То, что Кондратенко показал себя выдающимся стратегом, тактиком, умелым воспитателем войск, то что он принес много нового в теорию и практику военного дела доказать не трудно. Значит, и второму нашему критерию он вполне соответствует.

Его стратегическая оценка положения дел под Порт-Артуром, изложенная в письме к государю императору после первых весьма неудачных для врага штурмах и значительных у него потерях, поражают точностью и дальновидностью. Записка длинная, с ней не трудно ознакомиться. Мы лишь отметим, что Роман Исидорович, находясь в отрезанной от мира, осажденной крепости сумел точно оценить ход и исход противостояния России с Японией, предложил реальные пути достойного завершения войны. А его блестящая идея создания укреплений на горе Ляотешань. Непосредственно сам город Порт-Артур и порт лежали значительно ниже господствующих вокруг высот. "Поэтому, вследствие настойчивых требований генерала Кондратенко, возникли уже во время осады укрепления на Ляотешанском полуострове, представлявшим собою огромную скалистую возвышенность, командовавшую как городом, так и окружающими его фортами. Ляотешань, по мысли Кондратенко, должен был представлять последнее убежище и опору для гарнизона, когда были бы взяты не только форты главного пояса обороны, но и город с его центральной оградой. Кроме того, постановка больших орудий на Ляотешане препятствовала японскому флоту бомбардировать город и порт с западной стороны". Кондратенко не допускал преждевременной сдачи крепости, но он допускал, что ему придется оставить городскую черту, отвести войска на Ляотешань и с этой господствующей высоты до последнего снаряда, патрона разить врага. Идея гениальная и только преждевременная гибель не позволила ему ее осуществить. Да, наконец, "именно инициативой и энергией Кондратенко возникла уже во время войны передовая линия обороны, состоявшая из целого ряда временных фортов и полевых укреплений, взятие которых стоило японцам огромных усилий и жертв". А его провидческое предупреждение о времени и месте высадки японских войск на Квантун.

Как первоклассный тактик, он единственный из генералов Порт-Артура, да и всей Манчжурской армии требовал, умолял организовать оборону Артура на дальних подступах к крепости. Особенно уповая на позиции под Цзинчжоу. Это узкий перешеек в 20 верстах от Порт-Артура можно было держать несравнимо долго, если направить туда соответствующие резервы, а, главное, организовать поддержку с моря. Керсновский пишет: "13 мая произошло сражение при Цзинчжоу – геройское единоборство 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка с 11-й японской армией. И русский полк остановил было японскую армию, но этих героев не поддержали, у японцев же, кроме армии, действовал и флот, взявший с обоих флангов русскую позицию под продольный огонь. Сокрушить же вместе с армией и флот врага пехотному полку – было не по силам". Сколько же сил, нервов потратил Кондратенко на попытки, хоть чем-то помочь героям Цзинчжоу. Все бесполезно.

Ну и, конечно, вся его деятельность во время героической обороны Порт-Артура. Деятельность, вопреки воцарившихся среди руководства интриг. Интриговали и ненавидели друг друга начальник укрепрайона генерал Стессель и комендант крепости генерал Смирнов, наместник на Дальнем Востоке Алексеев и адмирал Витгефт. Все они, к тому же, создали и поощряли атмосферу нетерпения и непонимания между моряками и сухопутчиками. Нельзя не согласиться с Керсновским, который писал: "Один лишь человек стоял в стороне от этих интриг – и высоко над ними. Этот человек был генерал Роман Исидорович Кондратенко. Он явился в эту трудную пору единственным связующим звеном между сухопутными и моряками, "стесселевцами"и "смироновцами", одинаково ценившими и уважавшими его прямоту, непреклонную, заражавшую всех энергию и редкое благородство духа. От генерала до рядового все угадали а нем душу Порт-Артура". Именно поэтому к нему тянулись все, кто хоть чем-то мог помочь в укреплении обороны крепости. Собирались вечерами прямо у него на квартире. Лейтенант Подгурский принес, изготовленную им из гильзы 37-мм. снаряда самодельную ручную гранату, и Кондратенко немедленно запустил ее в производство. К концу обороны в день изготавливалось 300 таких гранат. Моряки же предложили использовать морские минные аппараты для стрельбы торпедами на суше. Кондратенко всячески поощрял развернувшееся среди энтузиастов негласное соревнование. Не успел он дать добро предложению капитана 26-го полка Шметилло об использовании запаса ружей Мнлихера, как мичман Власьев предложил еще одну отличную идею. Ввиду острого дефицита пулеметов Шметилло стал связывать винтовки по пять в одном станке и использовать их, как своеобразную митарльезу. Власьев же стал родоначальником разработки нового грозного оружия миномета. Для стрельбы шестовыми минами он приспособил тело 47-мм. морского орудия. Окончательно обосновал и развил идею создания миномета еще один помощник Кондратенко – капитан Гобято. Сапер Дебигорий-Мокриевич поделился с генералом изобретением осветительной гранаты. Моряки предложили пропускать через колючую проволоку электрический ток. Это ли не новаторство в военном деле, за которым стоял, прежде всего, Кондратенко.

С первых офицерских чинов он самым активным образом занимается учебно-методической и воспитательной работой с личным составом. Будучи командиром роты, создает в роте невиданную до того времени школу обучения нижних чинов грамоте и основам военного дела. Далее читает лекции офицерам всех подчиненных ему подразделений и частей. Читает курс в Виленском пехотном училище. Находясь в распоряжении Главного штаба, работает над памяткой для нижних чинов и офицеров.

До порт-артурской эпопеи имя Кондратенко было известно очень узкому кругу профессионалов. Порт-Артур вполне заслуженно поднял его на небывалую высоту. Не только Россия, но и весь мир узнал, кто сохранил честь и достоинство русской полководческой школы в столь неудачно сложившейся для России войне. Значит и третьему нашему критерию он вполне соответствует. Приведу лишь несколько примеров популярности Кондратенко в дореволюционные годы. Начну с того, что солдаты и офицеры Порт-Артура буквально боготворили своего отца-командира. На другой день после сдачи крепости в местной газете "Новый край"появилось стихотворение П.Вельяминова очень искреннее по отношению к Кондратенко:

Нет, мы его оплакивать не станем,-
Оплачут его там, где время есть для слез.
Он с нами вместе здесь осады бремя нес,
Он был всегда, везде, повсюду между нами.
То, как простой солдат, шел с цепью впереди,
То ночи напролет сидел за чертежами…
Никто не знал, когда он спит… С делами
Он жил, скорей горел…и на каком огне!
И сердце детское он сохранил в груди,
Смеялся он, как дети, простодушно…
Пускай кругом его бушует целый ад.
Его спокоен лик, его спокоен взгляд.
Умел глядеть в лицо он смерти равнодушно,
Где он – кругом спокойствие царит –
Таким он был всегда – таким и в гробе спит.
И места нет слезам у тела его, нет!

Можно еще напомнить, что весь личный состав полка, включая нижних чинов, которым некогда командовал Кондратенко, по собственной инициативе, на свои средства поставил в Суволаках памятник Роману Исидоровичу. А вот как хоронила его вся страна, ибо гроб с телом добирался из Одессы до Петербурга больше недели. Одесса: "На пристани были построены полки одесского гарнизона и стояли линиями воспитанники одесских учебных заведений. Все возвышенности над портом и железнодорожная эстакада были усеяны тысячами народа, который стоял и на других пароходах…". Елизаветград: "Несмотря на ранний час и ливень, перрон был переполнен представителями ведомств и учреждений и массой публики. После панихиды и речи на гроб были возложены венки от кавалерийского училища, таганрогского пехотного и донского казачьего полков, от дворянства, земства, города и рабочих завода Эльворти". Кременчуг: "Встретить его собрались представители военного ведомства и города, воспитанники гимназий и ученики реального училища. На гроб возложены венки от местного гарнизона, от граждан и учебных заведений". Полтава: "Здесь, где теперь поселилась его осиротевшая семья, у траурного вагона отслужена была панихида при большом стечении публики, и присутствии депутаций". И далее Ромны, Минск, Луга. Наконец, Петербург: "С утра погода хмурилась. Петербуржцы массами сходились на Знаменской площади, на Невском проспекте и площади Лавры. На Николаевский вокзал и в Невский монастырь пускали по билетам. К половине девятого на Знаменской площади уже собрались в пешем строю войска, которые стали шпалерами кругом площади. От ворот вокзала протянулась линия кавалерии… Позади шпалеры войск тысячи народа. Им была занята вся площадь, начиная от церкви Знамения и далеко по Лиговке; все крыши, балконы и окна были заполнены народом, на тумбах, фонарных столбах, на пролетках у извозчиков, на империалах конок, даже колокольне Знаменской церкви – обнаженные головы. Все прилегающие по пути к Александро-Невской лавре улицы также запружены и во многих местах выстроены целые баррикады из множества народа… На большое расстояние растянулась траурная процессия: в то время, как первые были уже у ворот Лавры, замыкавшие кортеж войска только выходили с вокзала… Венков возложено было на гроб Кондратенко около двухсот, серебряных, металлических 84 и 64 венки из живых цветов". При этом важно отметить, что всех этих людей никто не сгонял насильно на, так сказать, мероприятие. Все они пришли по зову сердца.

Государь император, с которым Кондратенко встречался всего три раза по выпуску из училища и академии, во время командования полком не забыл своего героя. На похоронах присутствовала почти вся императорская фамилия и кабинет министров. Приказ по военному ведомству гласил: "Для сохранения навсегда в Русской армии памяти о беззаветной доблести, самоотвержении и высоком исполнении долга перед Царем и Родиной, проявленных бывшим начальником 7 Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенантом Кондратенко, в период геройской обороны Порт-Артура, Государь Император Высочайше повелел соизволить: 25 Восточно-Сибирскому стрелковому полку именоваться впредь 25 Восточно-Сибирским стрелковым генерал-лейтенанта Кондратенко полком".

В стране прошла неделя Кондратенко, в которую вся русская пресса откликнулась на это событие. Приведу лишь одну цитату самого знаменитого в то время публициста М. Меньшикова из газеты "Новое Время": "Убитый задолго до заключения мира, Кондратенко на всем протяжении войны является единственным, чьи мученические руки достойны были нести государственное наше знамя… Он имел редкое счастье передать в историю тот майорат военной чести, то неутомимое наследство славы, без которого вся она казалась расхищенной, промотанной, разоренной". Примерно так писали практически все газеты, несмотря на их политическую окраску.

Дружно отметилась и мировая общественность на смерть героя. Прежде всего, дань уважения отдали ему те, против кого он воевал. Японцы всегда знали цену истинному мужеству и героизму. "Впоследствии японцы узнали о смерти генерала Кондратенко и, как бы сочувствуя нашему горю, они в день похорон его в наш форт не стреляли", – пишет один из участников обороны крепости. Штурмовавший Порт-Артур генерал Ноги, потерявший под его стенами не без прямого участия Кондратенко трех своих сынов и несколько наследных принцев императорского дома, почтил память достойного противника. Отметили смерть Кондратенко почти все японские газеты. Один английский корреспондент, не питавший к нам никаких симпатий, так оценил смерть Романа Исидоровича: "Это было величайшее несчастье, которое могло постигнуть Россию, так как со смертью этого доблестного и популярного человека дух сопротивления покинул гарнизон". По поводу сдачи крепости английский военный корреспондент при армии Ноги сэр Джеймс писал: "Выяснилось, что Стессель решил сдаться еще в августе, но не мог этого сделать при Кондратенко, – твердом защитнике Порт-Артура. Будь он жив, сдача Порт-Артура не состоялась бы". По всему миру стали распространяться немецкие открытки с изображением Кондратенко в смертном саване на фоне погибших героев обороны. Франция прислала на могилу Кондратенко прекрасный барельеф, сделанный на деньги, собранные национальной подпиской. Думаю, примеров значимости и популярности нашего героя достаточно.

Боевая биография Кондратенко связана всего с одной кампанией – обороной Порт-Артура. Но зато, какой кампанией! Оборона эта, а, значит и деятельность Кондратенко, описана и проанализирована довольно подробно, и всякий желающий может без труда ознакомиться со всеми материалами. Мы же буквально справочно пройдемся по всей военной карьере героя, ибо артурский подвиг его мы уже фактически рассмотрели.

Итак, погоны Роман Кондратенко надел в возрасте 11 лет, поступив в Полоцкую военную гимназию. Через 6 лет становится юнкером Николаевского инженерного училища, которое заканчивает в числе первых с производством в подпоручики в июне 1877 года и два года командует саперным взводом в 1-м Кавказском саперном батальоне. Батальон, а с ним и Кондратенко, волею военной судьбы не участвовал в боях Русско-турецкой войны. В августе 1879 года произведен в поручики и поступает в Николаевскую инженерную академию. Академию оканчивает блестяще и направляется на должность военного инженера в Чорохскую инженерную дистанцию в Батум. Произведен в штабс-капитаны. Рутинная служба, но Кондратенко ищет малейшую возможность для повышения своего образовательного уровня, развития профессиональных знаний. Именно в это время, с 1881 по 1883 годы, он работает над проектом Михайловской крепости Батума и блестяще защищает проект в Петербурге. Именно в это время он принимает самое активное участие в работе над статистическим сборником Кавказа. Активная служебная и внеслужебная деятельность замечена начальством, и Кондратенко получает право на поступление в Академию Генерального штаба, куда и зачисляется сразу в старший класс. Через год блестяще заканчивает академию производится в капитаны и назначается в распоряжение штаба Виленского военного округа. Начинается его штабная и строевая служба в войсках.

С 1886 года по 1895 год, почти десять лет армейской рутины, которая всегда сопровождает службу офицера в мирное время. Каких только должностей не занимал Кондратенко. Начал с должности адъютанта 26-й пехотной дивизии; потом штаб-офицера при управлении местной бригады в Минске; служил в управлении и штабе Виленского военного округа. За это время для отбытия обязательного тогда войскового ценза (очень полезное и для нынешних штабных офицеров дело – С.К.) успел покомандовать 7-й ротой и батальоном 119 пехотного Коломенского полка и жениться на Надежде Дмитриевне Потапчиной. В 1891 году ему присваивают чин подполковника, а всего через год за отличие в службе досрочно чин полковника. Это во все времена большая редкость для офицера без протекции и надлежащих связей. Это доступно только действительно талантливому офицеру, профессионалу высокого класса. Кондратенко таким и был. Неуемная его натура искала малейших возможностей не только для собственного совершенствования, но и совершенствования выучки подчиненных войск, повышения их боевой готовности. Любой участок, который ему поручался, становился в кратчайшие сроки лучшим. Я уже говорил о его ротных, батальонных, полковых школах для нижних чинов. Результаты этой работы он обобщил в "Памятке солдату". Позже он начнет писать настольную книгу офицера, закончить которую помешает гибель на войне. Изобретение дальномера, полевые выездки офицеров Генерального штаба, работа в комиссии по образованию войск – все это далеко не полный перечень служебных успехов Кондратенко.

Наконец, в 1895 году он назначается командиром 20-го пехотного Сувалакского полка. Командование полком окончательно формирует в нем настоящего военачальника. В сущности, полк представляет в миниатюрном виде все последующие воинские формирования – бригаду, дивизию, корпус, армию. К сожалению, ему не удалось повести свой полк в бой, хотя он и совершил с ним едва ли не кругосветное путешествие, так и не успев на подавление Боксерского восстания в Китае. Но после этого невольного путешествия он обратил самое пристальное внимание на Дальний Восток, и когда в 1901 году открылась вакансия дежурного генерала при штабе Приамурского военного округа Кондратенко не задумываясь вместе с семьей переезжает в Хабаровск уже в чине генерал-майора. Штабная работа, казалось, увлекла его. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке воинские формирования располагались на обширных территориях. Уссурийское, Амурское и Забайкальское казачьи войска несли пограничную службу. В Манчжурии и на Квантунском полуострове начали формироваться новые части и соединения 3-го Восточно-Сибирского корпуса, строилась крепость Порт-Артур. Работа живая, новая, о которой Кондратенко всегда мечтал. Вскоре с японских островов задули ветры войны. Кондратенко понял это сразу, и как только узнал, что в Порт-Артуре формируются стрелковые бригады, с их последующим развертыванием в полноценные дивизии, написал рапорт о переводе в крепость. В декабре 1903 года он назначается командиром 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады и убывает в Порт-Артур – к месту свой славы и геройской смерти.

К началу войны 26 января 1904 года Кондратенко начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. На первом же совещании после атаки японскими миноносцами кораблей эскадры он назначается ответственным за сухопутную оборону крепости, которая фактически отсутствовала. Предстояла колоссальная работа. Роман Исидорович прекрасно понимал, что ему предстоит сделать то, что не смогло сделать все военное ведомство за последние 3 года, в спокойной, мирной обстановке. Но понимал и то, что для решения такой задачи нужен человек, который бы по собственной воле, с охотой и энтузиазмом, без тени сомнения в успехе взялся за дело. У Кондратенко в отношении себя сомнений не было, ибо остальное командование крепости с началом войны вступило в "боевые действия" между собой. Инициатором сего стал сам начальник всего Квантунского укрепрайона генерал Стессель. Не будем уточнять, как Стессель руководил обороной, как сдал крепость и оказался на скамье подсудимых. Для нас важно отметить, что именно Кондратенко оказался единственным начальником в Порт-Артуре, который добровольно взвалил на себя непосильную ношу строителя сухопутной обороны, оставаясь вне всяких интриг, пользовавшимся уважением всех враждующих сторон.

Работать ему приходилось, преодолевая косность, рутину, зависть, даже некоторый корпоративный саботаж со стороны многих и многих артурских начальников. И только месяц пребывания в Порт-Артуре несомненно лучшего флотоводца России вице-адмирала С.О.Макарова вышел самым плодотворным. При полном взаимопонимании эти два таланта сумели сделать невероятное: построить основы сухопутной обороны, активизировать флот, организовать его взаимодействие с сухопутными войсками, сплотить в единый, боевой коллектив гарнизон и эскадру. Можно себе только представить, как бы пошла оборона Порт-Артура, вся Манчжурская кампания, если бы остался жив Макаров, если бы не погиб так быстро Кондратенко. Скорее всего, с большими успехами для России. Но, на все воля Божья. Во всяком случае, уже меньше чем через месяц после гибели Макарова японцы начали высадку на Квантун в полной уверенности, что порт-артурская эскадра им не помешает. После же гибели Кондратенко не прошло и месяца, как Стессель вообще сдал крепость.

Нам важно отметить, что после гибели Макарова Кондратенко остался один против могущественного противника, среди нездоровой обстановки вокруг командования крепости, эскадры, всего укрепрайона. Но он с удвоенной энергией продолжил начатое с Макаровым дело. В этом человеке скромность и смирение сочетались с необыкновенным упорством, даже упрямством в достижении своих целей. Ходил слух, что он даже вставал на колени перед командующим эскадрой адмиралом Втгефтом, прося его направить корабли к Цзинчжоужскому перешейку. Впрочем, и это не помогло. Но он продолжает упорно гнуть свою линию и добивается активизации оборонительных действий на дальних подступах к крепости. У горы Куинсан сам получает боевое крещение, попадет под пули, лично ведет войска в атаку. С этого момента и до своей гибели он будет практически непрерывно находиться под огнем. В последних боях на перевалах и Волчьих горах, при отходе на основные укрепления крепости Кондратенко приобретает высочайший авторитет не только среди почитателей, но и недругов. Стессель не только под давлением объективных обстоятельств, но вполне искренне назначает его начальником всей сухопутной обороны Порт-Артура.

25 -28 июля бои за позиции на горах Дагушань и Сяогушань, последний бой порт-артурской эскадры. Кондратенко добивается снятия с кораблей части артиллерии, всего, что только может укрепить сухопутную оборону, настаивает на формирование отрядов морской пехоты. Как это напоминает Севастополь 1855 года и Севастополь 1942 года. Но там все осуществляла команда руководителей-единомышленников. Здесь Кондратенко был один. Первыми и лучше всех это поняли сами участники обороны. Один из них Я. Шишко говорит за всех: "То, что не было сделано за семь лет, Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев. И вот его мыслею, его трудами, его настойчивостью явилась целая цепь укреплений кругом Порт-Артура. Явились укрепления там, где даже не предполагалось строить ничего, как, например, на горах Угловой, Высокой, Длинной и прочих, на которые впоследствии противник вел настойчивее всего штурмы, понимая важность этих пунктов, под которыми он положил десятки тысяч жертв, чтобы взять их. Генерал Кондратенко для Порт-Артура был все: и сила, и душа, и мысль, и дух героизма". Один, но каков итог этой титанической работы!

6 – 11 августа первый штурм крепости и первое крупное поражение в войне японской армии. За неделю боев генерал Ноги потерял более трети свой армии, так и не добившись существенного результата. Некоторые полки в осадной армии практически перестали существовать: так, в 7-м полку из 2500 человек в строю оставалось чуть больше 200. В 36-м – 240 человек. Вся 6-я бригада, насчитывающая к началу боев 5000 штыков, имела теперь в своем составе 386 солдат и офицеров. Общие потери японцев составил свыше 15 тысяч человек. Русские потеряли около 3 тысяч. Кондратенко постоянно находился в боевых порядках. Даже Стессель вынужден был писать коменданту: "В деревню Паличжан двинуты 2 роты и с ними Кондратенко. Его не надо посылать с отдельными ротами. Потеря его невосполнима".

Наступило относительное затишье. Кондратенко вездесущ – на передовых позициях, в штабе обороны, на фортах, в артиллерийских мастерских, на эскадре, в порту. Практически каждую ночь у него на квартире собираются энтузиасты усовершенствования оружия и систем обороны.

Через месяц начался второй штурм, который закончился новым поражением японской армии. Убедительно показывает это соотношение потерь хотя бы в боях за гору Высокая: с японской стороны свыше 6000 солдат и офицеров, с русской – ровно в 6 раз меньше. В одной из бесплодных атак погиб командир 1-й бригады генерал-майор Яммамото. Позднее сами японцы признают, что из 23 рот, предназначенных для штурма, после боев нельзя было сформировать и трех.

Японцы вынуждены были начать осадные работы. Началась и бомбардировка города и крепости 11-дюймовыми снарядами. Активизировалась минная подземная война. Наконец, еще через месяц 13 – 18 октября пошли на третий штурм. Против оборонявшихся русских генерал Ноги бросил в бой 70-тысячную армию с 400 орудиями. На направлении главного удара японцы превосходили защитников крепости по личному составу в шесть раз. И что же? Вновь, как и месяц назад, осадная армия не выполнила своей задачи. Ни одно долговременное укрепление не перешло в руки японцев. Штурм обошелся барону Ноги в 20 тысяч человек убитыми и ранеными, русские потеряли 5 тысяч. Но Кондратенко впервые почувствовал приближение критического момента. Именно тогда он и обратился к государю с письмом, о котором мы уже говорили. Именно тогда он понял, что придется уходить на укрепления господствующей горы Ляотешаня и там принять смерть в последнем бою. При этом он собирался еще не один месяц держать японцев на крепостных укреплениях.

Господь распорядился иначе. Усилив осадную армию до 100 тысяч человек, Ноги начал четвертый штурм крепости 13 ноября. Только через неделю ожесточенных боев, неся огромные потери, японцы пробились таки на гору Высокую, откуда можно было легко обстреливать эскадру и порт. Но крепость еще далеко не исчерпала возможности обороны, еще билось сердце Кондратенко. 2 декабря 1904 года в контр-эскарповом каземате форта N2 разорвался 11-дюймовый снаряд. В это время там находилось 15 офицеров, с которыми генерал Кондратенко проводил летучку и награждал отличившихся зауряд-прапорщика Смолянинова и фельдфебеля запасной роты Иванова знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия. Взрывом был ранено 7 человек, 9 убито. Среди них генерал Кондратенко. Выживший прапорщик Квантунской саперной роты О.Берг впоследствии напишет: "Он лежал, пораженный посреди каземата у стола, за которым раньше сидел. Рядом с ним лежали трупы офицеров: подполковника Рашевского, полковника Науменко (начальника этого участка), штабс-капитана 28-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Кавецкого, штабс-капитана Синкевича, награжденных генералом зауряд-прапорщика и фельдфебеля".

Вот и все. Кондратено похоронят вместе с боевыми товарищами тут же в Порт-Артуре. Несколько месяцев спустя, прах его перевезут в Петербург и перезахоронят с высочайшими почестями. Посмертно ему присвоят звание генерал-лейтенанта. Наградами наш герой тоже не будет обделен. Ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени, Св. Владимира 3-й и 4-й степени, Св. Анны 2-й и 3-й степени, Св. Станислава 2-й и 3-й степени, не считая других многочисленных знаков отличия. Но лучшей наградой ему станет вечная память благодарных потомков. Могилу его и памятник на кладбище Александро-Невской лавры сразу после Великой Отечественной войны по указанию вождя привели в порядок. Гранитная колонна, увенчанная георгиевским крестом в лавровом венке, ухожена и сейчас. Жаль, не сохранилась в первоначальном виде часовня с иконой Порт-Артурской Божией Матери, но помолиться памяти славного полководца земли русской это не мешает.