, что только о вере спорить не нужно, чтобы не поссориться... Русь Святая собирает древние сказания и слагает новые. Начинается здесь и книгопечатание. В 1564 г. в Москве Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец печатают первую книгу «Апостол». Они бы успешно могли здесь трудиться и дальше. Но началась Опричнина, в условиях которой такое умное и выдающееся дело не смогло бы существовать. Печатники бежали в Литву. Впрочем нужно помнить, что «Апостол» первая славянская книга только на Москве. Русское книгопечатание началось раньше, ещё в 1491 г. (Осмогласник Фиоля) в Кракове, затем Ф. Скорина издал славянский Псалтирь в 1517 г., Яков Бабич устроил в 1519 г. русскую типографию в Вильне. В русско-литовских землях расцветает тогда то, что не могло цвести на Москве. В Остроге князь Василий-Константин Острожский создаёт школу и печатает первую Библию (!). В Ковеле князь А. Курбский пишет «Историю Великого Князя Московского», много переводит и занимается укреплением Православия. В Слуцке принимают бежавшего из Москвы Артемия Отенского, в том же Вильно, создаётся православное братство и налаживается русское книгопечатание, во Львове также создаётся братство, а затем православная школа и даже академия. Русь Святая, настоящая Великороссия глубоко скорбит о том, что творится в Отечестве, но остаётся твёрдо верной своему законному Царю. Сожалеет о нём, молится за него, страдает от него, понимает что к чему, ясно видит, что здесь — попущение (наказание) Божие, которое нужно молитвенно и с верой претерпеть в надежде, что Бог Сам или исправит душу несчастного Царя (как уж один раз и было!) или даст другого, но восставать на своего Самодержца нельзя! С этой точки зрения те, кто побежал в Литву, в том числе и Курбский, хотя и хорошие люди и понять их можно, но всё же они — изменники, или нетерпеливые, не правые. Верить надо (не человекам, не Царю, а — )Богу: если Он попустил такое искушение — значит это нужно для людей, на то Его святая воля! Но другая часть Великороссии увидела, что беззаконие и безобразие могут подниматься из тёмных нор и углов «преисподней» на самый верх царской власти, что Царь не всегда может быть «удерживающим» зло, что тому, кто восхитит власть, всё позволено. Поэтому верховная власть начинает восприниматься не как крест служения Богу и Отечеству в Бозе, а как вожделенное средство «широкой жизни» на широком пути что хочуделания! Для достижения такой цели не грех прибегать и к двойничеству, оборотничеству, уметь под видом (под маской) благочестия или законности творить всё, что угодно! Этот соблазн глубоко вошёл в русскую Душу, в ту её часть, что отделила себя от святыни веры и верности Богу. Он потом скажется в узурпаторах, в лжецарях — самозванцах, в Петре I, в большевиках. ... А тогда, в 1584 г. Царь Иван IV Ужасный ужасно и умирал. Из-за своего многоженства в последние годы он только исповедался, но не причащался. Велел созвать от Холмогор до Лапландии самых искусных колдуний, чтобы они толковали ему движения звёзд и определили день смерти. Колдуньи определили: Царь умрёт 18 марта. В то же время по монастырям были разосланы милостыни с просьбой молиться за Царя. Сам он заповедал сыну Фёдору царствовать благочестиво, не обижать людей, у всех просил прощения. Англичанин Горсей, бывший во дворце 18 марта описал подробно последний день Ивана IV. Царя принесли в комнату с его сокровищами. Борис Годунов дал знак Горсею следовать туда. Англичанин увидел и услышал как Царь рассказывал о разных драгоценностях и объяснял свойства камней сыну Царевичу и боярам: «... Вот алмаз,— говорил он,— самый драгоценный из восточных камней. Я никогда не любил его; он удерживает ярость и сластолюбие и даёт воздержание и целомудрие. ... Указывая на рубин, он добавил: «О, как этот камень оживляет сердце, мозг, даёт бодрость и память человеку, очищает застывшую испорченную кровь». Царь попробовал погадать на пауках, но часть их разбежалась: «Уж слишком поздно, это меня не спасёт»,— сказал Иван IV. Потом он почувствовал слабость, беседу закончил. Его стали несколько раз околдовывать и расколдовывать, «но теперь диавол стал безсилен»,— заключает Горсей. Царь велел врачам вести его в баню, наблюдать за приметами и ещё раз послал князя Богдана Вельского к колдуньям. Тот им сказал, что их или закопают живьём, или сожгут, так как день 18 марта наступил, а Царь здоров. Колдуньи ответили, что день кончается вечером... Царь принял баню, где его тешили весёлыми песнями, затем посвежевший сел на постель и решил сыграть в шахматы с Р. Биркеным. Сам расставлял фигуры, почему-то никак не мог поставить «короля». И вдруг упал навзничь! Кругом засуетились. Наспех постригли умиравшего в схиму. Всё было кончено! 18 марта 1584г. Царь умер. Было же ему всего 54 года отроду!. http://www.rusorthodox.com/books/lebedev/index.htm | |
|
| |
| Просмотров: 689 | |