В освобожденном Симбирске началась новая жизнь, жизнь оригинальная, жизнь какая-то приподнятая… Понаехали из других городов партийные лидеры, по преимуществу социалистических толков; объявились и свои - доморощенные… Среди них оказались избранные в Учредительное собрание… Замитинговал Симбирск… Полились бесконечные речи… А Каппель и каппелевцы не говорили: они делали свое важное дело… Они снова были в походе, снова шли на врага…
В освобожденном Симбирске стали организовываться добровольческие части. Скоро были сформированы два полка. В один из них я был приглашен на должность священника. Этот полк вошел в отряд Каппеля, который потом стал корпусом Каппеля. И, таким образом, мне выпало счастье лично познакомиться с Каппелем, быть непосредственным свидетелем и даже участником в его блестящих делах, видеть его отношение к солдату, чтобы понять все, всю очаровательность его личности и чтобы убедиться в совершенной справедливости характеристики его, слышанной мною от сослуживцев.
3 декабря 1918 года в деревне Измайлове близ Белебея… Скромный тесный домик сельского обывателя в две комнаты. Это - квартира генерала Каппеля с его штабом. 7 часов утра, а генерал уже на ногах. Дверь ежеминутно отворяется… Входят офицеры, солдаты. Кто за распоряжениями, кто за справками… Обязательно генерал сам удовлетворит всех… Вот входит священник с сыном добровольцем. Благословляет… Их он усаживает, угощает чаем… На улице трескучий мороз… Генералу нужно ехать на позицию… Он одевается… Но что это за одежда? Легкая шубейка, картуз на голове, кожаные сапоги на ногах… "Ваше Превосходительство, как Вы поедете в такой одежде, Вы замерзнете… На улице страшный мороз", - говорит ему священник. "Ничего,- отвечает генерал, - озябну - так отогреюсь потом. Солдат - в шинели на позициях, да не зябнет и не жалуется".
17 декабря 1918 года. Я еду с позиции у деревни Хлебодаровки. Холодище невероятный… Я зябну в шубе и валенках, в шарфе… Навстречу группа всадников - лошади покрыты инеем… Впереди генерал в своем обычном наряде: легкая шубенка, картуз, кожаные сапоги… Впрочем, теперь есть особенность - башлык… "Ваше Превосходительство, что Вы делаете! - восклицаю я, поздоровавшись - Вы губите себя!.." Смеется. "Ничего, - говорит, - я привык… Я солдат, да к тому же молодой. Вы другое дело, Вы человек пожилой. Берегите себя". И поехал дальше.
В том же декабре - бой у деревень Николаевки, Знаменки и Константиновки… Штаб генерала в деревне Тукаеве в двух верстах от Николаевки, также в резерве и наш полк. Идет ожесточенная орудийная и ружейная стрельба… Генерал совершенно спокоен. Спрашиваю: "Как дела, Ваше Превосходительство?.." "Отлично, - отвечает. - Скоро возьмем Константиновку…" "Дай Бог, - присовокупляю я, - там завтра послужим" (дело было в субботу). "Послужим". Но вот обстановка меняется. Выстрелы слышны ближе и ожесточеннее. Снова спрашиваю генерала: "А теперь как дела?" И он совершенно спокойный, как и прежде - отвечает: "Да, стало хуже - но ничего… В войне успех рядом с неудачами живет. Особенно смущаться не приходится". И мы не смущались, мы заражались его спокойствием и чувствовали себя за ним, как за каменною горою, и даже при неудачах думали: "А все же красных мы побьем". И били, много и жестоко били… Красные боялись Каппеля и против каппелевцев шли тогда, когда их было пять-восемь против нашего одного.
Корпус Каппеля на отдыхе, на пополнении. В него влились новые люди из красных, взятых в свое время в плен в Перми. Ожидался смотр. Обыкновенно начальство ожидается со страхом и трепетом, и даже с тайным желанием, чтобы оно не приехало. А мы, можно сказать, считали минуты, когда же, наконец, наш любимый генерал Каппель доставит нам радость видеть его. И так все офицеры, и солдаты, даже и новые, и те заразились желанием видеть "корпусного", имя которого было у всех на устах и произносилось с гордостью. Наконец он приехал. Это было 6 апреля (25 марта) 1919 года. Устроил смотр, всех обласкав, многим раздав Георгиевские кресты и медали за славные, молодецкие дела… А для него устроили в одном полку обед, в другом - ужин… И сколько тостов самых сердечных, искренних и задушевных было сказано в его честь, сопровождавшихся стихийным могучим, прямо-таки неистовым "ура". Генерал был, как всегда, весел, жизнерадостен, обаятелен, обворожителен. И если обычно начальство провожают радостно, мы провожали своего генерала с неподдельными огорчением и печалью.
Таков генерал Каппель, генерал-солдат или, как говорят сами солдаты - "солдатский генерал", заботящийся о солдате, как о брате, болящий о нем, если он не обут, не одет…
И надо ли удивляться, что солдаты гордятся честно служить у Каппеля, и название "каппелевец" считают самым почетным.
Припоминается мне такая картина. Небольшая железнодорожная станция Юргамыш. На перроне группа солдат. Двое из них о чем-то громко разговаривают, спорят. Подхожу, но застаю только конец спора, слышу только последнюю фразу одного из солдат: "Я, брат, у Каппеля служу". Надо было слышать тон, которым была произнесена эта фраза, и видеть физиономию ее автора. И в тоне, и в выражении лица звучала гордость и светилась радость.
И солдат-каппелевец, высокий в своих собственных глазах, сразу вырос в глазах собеседников.
Русское дело. Иркутск. 1919. 18 декабря. № 31.
Взято с сайта:
|