Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Воскресенье, 29.06.2025, 10:12
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4124

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Владимир Тимаков. Огорченные Крещением. Часть 1.
ИСТОКИ ГУЛАГА И ОСВЕНЦИМА: ЧТО ГЛУБЖЕ?
Двадцать восьмого июля Россия отпраздновала очередную годовщину своего Крещения. Однако не всех радует это событие. Например, известный журналист Владимир Познер назвал принятие Православия величайшей трагедией России (см. vladimirpozner.ru). Логика экс-президента академии российского телевидения проста: если классифицировать европейские страны по уровню и качеству жизни, по развитию демократии, то впереди окажутся все протестантские государства, затем католические, и лишь на самой низшей ступени - православные. В этом он усматривает закономерность и считает роковой ошибкой выбор князя Владимира.
Отклики в интернете красноречиво свидетельствуют: у Познера немало сторонников. Наиболее последовательно мысль о роковой роли днепровского Крещения развил популярный блогер Алексей Широпаев в своей «юбилейной» статье, как раз накануне 28 июля. На сайтах shiropaevlivejournal.com, detiarbatalivejournal.com он утверждает, что в дни татарского нашествия Православие явилось главным препятствием для получения военной помощи с Запада - стало быть, оказалось главной причиной векового ига. Также Широпаев заявил, что Православие легло в основу родовой матрицы тиранического государства Ивана Грозного, - матрицы, которая затем проявилась в большевистской диктатуре. «Самое время всерьез подумать о связи между... выбором князя Владимира и ГУЛАГом»,- предлагает блогер. Брутальное обвинение!
Но, в таком случае, гораздо больше оснований подумать о связи между выбором Мартина Лютера и Освенцимом. Ведь в прошлом Запада есть свои круги ада. Ужасы грозненской опричнины, конечно, достойны осуждения. Но скромным мимолётным эпизодом выглядит опричнина на фоне вселенского кровавого разбоя западных колонизаторов. Нет никаких сомнений в том, что венцом этого многовекового разбоя, логично вытекающим из всей западной предыстории, стал гитлеризм.
Можно долго спорить, какая из тоталитарных систем, рождённых двадцатым веком, - сталинская или гитлеровская - была беспощаднее к человеку. Бесспорно одно: Россия избавилась от сталинского террора под воздействием внутренних духовных сил. А вот чтобы излечить Запад от гитлеризма, понадобилось вмешательство сил внешних - причём с применением таких неприятных хирургических инструментов, как «Т-34» и «Ил-2». И за то, что человечество сегодня избавлено от рабской участи унтерменшей в лагерях Третьего рейха, мы должны быть благодарны равноапостольному князю Владимиру, его провиденциальному выбору.
Категоричность антитезы под стать категоричности исходных тезисов. Но это - первый раунд диспута, обмен нокаутирующими ударами. Читатель, наверняка, вправе потребовать более обстоятельной аргументации.
 
КРЕЩЕНИЕ РУСИ И КНЯЗЬ ВЛАДИМИР
В чём же, если следовать логике Владимира Познера, заключается трагическая ошибка 988 года? Наверное, во имя качества жизни и демократии Киевская Русь должна была принять протестантизм? Но в десятом веке протестантских течений не было и в помине... Может быть, ошибка в том, что крещение принято от Византии, а не от Рима? Однако в десятом веке нашей эры именно Византия была европейским лидером не только по качеству и уровню жизни, но, в некотором смысле, и по наличию демократических ценностей.
Например, эпоха Возрождения, благотворную роль которой в западноевропейской культуре так ценит Познер, стала возможной только потому, что античному искусству и античной мысли удалось сохраниться в недрах Византии. Духовная атмосфера западных стран во времена Средневековья была абсолютно нетерпимой к инакомыслию, к греческому и римскому наследию. В отличие от земель западной Римской империи, византийское общество допускало и культурный плюрализм, и идейную полемику. Григорий Палама и Варлаам Калабриец могли спокойно приходить на диспуты, не опасаясь, что проигравшую сторону ждёт костёр.
Про экономическое превосходство Византии над будущими протестантскими народами и вовсе говорить не приходится. Например, в XII веке годовые доходы византийской казны только от таможенных пошлин превышали 30 тонн золота, а пересчитанный в благородном металле совокупный бюджет Англии колебался от двух до трёх тонн. Разрыв, как видим, более значительный, чем между современными США и Российской Федерацией!
Итак, принимая Христианство из культурного и экономического центра средневековой Европы, а не с его отстающей периферии, равноапостольный князь Владимир ничуть не погрешил и против логики Познера со единомышленники. Так в чём же дело? Почему не утихают обвинения?
Не будем с порога объявлять заявления Познера и Широпаева бредом, как это делает часть патриотов. Заявленная точка зрения далеко не единичное явление, значит - имеет реальную почву. Попробуем эту почву с тщательностью археологов раскопать.
Видимо, сторонников Познера беспокоит отнюдь не богословская и не обрядовая сторона русского выбора. Не тезис о felioque и не скамеечки в храмах пленяют их сознание. Вызывает сожаление отсутствие в России европейского комфорта, в самом широком - бытовом, правовом и общежительном - смысле слова. Не варим мы швейцарского сыра, не выращиваем голландских тюльпанов, не имеем мы Habeas corpus, зато имеем большие проблемы с civil rights. Признаем этот факт - с точки зрения комфортабельности личной жизни протестантские страны сегодня стоят впереди нас.
Вот отсюда, пожалуй, и вырастает главный вопрос российского «западничества»: почему наша страна не находится в таком же состоянии? Что мешает нам идти вместе с Западом и достичь той же самой ступени благополучия? Мятущееся в поисках ответа сознание обычно подыскивает какой-то исторический «инцидент», в результате которого Россия вылетела со «столбовой дороги» цивилизации на пыльный автаркический «просёлок». Когда случилась «авария»? Кто виновник нашего отставания? Среди множества ответов наиболее популярны следующие (в порядке хронологии): 1) Владимир Красно Солнышко, принявший Православную веру в 988 году; 2) Александр Невский, отдавший предпочтение Орде, а не Ливонскому ордену в 1242-м; 3) Иван Грозный, заменивший боярскую думу личной диктатурой в шестнадцатом веке; 4) большевики, учинившие коммунистический эксперимент в веке двадцатом. И почему-то кажется отвечающим, что, не соверши вышеуказанные личности роковую ошибку, имели бы мы к нынешнему моменту в России протестантскую демократию с отечественным швейцарским сыром и голландскими тюльпанами, с Habeas corpus и civil rights.
Перевести исследование главного вопроса русской историософии с субъективных на объективные рельсы первым попытался Андрей Паршев. В своей остроумной книге он весьма доходчиво растолковал вдумчивому читателю «Почему Россия не Америка?» (шире - почему мы не Запад?). Наш холодный континентальный климат не позволяет вести хозяйство с западной эффективностью. Поэтому, в частности, мечта о голландских тюльпанах из века в век остаётся несбыточной. Но как быть с демократией, сыром, Habeas corpus и civil rights? Неизбежно придётся вернуться к разбору версий «дорожной аварии».
Итак, узел первый в «Русском колесе» мы уже ощупали. Даже с прагматической точки зрения «западников» (не говоря уже о сакральной стороне дела) князь Владимир ошибки не сделал. Наоборот, как настаивал вполне либеральный мыслитель Владимир Соловьёв, именно с актом Крещения Русь вступила на пресловутую столбовую дорогу цивилизации.
Что же, двинемся дальше по оси истории. Попробуем найти следы предполагаемой «аварии» в последующих веках.
 
Виноват ли в Монгольском иге благоверный князь Александр? …

Отвечая на вопрос: «Почему Россия не Европа?» современные западники упорно ищут ту «историческую аварию», ту «катастрофу», которая сбросила нашу страну со «столбовой дороги развития». Как утверждал недавно Владимир Познер, таковым несчастьем для России стало принятие Православия. Развивая его мысль, Алексей Широпаев провозгласил, что именно Православие стало главной причиной монгольского ига, лишив наших предков поддержки Запада.
Исторический выбор равноапостольного князя Владимира мы уже анализировали в предыдущей статье. Настало время оценить выбор благоверного князя Александра Невского, который предпочёл немецкой «ориентации» ордынскую, или, как утверждают критики, свернул из Европы в Евразию.
В нашей исторической литературе татаро-монгольское иго чуть ли не официально считается причиной векового отставания Руси от передовых европейских стран. Отсюда очень логично вытекает версия Широпаева: уния с католическим Римом спасла бы нас от «диких азиатов». Ой ли? Известно, что православной Византии никакая уния с Римом не помогла. Католики и пальцем не шевельнули ради её защиты от азиатского порабощения.
Копнём глубже: а могла ли вообще Западная Европа отразить Батыево нашествие? По Сеньке ли была шапка?
Идеология западничества основана на вере в имманентное превосходство Западной цивилизации, которая вечно была, есть и будет самым совершенным обществом на планете. При этом техническое величие и бытовой комфорт современного Запада без тени сомнения распространяются в прошлое, чуть ли не до эпохи вождя вандалов Гейзериха.
Такое внеисторичное воображение легко наделяет западноевропейских крестоносцев могуществом Северо-атлантического альянса, а воинов Чингисхана рисует в виде сборища дикарей, типа афганских талибов. В таком случае - да, поход соединённого католического воинства против Бату и Субедея был бы молниеносным и сокрушительным, как «Буря в пустыне». Но средневековая реальность была абсолютно иной. Довольно малочисленные монгольские отряды за несколько месяцев 1241 года отутюжили Польшу, Силезию, Моравию, Венгрию и Хорватию не хуже отутюживших Ирак американских танков, а доблестным рыцарям оставалось только укрываться за стенами городов, как солдатам Саддама - в лабиринтах Басры и Багдада. Объединённое польско-немецкое войско было разгромлено в битве при Легнице, а союзная армия венгров, австрийцев и французских наемников обращена в бегство у реки Шайо. Кажется даже странным, почему после таких побед степняки повернули вспять и не утвердили своё иго на берегах Вислы и Дуная?
Конечно, самолюбию россиян льстит тезис о том, что натиск Орды был истощён русским сопротивлением, что мы выступили «щитом меж двух враждебных рас» (А.Блок), уберегли священные камни Европы. Но этот тезис - такая же аберрация западнического, евроцентричного мышления. На деле боевые операции Бату и Субедея в Европе имели для Монгольской империи абсолютно второстепенное значение, как операции Роммеля и Скорцени для Третьего рейха. Основное внимание монголов было обращено на гораздо более богатую и высокоразвитую, нежели Европа, добычу - на Китай. Война на Востоке отняла у чингизидов на два порядка больше времени и сил, чем батыева экспедиция. Неудивительно - именно дальневосточная цивилизация в 13 веке являлась культурной и экономической вершиной Ойкумены.
То, что китайцы первыми изобрели бумагу, порох и первыми стали строить «небоскрёбы» с цельнометаллической арматурой - известно из учебников истории. Добавим, что с китайской империи Юань, основанной монгольским ханом Хубилаем, началось всемирное распространение бумажных денег. Понятно, что войти в широкий оборот бумажные деньги (абстрактный носитель ценности) могли только в зрелой экономике с развитой финансовой инфраструктурой. Европе, чтобы дорасти до этого уровня, потребовалось ещё четыреста лет. Впрочем, о превосходстве китайского качества жизни (главный критерий Познера, которым он требует определять исторический выбор!) над качеством жизни средневекового европейца достаточно красноречиво свидетельствует и Марко Поло.
Сверив свои часы с реалиями тринадцатого века, пора переоценить причины и последствия монгольского ига. Победы чингизидов вытекали из их организационного и, в конечном счёте, - цивилизационного превосходства. Монголы не были дикой стаей, пришедшей из медвежьего угла вселенной. Наоборот, они взросли, питаясь соками древней китайской культуры, и пришли в Европу как воспитанники более высокой (для того времени) цивилизации. Их стройная управленческая структура была на голову выше разномастной феодальной лестницы Запада. Их военная техника в виде подвижных камнемётных машин разнесла крестоносных латников в битве при Шайо. Их демократическая традиция (Курултай) мудро увязывалась с имперским строительством на огромных (ещё невообразимых для европейца) географических пространствах. Поэтому признание зависимости от монголов не могло быть шагом в трясину дикости и обскурантизма.
Теперь задумаемся над возможностью немецкой ориентации. Был ли реален такой поворот? Если бы новгородцы на льду Чудского озера встретили ливонцев не мечами и рогатинами, а хлебом-солью, открывала бы эта встреча перспективу Русской протестантской демократии с швейцарским сыром и голландскими тюльпанами, с Habeas corpus и civil rights? Сомнительно. Почему-то подобные блага не ожидали поморян или кашубов, лужицких зорбов или пруссов. Уделом народов, принимавших крещение из рук немецких рыцарей, оказывалось в лучшем случае рабство, в худшем - геноцид.
Это родовая особенность западного общества от Шарлеманя до Гитлера: обязательным условием собственного развития является эксплуатация инокультурных народов. Попадание в сферу западного господства привело к стагнации и прозябанию кельтов, пруссов, басков (не говоря уже о разрушенных цивилизациях других континентов!). Напротив, народы, оказавшиеся в пределах монгольской империи, - в частности, русские или персы, - вовсе не становились обреченными. Чтобы понять колоссальную разницу между двумя типами доминирования (западным и монгольским), достаточно сравнить количество славянских памятников, уцелевших на территории Германии, с количеством русских храмов, уцелевших после ордынского ига.
Вспомним, что в начале тринадцатого века трагедия полабских славян - яркий пример «зачистки восточного пространства» - была ещё жива в памяти очевидцев. Разрушение священного города ободритов Арконы состоялось всего за 74 года до Ледового побоища, и для современников Александра Невского должно было представляться такой же близкой, ощутимой реальностью, какой нам сейчас представляется Великая Отечественная война. Ничего доброго с Запада ждать не приходилось.
В то же время неизвестно ни одного примера геноцида в Монгольской империи. Воины Чингисхана, свирепые и беспощадные во время войн, не ставили задач ассимиляции покорённых народов или ломки их культурных традиций. Да они и не обладали нужным для ассимиляции демографическим потенциалом. Стоит учесть, что численность всех русичей в 13 веке (включая будущих украинцев и белорусов) оценивалась примерно в 3-6 миллиона, всех кочевников Золотой орды - в 300-600 тысяч, а численность немцев, например, в 5-9 миллионов человек. В этом смысле сближение с Востоком сулило для русских очевидные преимущества. Расчёт оказался верным: в итоге не татары поглотили Русь, а Русь поглотила татар.
По сути дела выбор, совершённый благоверным князем Александром, был выбором между судьбой будущей Великой России и участью этнического реликта типа лужицких зорбов. Никакого полноправного вхождения Руси в состав Запада, - даже по частям, даже для Псковской и Новгородской республик, - концепция «Drang nach Osten» не предусматривала. Энтузиастам «новгородской альтернативы» неплохо бы помнить, что ни Псков, ни Новгород, хотя и являлись главными контрагентами Ганзы на востоке, так и не были приняты полноправными членами в Ганзейский союз. И дело тут вовсе не в Православии (аналогичные ограничения коснулись католических Кракова и Вильно), а в зарождавшемся уже тогда сугубо западном нацистском мировоззрении, делящем мир на «унтер-» и «херрен-меншей».
Остановить шествие нацистской идеологии по планете смогла только Россия, сохранившая глубинные ценности Православия. Но это уже тема следующей статьи.
 

Россию опят объявили неправильным государством. За что? Роскошь и убожество протестантской «альтернативы».
Следующий узел «Русского колеса» - эпоха Ивана Грозного, становление жёсткой Московской автократии. Считается, что в этот момент русскими была упущена «Новгородская альтернатива», нёсшая потенциал демократического, республиканского развития. Почему же в шестнадцатом веке Русь в очередной раз повернула не к Западу, а к Востоку; пошла за Москвой, а не за Новгородом?
Правда, в данном случае термин «Восток» крайне условен. Многие соотечественники искренне полагают, что авторитарная «вертикаль» была заимствована нашими предками из Орды. «И вот, наглотавшись татарщины всласть, Вы Русью её назовёте» (А.К. Толстой). Но это безосновательная попытка откреститься от собственной традиции и переложить ответственность на влияние внешних сил. Московский авторитаризм был, вне сомнения, гораздо жёстче и центростремительнее татарского.
Всё-таки Золотая орда была отнюдь не централизованным, а скорее федеративным государством. В итоге Искер, Казань, Астрахань и Крым расстались не в силу этнических противоречий, а благодаря давней привычке к автономии.
Также монгольская государственная традиция несла очень сильный элемент аристократической республики - курултай, утверждавший важнейшие вопросы, включая наследование власти. Все эти протодемократические и квази-федеративные принципы Орды, оказались отягчающими обстоятельствами в эпоху Великой Замятни 1359-1380 годов, когда за два десятилетия в Сарае сменилось 25 ханов. Нечто подобное четырьмя веками позже будет происходить и в Речи Посполитой, где чрезмерная роль военной аристократии, поставившей свои вольности выше королевской власти (Polska nierządem stoi), тоже привела к государственному кризису.
Сама история осуществила на Восточно-европейской равнине эксперимент, предложила тест на выживание разным этнополитическим системам. Те, что в большей степени склонялись к демократии (Польша, Новгород, Золотая орда, Литва) - проиграли. Победила авторитарная Москва. В битве народов, в столкновении цивилизаций сейм, курултай и вече оказались менее удачными инструментами, чем престол.
К таким же выводам пришёл и редактор журнала «История и современность», основоположник социо-естественной истории Эдуард Кульпин-Губайдуллин. В своей смелой книге «Золотая орда: проблемы генезиса Российского государства» он признаёт, что в конкуренции с татарами (добавим, и с поляками) русским удалось создать политическую систему, более эффективную в тот исторический период и в тех природно-географических условиях.
Вне всякого сомнения, методы, с помощью которых Иван Грозный строил служилую монархию, в частности - приводил под свою руку вольнолюбивый город на Ильмень-озере, были чудовищны. Но представлять избиение новгородцев сугубо русским варварством (да ещё вытекающим из нашего православного выбора), как это делает Познер - сущая нелепость. Кажется, выдающийся журналист напрочь игнорирует синхронные с опричниной события европейской истории. А ведь Запад тогда погрузился в эпоху непрерывных религиозных войн, когда амбиции утверждающегося протестантизма столкнулись с сопротивлением римо-католической церкви. Если, касаясь новгородской трагедии, Познер вспоминает реки крови, то, обернувшись к Европе, уместно говорить о кровавых океанах.
Уже навяз в зубах пример Варфоломеевской ночи, когда за несколько часов было уничтожено больше людей, чем поминается в синодике Ивана Грозного. На кровавых весах истории Париж за одну ночь перетянул все многолетние труды московского государя. Стоит подчеркнуть также, что на Руси волна расправ была связана с личностью одного деспота, и схлынула сразу после его смерти, а в Европе эпоха Инквизиции затянулась на несколько веков.
В наших учебниках упоминаются только жестокости, связанные с католической реакцией. Но это вовсе не значит, что протестантизм нёс гуманную альтернативу инквизиторам. Даже ночь святого Варфоломея кажется бледной тенью рядом с деяниями гуситов или анабаптистов. Радикальные реформаторы несли свои постулаты в сопредельные области и страны «на кончике копья». Правда, «экспорт религиозной революции» не обернулся нужным числом новообращённых, зато множество людей было отправлено прямиком в царство небесное. За годы религиозных войн обезлюдели целые провинции густонаселённейших стран центральной Европы. (По некоторым источникам, население Чехии в период реформации сократилось с 3 миллионов до 800 тысяч человек! Если эти сведения верны, то Грозный и даже Сталин рядом с европейскими религиозными лидерами пятнадцатого-шестнадцатого веков выглядят просто филантропами). Надо честно признать: как бы порочная человеческая природа не омрачала дух учения Христова, но в православных странах никогда не было религиозных насилий, хотя бы отдалённо сравнимых по масштабам с событиями реформации и контрреформации.
Если уж Познер выстроил иерархию христианских стран по критерию качества материальной жизни, то, наверное, стоит выстроить такую же иерархию по критерию милосердия. И здесь православные народы имеют шанс из последних стать первыми. Не кардинал, науськивающий суверена на расправу с еретиками, а митрополит, протестующий против царских репрессий - вот характерная фигура Русской церкви. Отсутствие массовых религиозных казней - закономерное отличие Православного христианства от его западных ветвей. Так же, как отсутствие этнического геноцида. «Последний из удэге» у Александра Фадеева - только звучная гипербола в названии, перекличка с американской приключенческой литературой. На самом деле существованию удэге, как и существованию множества других народов в зоне русской колонизации, ничто не угрожало. А вот «Последний из могикан» Фенимора Купера (равно как и «последние медовары»-пикты, хранящие секрет верескового мёда у Вальтера Скотта) - не гипербола, а горькая западная реальность.
Уважение к людям иного происхождения, иной культуры, признание за ними человеческого достоинства - характерная черта всего православного мира, напрямую вытекающая из незамутнённого духа христианства. А вот вытекает ли непосредственно из Православия жёсткая авторитарная государственность - вопрос неоднозначный. Иерархическая вертикаль в католицизме выражена куда сильнее. А уж про «культ личности» Римского папы и говорить не приходиться! Вот где, казалось бы, логичнее искать истоки сталинизма...
Также не прослеживается корреляция между авторитаризмом и Православием в светской истории. Среди всего множества православных народов строго централизованную служилую вертикаль создали только русские. (Оговорюсь сразу: византийский опыт - это особая статья. Там имперская машина была уже унаследована из древнего Рима. Утеряв ромейское наследие, православные греки ничего похожего больше не воспроизводили). Значит, дело не в специфике восточного христианства, а в специфике русского исторического пути. Повторим, вынужденная эскалация авторитарных тенденций сначала позволила нашим предкам выиграть суровую конкурентную борьбу с другими государствами восточной Европы, а затем оказаться единственным православным народом, вошедшим в число великих наций планеты. Виной тому - не особенности нашего религиозного учения, а вызов жестокой эпохи, не оставлявшей иного победоносного выхода. Свободой личной пришлось пожертвовать во имя свободы национальной. Кто не сумел пойти на такие жертвы (как поляки) - потерял и личную, и национальную свободу.
Кстати, на пороге Нового времени укрепление авторитарных тенденций было отнюдь не самобытной российской тенденцией, не спецификой «восточного выбора», а именно «столбовым путём» других кандидатов в великие нации. В противостоянии с централизованной Московией вольный Новгород был обречён, как были обречены: Данциг в противостоянии с Пруссией, Наварра в противостоянии с Францией, Венеция в противостоянии с Австрией. Повсюду в Европе вольные города и удельные княжества уступали место централизованным монархиям. На исторической развилке шестнадцатого века Новгород был отнюдь не вестником будущего, а осколком прошлого (по верному замечанию Льва Гумилёва - заповедником средневековой раздробленной Руси с её удельным эгоизмом). Цепляться за эту традицию - означало безнадёжно отстать в гонке европейских титанов, уже не ограничивавшихся континентальными амбициями, а начинавших примериваться к мировому господству.
 
Категория: Русская Мысль. Современность | Добавил: rys-arhipelag (27.09.2010)
Просмотров: 641 | Рейтинг: 3.3/3