Автор — Наталья Лясковская

 «Я не помню себя неграмотным», — говорил блистательный русский драматург Денис Иванович Фонвизин, 270-летие со дня рождения которого исполнилось 14 апреля (1744-1792). 

Он родился в обычной дворянской семье. Мать его обладала тонким умом и чутким сердцем, была хорошей хозяйкой, к слугам — добра и снисходительна. Но главным человеком в жизни будущего «русского Мольера» был отец, Иван Андреевич. По словам сына, отец был человек «большого здравого рассудка», «не имевший случая, по тогдашнему образу воспитания, просветить себя учением». Однако старший Фонвизин читал все русские книги, любил древнюю и римскую истории, особенно «Мнения Цицероновы», и переводы с европейских языков нравоучительных книг.

Как и многие родители, он попытался наверстать упущенное в сыне: с четырёх лет мальчик уже имел домашних учителей по разным предметам. Учение шло ненасильственно: и отец, и учителя умели заохотить, как сейчас говорят, мотивировать маленького ученика к получению знаний. Иван Андреевич и воспитатель был хороший: вся его жизнь свидетельствует о том, что в веке, который тогда считали «испорченным», он сохранял нравственное здоровье. Когда взяточничество (насколько точнее и ёмче было старинное слово — лихоимство!) не преследовалось ни судом, ни даже общественным мнением, отец Фонвизина считал, что взятка (он служил в ревизион-коллегии, где лихоимство было главным доводом в вынесении решения по делу) — это нечто «против человеческой натуры».

И правда: наблюдая за современными миллионными и миллиардными взяточниками и откатчиками, думаешь порой: «А осталось ли ещё в них вообще что-либо человеческое?» Отец Фонвизина никогда не принимал подарков. «Государь мой, — говаривал он просителю, — сахарная голова не есть резон для обвинения вашего соперника, извольте отнести её назад, а принести законное доказательство вашего права». Представьте себе, Иван Андреевич краснел, когда при нём кто-нибудь лгал! Есть ли ныне такие ревизоры в России?!

Вот такой был у будущего великого русского драматурга воспитатель. Он всегда устраивал так, что мальчику легче всего было добиться желаемого честным путём, ему не нужно было скрывать что-либо от родных. В дальнейшем, увлекшись идеями Руссо, Денис Иванович понял, что его отец был не менее мудр, чем прославленный французский мыслитель: «Он учит современников не оставлять без внимания малейших поступков детей, ибо в поступках непременно выражаются их душевные свойства, и, указывать детям во всем прямой путь, и вкоренять в них привязанность к истине, и приучать к чистосердечию», — писал Фонвизин о Руссо, а мог бы то же самое сказать о своём отце.

Смышлёный и впечатлительный мальчик быстро развивался. Отец приучил его «читать у крестов» — так Денис научился бегло читать на церковно-славянском. Иван Андреевич следил, чтобы это не было бессмысленным механическим процессом. «Перестань молоть, — останавливал он сына, когда тот начинал торопиться, — или ты думаешь, что Богу приятно твоё бормотание?!» Он терпеливо разъяснял фразы, смысл которых мальчик не мог понять самостоятельно. Как бы современным верующим родителям разъяснить, что именно так нужно поступать, а не просто заставлять детей зазубривать текст, в котором они почти ни слова не понимают? В 80% случаев итог такого принудительного «воцерковления» — глухое сопротивление, протест, а затем и отход от веры.

Увы, по моде того времени, в молодости и Денис Иванович Фонвизин увлекся на какое-то время «забавами недорослей», в том числе, и в отношении религии. «Весьма рано проявилась во мне склонность к сатире. Острые слова мои носились по Москве… Меня стали скоро бояться, потом ненавидеть… Сочинения мои были острые ругательства: много было в них сатирической соли…» В зрелом возрасте он с горечью сожалел о своих поступках и «острых словах» в «Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях». Его покаяние подчеркнуто эпиграфами к каждой главе, взятыми из Священного писания. Фонвизин отрёкся от грехов юности, и благодаря добрым основам, заложенным в детстве, остался верующим человеком.

С «народной стороны» его воспитание дополнили разные дядьки и няньки, которые без числа рассказывали ему сказки, прибаутки и «выдумки» — он запоминал, впитывал. Речь действующих лиц в его знаменитом «Недоросле» и в других пьесах насыщена живым народным лексиконом: «всякая вина виновата», «век живи, век учись», «без вины виноват», «подобру-поздорову», «концы в воду», случаются и просторечные слова и выражения: «до завтрева», «дядюшка-де», «первоет», «который бишь» и т. д.

Дом Фонвизиных находился недалеко от совсем недавно (в 1755 г.) основанного университета. При нём была открыта гимназия, куда отец и отдал Дениса: так он оказался одним из первых, вместе с Потёмкиным и другими прославившимися впоследствии «орлами Екатерины», поступивших в это учебное заведение. У них не было, как вспоминал Фонвизин, ни хороших учебников, ни книг для чтения, зато сочинения Ломоносова присылались прямо с печатного станка академической типографии! Имена лучших учеников публиковались в газетах: к примеру, в 1759 г. в «Московских ведомостях» появилось извещение директора казанской гимназии: «Наиприлежнейшими себя оказали и отменную похвалу заслужили: гвардии капрал Николай Левашов, гвардии же солдат Сергей Полянский и солдат Гаврила Державин».

Мне кажется, такой вид поощрения был бы действенен и сегодня. Фонвизин учился также весьма успешно. Имя его неоднократно встречалось в числе награжденных (трижды ему вручалась золотая медаль) в газете «Московские ведомости», где печатались отчёты о ежегодных торжественных актах университета. Сам Денис Иванович с юмором относился к своим успехам: «Одну из медалей мне присудили за то, что, в отличие от двух других экзаменуемых гимназистов, на вопрос: «Куда течет Волга? (один ответил — в Чёрное море, другой — в Белое), — а я отвечал «не знаю» с таким видом простодушия, что экзаменаторы единогласно присудили мне медаль». В общей сложности, он пробыл в московской гимназии и университете семь с половиной лет — до осени 1762 г.

Казалось бы, выросши в столь благополучных условиях, в любящей семье при разумных родителях, проучившись в лучшем на тот момент учебном заведении Москвы, Фонвизин должен был видеть вокруг себя лишь Правдиных, Добролюбовых да Милонов. Так нет же: его произведения буквально перенаселены сатирическими типажами — Митрофанушка, Скотинина, Простаков, Бригадир, Советница, «парижанец» Иванушка и иже с ними. В этом сказалась честность, воспитанная в нём отцом, нетерпимость ко всякому злу, невежеству, насилию. В России Фонвизин видел разгул реакции после крестьянского восстания 1773-1775 гг., фаворитизм, расхищение государственной казны, то «зыблемое состояние», которое может привести любое государство на край гибели. Его «Рассуждение о непременных государственных законах» (конец 1782 — начало 1783 гг.) — одно из лучших произведений русской публицистики XVIII столетия предназначалось для воспитанника Никиты Панина — будущего императора Павла Петровича. В «Рассуждении» определённо прозвучало предостережение: «Нация будет находить средства разорвать свои оковы тем же правом, каким на неё наложены, весьма умно делает, когда разрывает». Но никто его тогда не понял и не услышал.

Творчество Д. И. Фонвизина — жёсткая иллюстрация современной ему действительности, содержащая предпосылки к такому исходу вещей: безграничный произвол, охвативший все органы государственного управления. В этом страстном обличительном пафосе — сила публицистического мастерства Фонвизина. В. О. Ключевский писал: «Фонвизин взял героев «Недоросля» прямо из житейского омута, и взял, в чём застал, без всяких культурных покрытий, да так и поставил их на сцену со всей неурядицей их отношений, со всем содомом их неприбранных инстинктов и интересов». «Я… имел дар, — писал Фонвизин в «Признании…», — принимать на себя лицо и говорить голосом весьма многих людей». Денис Иванович имел в виду свою читку «Бригадира» сначала Екатерине II, а затем и Павлу, которым пьеса понравилась, однако эту фразу можно и нужно понимать и в более широком смысле.

Близость к царям и льстила ему, и приводила его в возмущение. Он был монархистом и одновременно — противником бесконтрольной самодержавной власти. «Где произвол одного, — писал он, — есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан…» Страшным злом для России Фонвизин считал фаворитов, «любимцев государевых», особенно усиливших своё влияние при дворе русских императриц. Отсюда и его полемическая борьба с Екатериной II, которая развернулась на страницах журнала Академии наук «Собеседник любителей российского слова». По воспитанной в нём привычке к честности Фонвизин не боялся ничего, он считал, что писатель — это «страж общего блага», «полезный советодатель государю, а иногда и спаситель своих сограждан и отечества».

Пусть Державин был первым, кто мог «истину царям с улыбкой говорить» — Фонвизин стал вторым, и делал он это искренне и бесстрашно, причём не только перед царями. «С воцарением Екатерины II совпадает заметный переворот в жизни русского общества, — писал академик Л. Н. Майков. — На поприще государственной и общественной деятельности выступили новые люди, благодаря которым значительно подвинулось общественное развитие. В сравнении с поколениями, действовавшими прежде, люди, выдвинутые новым правительством, были более образованные и более ценившие образование. Многие из них ясно сознавали понятия гражданского долга и имели твёрдые нравственные принципы: это поколение дало депутатов для комиссии нового уложения и создало успех сатиры Фонвизина и журналов 1769-74 гг. Ещё в конце царствования Елизаветы литературные деятели из этого поколения стали заявлять свою пропаганду просветительных и гуманных идей».

Недостаточно вещать правду, нужно, чтобы кто-то ей внимал и понимал её. Он избрал своим оружием сатиру: «При дворе царя, коего самовластие ничем не ограничено,.. может ли истина свободно изъясняться?» — говорит он в повести «Каллисфен». Перед ним стояла задача — изъяснить истину, и он избрал путь иносказания, насмешки над язвами общества. Увы, как и всякое сильное явление, дар Фонвизина вызвал и отрицательный эффект — «разбудил целую фалангу великих насмешников», как выразился Герцен. Постепенно эти «великие» выродились в «мелочь пузатую», суть деятельности и «творчества» которых сводится к неприкрытому глумлению над всем русским, надо всем, что свято и дорого русской душе, народу…

Фонвизин был государственно мыслящим человеком, его писательская сила заключалась в гражданской честности и прямоте, к тому же, по его признанию, он «вкоренённое имел любопытство знать внутренность сердец человеческих». Особенностью его творчества является органическое сочетание в большинстве его произведений сатирической остроты с общественно-политической направленностью. Он открыто выступал против социальной несправедливости, невежества и предрассудков своего класса и своей эпохи, разоблачал помещичий и самодержавно-бюрократический произвол.

После своего путешествия по Европе он вынес такое мнение о европейцах: «Главное старание прилагают они о том, чтобы один стал богословом, другой живописцем, третий столяром, но чтоб каждый из них стал человеком, того и на мысль не приходит». В русском народе он хотел видеть иные устремления, сам будучи русским патриотом до глубины души. «Мужик, — писал он, — одним человеческим видом от скота отличающийся», может привести государство «в несколько часов на самый край конечного разрушения и гибели». Значит, нужно вывести народ из этого скотского состояния, обеспечить достойный уровень жизни, дать образование, заложить понятия о нравственности и вере, защитить законом, наконец.

Многие биографы подчёркивают происхождение Фонвизина: он был де нерусский, предок его — из пленных ливонцев. Однако вот что писал в письме брату в 1824 г. Пушкин: «Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он, нехристь?! Он русский, из прерусских русской». А князь Вяземский и того метче выразился: «В нём ум коренной русский, который на чужбине как-то не у места и связан. Такой ум, «заматерелый», односторонний от своей оригинальности или самобытности, перенесенный в чуждый климат, не заимствует ничего из новых источников, не обогащается, не развивается, а, напротив, теряет силу и свежесть, как растение, которому непременно нужна земля родины, чтобы цвести и приносить плоды».

Здесь, на родине, в России, и процвёл талант великого драматурга-сатирика Д. И. Фонвизина, и дар его принёс плоды — пьесы, басни, экспромты, речи, прозаические произведения и государственные документы, очерки и воспоминания, написанные метким, образным, живым русским языком, которые и по сию пору актуальны для русского общества высоким пафосом социального долга, представлением о литературе, как о «учительнице народной и воспитательнице», «провозвестнице всех благородных чувств и побуждений», развивающей в обществе «высокие понятия нравственности, правды и добра», и указывающей народу «цели стремлений».

http://www.vrns.ru/culture/52/2817/#.U1JZn8XVBt_