Русское командование не бездействовало. Уже на второй день германского прорыва начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев распорядился образовать на Западном фронте новую группу корпусов в районе Ошмяны — Лида, перебросив туда управление и штаб 2-й армии. Таким образом, смысл новой перегруппировки заключался не в том, чтобы дать 10-й армии резервы, а чтобы развернуть на угрожаемом направлении новую армию — в данном случае новую 2-ю армию — и остановить врага. Чтобы командующий 10-й армией ген. Е.А. Радкевич не был скован решением сразу двух тяжелых задач — и сдерживать рвущегося в прорыв противника, и организовывать контрнаступление, начальник штаба Верховного Главнокомандующего и принял решение об образовании новой армии.

Еще в середине августа ген. М.В. Алексеев недооценивал значения виленского направления, отдавая приоритет боям, ведшимся войсками 2, 1 и 4-й армий в Польше. Но уже незадолго до своего нового назначения на пост начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев, получив сведения о неприятельской группировке в данном районе, решает создать под Вильно новую армию. Итак, войска старой 2-й армии передавались в соседние 1-ю и 4-ю армии, а управление во главе с ген. В.В. Смирновым перебрасывалось в Вильно-Молодечненский район, куда в течение сентября были направлены выдернутые из состава различных армий корпуса:

— 5-й армейский корпус ген. П. С. Балуева (из состава 10-й армии);
— 20-й армейский корпус ген. А. И. Иевреинова (из состава 1-й армии);
— 27-й армейский корпус ген. Д. В. Баланина (из состава 1-й армии);
— 34-й армейский корпус ген. Ф. М. Вебеля (из состава 10-й армии);
— 36-й армейский корпус ген. Н. Н. Короткевича (из состава 1-й армии);
— 4-й Сибирский корпус ген. А. В. Сычевского (из резерва фронта);
— 6-й Сибирский корпус ген. Ф. Н. Васильева (из состава 4-й армии).

Тем не менее к моменту Свенцянского прорыва германской 10-й армии 2-я армия еще не была сформирована, а потому ее корпуса в ряде случаев вводились в бой по частям, лишь бы прикрыть прогибавшуюся на юго-восток линию фронта.

Таким образом, в образовавшийся между 5-й и 10-й русскими армиями пятидесятикилометровый разрыв хлынула вся немецкая конница, объединенная в отдельный кавалерийский корпус ген. О. фон Гарнье. Это были все шесть немецких кавалерийских дивизий, те самые более чем двенадцать тысяч сабель, которым было придано значительное количество орудий, в том числе и восьмидюймовых мортир. Вслед за конницей шли германские ударные пехотные дивизии, расширявшие прорыв на север и юго-восток. Тем самым в линии русского фронта образовывалась своеобразная «воронка», края которой двигались к Западной Двине (на север), куда отходили войска русской 5-й армии, и за Вильно (на юго-восток), куда откатывались корпуса русской 10-й армии.

Удар кавалерийскими дивизиями стал неприятным «сюрпризом» для русского командования, ибо теперь противник быстро продвигался вперед, опережая темпы переброски корпусов новой 2-й армии под Вильно. Русские не успевали с перегруппировкой, что вынуждало отходить без боя, дабы не оказаться в «котле». Если в 1914 году под Лодзью русские войска имели достаточное количество боеприпасов и целую армию (1-ю) в резерве Северо-Западного фронта, то теперь в Полесских лесах 1915 года ничего этого не было. Так что приходилось отступать: наступление германской кавалерии на Молодечно вызвало отход всего русского Западного фронта на пять переходов назад, на восток[1].

Следует сказать несколько слов об организации германской кавалерии в этой операции. В 1915 году на Восточном фронте были сформированы 1-й кавалерийский корпус ген. М. фон Рихтгофена и 2-й кавалерийский корпус ген. О. фон Шметтова. Немцы, по примеру русских, использовали временное объединение нескольких кавалерийских дивизий в конные корпуса. Германцы также считали, что такой вариант предпочтительнее, нежели создание постоянных корпусов, чья штатная организация будет менее гибкой для борьбы на Восточном театре военных действий, характеризующемся значительными просторами и гораздо меньшей, нежели во Франции, плотностью сил и средств на километр фронта.

К этому времени наметился окончательный перелом во взглядах немецких командиров в отношении использования конных масс: кавалерийские дивизии перебрасывались с Западного фронта, где конница в основном только оказывала существенное содействие в захвате той рубежной линии, которую командование признавало исходной в начинавшейся позиционной борьбе. Операция во Фландрии, известная как «Бег к морю», закрепила складывавшуюся тенденцию[2]. Максимум, для чего могла использоваться конница, — бой полка в качестве прикрытия развертывания пехоты, но не более. Теперь германская кавалерия скорее представляла из себя пеший огневой батальон. Основным маневром стало движение ездящей пехоты.

Такой подход сыграл отрицательную роль в разгар маневренной войны на Восточном фронте, где слаборазвитая инфраструктура и отсутствие у русских достаточных огневых средств предоставляли германским командирам большие шансы на успех. Виленско-Свенцянская операция стала единственной, где германцы применили большие кавалерийские массы. Ген. Э. Людендорф справедливо рассудил, что в создавшихся условиях вторжение конницы в глубокий тыл противника сулит значительные дивиденды. Однако, во-первых, действия конницы все-таки привязывались к наступлению пехоты, а во-вторых, указанные выше изменения в тактике, верные на Западном фронте, помешали немецкой кавалерии использовать свои возможности по полной программе на фронте Восточном.

В немецких кавалерийских дивизиях состояли даже велосипедисты, малопригодные на разбитых литовских дорогах. Но зато каждый выделяемый небольшой конный отряд, как правило, имел при себе отдельные орудия, чтобы артиллерийская поддержка обеспечивала перевес даже в мелких стычках. Точно так же пулеметы обязательно придавались даже и разведывательным полуэскадронам. Известный немецкий военный теоретик Ф. Бернгарди еще до войны настаивал на том, что стратегическая кавалерия должна иметь сильную артиллерию, значительную насыщенность пулеметами и батальоны самокатчиков при сводных конных корпусах в несколько кавалерийских дивизий. Именно авторитет генерала Бернгарди побудил германское руководство сохранить и усилить кавалерию перед войной. Смысл придачи самокатных подразделений коннице состоял в разделении боевой работы: самокатчики ведут огневой бой, а конница выполняет свои маневренные задачи. Уже после войны исследователь писал: «…при современных комбинированных формах боя крупных кавалерийских соединений органическое включение самокатных групп будет играть большое значение: принимая на себя спешенный бой, самокатные группы освобождают от этой роли большую часть конницы и сохраняют ее для маневра»[3].

Теперь же, во время войны, немцы с успехом использовали теоретические наработки. Как следствие всего сказанного, германская конница была сильным противником, с успехом подменяя пехотные части на тех участках, где была необходима немедленная поддержка. Но темпы продвижения конницы были невелики даже при той степени личной ответственности, что всегда была присуща немецким командирам. Пехотные части, приданные коннице, увеличивают ее устойчивость. В этом случае пехота должна быть разбросана по всему фронту кавалерии, организуя небольшие точки опоры. Поэтому эта пехота должна быть подчинена кавалерийским начальникам. Таким образом, здесь пехота превращается из главного рода войск во вспомогательный (отдельные стрелковые батальоны, подготовленные для работы вместе с конницей).

В состав 1-го германского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта М. фон Рихтгофена вошли 3-я кавалерийская дивизия, Баварская кавалерийская дивизия (ген. Хеллинграт). В состав 5-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта О. фон Шметтова: 6-я кавалерийская дивизия (ген. Гейдборн), 2-я кавалерийская дивизия (ген. Тумб-Нейбург), Гвардейская кавалерийская бригада (полковник Мальан), Саксонская кавалерийская дивизия (ген. Шметтов-младший), 4-я кавалерийская дивизия (ген. Гофман), 1-я кавалерийская дивизия.

Вернемся к начавшейся операции. Помимо наносившей главный удар 10-й германской армии, прочие немецкие армейские группировки также не бездействовали. Части 8-й и 12-й армий нанесли вспомогательные удары по русским армиям Северного и Западного фронтов. Как говорит исследователь, «эти вспомогательные удары имели большое значение, так как вместе с главным ударом они охватили, по существу, весь русский Западный фронт. В результате все армии русского Западного фронта и их резервы в начале операции были скованы. Только в дальнейшем, под угрозой быстрого развития успехов 10-й германской армии, командование Западного фронта приступило к организации контрманевра»[4].

Как ни странно, но русские генералы не знали, кто же, собственно, прикрывает сами Свенцяны (ныне Швенченис) — маленький городок посередине железной дороги Вильно — Двинск. Именно по нему производившийся удар германских армий получил в военной историографии название Свенцянского прорыва. Небольшие русские части возле Свенцян были мгновенно сметены, и немцы перерезали связь между русскими армиями, войдя в городок уже 29 августа. Как всегда, на пути ударных частей противника стояла «сборная солянка» — этапный батальон гвардейского корпуса, сотня забайкальских казаков и несколько разрозненных взводов разных ополченских подразделений. Штаб 5-й армии возложил обеспечение свенцянского направления на командира сводной конной группы ген. Н.Н. Казнакова, а штаб 10-й армии — на командира Гвардейского корпуса ген. В.А. Олохова. В итоге городок оборонял начальник этапного батальона полковник Назимов, имевший под рукой чуть больше тысячи человек против двенадцати тысяч германских сабель, шедших на острие удара[5].

Еще не зная о падении Свенцян, в этот же день, как говорилось выше, 29 августа, ген. М.В. Алексеев приказал выдвинуть в угрожаемый район шесть армейских корпусов из состава армий Западного фронта и образовать здесь новую 2-ю армию. Для прикрытия развертывания новой армии выдвигался 1-й кавалерийский корпус ген. В.А. Орановского в составе 8-й (ген. Л.П. Киселев) и 14-й (ген. В.Н. Петере) кавалерийских дивизий. Это «прикрытие» и стало костяком той конной группировки, на чьи плечи ляжет задача контрудара по прорвавшейся немецкой кавалерии. При этом генерал Орановский первоначально подчинялся командованию Северного фронта (!), где новый командующий ген. Н.В. Рузский никак не мог принять всех дел и потому волей-неволей саботировал участие своих войск в начавшейся оборонительной операции. И именно разрозненные корпуса еще не сформированной новой 2-й армии сдержали натиск врага, пытавшегося прорваться в тыл 10-й армии, защищавшей Вильно, и пленить ее.

Германское командование искусно раздробило совместные действия русских фронтов. Оттеснив 5-ю армию ген. П.А. Плеве к Двинску, немцы попытались ворваться в город-крепость с ходу. После того как атаки были отражены, Людендорф сосредоточил в штурмующей группировке тяжелые батареи, решая одновременно две задачи: удержать русскую 5-ю армию от контрнаступления в немецкие тылы как минимум и возможность артиллерийскими ударами сломать психологию противника и все-таки занять Двинск как максимум. Двинск представлял собой плацдарм для будущего русского наступления в Польшу, и немцы всеми силами пытались свернуть его существование. И действительно: перебрасываемые командованием Северо-Западного фронта резервы немедленно вводились в бой, что не позволило командующему 5-й армией ген. П.А. Плеве создать сильную группу для контрудара. Тем самым операция противника против армий русского Западного фронта продолжалась без помех со стороны Двинска, где неприятель сумел создать впечатление готовившегося штурма — непрестанными атаками по фронту и артиллерийским обстрелом города наряду с действиями авиации[6].

В итоге слабая 5-я армия (Северный фронт) прижалась к Западной Двине, обороняя двинский плацдарм, и немцы получили возможность ударить на 10-ю армию основной массой прорвавшейся группировки. Именно это и было задумано Э. Людендорфом: немецкий военачальник заранее рассчитывал, что действующие на стыках новообразованных фронтов русские войска подадутся в разные стороны, что даст германскому командованию возможность ввести в прорыв свои немногочисленные, но технически экипированные резервы. Русские могли выправить ситуацию только массой, потому здесь и создавалась новая 2-я армия из спешно перебрасываемых с разных участков фронта корпусов. Уже 31 августа император Николай II в своем дневнике записывает об образовавшемся «провале» во фронте между Двинском и Вильно следующими словами: «Серьезность заключается в страшно слабом состоянии наших полков, насчитывающих менее четверти своего состава; раньше месяца их нельзя пополнить, потому что новобранцы не будут подготовлены, да и винтовок очень мало… Только 10 или 12 сентября будет закончено это сосредоточение, если, Боже упаси, неприятель не явится туда раньше».

Достойно внимания, что все получаемые Северным фронтом резервы его командующий ген. Н.В. Рузский отправлял не в 5-ю армию, которая могла фланговым наступлением облегчить положение войск 10й- армии ген. Е.А. Радкевича, а к побережью Балтийского моря, чтобы установить единый позиционный фронт на своем Северном фронте. Поэтому 5-я армия ген. П.А. Плеве, изначально занимавшая выгодное положение в отношении контрудара по зарвавшемуся неприятелю, была обречена на оборону, вследствие недостатка сил, и, следовательно, на пассивную роль в операции. Также непонятно, почему ген. М.В. Алексеев не переподчинил 5-ю армию главнокомандованию Западного фронта (новый главкозап — бывший командующий 4-й армией ген. А.Е. Эверт) хотя бы на время ликвидации прорыва неприятеля. Наверняка свою роль опять-таки сыграли иерархичные отношения в среде русского генералитета, которые принесли так много зла в Первую мировую войну.

1 сентября германцы подошли к Молодечно. Шесть пехотных дивизий противника охватили правый фланг русской 10-й армии, а их передовые отряды достигли железной дороги северо-западнее Минска, где находился штаб Западного фронта. В этот момент наибольшего продвижения немецких конников в глубь русского оборонительного фронта им оставалось до Минска всего-навсего двадцать пять верст (впрочем, германцы все равно не пошли на риск штурма столицы Белоруссии). Немцы почти вплотную подошли к городку Борисов (северо-восточнее Минска), что грозило перерубанием Александровской железной дороги и блокадой Минска. Но и без того положение было чрезвычайно тяжелым: железнодорожные линии Полоцк — Молодечно и Молодечно — Вильно сразу оказались перерезанными, что снизило возможности русского командования по маневру на ликвидацию прорыва. В этот момент штаб Западного фронта, находившийся в Минске, с 1-й и 10-й армиями соединял только один-единственный телефонный провод через Молодечно. Поэтому русские упорно дрались за этот город, дабы совершенно не потерять и без того разрушенного неприятельскими ударами управления.

Прорвавшись через Свенцяны, германцы чрезвычайно сузили пространство для отхода русских из-под Вильно. А действия немецкой кавалерии, угрожавшие тылам 10-й армии, не давали русскому командованию времени на подготовку контрудара. В этих условиях, когда противник бил с фронта артиллерийским огнем тяжелых батарей, а с фланга нависали прорвавшиеся немецкие ударные группировки, русские могли только обороняться. Войсками возводились полевые фортификационные сооружения, ставшие прообразом тех оборонительных линий, что к 1916 году перекроют весь Восточный фронт от Балтики до Черного моря своей неприступностью. Поэтому уходившую в прорыв немецкую кавалерию сменяла медленно двигавшаяся за ней пехота, штурмовавшая полевые укрепления русских. Например, 1-ю кавдивизию сменила 115-я пехотная дивизия ген. фон Клейста. Немецкий участник войны сообщает: «Маневренная война на востоке, а особенно Виленская операция дают целый ряд примеров наступления против укрепленных позиций. Конечно, позиции были оборудованы не так, как под Верденом, с использованием долговременных крепостных укреплений в виде глубокой оборонительной зоны полосы из окопов и узлов сопротивления. Напротив, они в большинстве случаев носили линейный характер. Брустверы их окопов, снабженные бойницами и козырьками, представляли хорошую цель для артиллерии. Но местные предметы, посредством оборудования нескольких оборонительных линий подряд, были превращены в опорные пункты, и отдельные участки позиции были хорошо использованы для взаимного фланкирования. Далее, на небольших расстояниях одна за другой, трудами резервов и местных жителей, устраивались все новые позиции, так что и здесь германским дивизиям приходилось целыми днями прокладывать себе дорогу от одной позиции до другой»[7]. Каково было состояние русских войск, противостоявших наступавшему противнику? Тех войск, что уже все лето непрерывно отходили перед врагом, порой теряя практически весь свой состав в нескольких боях. О материальном же состоянии вооружения русских войск осенью пишет бывший генерал-квартирмейстер Ставки ген. Ю.Н. Данилов, назначенный командиром 25-го армейского корпуса: «Хорошо помню, как в сентябре 15-го года, вступив в командование XXV-м корпусом, я оказался во главе всего лишь неполных 8 т. штыков, крайне бедно обеспеченных ружейными патронами — остроконечными и тупоголовыми вперемешку, — почти без пулеметов и с малым количеством артиллерийских выстрелов. Потребовалось несколько месяцев — примерно до декабря — и много энергии, прежде чем скелет этого доблестного корпуса оброс мускулами и превратился в цельный полнокровный боевой организм»[8].

На этом этапе Виленско-Свенцянская операция стала поразительно напоминать сражение под Лодзью в 1914 году. Окружаемая русская армия прижимается к центру на реке (тогда это была Лодзь, а теперь Вильно), в ее тылы выходят подвижные группы немцев (тогда отряд Шеффер-Бояделя, теперь кавалерия Горнье), а соседние русские части отбрасываются веерообразно, в самых разных направлениях. Как пишет А.А. Керсновский, «в районе Свенцян образовалось смешение войск наподобие лодзинского. Наша 10-я армия, переменившая фронт на север, играла роль армии Шейдемана. Хаотически наступавшая 2-я армия — роль Ловичского отряда. 1-й же конный корпус генерала Орановского оказался хранителем бездарных заветов Новикова и Шарпантье»[9].

Действительно, части 10-й армии оказались вынуждены драться перевернутым фронтом на северо-восток, в то время как выдвигавшиеся из тыла войска 2-й армии и конница пытались разомкнуть неприятельские «клещи». Д.В. Баланин (командующий 27-м корпусом) вспоминал: «Спешно со всех сторон уже подходили наши корпуса, но им приходилось преодолевать большие расстояния при крайне пересеченной местности и по плохим, тяжелым дорогам. А потому и неудивительно, что наступление шло медленно и директивы, слишком упреждавшие события, но в которых неуклонно проводилась одна мысль: всем настойчиво наступать на указанном фронте, — далеко не всегда выполнялись». Только в 1914 году русские не так сильно уступали противнику в техническом отношении и обеспечении войск боеприпасами. Тем не менее и в 1915 году, как и год назад, развитие операции зависело от стойкости солдат окружаемой русской армии и от скорости контрудара русских по намечавшемуся кольцу окружения.

Общее руководство контрударами было возложено на командующего 2-м корпусом ген. В.Е. Флуга (в 1914 году — командующий 10-й армией). Организация контрудара чрезвычайно затруднялась тем, что откатывавшиеся на восток тыловые части 10-й армии запрудили все дороги до предела, что мешало развертыванию корпусов 2-й армии. В это время в районе Лаваришки — Палоши скопилось громаднейшее количество обозов войск 10-й армии, которые мешали не только сосредоточению ударных корпусов, но даже и их простому движению вперед. И тогда, чтобы обеспечить себе свободу маневра, генерал Флуг 3 сентября отдал категорическое распоряжение о немедленной остановке на месте всех без исключения обозных транспортов. Также все повозки должны были незамедлительно убраться с дорог, чтобы не стоять на пути контрударной группировки. Безусловно, командир 2-го корпуса рисковал: задержка обозов на местах своего местонахождения могла стать причиной их перехода в руки наступавшей немецкой кавалерии. Однако следовало выбирать, и ген. В.Е. Флуг, естественно, выбрал войска 10-й армии, а не их обозы.

Для контрудара у Молодечно, от которого до Минска оставалось всего-навсего шестьдесят километров — два конных перехода, были назначены 2-й армейский корпус ген. В.Е. Флуга и сводный (1-й) кавалерийский корпус ген. В.А. Орановского. Дабы парировать неприятельские удары собственными активными действиями, русская конница была сосредоточена на фланге наступавшей германской кавалерии. Измотанные длительными переходами русские войска по нескольку дней не имели хлеба: хлеб заменялся выкапываемым с полей картофелем. Даже мясо (скот сравнительно дешево покупался у местного населения) употреблялось в пищу без соли, ибо соль не подвозилась, а на месте ее не было. Но надо было выручать своих!

Встречные фронтальные бои (в том числе и конные столкновения) под Молодечно позволили задержать германскую конницу и выиграть необходимое время. Взять Молодечно с ходу немцам не удалось, и русские имели возможность пользоваться железнодорожными коммуникациями молодечненской станции вплоть до того момента, как город пришлось оставить под угрозой быть обойденными и отрезанными. Участник войны пишет, что войска противника подошли к железнодорожной станции города Молодечно «настолько близко, что могли держать ее под действительным артиллерийским огнем, причем часть прилегающих к станции Молодечно путей и сооружений оказалась в сфере действий дальней разведки и подверглась разрушению с ее стороны»[10].

К этому времени компактная масса германской кавалерии распылилась и действовала разъединенными небольшими группами в глубоком тылу русских: так, например, германская 9-я кавалерийская дивизия обеспечивала тыл обходящей группировки со стороны Свенцян, откуда грозилась русская 5-я армия. Было необходимо оставлять заслоны и против Борисова, и против Минска, и против Молодечно. Тем самым ударный германский 6-й кавалерийский корпус в наиболее ответственный момент развития операции сократился всего до трех конных дивизий. Упала и скорость хода. В этот момент темпы немецкого продвижения (при отсутствии достойного сопротивления противника) снизились до двадцати километров в сутки. Такую же скорость наступления имела печальной памяти кавалерия 1-й русской армии ген. Г. Хана Нахичеванского в первой фазе развития Восточно-Прусской операции 1914 года.

Как правило, летом — осенью 1915 года русская конница все еще предпочитала атаковать в конном строю, что влекло за собой большие потери, совершенно несоизмеримые с достигнутыми результатами. В связи с тем, что кадровый состав пехоты стал плох, а снарядов для артиллерии по-прежнему не хватало, вперед и бросали кавалерию. Причем далеко не всегда это происходило под приказом вышестоящего командира: начальники небольших конных подразделений старались всемерно облегчить боевую работу своей пехоты. У Свирни, Жогини, Кальпишки, Свирконты, в Праснышской оборонительной операции русские конные атаки заставляли немцев снижать темпы своего продвижения, но этот успех достигался чрезмерной кровью. Как отмечает германский автор, русской кавалерии было свойственно «останавливаться, прорвав наши иногда до смешного слабые линии, и довольствоваться достигнутым успехом, вместо того чтобы использовать его дальше». В свою очередь, немцы подводили из глубины резервы и легко ликвидировали успехи русских[11]. Что же касается германской кавалерии, то она в бою старалась действовать в пеших порядках: медленно, но надежно.

Продолжение следует

М. Оськин

Источники:
1) Шейдеман С.М. Стратегическая деятельность конницы на театре военных действий. М, 1921. С. 4.
2) Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году. М.-Л., 1930. С. 164.
3) Попов В. Конница иностранных армий. М. — Л. 1927. С. 35.
4) Кирпичников А. Конные массы в развитии прорыва//Военно-исторический журнал, 1940, № 8. С. 33.
5) Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915 г.). М. 1936. С. 54.
6) Олейников А.В. Генерал П.А. Плеве и бои в Прибалтике весной — осенью 1915 года// Военно-исторический журнал, 2009, № 4. С. 46 — 47.
7) Шварте М. Исторические примеры из мировой войны. М. — Л., 1928. С. 92.
8) Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне 1914 — 1915 гг. Берлин, 1924. С. 374.
9) Керсновский А.Л. История русской армии. М., 1994. Т. 3. С. 308.
10) Свечников М.С. Очерки стратегической и тактической деятельности конных масс. М, 1923. С. 139.
11) Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году. М.-Л., 1930. С. 173.