СЛОВО, ДАННОЕ ГОСУДАРЕМ И РОССИЕЙ СОЮЗНИКАМ, В ЛИЦЕ РУССКОГО ЛЕГИОНА БЫЛО СДЕРЖАНО

Автором этих уникальных заметок является штабс-капитан 2-го Особого пехотного полка Вячеслав Васильев, который воевал вдали от Российской империи — на Западном фронте, во Франции, дравшейся против кайзеровских войск Германии.

В 1916 году русское правительство по просьбам союзников по Антанте отправило им на помощь четыре особые пехотные бригады — две на Западный фронт, две на Салоникский. После того, как в России началась революция, «развал армии» коснулся и этих частей.

Большинство солдат отказалось воевать, требуя возвращения домой, чтобы «успеть к разделу помещичьих земель». Французы разоружили их и отправили до конца войны в так называемые трудовые роты. Но часть солдат и большинство офицеров не признали революцию и создали «Русский легион чести», который продолжил сражаться фактически в составе французской армии до конца войны.

Именно эту малоизвестную широкому кругу читателей историю описывает в своих мемуарах штабс-капитан Васильев, оставшийся во Франции вплоть до своей смерти в 1975 году. Они были написаны в 1961 году и впервые опубликованы в журнале «Кадетская перекличка», издававшемся в США.

ТЫ В ТЯЖКУЮ ГОДИНУ ВЕРНЫЙ ДОЛГУ БЫЛ…

Как здесь во Франции, так и в диких горах Македонии, русские полки покрыли себя неувядаемой славой. Закончили же свое существование особые дивизии (в 1917 году воевавшие во Франции и Македонии русские бригады были объединены в две дивизии — «Ъ») так же, увы, как и вся Российская Армия после революции.

В то время, когда в России, после революционного угара, лучшие сыны Ее встали на защиту поруганной Родины и стали формировать добровольческие отряды, положившие начало Белым Армиям, здесь во Франции из чинов развалившегося под ударами бешеной пропаганды Экспедиционного Корпуса стал формироваться Русский Легион волонтеров.

Цель этого очерка — познакомить русских людей с историей Русского Легиона, в каких условиях формировалась эта маленькая часть русских добровольцев, какие трудности ей пришлось перенести, как она вышла из этого положения, что сделала, и как единственная Русская часть с национальным Русским Флагом, вместе со всеми Союзными Войсками довела Великую Войну до победного конца и оккупировала назначенный ей сектор Германии. <…>

Русский Легион волонтеров во Франции находился совершенно в других условиях. Здесь не было 40 градусного мороза, не было полураздетых, дрожащих от холода и голода воинов Белых Армий, не было мучительной дилеммы для начальника, где достать патроны, снаряды, как заменить выбившихся из сил лошадей, как накормить и отогреть окоченевших воинов.

Некрополь Сент-Илер-ле-Гран (Мурмелон). Памятник павшим воинам Русского экспедиционного корпуса во Франции («Legion Russe»)

Здесь было другое. После ужасающего революционного развала Россия вышла из строя. Все русское было синонимом трусости и измены. Все, что сделали раньше, все беспредельные жертвы, принесенные Русской Армией для спасения союзников, все было забыто! В Россию больше не верили. На небольшую Русскую часть волонтеров недоверчиво смотрели союзники. Военные смотрели и ждали, как русские пойдут вперед.

Каждая заминка, каждый неправильный маневр, каждая ошибка русского отряда подвергалась бы жестокой критике. Ошибка маленькой русской части, намеренно или нет, перенесена была бы на всю Русскую Армию, на всех русских, на Россию.

Так создан мир. Русский Легион это знал. Если Западный фронт в материальном отношении был обставлен комфортабельно, то в боевом отношении сила огня здесь достигала такого напряжения, — когда на узком участке фронта сосредотачивались сотни орудий и пулеметов, десятки эскадрилий и танков, — что у видавших виды и побывавших в огне воинов зачастую не выдерживали нервы.

Под таким огнем нужно было идти вперед, как-то маневрировать, атаковать, дойти до назначенного рубежа, зарыться в землю, перенести сметавший все на своем пути баражный (заградительный или огневой вал — от английского barrage — «Ъ») огонь противника, отбить вражеские контратаки и удержаться.

Удержаться! Только тогда часть выполнила свою задачу, только тогда она достойна похвалы. Не удержись, — вся доблесть, все жертвы напрасны!

Русский Легион, представлявший здесь во Франции Русскую Армию, часть России, оставшейся после революции лояльной Союзникам, свой долг исполнил. Бело-сине-красный Русский Флаг развевался на берегах Рейна! Слово, данное Государем и Россией союзникам, в лице Русского Легиона было сдержано. Французские военные круги эту верность небольшой русской части поняли и оценили.

Уже в эмиграции генерал Лагард, бывший командир 8-го Зуавского полка, в своем письме к оставшимся в живых офицерам Русского Легиона писал: «Дружно, как братья, русские легионеры и зуавы бросались вместе — первые, представляя в рядах Французской Армии благородную Русскую Нацию и вписывая в свою военную историю новые страницы Славы, при чтении которых забьются гордостью сердца в вашем возродившемся Отечестве, вторые же — чтобы изгнать врага за французскую границу. Положение последних было ясное и простое — они были у себя и дрались за свою родину, но что сказать о вас, мои дорогие друзья? Вы с горечью в сердце доблестно сражались исключительно за честь и славу своего Отечества!»

Для всех других миллионов воинов Русской Императорской Армии, дравшихся от начала войны за общее дело, перенесших все невзгоды, искалеченных в боях, принесших в жертву все самое дорогое и, увы! — не увидевших дня победы, — да будут для них слова Главнокомандующего Союзными Армиями, Маршала Фоша, нравственным удовлетворением: Если Франция не была стерта с карты Европы, она этим обязана прежде всего России.

1917 ГОД. ВОЕННЫЙ ЛАГЕРЬ «ЛЯ КУРТИН». 1-Я ОСОБАЯ ПЕХОТНАЯ ДИВИЗИЯ

Разнузданная, распропагандированная толпа в солдатских шинелях, потерявшая человеческий облик, с озлобленными, озверелыми лицами, бушует, пьянствует и безобразничает в военном лагере «Ля Куртин». Жители соседних сел по вечерам запираются на запоры. Трагическое положение русских офицеров, оскорбляемых своими же солдатами. Никакие «грозные» приказы из Петербурга не в состоянии утихомирить эту толпу, разжигаемую появившимися из всех дыр юркими революционерами-пропагандистами интернационального типа.

Маршал Фердинанд Фош писал: «Если Франция и не была стёрта с карты Европы, то в первую очередь благодаря мужеству Русских солдат»

Но не все чины 1-й особой пехотной дивизии поддались этой пораженческой пропаганде. Если 1-я Бригада (I и II особый полки), набранная главным образом из фабрично-заводского элемента Московской и Самарской губерний, сразу же стала выдвигать антимилитаристские лозунги и требовать немедленного возвращения в Россию, то 111-я Бригада (V и VI особые полки), набранная из здорового крестьянского элемента уральских губерний, пыталась противостоять наступающей анархии.

Произошел раскол. 11 июля 1917 года, около 7 утра верные солдаты со всеми офицерами оставляют лагерь и проходят с ощетинившимися штыками и направленными на обе стороны заряженными пулеметами между двух стен разъяренной толпы с грозящими кулаками и дикими криками: «Продажные шкуры!»

Шествие замыкает верный Мишка — медведь, окруженный стражей. В бессильной злобе в него кидают камни и палки. К удивлению всех, Мишка шел с полным достоинством, спокойно передвигая своими лапами, слегка лишь ворча, как бы желая сказать: «Ну времена, ну нравы!» Отряд верных встал лагерем в палатках около города Фэлэтэн, в 23-х километрах от «Ля Куртин». 10 августа отряд был перевезен по железной дороге в летний лагерь Курно, близ Аркашона.

В начале сентября пришел приказ из Петрограда о немедленной и окончательной ликвидации «куртинских» мятежников. Сформированный для этой цели сводный полк в ночь на 16 сентября окружил мятежный лагерь. Французская кавалерийская бригада, на всякий случай, стала сзади вторым кольцом. Ультиматум — в трехдневный срок сдать оружие.

Редкие выстрелы русской батареи на высоких разрывах дали понять, что шутить не время, и что непокорным надо выбрать: или сдаться, или принять бой. Большая часть «куртинцев» сдалась в первые же два дня. Осталось несколько сот вожаков, не пожелавших подчиниться.

Дабы избежать лишних потерь в этом первом гражданском бою, решено было атаковать с наступлением ночи. Лазутчики донесли, что оставшиеся разбили винные погреба и «набираются храбрости» усиленным потреблением вина. Каждая рота «верных» получила точное задание. В полночь сводный полк двинулся вперед…

К утру все было закончено. Потери минимальные. Началась сортировка. Главари и зачинщики были переданы французским жандармам и интернированы. Остальные разбиты на «рабочие роты» и разбросаны по всей Франции.

Сводный полк вернулся в летний лагерь «Курно». Первое время все вошло, как будто, в норму. Велись занятия, маневры, солдаты чисто и по форме одеты, подтянуты, отдают честь офицерам. Но недолго длился этот рай. Пропаганда и здесь сделала свое грязное дело. Постепенно отряд верных стал терять воинский облик. Офицерство, неподготовленное к политическим потрясениям, растерялось, не зная, что делать. Старшие начальники не получали никаких инструкций. Красный Петроград молчал.

Среди этого хаоса, подлости, малодушия раздался смелый голос рыцаря без страха и упрека полковника Готуа, гурийца родом (командира 2-го особого полка). Он звал офицеров и солдат встать на защиту поруганной чести России и русского мундира. Он звал формировать Русский Добровольческий отряд и довести вместе с Союзниками борьбу до победного конца, чтобы в день перемирия в рядах союзных войск была бы хоть одна русская часть с национальным флагом. Немного откликнулось на этот рыцарский призыв.

ДЕКАБРЬ 1917 ГОДА

Настал день разъезда. Шли грузиться на вокзал «рабочие роты». По обеим сторонам дороги, ведущей к вокзалу, стояли толпы французов. Этих здоровых, отъевшихся людей, идущих распущенной ватагой, французская толпа встретила презрительным молчанием. Ни одного крика, ни одного свистка. Но вот в километре позади показалась стройная небольшая часть, с винтовками на плечах, с лихой песней, отбивая шаг. Впереди на коне — полковник Готуа, в своей постоянной кавказской папахе. На груди Георгиевский крест.

Взрыв восторга, крики, аплодисменты. Как и в Ля Куртин, позади, замыкая шествие, величаво шагает со своими вожатыми Мишка-медведь. Крики усиливаются, восторгу французов нет предела. Мишка опять ворчит, позвякивая цепями. Но на этот раз его ворчание — признак большого удовольствия и медвежьего удовлетворения.

Мишка стал всеобщим любимцем и проделал с полком всю кампанию, ставши под конец войны уже взрослым и большим медведем. Солдаты охотно с ним играли, боролись, кормили и чистили

На отдельной железнодорожной ветке состав вагонов с надписью: «Русский Добровольческий Отряд».

Немного их, добровольцев сражаться за честь России, село в вагоны. Первый эшелон: 7 офицеров, два доктора, старый батюшка и 374 унтер-офицера и солдата. Доктор 5-го особого пехотного полка, Веденский, чтобы дать пример и подчеркнуть идейность этого формирования, поступил простым солдатом. <…> Вся многоплеменная Россия была представлена в этой части. Великороссы, малороссы, грузины, армяне, евреи, татары… <…>

ЯНВАРЬ 1918 ГОДА

5 января Русский Легион прибывает в военную зону и прикомандировывается к знаменитой Марокканской Ударной Дивизии, лучшей во Франции. Эта дивизия, состоявшая из сводного полка Иностранного Легиона, 8-го Зуавского, 7-го Марокканского Стрелкового, 4-го марокканских стрелков и 12-го батальона мальгашских стрелков бросалась исключительно в атаки для прорыва укрепленных позиций противника или в контратаки для затычек неприятельских прорывов.

Единственная дивизия Франции, не имевшая номера. Боевая слава этой дивизии стояла так высоко, что служить в ней считалось большой честью.

Дивизия стояла на отдыхе. Встретили дружественно, как бывших друзей. На следующий день смотр Русскому Легиону был проведен начальником дивизии генералом Доган. Молодцеватый вид русских добровольцев, среди которых больше половины были Георгиевские кавалеры, произвел прекрасное впечатление. Генерал, обходя фронт Русского Легиона, останавливается перед офицерами, пожимая руки, доходит до левого фланга и, в недоумении, смотрит на застывшего на месте Мишку и двух вытянувшихся в струнку рядом с ним вожатых.

Георгиевский кавалер протоиерей Андрей Богословский — священник «Legion Russe». Убит в бою летом 1918 года. Посмертно награждён «Почётным Легионом» и Военным Крестом

Мишка, не привычный к расшитому золотом генеральскому кепи, впился в него глазами; генерал — в Мишку. После секундного колебания генерал улыбнулся и приложил руку к своему кепи. Окружавшие его офицеры штаба повторили жест своего начальника. Мишка издал звук, похожий на одобрение, какой он обычно издавал, когда ему давали апельсин или небольшую бутылку коньяка, до которого он был большой охотник. Мишка стал знаменитостью Марокканской Дивизии. Особым приказом он был зачислен на солдатский паек. <…>

АПРЕЛЬ. ПЕРВЫЙ БОЙ

Во Французской армии было правило: чтобы сохранить поредевшие ряды кадра, по очереди несколько офицеров и несколько унтер-офицеров на батальон в бой не шли и должны были оставаться в резерве при штабе полка. Офицеры русского легиона настоятельно просили, чтобы в первый бой идти всем, иначе сделать было невозможно. Начальник дивизии неохотно согласился, поняв исключительное положение русских офицеров.

В конце марта немцы повели бешеную атаку на севере Франции. Эту атаку ждали давно, к ней подготовлялись, зная, что она будет исключительно сильной и угрожающей. Но ее натиск и ее упорство превзошли все ожидания. Первые прибывшие с фронта сведения тревожны. Английские войска в беспорядке хлынули назад. Германцы врезались клином между английской и французской армиями. Город Амьен под выстрелами немецких орудий.

Марокканская дивизия поднята по тревоге и посажена на грузовики. После ночного перехода она высаживается в районе города Бовэ. Как всегда, она держится в резерве армии и должна быть брошена в бой лишь в последнюю минуту.

Критический момент настал. Противника надо задержать, во что бы то ни стало. В ночь с 25 на 26 апреля дивизия занимает исходное положение и на рассвете переходит в контратаку. <…> До 7 мая Марокканская Дивизия остается в линии, отбивая упорные атаки немцев. Потеряв 74 офицера и 4 000 солдат, она была сменена подоспевшими свежими частями и уведена на отдых. Дорога на город Амьен была навсегда закрыта противнику.

После первого боя слава о действиях Русского Легиона облетела всю Францию. Пресса воспроизвела приказ по Марокканской Дивизии. Русская колония во Франции вздохнула свободнее и смогла приподнять опущенные от стыда лица. Первый бой Русского Легиона смыл позор Брест-Литовска.

Знаменитый генерал Роберт Ли Буллард награждает солдата «Legion Russe». Лето 1918 года

Под председательством супруги генерала Лохвицкого, начальника 1-й Особой Пехотной Дивизии, был организован Комитет попечения о Русском Легионе. Дамы Комитета навещали раненых в госпиталях, раздавали им подарки, устраивали для них различные развлечения; выздоравливающие направлялись в Ниццу на поправку. <…>

МАЙ. ПЕЧАТЬ СМЕРТИ

После тяжелых апрельских боев дивизия стояла на отдыхе. Мылись, чистились, пополнялись. <…> Два дня, как поручик Орнатский не появляется на собрании. Не хочет никого видеть. Думали хандрит, пройдет. На третий день вестовой докладывает, что с поручиком творится что-то неладное. Лежит на походной койке с бессмысленно устремленными вдаль глазами, не ест и молчит.

Сердце способно предчувствовать грядущее, и оно редко ошибается, и если на него находит какая-то безысходность, необъяснимая умом тоска, ему приходится верить.

Старший офицер, навестив Орнатского, приказал оставить его пока в покое, тихо добавив: «печать смерти». Стало жутко.

В ту ночь дивизия была поднята по тревоге. 27 мая противник бросает все свои лучшие силы и рвет фронт французской армии, одним прыжком перескакивает «Шэмэн дэ Дам» («Путь дам» — историческая дорога, соединяющая Париж и расположенный в 80 километрах к северу город Бове — «Ъ»), переправляется через реку Эн. Суассон пал. Дорога на Париж открыта.

Марокканская Дивизия высаживается из грузовиков, занимает позицию верхом по шоссе Суассон-Париж и растягивается на 10 километров. Противник, опьяненный своим успехом, поддержанный колоссальной артиллерией, обеспеченный своим численным превосходством, легко развивает начальный успех. Французские части в беспорядке отступают.

Марокканская Дивизия принимает на себя весь удар тяжелого немецкого сапога и, задыхаясь, с отчаянием и с последней энергией, с трудом сдерживает поток противника. Но всему бывает конец! Немцы вводят в бой свежие силы и теснят 8-й Зуавский полк.

В эту критическую минуту, когда казалось, что все уже потеряно, командир 8-го Зуавского полка бросает свой последний резерв — Русский Легион — в контратаку! <…> Стрелковая рота, под прикрытием леса, продвигается вперед. Внизу виден Суассон. Не успели сделать ста шагов, как по цепи передано: «Поручик Орнатский убит!» Шальная пуля пробила ему голову.

Цепи выходят из леса и с криком «Ура!» стремительно бросаются на врага. История Марокканской Дивизии, в книге «Страницы славы Марокканской Дивизии», описывает эту атаку так: «Для того, чтобы остановить этот угрожающий поток, полковник Лагард отдает приказ атаковать противника одной из рот Русского Легиона.

«Когда враг будет побеждён и Вы сможете свободно собирать цветы на этих полях, вспоминайте Ваших русских друзей и приносите им цветы…»

Рота немедленно, во главе со своими офицерами, бросается в атаку. Доктор Зильберштейн, охваченный общим энтузиазмом, забывши свою миссию человеколюбия и помощи ближнему, схватив винтовку, в расстегнутом мундире, с криком «Ура!» врывается со своими в неприятельский окоп. Его больше не видели. Из 150 человек, 110 остались на плоскогорье. Но неприятель был, хотя бы временно, отброшен до основания горы!»

Но, вырвавшись далеко вперед, стрелковая рота была в конечном результате окружена сильнейшим противником. Нельзя обойти молчанием выдающийся подвиг героя подпрапорщика Дьяконова, спасшего остатки роты. Тяжело раненый, он собрал вокруг себя таких же раненых, как и он, и, крикнув офицерам: «пробивайтесь — я задержу немца!», открыл стрельбу, отвлек на себя все внимание противника и дал возможность оставшимся в живых нащупать слабое место кольца неприятеля, пробиться через окружение и соединиться с зуавами. Слава этому герою!

Тяжелая задача выпала на долю пулеметчиков капитана Разумова. Бросая с одного места на другое, в самое пекло боя, их придавали то к зуавам, то к марокканцам, туда, где уже невозможно было больше держаться. Их появление придавало новую энергию и укрепляло дух уставших, издерганных бойцов. «Русские с нами» передавалось по цепи, и взоры с надеждой устремлялись на этих богатырей в защитных гимнастерках, одним рывком, как игрушку, бравших тяжелые пулеметы Гочкиса себе на плечо. <…>

Нельзя не отметить особо высокую мораль офицеров, которые, дабы не оставлять своих солдат в этой исключительно тяжелой для них обстановке, одних среди французов, после ранения оставались до последней возможности в строю, и лишь после второго и третьего ранения в бессознательном состоянии были вынесены с поля боя и эвакуированы. Капитан Разумов — после четвертого ранения в голову, пор. Гиргенсон — после третьего в живот, поручик Батуев — после второго в ягодицу. Капитан Разумов и штабс-капитан Прачек были награждены Почетным Легионом. Все остальные офицеры получили «Военный Крест» различных степеней. Три особенно отличившихся легионера были на поле боя награждены Военной Медалью. Большое количество «Военных Крестов» было роздано унтер-офицерам и легионерам.

Город Суассон не забыл жертвы русских, защищавших его во время войны. В 1923 году, на открытии «Памятника Победы», сооруженного городом на шоссе в тех местах, где шли тяжелые бои, в числе разных делегаций от Союзов бывших ветеранов стояла небольшая делегация и от Русского Легиона. Видимо кто-то доложил Маршалу Петэну, принимавшему парад, так как от официальной трибуны отделился блестящий адъютант и на кровном арабском белом коне подскакал к стоявшей на скромном месте делегации русских офицеров и пригласил их на почетное место около трибуны Президента. Под крики многотысячной толпы суассоновцев «Vive la Legion Russe!», делегация русских офицеров заняла предложенное место.

На памятнике, среди других французских полков, принимавших участие в этих боях, высечено и «Legion Russe». (В легионе служил ефрейтор Родион Малиновский, будущий маршал Красной Армии и военный министр.)

Французская пресса того времени, восхищаясь боевыми действиями русских, особенно подчеркивает большое количество боевых наград, данных Русскому Легиону, и впервые прибавляет лестное слово, называя его «Legion Russe pour L’Honeour». Русская пресса и русская колония во Франции стали с тех пор называть его «РУССКИЙ ЛЕГИОН ЧЕСТИ».

После Суассонских боев Русский Легион получает в знак признательности от французского правительства знамя. На древке французского — Бело-сине-красный национальный Русский Флаг. <…>

ИЮНЬ-ИЮЛЬ. ВИЛЛЭР-КОТЭРЭ

Весь июнь проходит в затяжных оборонительных боях. <…> Русский легион истекал кровью, а пополнение все еще не приходило. К этому времени относится еще одно тяжелое событие, уменьшившее еще больше численный состав Русского Легиона.

Чтобы оформить, с точки зрения международного права, положение русских добровольцев, французское правительство приказало всем русским волонтерам дать вторую подписку, так как в первой, о которой говорилось выше, не было фразы с обязательством воевать «до конца войны». Колеблющийся элемент, под влиянием пропаганды, оторванности от далекой родины, усталости, тяжелых боев, больших потерь, воспользовался этим случаем и от второй подписки отказался и был отправлен в «рабочие роты».

Были, конечно, и другие, высокодоблестные легионеры, считавшие, что после проявленного героизма и доказательства высшей бескорыстности Русского Легиона, признанной французским командованием, требование второй подписки — акт оскорбительного к ним недоверия, и потому принципиально отказались дать ее и были вынуждены уйти.

Поползли тревожные слухи о том, что после Суассонских боев попавшие в плен офицеры были немцами расстреляны, а солдаты подверглись тяжелому тюремному режиму, как нелегально сражавшиеся в русской форме после заключения Брест-Литовского мира.

Для исторической справедливости нужно отметить, что в это время вопрос о замене русской формы формой французских колониальных войск, оставив лишь на левом рукаве повязку из русских национальных цветов, уже был решен в высших военных сферах и в Штабе Главнокомандующего Французской армией.

Это был для всех мучительный вопрос совести. Русский Легион считал, что он должен сражаться лишь в русской форме. С переменой же формы рушилась как бы вся идейность и цель существования Русского Легиона. С другой стороны, французское правительство не могло, конечно, поступить иначе, как прикрыть — с точки зрения международного права, после заключения Брест-Литовского мира — русских добровольцев. <…>

То же самое произошло и с офицерами-летчиками. Как ни велико было их желание составить русскую эскадрилью, по тем же самым причинам международного права это им не было разрешено, и им пришлось во французском военно-воздушном флоте, во французской форме, сражаться и умирать под небом Франции за общее дело. <…>

АВГУСТ. «ARMES SUR L’EPAULE DROITE!»

Марокканская Дивизия стоит на отдыхе в Рэтэй, пополняется и переформируется. Пришел категорический приказ Главнокомандующего, и Русский Легион вынужден был подчиниться и переодеться в форму французских колониальных войск. Как некоторый компромисс, на левом рукаве была оставлена повязка с национальными русскими цветами, на которой стоял штемпель французского правительства. На стальных касках, вместо французского герба, стояли черные буквы: L. R. (Legion Russe). На петлицах, вместо цифры полка, те же буквы: L. R. <…>

Но после того, как он стал отдельным батальоном, то есть самостоятельной частью, высшие военные власти решили, что командование этим батальоном необходимо вверить французскому штаб-офицеру, который, воспитанный на доктрине французской военной школы, сможет точнее и быстрее согласовать действия Русского легиона с общими заданиями Дивизии. Пришлось подчиниться. Командовать Русским Легионом был назначен боевой штаб-офицер Иностранного Легиона, майор Трамюзэ.

Французскому майору очень нравилось самому командовать ружейные приемы всему батальону. Но во французской армии ружья носятся на правом плече, у нас же русских — на левом. Получалось очень весело, когда майор сам подавал команду: «Armes sur l’epaule droite!» (Оружие на правое плечо!), а батальон Русского Легиона, как один, брал винтовку на левое плечо. <…>

СЕНТЯБРЬ. ПОСЛЕДНИЕ БОИ. СМЕРТЬ БАТЮШКИ

<…> В пять утра стрелковые роты выходят из окопов и под ураганным огнем артиллерии противника бросаются вперед. Старый батюшка, Георгиевский кавалер, — наперстный крест на Георгиевской ленте, — отец протоиерей Богословский, несмотря на уговоры, выходит со всеми из окопов и идет под огнем по открытой местности. Без каски, с развевающимися по ветру седыми волосами, высоко подняв крест в правой руке, он благословляет идущих в атаку.

Батальон Русского Легиона уже проскочил далеко вперед. Резервные части зуавов торопливым шагом пересекают то место, где стоит батюшка. Французы-католики, пробегая мимо православного священника, снимают каски, крестятся, а ближайшие подбегают и целуют наспех наш крест. Первые лучи восходящего солнца придают этой картине незабываемое впечатление.

В полдень до первой линии дошли грустные вести. Батюшка убит! Разорвавшимся рядом с ним немецким снарядом он был тяжело ранен. Санитары, наскоро перевязав его, понесли на носилках на перевязочный пункт. Уже на носилках, кружившиеся как коршуны стаи немецких аэропланов, посыпавшие свинцовым огнем атакующие войска, пулеметной очередью добили батюшку насмерть.

Самое же большое военное русское кладбище, где покоится свыше тысячи русских воинов, находится около Мурмелона (департамент Марна, Шампань)

Эта славная смерть, быть может, избавила его от подвалов Ч. К. Он уже получил приказ вернуться в Россию, но считал своей священной обязанностью напутствовать крестным благословением идущих в атаку своих русских легионеров.

Приказом Главнокомандующего о. Богословский был посмертно награжден «Почетным Легионом» и Военным Крестом с пальмой. <…>

Бомбардируя без конца, посылая снаряды с удушливыми газами и десятки эскадрилий с тучами пуль, в этом кромешном аду, по несколько раз в день, немцы бросают свои лучшие части в контратаку. Неся огромные потери. Русский Легион, с энергией отчаяния, защищает в штыковых схватках взятые позиции. Вся ярость немецких контратак, как волны бушующего океана, разбились о гранитную скалу русских штыков. Опорный пункт остался в руках Русского Легиона. <…>

Измученная Марокканская Дивизия получает 13 сентября приказ атаковать и прорвать укрепленную линию Гинденбурга, последний оплот гордого Тевтона. Русский Легион идет в первом эшелоне за катящим валом баражного огня своей артиллерии.

14 сентября, в пять утра, бросившись вперед, 1-я стрелковая рота, поддерживаемая следующей за ней в 150 метрах 2-й cтрелковой ротой, молниеносным ударом врывается в укрепленную узловую траншею, забрасывает ее ручными гранатами и, не задерживаясь, следующим броском овладевает в штыковой схватке второй укрепленной линией.

Очистив от противника захваченные линии, Русский Легион в своем безграничном порыве, опередив баражный огонь своей артиллерии, устремляется на последний назначенный ему объект — 3-ю укрепленную линию и штыковым ударом врывается в нее. Могучее русское «ура!», вырвавшееся из 400 русских грудей, настолько ошеломило немцев, что они не успевают оказать сопротивление и панически сдаются. Взвиваются сигнальные красные ракеты, чтобы предупредить свою артиллерию и авиацию: «Мы уже здесь, не стреляйте — переносите огонь дальше!» Такая быстрота продвижения показалась наблюдательным постам артиллерии настолько невероятной, что в ответ взвилась условного цвета ракета с вопросом: «Где вы? — повторите сигнал!» <…>

Представление к наградам Русского Легиона уважено Главнокомандующим. Батальон получает на знамя «Военный Крест» с двумя пальмами и «фуражэр». Далеко не все полки французской армии, за четыре года войны, получили на свои знамена эту награду. <…> Награждение солдата Почетным Легионом — весьма редкое явление во Французской армии, и таких случаев за всю войну было лишь несколько. Исключительно редкое награждение, выпавшее на долю русского, Дмитрия Веденского. <…>

НОЯБРЬ. ПЕРЕМИРИЕ. ОККУПАЦИЯ ГЕРМАНИИ. КОНЕЦ РУССКОГО ЛЕГИОНА

Если брешь в укрепленной линии Гинденбурга недостаточно глубокая и не принесла окончательного решения, то мораль противника была настолько подорвана, что он, в связи с общей обстановкой, стал отводить свои войска к германской границе. <…> Ползут слухи о переговорах…

10 ноября вечером <…> вдруг раздаются крики в окопах немцев, зажигаются огни, в небе засветились фейерверки, всех цветов, сигнальные ракеты… Телефонные звонки в штабе дивизии и армии. В чем дело? «Отменить все боевые приказы. Ждать инструкций. Стрелять только в ответ на стрельбу противника».

В 5 час. 45 мин. утра 11 ноября получена радиотелеграмма из Штаба Главнокомандующего: «Прекратить военные действия в 11 часов утра. Стоп. Противник принял условия маршала Фоша. Конец».

Трудно описать волнение и радость, охватившие французов. Люди сходили с ума! В селах и городах, в прифронтовой полосе барышни, дамы в национальных костюмах хороводами окружали военных, забрасывали их цветами, целовали… плакали!

Еще труднее описать, что творилось в сердце русских офицеров Легиона Чести. Радость? Да, радость, что выскочили живыми и дождались дня Победы. Но это чувство радости сразу же затемнялось жгучей грустью, что наша Великая Родина, принесшая столько жертв для общего дела, не участвует в этом пиршестве. Беспредельная тоска за раздираемую междоусобицей Россию! Злобное чувство против всех тех беспринципных, тщеславных плясунов, которые разрушить все сумели, а создать… ничего не смогли.

Вместе с Марокканской Дивизией Русский Легион прошел Лотарингию, Эльзас, Сарр и вошел в Германию.

Дойдя до Рейна, остановился в Фридрихсгафене. Отсюда был направлен в назначенный ему для оккупации город Морш. Велико было удивление и негодование немцев узнать, что оккупирующие их войска — русские. <…>

В конце декабря 1918 года Русский Легион из Германии был переброшен в Марсель, посажен на пароход и высадился в Новороссийске. В первом же бою, заколов часть своих офицеров, перешли к красным. Измена не всегда приводит к желанным результатам. Конные части казаков, стоявшие в резерве, и офицерская рота успели их догнать. Большая часть их была перерублена. <…>

Что же стало с верным Мишкой? Его надо было как-то устроить. Он был помещен в Жардэн Д’акклиматасьон в Париже. <…> Бедный Мишка, бывший всегда на свободе, никогда не мог привыкнуть к клетке и жалобно подвывал!

Мишки больше нет… ВСЕ ЗАБЫТО!!

Париж, 1961 г.

ПОЛКОВОЙ БАТЮШКА

Протоиерей Андрей Богословский родился 21 сентября 1869 года в селе Луковец Луковецкой волости Череповецкого уезда Новгородской губернии.

Образование получил в духовном училище в Кириллове Новгородской губернии и Новгородской духовной семинарии, 15 октября 1889 года был причислен к Новгородской епархии.

В 1893 году был принят на военную службу священником при церкви Туркестанской стрелковой бригады. С 1897 года служил в Ташкентском военном Спасо-Преображенском соборе.

С началом русско-японской войны перевелся в действующую армию и состоял полковым священником 22-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. С 1905 года был полковым священником 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и благочинным 9-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии.

За боевые отличия против японцев был награждён орденами св. Анны 3-й степени с мечами (3 ноября 1904 года), св. Анны 2-й степени с мечами (29 ноября 1904 года) и св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (7 июля 1905 года), а также получил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте (3 февраля 1906 года).

О русско-японской войне Богословский написал две статьи мемуарного характера: «Впечатления военного священника на перевязочном пункте» и «Полковой праздник в Маньчжурии», обе были опубликованы в «Вестнике военного духовенства» в 1905 году.

В 1907 году Богословский был назначен священником Сибирского флотского экипажа, в 1910 году получил чин протоиерея, с 1913 года был благочинным Владивостокских морских церквей.

Перед Первой Мировой войной Богословский перевелся на должность полкового священника 6-го Финляндского стрелкового полка. Был делегатом 1-го съезда военного и морского духовенства, проходившего с 1 по 10 июля 1914 года.

22 октября 1915 года, стоя на возвышении, благословлял каждого подходившего к нему воина. Когда началась стрельба, он остался на прежнем месте. Грудь его защитила дароносица, висевшая на шее, дав пуле, летевшей в сердце, боковое направление.

Приказом Протопресвитера военного и морского духовенства от 10 ноября 1916 года Богословский за отличия был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.

В 1916 году он вошел в состав Русского экспедиционного корпуса, направленного во Францию, и был полковым священником 2-го Особого полка на Французском фронте. Здесь в 1917 году он получил французский орден Почётного легиона. После подписания большевиками Брестского мира Богословский остался во Франции и был священником Русского легиона чести.

Убит во Франции под Ланом 2 сентября 1918 года в бою с немцами. Посмертно награжден французским Военным крестом с пальмовой ветвью. 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»

Ежедневно обновляемая группа в социальной сети «ВКонтакте».

Свыше 42 500 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!

 http://vk.com/specnazalpha