Исторические изыскания, конечно, имеют своеобразную прелесть. Иногда они
напоминают не то крестословицы, не то благородную страсть к собиранию
старых почтовых марок. Занятие, хотя и мирное, но более или менее
бесполезное.
Сейчас в эмигрантской печати весьма популярны
исторические изыскания по поводу заговора ген. Корнилова. Изыскания эти
стоят весьма немногого. Да, конечно, интересное чтение. Массовому
читателю небезинтересно, так сказать, «окунуться в прошлое» и, сидя в
парижском кафе, незримо присутствовать на чемпионате весьма
вольноамериканской борьбы между Керенским, Деникиным, Милюковым и...
памятью генерала Л. Корнилова. В этом чемпионате ген. Л. Корнилов
занимает самую безвыигрышную позицию: он уже заплатил своей жизнью за
Россию - и ему не до дискуссии.
Я
совершенно не хочу вдаваться в детективно-романтические подробности
корниловского заговора. Нет никакой возможности ни доказать, ни
опровергнуть существование того романтического гардемарина, которому-де
было поручено ухлопать душку Керенского и который, вместо выполнения
этого поручения, взял и расплакался на жилетке этой самой душки. Нет
никакой возможности установить или опровергнуть так называемые «детали
происшествия», установить или опровергнуть существование и методы
действия десятков лиц, принимавших в этом происшествии более или менее
деятельное участие. И – совершенно не в этом дело.
Заговор Корнилова,
конечно, был. Я лично принимал в нем некоторое участие – на весьма
десятых ролях, при ген. Дутове, которого я по тогдашней наивности моей
считал серьезным человеком. Серьезным человеком ген. Дутов не оказался.
Впрочем, серьезным человеком не оказался и я, – не было еще опыта. Но и
не в этом дело. Дело вот в чем.
Заговор ген. Корнилова реально
существовал, и он не удался. В этом заговоре – или, точнее, в неудаче
заговора, виноват был, в частности, ген. Л. Корнилов. И виноват был
никак не в существовании заговора, а только исключительно в его неудаче.
Вина ген. Л. Корнилова очень велика исторически, но морально на
Лавре Георгиевиче никакой вины нет: он сделал все, что он мог и что он
умел. Было бы лучше, если бы ген. Л. Корнилов обладал бы кое-какими
конспиративными навыками, но мы не имеем никакого права упрекать боевого
русского генерала (даже и принимая во внимание побег ген. Л. Корнилова
из германского плена) – за отсутствие у него этих конспиративных
навыков. Это – не его дело и не его специальность. Судья ему – только
Господь Бог. Поставим вопрос в несколько иную плоскость.
Заговор
Корнилова БЫЛ и этот заговор провалился. Провалился, как говорится в
газетной хронике, «при благосклонном участии» А. Ф. Керенского. Об этом
благосклонном участии много можно было бы рассказать – но сейчас не до
этого. Но вот что самое важное: в результате провала этого заговора – в
России сейчас сидит Сталин. В тысячу девятьсот семнадцатом году можно
было строить всякие мрачные теории о том, что будет с Великой Империей,
если во главе ее не устоит Александр Кратковременный, – но того, что
случилось на самом деле – никто предположить не мог. Наша тогдашняя
фантазия еще не была достаточно развита. Теперь она, в результате
национализации, коллективизации и эмиграции, несколько
усовершенствовалась. И теперь вопрос о корниловском заговоре надо бы
поставить совсем в иную плоскость: этот заговор был отчаянной и
неудавшейся попыткой СПАСТИ РОССИЮ. Если бы этот заговор удался, – то уж
теперь, имея за своей спиной опыт Муссолини и Гитлера, Ленина и
Сталина, колхозов и ОГПУ, – мы можем с полной уверенностью сказать – при
победе Корнилова рая земного, может быть, и не было бы, но уж, во
всяком случае, не было бы рая социалистического, А. Ф. Керенский, может
быть, и не занимал бы пост министра юстиции (каковой пост для него ген.
Л. Г. Корнилов все-таки предусмотрел), но он не сидел бы в Париже и не
издавал бы свой журнал (каковой журнал, по моему скромному мнению,
решительно никому не нужен), а все мы – не сидели бы по эмиграциям и
колхозам.
Детективно-романтические детали всего этого происшествия мы
уж лучше предоставим будущему Эдгару Уоллейсу. Он их раздраконит
получше Керенского. Вероятно, будет поставлен и соответствующий фильм – с
самоваром, графинами и графинями и с прочей развесистой клюквой. Дело
не в деталях. Дело вот в чем:
При полной импотенции временного
правительства, «запломбированный вагон» стал захватывать власть в свои
руки. Перспектива этого захвата всякого русского человека вгоняла в жуть
– вгоняла она и меня. Со всей этой запломбированной шатией всякие душки
из временного правительства обращались с исключительной нежностью.
Ленина, обвиненного в государственной измене, в получении денег от
германского генерального штаба (он эти деньги и в самом деле получил),
выпустили, видите ли – на честное слово. И выпустил его Керенский. В
петербургском гарнизоне было сконцентрировано около трехсот тысяч
петербургских дворников, рабочих и всяких прочих «ратников ополчения»,
которые торговали семечками, на фронт идти не хотели и которые готовы
были поддержать (впоследствии и поддержали) всю эту запломбированную
шатию. Что же было делать? Так и смотреть, как душка Керенский
главноуговаривает петербургское отрепье и делает изысканные жесты перед
запломбированной шатией? И равнодушно присутствовать при полном параличе
власти? И ждать, пока этот паралич не приведет к своим неизбежным
последствиям?
Вот он – и привел.
Ген. Л. Г. Корнилова можно
обвинять только в одном: в том, что заговор его не удался. Но генералу
Л. Корнилову удалось нечто иное:
Он не делал изысканных жестов и не
произносил патетических речей. Он также не бежал в бабьей юбке и не
оставлял на произвол судьбы людей, которые ему верили. Он пошел до
конца. И конец этот он нашел в бою.
Нет, не нужно никаких детективно –
исторически – романтических изысканий.Сейчас, двадцать лет спустя, дело
совершенно ясно. Да, Керенский кое-как жив. Да, тело Корнилова
большеивки сожгли и развеяли в прах. Но жива идея не Керенского, а
Корнилова. Кто пойдет за Керенским? Никто. Кто пойдет за Белой Идеей?
Пойдут миллионы.
И Александр Федорович Керенский сделал бы намного
лучше, если бы вместо детективных романов – взял бы, пошел бы в церковь,
зажег бы свечу и помолился бы за упокой души раба Божьего Лавра,
которого он, раб Божий Александр – продал и предал – вместе с ним продал
и предал нашу Родину.
Раб Божий Лавр останется в памяти России
героем и символом. Раб Божий Александр останется актером и фигляром,
притчей во языцех и поношением человеков. Несоизмеримые масштабы.
Разница между посредственностью и героизмом. Между бабьей юбкой и
подвигом. Между Белой Идеей и Учредиловкой.
Нет, памяти Лавра
Георгиевича Александру Федоровичу трогать бы не стоило. Мертвый человек
иногда бывает живее живого человека. И живой человек иногда бывает
мертвее мертвого. Лавр Георгиевич – он совсем живой. Ибо именно он
является родоначальником Белой Идеи и Белой России, и этого права
первородства никакие душки у него отнять уже не могут.
«Голос России», № 38, 16 марта 1937 г. |