Неотправленное письмо
Произведения А.И. Солженицына во многом выстроили мою общественно политическую позицию, повлияли на осознание истории России. На каком-то этапе вступил во внутреннюю полемику с учителем. Я даже обратился к Александру Исаевичу с письмом, которое, конечно же, не было послано.

25.03.85.

Ваше слово изменило облик современного мира. Подспудно многое меняется и в России. Целые группы и слои тянутся к светлой и твердой истине – «жить не по лжи». Работа собирания памяти, культуры, нравственной определенности ведётся на разных уровнях подсоветской жизни. Людей движет не лозунг и не программа, а единый духовный порыв оздоровления. Бетон официальной идеологизированной культуры взрывают живые ростки освобождающейся мысли и пробуждающейся совести: писатели «деревенщики», учёные филологи и историки, философы и публицисты. Всё более тяготение к здоровым нашим истокам – православной русской культуре и истории.

Публицистика истинно русских писателей приобретает всё больший проповеднический нравственный накал. Виктор Астафьев в «Литературной газете», Валентин Распутин в «Советской культуре» формируют идеалы очищения от духовного дурмана. За пределами официозной культуры множество талантливых одиночек, по зову сердца собирающих зерна нашего духовного рассеяния, и по кирпичику восстанавливающих наш дом души. Пример энциклопедических изданий внутри страны и русской прессы за рубежом показывает, какие творческие силы кристаллизуются под спудом и только ждут возможности влиться с культуру.

Вместе с тем, всё – ещё в судорогах, надрыве и надломе. Оголяются традиционные российские расщепления и разрывы: интеллигенции и народа, творцов-тружеников и интеллигентской мещанской массы («образованщины»). Первые невнятные и мутные фразы возвращающегося религиозного сознания и национальной памяти зачастую принимаются за последнее слово и манят, как болотные огни псевдокультуры. Интеллигенция начинает говорить на религиозно чужом и чуждом языке (антропософия, буддизм, чань, современные синкретический и натуралистический мистицизм), и национально агрессивным тоном. На православное мировоззрение изнутри и снаружи ополчается антихристианская духовность. Патриотизм разрывается и дискредитируется национализмом. Волна современных западных соблазнов (позитивизм в умах, мещанское потребительство в быту). И во всем этом мутит воду властвующая идеология.

Измученный и спаиваемый трудовой народ «безмолвствует». У тела России ещё сохранились её трудовые члены. Везде, где только приоткрывается малейшая возможность, народ тянется к земле и к продуктивному труду. «Поправочная экономика» воспроизводит хоть какие-то кадры инициативного, ответственного труженика. Не искоренены, хотя и искажены древние национальные инстинкты: «нужен сильный хозяин», «своя власть хоть и плохая, но всё же своя». Современный русский трудовой народ ответственность за разгром и потраву готов переложить на кого-нибудь дальнего («виноваты евреи», «кормим африканских дармоедов», «американцы хотят войны») своим же отечественным властительным бандитам психологически народ готов простить, либо не вменить им вину и совместно продуктивно трудиться. В этом силен соблазн, но ведь и выход тоже только в этом: невозможно никакое восстановление во взаимной вражде, борьбе и истреблении. В освободившейся от идеологии России придётся работать бок о бок всем стоящим сегодня по разную сторону баррикад. Нащупать пути к общенациональному примирению может только нравственная совесть народа и её воспитатель – Церковь. В этом смысле деятельность о. Дмитрия Дудко является поистине провиденциальной, выражающей нравственный инстинкт православной души русского человека. Возрождение России возможно только во взаимном прощении и в соборном труде.

Безусловно, и в трудовом народе много темных и агрессивных стихий, приумноженных за годы идеологического господства. Естественный отбор коммунизма выбивал из жизни лучшие экземпляры человеческого рода. И здесь тоже огромное поле для очистительной нравственной работы.

Глубинные тектонические толчки потрясают и сам идеологический монолит – партию и структуру власти. Ближайшее время давно сдерживаемые изменения выльются в жизнь. И это, безусловно, откроет новые исторические перспективы. В общем, многое в России меняется, хотя ещё подспудно, но ещё более предстоит. Первые проблески возвращающегося сознания ещё в мареве полубредовых видений, принимаемых за реальность. Предстоящие духовные соблазны и искушения более тонки и потому не менее опасны.

Ваш голос слышен на весь мир, но принадлежит он России. Ваша гигантская работа должна увенчаться новым словом и прозвучать оно должно здесь, у подножия Русской Голгофы. Я так же, как и Вы, уверен, что Вы вернётесь в ближайшем будущем в Россию. В России – решаются сейчас судьбы мира. Оздоровить себя и дать перспективу современному миру Россия сможет только породив новую великую спасительную национально-религиозную идею. Формирование этой идеи невозможно без Вашего участия здесь. По отношению к этому новому слову все Ваши творческие подвиги окажутся долгим и трудны приуготовлением.

Но я не российский хилиаст и не утопист. Возрождение России не будет, конечно, явлением Царства Божьего на земле. Но это будет изживанием величайшего из человеческих духовных соблазнов. И этот опыт, безусловно, откроет перед человечеством, невиданные духовные горизонты. Они принадлежат будущим поколениям, но вручить им эти перспективы можем только мы. Поэтому в России Вы окажетесь не в торжестве, а для последних битв с духами небытия, терзающих душу её, и для опознания подстерегающих её новых соблазнов. Вы нужны здесь не мироправителям, а народу.

　

Издание «Архипелага ГУЛАГ»

С 1988 года мы пытались расширить границы свободы изданиями тысячными тиражами книг Солженицына в самиздате. Затем поставили задачу официального издания. В 1989 году на первой всесоюзной конференции общества «Мемориал» мне удалось добиться принятия резолюции о необходимости издания рукотворного мемориала десяткам миллионов убиенных – «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына. Уже забылось, что даже в те перестроечные времена ничто не давалось само, всего приходилось добиваться большими усилиями. Об этом красноречиво свидетельствует стенограмма организационной конференции всесоюзного общества «Мемориал» 29 октября 1988 года, выдержки из которой я здесь приведу. Надо сказать, что я был потрясен тем фактом, что собрание бывших узников и их защитников к концу дня так ни разу и не вспомнила об «Архипелаге ГУЛАГ» и его авторе. Так как вполне номенклатурный президиум, с ведущим известным впоследствии демороссом и правозащитником Львом Пономаревым не давали мне возможности выступить, пришлось прибегнуть к хитрости и договориться, чтобы правозащитник Лев Тимофеев уступил мне часть своего выступления. Что он и сделал.

Л. Тимофеев: Я считаю, что в первом же выступлении сегодня должно было прозвучать имя Александра Исаевича Солженицына. (Аплодисменты). Однако оно не прозвучало ни в первом, ни во втором выступлениях. А человек, который хотел подробно сказать на эту тему «Солженицын и "Мемориал"» – издатель журнала «Выбор» Виктор Аксючиц до сих пор не получил слова, хотя давно записался. Я прошу президиум, если осталось от моего выступления какое-то время, дать слово Виктору Аксючицу сейчас. (Аплодисменты).

Л. Пономарёв: Слово предоставляется Виктору Аксючицу.

В. Аксючиц: Я думаю, что принципиально важным фактом является то, что наша конференция началась с выражения солидарности оставшимся в живых узникам лагерей. Ещё более важно то, что мы все выразили солидарность человеку, который организовал восстание в Воркуте, но который на сегодняшний день не реабилитирован. Но я думаю, что в этом мы должны идти дальше. Мы должны помнить, что первым человеком, который всенародно и полно поставил тему Гулага, является наш русский писатель Александр Исаевич Солженицын. (Аплодисменты). И он до сих пор не реабилитирован. Я думаю, что мы будем не до конца искренними перед собой и перед нашим обществом, если не поставим на обсуждение нашей конференции следующую резолюцию. Я её предлагаю. Не настаиваю на формулировке, но настаиваю на смысле.

«Мы считаем необходимым восстановить историческую справедливость и:

I. Официально признать выдающийся вклад писателя А.И. Солженицына в разоблачение политических репрессий и восстановление исторической правды в нашей стране. (Аплодисменты).

2. Отменить обвинение Солженицына в уголовном преступлении – измене Родине. (Аплодисменты).

3. Вернуть Солженицыну гражданство СССР. (Аплодисменты).

4. Мы заявляем о необходимости скорейшего издания в нашей стране рукописного мемориала жертвам репрессии – книги Солженицына "Архипелаг Гулаг"». (Аплодисменты).

Как вы все понимаете, то, о чём я здесь сказал, относится не только к Солженицыну, хотя, конечно, в первую очередь к нему, но затрагивает всё то, о чём мы здесь говорим и что нам дорого. Поэтому я предлагаю эту резолюцию поставить на голосование прямо сейчас.

Голоса с мест: Правильно! (Аплодисменты).

Но единодушие зала не разделял Президиум собрания, и дальше началась долгая баталия за то, чтобы принудить ведущего поставить предложенную резолюцию на голосование.

Л. Пономарёв: Вчера на заседании Оргкомитета было принято решение, что все резолюции принимаются в последний день конференции.

В. Аксючиц: Лично я с уважением отношусь к мнению Оргкомитета, но я думаю, что конференция правомочна решать и сама некоторые вопросы.

Голоса с мест: Правильно! (Аплодисменты).

Из зала: Просим сейчас.

В. Аксючиц: Я прошу президиум отреагировать на предложение.

Л. Пономарёв: Зачитайте, пожалуйста, резолюцию.

В. Аксючиц: Ещё раз читаю резолюцию. «Мы считаем необходимым восстановить историческую справедливость и:

1. Официально признать выдающийся вклад писателя Александра Исаевича Солженицына в разоблачении политических репрессий и восстановлении исторической правды в нашей стране.

2. Отменить обвинение Солженицына в уголовном преступлении – измене родине.

3. Вернуть А.И. Солженицыну гражданство СССР.

4. Мы заявляем о необходимости скорейшего издания в нашей стране рукописного мемориала жертвам репрессий, книги Солженицына "Архипелаг Гулаг"». (Бурные аплодисменты).

Л. Пономарёв: Резолюция выносится на голосование.

Из зала: Надо напомнить Союзу писателей СССР, что они обязаны восстановить Солженицына в Союзе писателей.

Л. Пономарёв: Всё остальное вытекает из решения. Товарищи, либо мы редактируем эту резолюцию, либо принимаем.

Из зала: Принимаем.

Л. Пономарев: Тогда проголосуем. Минутку, есть предложение по поводу резолюции.

Такой динамичный ход событий не устраивал дем-номенклатуру, и из президиума подал голос один из авторитетных руководителей «Мемориала», – редактор «Литературной газеты».

Л.П. Изюмов: Я предлагаю не торопиться с голосованием этой резолюции. Сейчас объясню, почему. Видите ли, в такой эмоциональной обстановке, после такого выступления вполне возможно, что за неё проголосует большинство. Но хотелось бы, чтобы проголосовали на трезвую голову. (Шум в зале, смех). Я вам открою одну редакционную тайну. (Аплодисменты). У нас в редакции находится материал, в котором говорится, что Солженицын в течение довольно длительного времени был осведомителем НКВД.

Крики из зала: Клевета!

Л. Изюмов: Минуточку. Я не утверждаю, что это так, и вы не можете сказать, что это клевета. Мы говорили о том, что в нашей организации, в нашем обществе не должно быть места людям, которые так или иначе связаны с такими вещами. Мы сейчас…

Крики из зала: Клевета! Позор! (Шум, аплодисменты).

Л. Изюмов: Мы сейчас занимаемся тщательной проверкой. Поймите, что будет ещё хуже, если через некоторое время выяснится, что это так, а мы это дело поддержим.

Крики из зала: Долой! Позор!

В.Л. Глазычев: Есть предложение внести поправку в одну позицию. Не вернуть, а возбудить вопрос о возвращении гражданства Солженицыну в Верховном Совете СССР. Давайте будем юридически грамотными.

Л. Пономарев: Таким образом, резолюция выносится на голосование с той поправкой, которая внесена.

С места: Сторонники организации «Мемориал» будут по-настоящему удовлетворены, если будет написано, что потребовать официального признания исторического вклада и т.д.

Л. Пономарев: Простите, но я согласен с Вашей поправкой, я это и имел в виду.

Голоса с мест: Просьба зачитать ещё раз!

В. Аксючиц: «Мы считаем необходимым восстановить историческую справедливость и публично признать выдающийся вклад писателя» и т.д., и т.д. Это первая поправка.

С места: А возбудить?

В. Аксючиц: Дело ведь в том, что по всем этим пунктам требуется возбуждение и ходатайство. Я просто предлагаю выразить нам в резолюции своё мнение, а на основе этого мнении можно возбуждать, ходатайствовать и т.д. В резолюции вовсе не обязательно формулировать ходатайство в Верховный Совет. Эта резолюция выражает нашу позицию и наше мнение. (Аплодисменты).

Л. Пономарев: Ну тогда, прошу прощения, тогда эта формулировка «считаем необходимым». Давайте блюсти форму.

И.М. Доброштан: Товарищи! О людях судят не по доносам, не потому, что могут сделать с человеком органы безопасности, они могут всё сделать, любые документы могут преподнести (Аплодисменты). О людях судят по их делам (Аплодисменты). И если нам скажут, что Солженицын был 20 раз агентом МВД, мы знаем, что Солженицын был 15 лет гоним, преследуем, и его хотели уничтожить. А здесь выходят люди и говорят, что подождите, они нам какую-то справку дадут. Такой справкой для нас является вся его жизнь! (Аплодисменты) Сегодня они это говорят о Солженицыне, а завтра скажут, что я гитлеровец, что я преступник, и что вы будете голосовать?! Если вы будете верить им, ихним справкам, то моей ноги здесь не будет! (Аплодисменты).

С места: «Литературная газета» была знаменита тем, что она использовала всё, что можно было, всю грязь выливала на голову Солженицына, но тогда этого никто не изобрёл. (Аплодисменты).

С места: Давайте осудим выступления «Литературной газеты» тогда в 1969 и 1970 годах, когда они обливали грязью Солженицына, и сегодня, когда они говорят, что он был агентом МВД.

С места: Дело в том, что в «Архипелаге Гулаг» Солженицын сам пишет о том, что он был завербован и далее сообщает, что ни разу не давал никаких показаний.

Возгласы с места: Вывести из президиума Изюмова!

С места: Я обращаюсь с просьбой к собранию – вывести из президиума представителя «Литературной газеты» Изюмова. (Продолжительные аплодисменты).

И. Доброштан: «Литературная газета» сейчас делает очень много для «Мемориала». «Литературная газета» – это наше знамя. Это прекрасно. Он сказал то, что ему сказали. Мы не поддержали его. Мы имеем своё мнение. Мы любим «Литературную газету» и её сотрудников. Но мы имеем свой собственный взгляд и собственное мнение. Мы, люди, прошедшие лагеря и тюремные застенки, знаем, на что они способны.

В.Л. Глазычев: Прежде всего, я прошу понизить голос. Второе. Товарищи, давайте не смешивать причины и следствия. «Литературная газета» одного периода представляет сегодня газету с тем же названием человек другого периода. Давайте не путать одно, второе, третье и пятое. Задача ясная. Резолюция предложена на голосование.

В.В. Иванов: Я Иванов Вячеслав Всеволодович. Я обращаюсь (аплодисменты), я обращаюсь с убедительной просьбой, чтобы «Литературная газета» напечатала точные данные обо всех известных провокаторах, в том числе и писателях (аплодисменты), не ограничиваясь данными об одном человеке, сведения о котором могут быть фальсифицированы. Сам Солженицын уже в 76-ом году напечатал опровержение, напечатав, что ему известно, что КГБ готовит этот материал против него. Необходимо этот вопрос изучить очень внимательно и напечатать, повторяю, полные списки всех провокаторов и доносчиков. (Бурные аплодисменты).

В. Глазычев: Позвольте мне сказать два слова. Я объясняю, что это предложение абсолютно невозможно, потому что «Литературная газета» – один из учредителей «Мемориала», и если вы ставите вопрос о присутствии одного из учредителей «Мемориала», вы ставите вопрос о присутствии всех учредителей «Мемориала» и тем самым ставите под вопрос всё существование общества. Я прошу зал обратить внимание в этом отношении на внимание к словам.

Из зала: Правильно! Я как раз хочу высказаться по вопросу о внимании к словам. Совершенно безотносительно к тому, был ли Солженицын связан с НКВД или не был. Все пункты, которые предложены в резолюции, сохраняют свою силу. Не было уголовного преступления – измена родине? Не было. Это надо снимать совершенно независимо от того, что тут говорилось. Вернуть человеку гражданство? Вернуть. Что изменится, если он и был связан с КГБ? из-за того, что… Вклад признать должны? Есть этот вклад? Есть. Его надо признать. (Аплодисменты). И всё.

В. Глазычев: Товарищи, не происходит прибавление информации. Не возражали против этих пунктов. Предложено, кто поддерживает эту резолюцию для того, чтобы принять её на собрании или подготовить к утверждению нашим дальнейшем собранием, прошу поднять руки.

Надо сказать, что даже вполне подробная стенограмма не отражала накала дискуссии, в которой президиум пытался всячески блокировать принятие резолюции, а делегаты конференции принуждали руководителей выполнить свои обязанности. Вновь функционер из президиума попытались «слить» резолюцию, и вновь пришлось, буквально вцепившись в трибуну (члены президиума неоднократно принуждали меня покинуть её), апеллировать непосредственно к залу, чтобы «продавить» принятие резолюции.

В. Аксючиц: Друзья, мы принимаем нашу резолюцию, нашей конференции, и она не требует ничьего утверждения. Так? Сформулируйте, пожалуйста, то, что вы сейчас ставили на голосование. И это будет занесено в протокол. Я прошу вас ещё раз. Потому что я услышал, что кто-то ещё должен утверждать нашу резолюцию.

Д. Леонов: Я просто… Прозвучала формулировка, не согласованная с членами оргкомитета движения, формулировка о том, что та резолюция, которая сейчас будет принята, резолюция этого собрания, нуждается ещё в утверждении конференцией.

Из зала: Почему?

Д. Леонов: Я опросил, и большинство членов оргкомитета исполкома от движения придерживаются той точки зрения, что та резолюция, которая сейчас будет принята, является окончательной резолюцией этого собрания и ни в каких утверждениях никем не нуждается. (Аплодисменты).

О. Орлов: Таким образом, мы голосовали за принятие резолюции, и я прошу поднять руки тех, кто против этой резолюции.

В. Аксючиц: Я прошу ещё раз сформулировать, за что мы голосовали.

О. Орлов: Мы голосовали за ту резолюцию, которую вы читали. Вы удовлетворены?

В. Аксючиц: Нет, поскольку после этого прозвучала фраза – «…и она будет утверждена …» (Кто-то из президиума вновь бросил подобную фразу, что заставило меня насторожиться).

О. Орлов: Я этой фразы не говорил. Переходим к следующему выступлению.

Зарождающееся в стране общественное мнение вынудило секретариат ЦК КПСС дать официальное согласие на издание книг А.И. Солженицына, хотя неофициально власти применяли меры, чтобы этого не произошло. В 1989-90 годах срывается наша попытка массового официального издания «Архипелага ГУЛАГ», которое, по нашим надеждам, должно было перевернуть общественное сознание в стране. К этому времени кооперативы не имели права издательской деятельности, но могли получать это право по договору с государственным издательством. С издательствами «Книга» 26 июля и «Советский писатель» 25 августа 1989 года наш кооператив «Перспектива» с согласия автора заключил договоры об издании одного миллиона книг. Показательно в договорах распределялись «Обязательства сторон».

Издательство:

- ведёт переговоры с автором, вносит предложенную им правку, производит обмен корректур, следит за качеством фотоформ (на деле же к переговорам с автором издательство не имело никакого отношения, тома «ГУЛАГа» «ИМКА-ПРЕССовского» издания в издательства из Парижа привозил я сам, соответственно, о никакой корректуре в книге не могло быть и речи);

- осуществляет контрольное литературное, техническое и художественное редактирование, корректорскую читку, выполняет необходимые формальности в Главлите (опять же, согласно вышеуказанному, о никаком редактировании готовых томов, не могло быть и речи; реально издательство и не улаживало никаких «формальностей» в Главлите, ибо вопрос об разрешении издания был решён на самом высоком политическом уровне – в секретариате ЦК);

- готовит рукопись к изданию и предоставляет её Кооперативу в виде готовых плёнок в течение двух месяцев после заключения договора (о «подготовке» рукописи – выше, а плёнки – единственное, что действительно делали);

- в установленном порядке решает вопрос о цене издания (устанавливал лично автор);

- обеспечивает вывоз из типографии и реализацию 15% тиража издания (а здесь право получить 15% прибыли от издания трактуется как обязательство).

Кооператив:

- предоставляет бумагу и переплётные материалы на весь тираж издания в установленные сроки и оплачивает их стоимость;

- обеспечивает доставку бумаги и материалов в полиграфическое предприятие своим транспортом и за свой счёт;

- предоставляет полиграфическую базу и оплачивает стоимость типографских работ;

- несёт расходы по выплате авторского гонорара и вознаграждения за специальное редактирование;

- возвращает Издательству плёнки в двухнедельный срок после вывоза тиража из типографии.

Из договора видно, что вся работа и все расходы ложились на нас, а издательства получали от ничегонеделания 15% прибыли от тиража.

Но все типографии отказывались принимать заказ после анонимных звонков «сверху». Только на окраинах советской империи – в Литве с помощью моего двоюродного брата Володи Асаёнка удалось отпечатать тысяч сорок. Последними силами режим сопротивлялся главному своему противнику – правде. Мы понимали: просвещение пробуждает нравственное чувство и оздоравливает сознание людей, что более всего способствует благотворным преобразованиям в стране. Но у нас не хватило ресурсов сделать тиражи массовыми, и мы не смогли получить в этом поддержки не только от чужих – от власти, что закономерно, но и от своих – единомышленников, что прискорбно.

В самом начале Александр Исаевич ограничил продажную цену нашего издания – не более 5 рублей за том, для того, чтобы даже бывшие зэки могли бы купить книгу. Но из вермонтского далека писатель не знал и не понимал динамичных процессов в России. Государственные издательства централизованно получали от государства по государственным (низким) расценкам бумагу и печатали продукцию в государственных типографиях по низким же расценкам. Кооперативы же были принуждены платить цены за бумагу и типографские услуги уже по сложившимся рыночным ценам – в несколько раз большим. Так как себестоимость издания одного тома была 7 рублей, мы просили Александра Исаевича увеличить продажную цену. Он разрешил – по 7 рублей, то есть по себестоимости. Но мы не имели настолько больших средств, чтобы сразу оплатить издание огромного тиража (1 млн. 100 тыс. экз.), собирались издавать его заводами, чтобы иметь возможность вкладывать прибыль от проданных книг в продолжение издания. Продажа книг по себестоимости перекрывала нам всякие возможности для массового издания. Как только наш «Архипелаг ГУЛАГ» появился в Москве, его продавали в книжных лавках и с рук по 40 рублей за том, – понятно, что против рынка не попрёшь. Так писатель отдал большую прибыль от книг не их издателям (для продолжения издания), а книжной мафии и уличным спекулянтам. Наш кооператив, естественно, никакой прибыли получить не мог, – и в организации печати, и в реализации мы действовали строго по закону, так как были под строгим надзором властей, и за любые наши нарушения нас тот час лишили бы прав на издание и прикрыли бы.

Свою позицию по изданию я сформулировал в письме к людям, близким А.И. Солженицыну, надеясь, что они донесут её до писателя.

О. Виктору Потапову

ОБОСНОВНАНИЕ ИЗДАНИЯ КНИГИ «АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ» А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА НЕЗАВИСИМОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТЬЮ В РОССИИ

1. Архипелаг «ГУЛАГ» должен издаваться, прежде всего, силами независимого общества в стране, так как советское государство ещё продолжает быть коммунистическим, и в ближайшее время его руководители не собираются отказываться от этой бесчеловечной идеологии, которая обличается в книге Солженицына.

2. Лучше всего, если доходы от продажи этой книги будут попадать не в руки идеологического государства, продолжающего грабить страну и угнетать свой народ, а в руки гражданского общества – единственной альтернативной этому режиму конструктивной силе.

3. Власть, как это было всегда и прежде, попытается сделать на издании этой книги шумную идеологическую кампанию, в результате допустив издание небольшим тиражом. Общественной мнение будет успокоено, но широкий читатель в стране книги не получит.

4. Наибольшие возможности контроля над изданием – через государственные издательства, ибо их руководители всегда подвержены негласному нажиму вышестоящих ведомственных и партийных властей. Кроме того, и многие чиновники в самих издательствах далеки от мысли о необходимости действительно массового издания книги.

5. В этой ситуации наиболее неуязвимой со стороны идеологической системы и в то же время наиболее подконтрольной со стороны общественного мнения является издание через кооперативы. В кооперативах сосредоточена наиболее свободомыслящая, инициативная часть общества. И, в общем-то, это и наиболее здоровая нравственно и политически часть общества.

6. Кооперативам можно мешать, их действия можно блокировать, но на них невозможно оказывать незаконное и негласное давление сверху, хотя бы потому, что кооператоры не являются членами КПСС. Преодолевать бюрократическое сопротивление можно только с помощью гласности и апелляции к общественному мнению.

7. Наш кооператив использует свои накопления на развитие сектора независимой экономики, на возрождение религиозной жизни и культуры в стране, на помощь общественно-политическим инициативам, на создание независимой прессы и каналов информации. То есть, это работа по воссозданию гражданского общества в стране.

8. Средства, полученные от распространения «ГУЛАГа» мы намерены вкладывать на издание, прежде всего, религиозной и конструктивной общественно политической литературы, на восстановление храмов, на помощь культурным и религиозным организациям, программ «Милосердие». Кроме того, кооператив имеет право выплаты авторского гонорара гораздо большей сумы, чем это предусмотрено государственным и расценками для государственных издательств. Таким образом, в Фонд Солженицына можно перечислить гораздо большие средства, чем это было бы возможно при издании в государственных издательствах.

Заместитель председателя Научно-технического кооператива «Перспектива»

Виктор Аксючиц

16.11.89

Франкфурт на Майне

P.S. Государство сможет издать «ГУЛАГ» только тогда, когда оно перестанет быть коммунистическим. Но «ГУЛАГ» нужен до того, как падёт идеологическая власть и для того, чтобы скорее пала власть этой идеологии. Идеологическое государство будет всеми силами коварно сопротивляться массовому изданию. Единственный путь здесь – поддержать инициативу и борьбу независимой общественности в стране. При этом нет ничего зазорного в том, что ни издание этой книги объединяются усилия христианской общественности России и Запада.

Пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, я обратился к христианам Европы: католики в Италии пообещали нам бесплатно типографию, пастор Фосс – известный и достойный протестантский проповедник из Швейцарии – взялся обеспечить издание бесплатной бумагой. Я исходил из того, что массовое издание «Архипелага ГУЛАГ» будет столь сокрушительным для коммунистического режима и столь полезным для очистки сознания советских людей, что ради единой цели – изживания коммунизма в России – позволительно использовать помощь наших братьев по христианской вере. Но Александр Исаевич не дал согласия на этот проект. Как мне объясняла матушка Маша (жена протоирея Виктора Потапова – священника Русской Зарубежной Церкви) у себя дома в Вашингтоне, Александр Исаевич высказался в том духе, что «Архипелаг ГУЛАГ» явился ему в течение 70 дней, и Россия сама должна породить издание «ГУЛАГА». Мои резоны, что коммунистическое государство не будет издавать, а мы и являемся представителями независимой российской общественности, – не имели результата.

Я попытался объяснить ситуацию писателю лично. Договорились с Александром Борисовым (представителем А.И. Солженицына в СССР), что поедем вместе с ним в Вермонт. Но при встрече в Нью-Йорке Борисов сказал, что он уже объяснился с Александром Исаевичем, и тот не может встретиться со мной. На моё недоумение Борисов протянул русскоязычную газету «Новое русское слово», издающуюся в США, со словами, что поэтому-то и не может. На первой странице – крупным шрифтом текст, составленный в абсолютно провокационной форме: Виктор Аксючиц, бывший коммунист – ныне православный публицист, религиозный диссидент – являющийся кооператором-предпринимателем, бывший организатор самиздата – ныне торговец советскими пароходами на металлолом, приехал договариваться с Солженицыным об издании «Архипелага ГУЛАГ». Я удивился, что Александр Исаевич, опытнейший знаток провокаций КГБ, не понимает, что газета сомнительного происхождения и содержания явно по заказу КГБ пытается блокировать издание «Архипелага ГУЛАГ» в СССР.

Наше издание в Клайпеде было перекрыто блокадой Литвы, мы вынуждены были доставлять туда бензин, чтобы их машины могли доставить нам отпечатанный тираж. Затем всё остановилось из-за недостатка финансовых ресурсов в нашем предприятии. К тому же в 1990 году, сразу после начала издания, я был избран народным депутатом РФССР, по закону был вынужден уйти с работы в кооперативе и совместном предприятии, поэтому быстро потерял контроль над проектом. Так как я лично был инициатором издания, то мои друзья-коллеги уже не выказывали такого же рвения для продолжения убыточного издания. Из-за невозможности моего контроля над ситуацией, а также из-за того, что нерентабельное издание нескольких десятков тысяч книг не принесло никакой прибыли, кооператив «Перспектива» не смог перечислить часть прибыли в фонд Солженицына. Что впоследствии послужило поводом обвинять меня в том, что я нажился на издании «Архипелага ГУЛАГ». Хотя подозревали и раньше: ещё в начале издания я встречался с Никитой Струве в Париже, чтобы получить оригиналы «Архипелага ГУЛАГ» для типографии в Советском Союзе, и он бросил фразу: «Вы издаёте «ГУЛАГ», чтобы заработать большие деньги». Это для меня звучало так нелепо, что я воспринял как неудачную шутку, оказалось – всерьёз сказанул, полагал, судя по всему, что и в СССР на этом можно заработать как на Западе. Должен повторить, что я стал богатым задолго до издания «ГУЛАГа», а лишили меня состояния после расстрела Дома Советов в 1993 году.

　

Величие писателя

Считая ошибочным отношение Александра Исаевича к попытке нашего издания, а также отчасти его общественную позицию после 1991 года, я сознаю, что мои общественно-политические взгляды сформировались под сильнейшим влиянием его публицистики. Будучи народным депутатом РФ, я назвал депутатскую группу, которую создал и возглавил солженицынским «Российский союз». Я также высочайшим образом оцениваю его творчество.

Явление писателя-мыслителя Александра Исаевича Солженицына было провиденциальным для России, – культурная почва, способная породить настолько сильную личность, явно жива. Сам писатель говорил о литературной близости ему Льва Толстого, но в его творчестве отразилась и метафизическая трагедийность Федора Достоевского. Много сказано об огромном влиянии на общество его первых произведений, особенно повести «Один день Ивана Денисовича». Но «Красное колесо» недооценено в наше мятущееся время. Литературные формы духовной эпопеи разноплановы и резки, что трудно для восприятия. Нередко перехлестывают через край и языковые эксперименты писателя. Всё же эта великая литература захватывает. В грандиозных узлах Солженицын раздвигает горизонты историософии России, раскрывает новые аспекты российской трагедии, многое с течением времени становится более актуальным. Здесь продолжается русская традиция философичности художественной литературы. В исторической эпопее «Красное колесо» Солженицын в наибольшей степени открывается как большой художник: «Октябрь шестнадцатого» – одна из вершин русского романа. Это не пресловутый поток сознания, а густой бурный ток жизни, поток экзистенции – автора, героев, общества, России. «Красное колесо» Солженицына читается мучительно, с чувством трагической безысходности. Необозримая панорама событий – таких далёких и таких близких личной судьбе каждого из нас – подавляет величайшими смыслами, которые она несёт, но и захватывает, не отпускает. Читать этот монументальный труд, как осознавать крест своей судьбы, – тяжело, но не читать невозможно.

Непревзойденная русская классическая литература обогащена новыми образами, сюжетами, проблемами. Русские писатели XIX века не смогли достойно описать любовную драму простолюдина. Только некоторые писатели в советский период раскрывают душу простого человека (вопреки соцреализму), преисполненную глубоких, сильных чувств, которые дворянской литературой были приписаны образованным сословиям. У Солженицына вечная тема любви захватывает величественными проявлениями, сложнейшими отношениями, испепеляющими страстями при подлинно русском целомудрии.

Поразительный факт, но проникнутая религиозным пафосом русская классическая литература не описала драмы богопостижения заблудшей, мятущейся души (каковыми и являлись герои этой литературы). Приближался к этому Николай Лесков, но он описывал сложившиеся религиозные типы, а не процесс и акт богоузнавания. Метафизическое творчество Достоевского решает глубочайшие религиозные проблемы, – в его произведениях герои являются персонификацией этих проблем-идей. В советский атеистический период никто из писателей не приближался к этой теме.

Солженицын описывает внутреннюю бездну богооставленности души, из последних сил тянущейся к церковной паперти и в ответ на последнюю надежду получающей спасительные токи благодатного очищения. Любовь к Богу обретается через любовь к ближнему – простая истина открывается в наше путаное время. Путь воцерковления современного человека после трагедий богоборческого века не может быть елейно приторным, это путь очистительных страданий и возрождения на грани смерти. Солженицын не только движет геополитическими глыбами, но и формирует новые души. Судьбы героев переживаются, как судьбы близких, – они и близки, потому что мы, соотечественники, связаны судьбой своего Отечества и единством национального характера. Романы «Колеса» пробуждают чувство сопричастности величайшей трагедии Родины.

АПН