В либеральных кругах Москвы обсуждается трилогия Александра Янова: «Европейское столетие России. 1462-1560 (книга первая трилогии Россия и Европа. 1462-1921)», М.: Новый Хронограф, 2008. «Загадка николаевской России (книга вторая трилогии), М.: Новый хронограф, 2007». «Драма патриотизма в России (книга третья трилогии), М.: Новый хронограф, 2009».

В связи с этим читателю может быть интересна моя статья о книге А. Янова «Русская идея и 2000-й год», написанная в 1988 году. Сегодня она не менее актуальна, ибо выявляет архетипы русофобии. Многие бедствия последних двадцати лет являются результатом того, что яновская фобия - ненависть и боязнь России, стремление разрушить её основы в утопических прожектах, - будто сошла со страниц в жизнь. В «либеральной» перестройке, в ельцинизме и его поддержке с Запада, в отношении Запада к России в «оранжевых» революциях и войне с Южной Осетией в можно увидеть ту ненависть к России и русским, которая красочно представлена в «яновщине».

Национальный вопрос возжигает души людей не только в России. Особенно болезненным оказывается русско-еврейский вопрос, который переплетается с проблемой Россия и Европа. Мнения здесь крайне поляризуются. С одной стороны, можно слышать, что еврейский народ сыграл исключительно созидательную, цивилизаторскую роль в русской истории и культуре («Пора признать, что русская интеллигенция давно является по составу собственно еврейской»), а русскому народу изначально присуща разрушительная стихия, либо аморфность характера, и потому он нуждается в дисциплинирующей, организующей внешней силе - Запада либо еврейства. В другом лагере убеждены, что всё зло в России - от евреев и Запада, а русский народ является невинной жертвой.

Накал этих позиций может достигать яростных фобий. Националистически пораженное сознание всегда шизоидно, зациклено, отчуждено не только от «враждебной», но и от корней собственной культуры. Наши западники с подозрением и осуждением относятся ко всяким проявлениям русского национального возрождения, не признавая за ним творческую самобытность, а, значит, отрицая либеральные основы европейской культуры - индивидуальность, независимость личности и суверенитет нации. В свою очередь, многие патриоты имеют смутные представления о русской культуре и истории. Ярким примером этого являлись воззвания «патриотической» организации «Память», где в восьмидесятые годы прошлого века на идеологическом жаргоне худшей пробы велась борьба за чистоту русского языка.

Книга А. Янова «Русская идея и 2000-й год» имеет форму научной монографии: типичное для советских диссертаций трехчастное деление материала (введение, содержание, заключение), указатель имён, предметный указатель, таблицы... В «Предварении» сообщается, что книга «написана о будущем и для будущего России, а возможно, и всего мира, но не с позиции пророка, а с позиции ученого и гражданина». На обложке изображена икона Иоанна Предтечи с венцом из... советского герба. Надо понимать: предтечей чего является русская идея?

Вначале книга ошеломляет интеллектуальным бесстыдством. Автор позволяет себе такое, что неприемлемо было даже при коммунистическом тоталитаризме. Графики и схемы, которыми для научной убедительности насыщена книга, по существу могут быть отнесены к чему угодно и поэтому не имеют отношения ни к какой реальности, кроме самих графиков и схем. Трудно поверить, что автор идёт на явные передержки, алогизм, подтасовки, ложь - не боясь разоблачения. Но затем становится понятно, что текст связан определённой эмоциональной логикой, которая придаёт ему некоторую убедительность, если читатель не углубляется в смысл. К сожалению, листателей газет (выражение Марины Цветаевой) гораздо больше, чем вдумчивых читателей. На обывательское восприятие и рассчитана книга Янова.

Что же означает русская идея с научной и гражданской позиции? Взяв в руки книгу под названием, скажем, «немецкая идея», мы, естественно, рассчитываем найти анализ общенационального идеала, синтетически отражающего сложную судьбу и культуру немецкого народа. Если при этом национальную идею трактовать как совокупность всех идеалов, которые когда-либо были распространены или влияли на историческое самоопределение народа, то в «немецкую идею» наряду с достижениями национального гения вошли бы и его грехи, ошибки и падения. Но никому не пришло бы в голову сводить «немецкую идею» к национал-социализму. По отношению к немецкому народу это было бы некорректно (так же как по отношению к англичанам, французам, испанцам, американцам..., то есть к любому народу). Но по Янову совершенно недопустимое по отношению ко всем народам, обязательно по отношению к русским. Это основной «научный» постулат яновского исследования.

К примеру, одно из определений Яновым предмета изучения: «"Русская идея", как я называю вслед за Бердяевым теоретическое ядро идеологии "русской новой правой", возникла примерно в то же время, что и марксизм - теоретическое ядро большевистской идеологии, то есть в 1830-1850-е гг.» Создана эта русская идея была славянофилами. В книге Н.А. Бердяева «Русская идея» славянофилам посвящена часть одной из десяти глав. Во всех остальных описывается широкий спектр философских, культурных и общественно-политических течений в России XIX - нач. XX века. Поэтому, если идти вслед за Бердяевым, то автору надо бы включить в русскую идею и А.С. Пушкина, и В.Г. Белинского, и Т.Н. Грановского, и А.И. Герцена, и Н.В. Гоголя, и Л.Н. Толстого, и А.И. Желябова, и Г.В. Плеханова, и Вл.С. Соловьева, и С.Л. Франка... В том числе и многих из тех, кого Янов противопоставляет русской идее. Так что приём вслед за - может означать только науку фальсификации.

Из приведённой цитаты следует, что большевизм есть нечто постороннее русской идее, поскольку основан на интернациональном марксизме. Но это не мешает автору уверять в том, что большевизм является воплощением именно русской идеи, историческая поступь которой предельно проста: Грозный-Петр-Сталин.

Особого рода «диалектическая логика», «снимающая» всякие, здесь же нагораживаемые противоречия, позволяет автору утверждать, что русская идея есть всё отрицательное, отвратительное, что было в русской истории: «Русская идея» представляет не Россию Пушкина и Толстого, но от века враждебную ей Россию Пуришкевича и Союза русского народа». Если не русской, то какой национальной идее принадлежат Пушкин и Толстой - известно, очевидно, только Янову.

Порочность русской идеи - в вековечной религиозности. По Янову, признак религиозности сам по себе является отрицательной характеристикой: достаточно указать на религиозные истоки какой-либо позиции, чтобы стала очевидной её несостоятельность. Исторически правы, считает Янов, те, кто «не ожидал от человека духовного возрождения или нравственной революции. Идея возрождения добродетели, способной впоследствии нейтрализовать порок, оказалась бесплодной мечтой, способной лишь увековечить деспотизм». Идея борьбы в мире «сил метафизических: Бога и сатаны» Янову представляется параноидальной. Соответственно к паранойе придётся отнести большую часть мировой философии, озабоченной более всего именно этой метафизической проблемой. Надо сказать, что метод, который можно было бы назвать «само собой разумеется», - один из наиболее употребимых в «научном» арсенале Янова. По чтении книги становится ясным, что за наукообразными формами скрывается личное отношение Янова к «чёрной туче русофильства» и русскому Православию. Это отношение и движет пером автора. Так, пытаясь доказать, что русские патриоты оказывали сильное воздействие на формирование брежневского политического курса, Янов пишет: «Терпение Брежнева по-прежнему испытывали колокольным звоном и церковными куполами».

В голове «учёного» скачут такие зайцы, что не сразу удалось уловить, что он называет русской идеей, ибо всё, чем она характеризуется, имеет либо очень отдалённое отношение к русской культуре и истории, либо не имеет никакого отношения. Наконец, на каком-то этапе чтения становится понятно, что Янов русской идеей называет собственно антизападные, антиевропейские, а значит и антиеврейские идеи, высказанные некоторыми малоизвестными авторами, как в дореволюционной России, так и в СССР. Чтобы придать убедительность такой характеристике, Янов фальсифицирует отдельные высказывания известных русских мыслителей, писателей, общественных деятелей. Отсюда берутся факты и обобщения, которые никому до Янова и кроме Янова не приходили в голову. Так выстраивается фантасмагория на тему России и её культуры. Я предлагаю читателю рассмотреть некоторые звенья этого вьющегося пути, чтобы обнаружить мотивы такого «творчества», которое приобретает и надындивидуальные черты.

«"Русская идея", - пишет Янов, - возникла в разгар диктатуры Николая Первого». Если легитимный император называется диктатором, то почему бы его правление не назвать «культом личности»? Такое игнорирование исторического контекста было бы некорректно где угодно, но, оказывается, не в России: «Как видим, идеология политического идолопоклонства (культ личности, говоря современным языком) была не менее реальным фактором русской культурной жизни в 1830-е гг., нежели в 1930-е». Невоздержанность Янова в смешении эпох и понятий порой ошеломляюща: «Диссидентский национализм считал в прошлом веке - и считает сейчас - истеблишментарный национализм (в данном случае советский патриотизм) официальной ложью. Это обстоятельство не помешало ему самому, однако, превратиться в официальную идеологию режима в эпоху контрреформ Александра Третьего».

Такого рода «принципы» позволяют автору утверждать, что русская идея породила и все общемировые формы зла: «В 1881г. начала эру массовых еврейских погромов в современной истории..., создала первую в мире массовую протофашистскую партию». Дальше - больше. Некто Уолтер Локарт, считает Янов, «с документами в руках доказывает, что сама идея антибольшевизма, ставшая центральным тезисом нацистской идеологии и пропаганды и отождествившая коммунизм с мировым еврейством, внушена была Гитлеру русскими эмигрантами». «Русская идея» «при последнем своём издыхании благословила Гитлера на крестовый поход против России и Европы». Таким образом, духовными предками Гитлера оказываются не кто иные, как Киреевский, Хомяков, Аксаковы!

По яновской «диалектической» логике порождённые русской идеей большевизм и гитлеризм вовсе не исключают друг друга. Это, так сказать, «тезис» и «антитезис», которые непременно сольются в грядущем синтезе: «Не поняв смысла и силы "русской идеи"», - читаем в «Предуведомлении», - «Запад... будет застигнут 2000-м годом врасплох, точно так же, как, не поняв в своё время силы большевизма, он был застигнут врасплох 1917 годом». Пафос всего творчества Янова направлен на то, чтобы пробудить мир от наивного благодушия перед грозящей ему смертельной опасностью «русского православного фашизма».

Какие, по Янову, силы выражает «русская идея», каково содержание идеи, готовящей миру апокалиптический конец? «Феномен русского национализма означает... старинную, мощную и привлекательную идеологию, традиционно противостоящую русскому либерализму (западничеству)». Россия и русская культура несут в себе только отрицательные начала, слепые стихии саморазрушения и гибели. Это-то всё и выражает «русская идея». Всё положительное созидалось в России на основе отказа от самого себя, ибо собственно русский путь - это опасная для мира утопия. В России «реформы всегда были попыткой "присоединиться" к цивилизации, а контрреформы всегда пытались увековечить разрыв России с цивилизацией». Необходимо, призывает Янов, «постичь русскую историю как вековечную не утихающую борьбу реформы, стремящейся к разрушению русского средневековья, и контрреформы, стремящейся к его увековечению». «Русское средневековье» - это «русский национализм, который может быть только антизападным и антиеврейским».

Постичь же русскую историю можно только с позиций такой вот «диалектической спиралеобразности»: «Мои центральные гипотезы: а) политическая система, утвердившаяся в России в результате первой контрреформы ("революции сверху") Ивана Грозного в середине шестнадцатого века, развивается не поступательно, а спиралеобразно; б) на каждом витке исторической спирали приходится начинать своё развитие заново, естественно, проходя при этом все этапы, которые прошли аналогичные течения в предыдущем историческом витке». Мрачные средневековые стихии в России («традиционная отсталость русской политической культуры») оказались непреодолимыми, потому русская история может быть объяснена только на основе «представления о русской политической доминанте... как о серии исторических катастроф. Я называю их контрреформами».

Естественно возникает вопрос: «Почему Россия оказалась единственной в Европе страной, которую ни одна реформа на протяжении столетий не привела к политической модернизации? Почему все без исключения русские реформы были раньше или позже обращены вспять?». «Научный» ответ гласит: «Автократия замкнула Россию в своего рода исторической ловушке, из которой она не может, как свидетельствует всё её прошлое, выбраться самостоятельно - без интеллектуальной и политической поддержки мирового сообщества».

Приведен и наглядный график исторической ловушки. На нём мы видим, что Россия пережила три глобальных перелома от реформ к контрреформам - в 1560 г., 1818 г., 1964 г. Линии контрреформ (на графике изображены идущими вниз) направлены к коллапсу. Но два раза России удалось избежать этого коллапса, счастливо повернув к вершинам реформ - в 1690 г., и в 1917 (?!) году. От 17-го года вверх идёт непрерывная линия реформ и попыток модернизации (это значит - и драконовская сталинская коллективизация, и все сталинские репрессии - всё сплошь реформы и модернизация) вплоть до 1964 года. Здесь вновь линия срывается вниз, заканчивается она 1985 годом - распутьем: что выберет Россия - попытку модернизации или дальнейшую деградацию в контрреформы. Но, судя по железным биениям исторической синусоиды, линия каждого следующего падения неизменно длиннее - потому Россия на этот раз должна таки впасть в коллапс.

В другой таблице перечислено 14 попыток реформ в России и их результаты - неизменные обращения вспять контрреформой и растворение в политической стагнации. Затем названы контрреформистские диктатуры в России, среди которых, кроме известных Ивана Грозного, Петра I и Сталина, - Павел I, Александр I, Николай I, Александр III, Ленин. В очередной таблице вырисована структура исторического цикла 1881-1917 года, который закончился контрреформистской диктатурой 1918-21 гг. и который полностью повторяется циклом 1929-? гг. Похоже на то, что яновская «наука» предсказывает России неизбежную новую контрреформистскую диктатуру. Всё это призвано доказать, среди прочего, что при коммунистическом режиме народы СССР и сам русский народ угнетали его собственные (то есть русские) вожди, а не интернациональный люмпен, спаянный шкурными интересами.

Из всех этих «циклов», «спиралей», «таблиц» следует, что «если бы в 1917 году к власти не пришли большевики, то у власти оказались бы тогдашние пророки "русской идеи" - Пуришкевич, а не Ленин оказался бы у власти. Им всё равно понадобился бы террор, чтобы остановить стихийно начавшийся распад империи... им всё равно понадобилась бы идеология, способная оправдать этот террор и возрождение империи, оправдать войну с собственным крестьянством, с собственным рабочим классом, с меньшинствами, пожелавшими отделиться от империи. Никакой другой идеологии, пригодной для этой роли, кроме "скрежещущего мракобесия" выродившейся "русской идеи", в их распоряжении не было».

Все эти построения во многом мотивированы не только стремлением очернить историческую Россию, но и всеми силами легализовать и оправдать коммунистическую идеологию и её власть. Коммунисты, по Янову, ничем не хуже других людей, а может быть даже лучше: «Первое советское правительство было самым образованным в русской истории». И чтобы не было никаких сомнений в том, кто виноват в бойне XX века: «Самая, быть может, распространённая иллюзия последних семи десятилетий состоит в том, что коммунистическая метаморфоза 1917 г. каким-то образом разрушила вековые стереотипы русского политического изменения и тем самым сняла с повестки дня мировой истории вопрос о России как о "больном человеке Европы", о прогрессирующей дегенерации последней империи мира. 1980-е гг. показали, что коммунизм, так же как "православное царство" Ивана Грозного и Петербургская империя Петра Первого, оказался лишь отсрочкой, лишь временной ремиссией "больного человека Европы"». А если у кого-то остается непреодолимое отталкивание от коммунизма, то вот одно из «научных» объяснений его источника: «Ненависть к режиму находит себе основание в глубокой, инстинктивной, чтоб не сказать звериной, национальной ненависти» к евреям.

Таким образом, «смена поколений не определяет характер режимного изменения. Политическая история России за последние восемнадцать-двадцать поколений представляет собой серию потерпевших поражение и обращенных вспять реформистских попыток. Каждая из них либо переходила в политическую стагнацию, либо провоцировала террористическую контрреформу. И если даже всё остальное (структура общества, нравы, язык) радикально менялись в России со сменой поколений, стереотипы политического изменения оставались в ней неизменны - до революции и после неё». Ну и гробовой вывод: «Не является ли неспособность экономической модернизации повлиять на характер политического изменения в России ещё одним фундаментальным стереотипом её политического поведения?». В общем, фундаментальный стереотип России - это её хроническая неспособность ко всему человеческому. С этой точки зрения интересно было бы объяснить тот факт, почему одна экономическая модернизация Германии привела к первой мировой войне, другая - ко второй. Но, наверное, у нормальных людей и народов действуют нормальные человеческие законы, а не стереотипы.

«Стереотипный» подход к истории служит всё тому же фундаментальному яновскому постулату: всё зло в Советской России и в мире проистекало не от коммунистической идеологии, а от неискоренимой российской средневековостиа: «Коммунистическая идеология не помешала Никите Хрущёву, лидеру режима реформы, отказаться от территориальных экспансий... За всё хрущевское десятилетие к империи не было присоединено ни пяди новой территории». Так беспримерная серия коммунистических переворотов в Азии, Африке и Южной Америке, на Кубе - с Карибским кризисом, - вымарывается из истории. По стереотипам получается, что не должно их быть - значит не было.

В рецензии на эту книгу Янова в 1988 г. Арон Каценелинбойген писал: «Я знаю Янова более 20 лет. Редко можно встретить большего патриота России, человека, глубоко преданного интересам России и желающего ей процветания. Янов считает себя глубоко русским человеком, если русскость определять не кровью, а принадлежностью к культуре страны» Может быть, господин Каценелинбойген знает о Янове что-то глубоко интимное и потому никому неведомое, но если это - патриотизм, глубокая преданность и принадлежность, то что тогда ненависть к России?!

http://www.ruskline.ru/analitika/2010/04/29/yanovwina/