Тема потерь России в мировых войнах служит ярким образцом применения двойных стандартов в отечественной истории. Если по Второй мировой практически существует табу на всякие реальные попытки докопаться до настоящих цифр, а каждый исследователь, который назовёт цифры больше кривошеевских, рискует получить титул предателя, а то и уголовное преследование, то в отношении потерь России в Первой мировой в советское время существовало некое подобие стахановского движения — кто больше.

Давайте рассмотрим этот цирк поподробнее. Но для начала два слова о том, почему он вообще возник и развивался. Краеугольным камнем оправдания большевистского предательства был миф о загнивании старой России. Что, мол, организм был настолько гнилой, что большевистское предательство — это не удар ножом в спину, а манипуляция скальпелем хирурга, отсекающего больные члены во имя выздоровления всего организма. Всё нелепое здание советской пропаганды стоит, и ни на чём другом стоять не может, на фундаменте мифа об отсталой и гнилой России.

Однако сильнейшим ударом по этому мифу был тот очевидный факт, что русская армия действовала во время Великой войны несравнимо более эффективно, чем РККА во Второй мировой. Поэтому количество грязи, вылитой на русскую армию, было беспрецедентным:

Россия была не подготовлена к длительной войне. Русские оружейные заводы изготовляли 525 тысяч винтовок в год, а их требовалось более 10 миллионов. В армии не хватало оружия, патронов, снарядов. На троих солдат приходилась одна винтовка. На 10 немецких артиллерийских выстрелов русская артиллерия могла ответить одним. Солдаты не были обеспечены обмундированием, продовольствием, медикаментами. Они страдали от голода, грязи, болезней. (С.Н.Сыров, Страницы истории, М.1979, с.204)

Подходил к концу 1916 год. Миллионы русских солдат, полураздетых, голодных, плохо вооружённых, изъеденных вшами, сидели в сырых окопах. Тысячами гибли они от вражеских пуль и снарядов, от болезней, из-за отсутствия медикаментов. Среди солдат росли антивоенные настроения. Хозяйство страны всё больше и больше разваливалось. Население голодало. (там же, с.205)

И, в общем, большевикам удалось убедить большинство русских, что их армия во время Первой мировой никуда не годилась. Занозой оставались лишь официальные цифры потерь. Если русская армия была так плоха, а пришедшая ей на смену РККА настолько сильна, почему так разительно отличаются понесённые ими потери? И за цифры взялись основательно.

Для начала давайте вспомним исходные официальные данные.

Следует понимать, что к определению людских потерь можно найти несколько подходов, которые дадут совершенно разные цифры. В каждой из которых будет определённая доля правды. Если, конечно, эти цифры получены честными методами. Первичные результаты даст обобщение сведений о потерях от войск. Именно эти цифры в разной интерпретации содержит таблица выше.

Надо отчётливо понимать, что эти данные неполны. Часть данных о потерях может быть утеряна в неразберихе боевых действий, часть потерь вообще не попадёт в рапорты, сколько-то раненных умрут в госпиталях и в плену, некоторые из указанных пропавшими без вести на самом деле погибли и так далее.

Поэтому существует следующее приближение к реальной картине потерь. После войны по данным военкоматов уточняется, кто из призванных снова встал на учёт, а кто нет. Суммируются данные из госпиталей и так далее. В итоге потери уточняются и получается синтетическая цифра — большая, чем простая сумма указанных в рапортах убитых.

Наконец, поскольку потери — это область идеологии, существуют демографические способы определения потерь, основанные на данных о численности и росте (убыли) населения страны. Они объективны, так как в большинстве стран невозможно сфальсифицировать численность населения, но весьма неточны, так как включают в себя и убыль гражданского населения, и разные не связанные с войной факторы.

Поэтому говоря о потерях, и тем более сравнивая их, надо всегда держать в уме о каких именно потерях мы говорим и оперировать равноценными цифрами. Естественно, советские историки никакими подобными правилами себя не затрудняли, руководствуясь лишь своими фантазиями и партийным наказом. И первым из наших фигурантов будет Борис Цезаревич Урланис

Свои изыскания, чтобы придать им хотя бы налёт академичности, Урланис начинает с реальных цифр, приведённых в таблице выше. Позже будет видно, что на самом деле они использованы лишь для придания работе видимости солидности, и никакой роли в вычислениях не играют.

Далее начинаются шаманские пляски с бубном. Для дальнейших расчётов берётся… А как вы думаете? Правильно, последняя цифра. Почему? А потому!

Если и нам, подобно указанным исследователям, положить в основу одну из приведённых пяти цифр, то во всяком случае следует взять наивысшую из них, так как включение пропавших без вести несколько сокращает огромный недоучёт числа убитых.

Сами по себе эти соображения, как мы уже отмечали, здравые. Но как же предлагает Урланис скорректировать неточность рапортов войск? А просто прибавив к потерям некую произвольную цифру, в данном случае порядка 200 тыс. (по данным ЦСУ 228,838) человек пропавших без вести, но не попавших в плен. Они явно не из этой оперы, но цифра потерь русской армии всё равно занижена, так почему не увеличить её на 200 тысяч? Изумительно.

Может, я просто придираюсь? Ну куда могли деться эти 228 тысяч пропавших без вести и не попавших в плен? Допустим, я неправ. Допустим, все эти люди были убиты. Но что это за метод — прибавлять пропавших без вести, но все же учтенных ЦСУ, как людей, данные на которых потерялись в большинстве своём в 1914—1915 гг? Это метод высасывания из пальца. Тем более что объяснить пропажу этих двухсот тысяч легче лёгкого. Как раз приблизительно в таких цифрах измеряется, например, количество дезертировавших.

Но это только начало. Пляски продолжаются. Урланис добавляет потери с мая по ноябрь 1917 года. Их оказывается, по данным отдела управления РККА, 22,457 солдат и офицеров. Ладно. Этот период охватывает масштабное наступление Керенского. Далее наш Фигаро округляет эту цифру до 30 тысяч, мотивируя это потерями за декабрь 1917-го, январь и февраль 1918-го. Фантастично, если учесть, что фронт к этому времени был уже полностью развален, а помесячные потери получаются соизмеримые с летом 1917-го, когда на фронте находилось больше 200 дивизий и велись довольно серьёзные операции.

Впрочем, это пустяк, сейчас будет интереснее. Следующая высота берётся Урланисом с помощью вот какого трюка:

Несмотря на то что, как известно по ходу военных действий, первое полугодие войны принесло для русской армии значительные потери убитыми, ранеными и пленными, по отчётам военного министерства, среднемесячные потери в 1914 г. в 3–3,5 раза меньше, чем в 1915–1916 гг., что совершенно ясно говорит об утрате значительной массы отчётных материалов и неналаженности учёта потерь в первые месяцы войны.

Значит, требуется что? Правильно, увеличить цифру потерь! Сейчас вы скажете: позвольте, но мы уже скорректировали цифру потерь в сторону увеличения на двести тысяч, мотивируя это как раз недоучётом погибших из-за утери документов! Разве не выпадают эти двести с лишним тысяч в том числе и на 1914-й, и если да, то в какой именно части? Плохо корректировали, возразит вам Борис Цезаревич, нам ещё корректировать и корректировать. И приступает к делу:

Если принять для 1914 г. среднемесячное число убитых в 1915 г., то за пять с половиной месяцев 1914 г. это даст около 83 тыс. человек сверх учтённого числа. Так как потери русской армии в 1914 г. были более значительными, чем в 1915 г., можно с округлением считать, что в 1914 г. недоучёт числа убитых составлял 100 тыс. человек.

Конечно можно, Борис Цезаревич! Вам все можно. А что значит «потери русской армии в 1914 г. были более значительными, чем в 1915 г.»? Откуда взялись 5 с половиной месяцев? Где русская армия умудрилась потерять больше ДЕСЯТИ тысяч человек в июле? Наконец, почему 100 тысяч, а не 83? Потому что! Много вопросов задаёте.

Здесь не удержусь, чтобы не проделать некие вычисления. Сама по себе мысль, что мог иметь место недоучёт из-за утраты документов или по каким-либо другим причинам особых возражений не вызывает. Но любые корректировки документально подтверждённых цифр должны быть обоснованными, а не высасываться из пальца. Давайте посмотрим, что мы имеем в данном случае.

Действительно, в 1914-м русская армия воевала достаточно интенсивно. Здесь и Восточно-прусская наступательная операция, и Галицийская битва, масштабные Варшавско-Ивангородская и, наконец, Лодзинская операции. Это с одной стороны. С другой стороны численность задействованных войск была в 1914 году несколько меньше. То есть в 1914-м в среднем на фронте воевало 89,6 русских дивизий, а в 1915-м — 109,6 дивизий. Не считая Кавказского фронта, где, кстати, боевые действия начались лишь в ноябре 1914-го.

Получается, что в 1914 году, если верить Урланису, русская армия теряла ежемесячно 28,5 тыс. человек, а в 1915-м – 22,5. В пересчёте на одну дивизию выходит, что удельные потери в 1914-м были выше более чем в полтора раза! А ведь в 1914-м вооружения сторон ещё далеко не достигли того развития, как в 1915-м. Русская армия ещё не уступала своим противникам в технике, не испытывала недостатка в боеприпасах. Соотношение сил было на Восточном фронте значительно более благоприятным. Наконец, 1915-й вообще стал для России самым тяжёлым годом войны. А по Урланису получается, что потери на каждого фронтовика были в 1914-м в ПОЛТОРА раза выше, чем в 1915-м! Не верю!

При этом цифры потерь по годам для своих расчётов Урланис заимствует из данных ЦСУ, где, напомню, указана цифра потерь 626,440 человек, но плюсует её к цифре, указанной в справке дежурного генерала в 775,369 человек. Маэстро в ударе.

Долго ли, коротко ли, но наш неутомимый исследователь уже вывел потери России на уровень 908 тысяч человек:

Как говориться, хорошо, но мало. На Ленинскую премию так не наработаешь. Дальше начнётся самое интересное, следите за руками. Метод правильной осады не принёс должных результатов. Как ни крути официальные цифры, как ни верти, но больше 908 тысяч никак не вытанцовывается. А надо. Значит, пора отринуть закостеневшие догмы, и применить по-настоящему революционные методы подсчёта. И такие методы у Бориса Цезаревича наготове:

О соотношении потерь на Западном фронте можно судить по следующим цифрам. Только одни французы потеряли убитыми на полях сражений свыше 900 тыс. человек. Потери британских войск во Франции превышали 500 тыс. человек. <…> В Первую мировую войну поля Фландрии Франции были орошены кровью приблизительно 1,6 млн солдат и офицеров армий Антанты. Этим 1,6 млн противопоставляется всего 1,1 млн убитых немецких солдат и офицеров. Следовательно, немцы на Западном фронте имели в 1,5 раза меньшие потери, чем их противники.

Весьма скользкая статистика, поскольку надо быть уверенным, что методика подсчёта потерь, с помощью которой получены цифры, использованные Урланисом, для всех сторон одинакова. Да и при чём тут Западный фронт? А вот при чём:

…Таким образом, в боях с русской армией немцы потеряли убитыми более 300 тыс. солдат и офицеров.

<…>

…получим, что австро-венгерская армия потеряла на Восточном фронте 450 тыс. человек убитыми.

<…>

Можно ориентировочно считать, что от русского оружия погибло две трети убитых турецких солдат, т. е. около 150 тыс. человек…

<…>

В итоге получаем, что в боях с русскими противник потерял 900 тыс. человек убитыми на поле боя. Выше мы исчислили, что потери русских убитыми также составили 900 тыс. человек. [Не мы, а Вы, уважаемый Борис Цезаревич] Могло ли в действительности так случиться, чтобы немцы и их союзники, учитывая недостаточность боевого оснащения русской армии и другие условия, в которых протекала война 1914–1918 гг., понесли такие же потери, как и русские? Вряд ли это могло иметь место.

Вряд ли я очнусь в другой реальности, даже если прямо сейчас пребольно ущипну себя за ухо. Да и не буду. Процитированный мной отрывок это и есть самая что ни на есть суровая реальность, в которой мы живём уже 90 лет. А какой антоним к слову «вряд ли»? « Наверное»! Вряд ли потери русской армии были 900 тысяч. Наверное, они были 1,2 миллиона. Не смейтесь, не смейтесь, читайте дальше:

Выше мы получили, что на 900 тыс. убитых немцев, австрийцев, венгров и турок приходилось 900 тыс. убитых русских (соотношение 1:1). В то же время на Западном фронте на 1,1 млн немецких потерь приходилось 1,6 млн потерь союзников (соотношение примерно 3:4). Если для русского фронта принять такое же соотношение, то тогда число убитых русских повысится до 1,2 млн человек.<…> Эта цифра, надо думать, значительно ближе подходит к действительности, чем фигурировавшие часто цифры в 500-600 тыс….

В полемическом азарте,
Воевода Пальмерстон,
Поражает Русь на карте,
Указательным перстом!

Вы, конечно, сейчас скажете, что как-то не верится, что, потеряв на Кавказском фронте 150 тысяч человек, турки при этом убили 200 тысяч русских? Есть такое слово — надо! Понимаете, это партийный наказ. Пятилетку в три года. А австрийцы, потеряв 450 тысяч, убили ни много ни мало — 600 тысяч русских. Я понимаю, вы проявите педантизм и скажете, что в австрийском плену побывал максимум 1 миллион русских пленных, а число пленных австрийцев в России составило 1,737 тысячи человек, что даёт как раз соотношение 1,7:1 в пользу русских. Почему же для убитых наблюдается прямо противоположенная картина? Что я могу ответить? Потому что!

А как нам быть с русскими контингентами, воевавшими на Западном и Салоникском фронтах? С убитыми болгарами? Насколько точно подсчитаны пропорции потерь Центральных держав по фронтам? Борис Цезаревич о таких мелочах не задумывается. Хотя его работа занимает пятьсот с лишним страниц, из которых львиная доля посвящена Первой мировой. Это все для отвода глаз. Ключевые цифры получены отвлечёнными рассуждениями, занявшими пару – тройку абзацев. И никакого отношения ни к каким документам или иным источникам не имеют. Они являются в химически чистом виде плодом воображения Урланиса, причём практически все его соображения, относящиеся к появлению этих цифр, я здесь и процитировал.

Как и всякий пламенный борец Борис Цезаревич не останавливается на цифре 1,2 миллиона, но продолжает срыв покровов и дальше. В плюс идёт 240 тысяч «умерших в госпиталях», полученных перемножением некой произвольной цифры в 4 миллиона раненых на столь же произвольные 6% летальности. Таким же образом добавляются 155 тысяч «умерших от болезней», 190 тысяч «умерших в плену» и 15 тысяч «погибших от несчастных случаев». И вот безвозвратные потери русской армии уже достигли 1,8 млн человек! Сейчас будет вишенка на торте. Цифра получилась какая-то несерьёзная. Как будто бы оценочная. А оно и действительно так, все без исключения её компоненты получены Урланисом вычислениями разной степени недобросовестности. Но хочется как у историков. Поэтому, внимание, добавляются 11 тысяч «отравленных газами»! Теперь уже цифра принимает серьёзный вид 1,811 тысяч. Люди могут подумать, что за этой цифрой стоят какие-то серьёзные исследования, давшие достаточно точный результат. На самом деле это обычная советская туфта.

Однако по мере продвижения к построению коммунизма все аспекты жизни социалистического общества должны были развиваться. Не могла стоять на месте и советская историческая наука. Применительно к нашей теме, — потерям России в Первой мировой войны — развитие могло идти только в одном направлении — увеличения цифры потерь. На смену Урланису пришёл новый корифей — Кривошеев. Да, да, тот самый, который больше известен своей статистикой потерь СССР в войнах и конфликтах XX века.

Кривошеев получает свои 2,2 миллиона потерь России в ПМВ из цифры Урланиса, и уже только поэтому обсуждение результатов его «творчества» с точки зрения их исторической ценности можно было бы завершить прямо сейчас. Однако огромную ценность в данном случае представляют сами его методы работы. Давайте их рассмотрим. Для начала мнение Кривошеева о титане мысли, на чьих плечах он стоит:

И такая работа автором [Урланисом] <…>была успешно осуществлена. Ему удалось добиться наибольшей достоверности в подсчёте потерь русской армии в Первой мировой войне, поэтому наши исследования в этой области опираются в основном на статистические данные Б.Ц. Урланиса.

Впрочем, сам Григорий Федотович двигает советскую историческую науку ещё дальше. Его рассуждения таковы: Урланис показал, что проклятые царские статистики занижали потери русской армии вдвое. Но если полученный Урланисом «коэффициент кратности» занижения потерь в русской армии (1,2 урланисовский миллион разделить на 626,440 официальных потерь = 1,92) применён к числу убитых, то надо быть по-марксистски последовательным, и применить его также и к числу пропавших без вести! И делает это, умножая число пропавших без вести по данным ЦСУ на 1,92. Полученную таким образом цифру (228,838 х 1.92 = 439,369) он прибавляет к 1,811 тысячам потерь Урланиса, так же, как и «скорректированную» до 19 тысяч цифру погибших от несчастных случаев, чем и получает свои 2,254,369 человек погибших. С точностью до одного человека. Вернее, даже до 0,96 человека, потому что 228,838 умножить на 1,92 будет не 439,369 а 469,368.96. Но, что бы не перегружать читателя цифрами, Григорий Федотович последнюю благоразумно округляет.

Впрочем, увы, эти 0,04 человека далеко не единственный вклад Кривошеева в завышение потерь русской армии. Ладно бы, если бы советские врали по какой-то системе, например, выдумали легенду разоблачения царских статистиков-лизоблюдов и последовательно бы её проводили. Плохо то, что их построения разваливаются даже в рамках их собственной теории. Действительно, как можно было не заметить, что 228,838 пропавших без вести Урланис причислил к убитым и уже включил в свою цифру 1,2 миллиона убитых и умерших на этапах санитарной эвакуации. Даже по бредовой логике Кривошеева к 1,811 тысячам урланисовских потерь следовало добавить не 439 тысяч а 439,369 – 228,838 = 210,531. В противном случае получается, что 229 тысяч пропавших без вести учитываются у Кривошеева два раза. Ну и отдельно хочется отметить выросшую ещё на три порядка точность вычислений — теперь уже удалось установить потери до последнего человека. Браво!

Трудно в это поверить, но указанные цифры на полном серьёзе публиковались и стали, как и ранее измышления Урланиса, общепринятыми в советской исторической науке. Одна из не так давно культурнейших стран мира скатилась на уровень… Африки? Не уверен, что даже в Африке не побрезговали бы опубликовать такую галиматью. А для СССР это реальность.

Тем не менее в начале статьи мы согласились с тем, что данные о потерях русской армии, полученные исключительно суммой рапортов войск, являются неполными. Адвокаты Урланиса и Кривошеева апеллируют к уязвимому месту в русской официальной статистике — количеству пропавших без вести. Допустим, что эти двое историков были, скажем мягко, некорректны в своих вычислениях. Но в сборнике ЦСУ, где обобщены официальные данные о потерях русской армии, указано, что пропал без вести и попал в плен 3,638,271 русский солдат, тогда как реально к концу войны в плену оказалось лишь 2,241,044 человека. Дефицит в 1,4 млн просто некуда деть, кроме как прибавить к числу убитых. Что как раз и даст нам цифры в районе урланисовско-кривошеевских. При всей спекулятивности последних, за ними якобы есть некоторая реальность.

Поэтому данный материал был бы неполным, если бы мы не уделили внимания вопросу почему это не так. А не так это потому, что записать пропавших без вести в убитые можно только в том случае, когда эти люди по истечении некоторого срока не становились на учёт в соответствующих органах по месту призыва или не проявляли своё существование каким-либо другим способом (как это делалось в других странах). В России такой метод, по понятным причинам, не срабатывает.

Между тем, как в книге Головина, где содержатся сведения о количестве русских пленных в германском и австрийском плену, так и в сборнике ЦСУ, имеется распределение цифр по времени. Что позволяет взглянуть на ситуацию в динамике и сделать ряд интересных выводов:

Если мы попытаемся принять теорию, что всех пропавших без вести не попавших в плен следует писать в убитые, то получим такую вот забавную картинку. С мая по август 1917 года русская армия потеряла убитыми (по официальным данным) 11,104 человека. В плен к австро-германцам попало за этот же период 33,308 человек. А без вести пропало ни много ни мало 466,340 человек. Прямо даже страшно вычитать, но заставлю себя: 466,340 – 33,308 = 433,032! Прибавим сюда 11,104 убитых и получим ужасающую цифру в 444,136 человек! Именно столько русских солдат и офицеров было убито всего за 4 месяца 1917 года по мысли приверженцев теории о записи не попавших в плен пропавших без вести в убитые.

Мы то думали, что в 1917 году русская армия морально разлагалась, и против «наступления Керенского» солдаты «проголосовали ногами». Но если мы запишем всех пропавших без вести в убитые, то получится, что русские солдаты как лемминги лезли на германские окопы и позволяли убивать себя сотнями тысяч. Куда там Брусиловский прорыв, это была детская забава по сравнению с тем, что происходило, оказывается, на восточном фронте летом 1917-го.

Всего же за 1917 год в пропавших без вести числятся 918,233 человека. Тогда как число пленных увеличилось лишь на 165,420 человек. Но, согласитесь, совершенно нелепо предполагать, что сколько-нибудь значительная доля от разницы этих величин это действительно убитые. Наоборот, совершенно логично предположить, что подавляющее большинство этих людей — дезертиры, поддавшиеся на антивоенную пропаганду. И, поскольку это так применительно к 1917 году, повисает в воздухе сам этот чичиковский метод манипуляции «мёртвыми душами». У нас есть официальные цифры и есть понимание того, что ввиду наступившего в стране хаоса эти цифры носят предварительный характер. И уточнить их сколь-нибудь достоверным способом мы не имеем возможности. По крайней мере, попытки сделать это, предпринятые Урланисом и Кривошеевым, несостоятельны. Однако учитывая состояние дел в области статистики в РИ можно предположить, что официальные данные достаточно точны. С учётом того, что какая-то часть пропавших без вести действительно являются убитыми. Но далеко не все, как утверждают приверженцы этой теории.

В динамике хорошо поддаётся оценке и ещё один момент. Сторонники теории о «естественном» происхождении Февральской и Октябрьской революции, что эти революции явились следствием «разложения» Российской империи и её армии, любят ссылаться для обоснования своей теории на якобы непомерно большое количество русских пленных. Будто бы это свидетельствует об отношении солдатской массы к существовавшему в стране режиму. Допустим. Но разложение — процесс поступательный. Он не предполагает ремиссии. Ремиссия — прерогатива живого организма. У обречённого же разложение, будучи минимальным к моменту развязывания войны, должно было достичь максимума к Февральской, а затем и Октябрьской революциям. Однако динамика изменения численности русских пленных не укладывается в эту теорию. Как и во время Второй мировой войны, подавляющее их число попало в плен во время первых двух кампаний — 1914 и 1915 годов. Которые, в силу ряда объективных причин, получились для русской армии самыми трудными. А затем с сентября 1915 года произошёл необратимый перелом, после которого количество пленных уже было вполне небольшим.

Если за первые 426 дней войны, до 1 октября 1915 года, австро-германцы захватили 1,683,550 русских пленных, то есть в среднем 3,952 человека в день, то за оставшиеся до 1 апреля 1917-го 548 дней — 432,643 пленных. Что составит 789 человек в день. То есть в 5 (пять) раз меньше! А вот количество взятых русской армией пленных будет распределяться в совершенно обратной пропорции. Что, как мне кажется, еще раз подчеркивает «беспрецедентный» уровень советской исторической науки.

Дмитрий Половинкин (Спутник и Погром)