Без Христа или Порабощение Разума. Цели, методы, следствия (к истории вопроса)

Почва для русской революции была подготовлена самым тщательным образом. ««Святая Русь» умирала изнутри, идея христианства в массах терпела страшное крушение», - вспоминал С.И. Фудель. Разрушено было сознание религиозное, помрачён лишённый подлинного просвещения, разум, подорвано национальное самосознание. «Кто не знал ещё недавно, что Российское государство есть государство Русское – не польское, не финское, не татарское, тем паче не еврейское, а именно Русское, созданное Русским народом, поддерживаемое Русским народом и не способное прожить полустолетия, если в нём окажется подорвана гегемония Русского народа? Теперь эту азбучную истину забыли чуть не все», - сокрушался Л.А. Тихомиров в начале ХХ века.

Усилиями либеральной, русофобской печати всё русское уже в те годы клеймилось самым бесстыдным образом. Русского имени следовало едва ли ни стыдиться, как и всей русской истории, упоминание о русском народе объявлялось шовинизмом, разжиганием ненависти к инородцам, патриотизм подвергался глумлению, русские писатели и публицисты старательно бойкотировались, так как газеты и журналы находились преимущественно в нерусских руках. Более того, между ними не менее старательно разжигались всевозможные распри, и уже сами русские патриоты в ослеплении сражались друг с другом, а не с врагами Отечества.

«Все беды наши - русских людей - те, что слишком много десятилетий (и веков) мы провели во взаимной ненависти, раздражении, точно в клоповнике или осином гнезде… - писал М.О. Меньшиков. - …Все ужасы, которые переживает наш образованный класс, есть казнь Божия рабу ленивому и лукавому. Числились образованными, а на самом деле не имели разума, который должен вытекать из образования. Забыли, что просвещенность есть noblesse qui oblige {Благородство, которое обязывает (фр.).}. Не было бы ужасов, если бы все просвещенные люди в свое время поняли и осуществили великое призвание разума: убеждать, приводить к истине. Древность оставила нам в наследие потомственных пропагандистов - священников, дворян. За пропаганду чего-то высокого они и имели преимущества, но преимуществами пользовались, а проповедь забросили, разучились ей. От того массы народные пошатнулись в нравственной своей культуре».

Он же указывал, стараясь достучаться до помутнённых душ соотечественников: «Чувство победы и одоления, чувство господства на своей земле годилось вовсе не для кровавых только битв. Отвага нужна для всякого честного труда. Все самое дорогое, что есть в борьбе с природой, все блистательное в науке, искусствах, мудрости и вере народной - все движется именно героизмом сердца. Всякий прогресс, всякое открытие сродни откровению, и всякое совершенство есть победа. Только народ, привыкший к битвам, насыщенный инстинктом торжества над препятствиями, способен на что-нибудь великое. Если нет в народе чувства господства, нет и гения. Падает благородная гордость - и человек становится из повелителя рабом… Мы в плену у рабских, недостойных, морально-ничтожных влияний, и именно отсюда наша нищета и непостижимая у богатырского народа слабость». И взывал гласом вопиющего в пустыне: «Так жить слишком трудно, как мы живём - в унынии и бесславии. Так жить нельзя. Все, в ком жива Россия, в ком жива родная история, в чьих жилах льётся кровь создателей великого государства, мучеников за него и страстотерпцев, все любящие Отечество своё и готовые отдать за него жизнь свою – пусть спешат, пока не поздно! Пусть не откладывают тревоги на будущее – положение России грозно сейчас. – Что можем мы? – бессильно вздыхают рассеянные, растерянные русские люди, из которых каждый чувствует себя одиноким. Отвечу: мы можем соединиться. Это единственное средство почувствовать нашу соборную силу и поднять упавший дух. «Копитеся, русские люди!» - писала бедная царица Марфа в эпоху Смуты. Собирайтесь и собирайте дух свой – и едва ли на земле найдётся сила, которая могла бы сломить проснувшийся дух народный!»

Но не услышали и этого голоса, и, по слову Тихомирова, «превратилась русская жизнь в вавилонское столпотворение. Все разбились, везде партии, везде фракции, везде разделение и вражда. Независимости мнения и действия не только не понимают сами, но и не позволяют другим, и если находится человек или орган печати, стоящий на почве не партийной, а общей, национальной пользы, то против него поднимутся все партии, все фракции, и в этом общем стремлении съесть того, кто осмеливается быть внепартийным, проявляется ныне единственно возможное «объединение» их». «Вредное действие хоть отрицательно научит. Полный застой, по крайней мере, даёт отдохновение. Мы же всё находимся в самом истощающем напряжении сил, а в то же время в общей сложности делаем хуже, чем ничего. Одной рукой мы прививаем народу социалистические идеи, другой поддерживаем его православие. Одной рукой воскрешаем дворянство, другой стараемся превратить дворян в разночинцев чуть не еврейского типа. Одной рукой сдерживаем политиканство, ведущее к парламентаризму, другой размножаем целые мириады людей, которым в жизни нет места, кроме политиканства. В национально воспитательном смысле это, выходит, самый вредный хаос, в котором масса общества и народа теряет возможность вырабатывать какое бы то ни было определённое мировоззрение. Современная печать уже представляет самое тревожное выражение этого хаоса. Положительно никогда ещё в ней не было такого количества органов чисто «сумбурных», представляющих смесь самых несовместимых принципов. Никогда не было и такого безмерного количества публицистов без всякого ясного мировоззрения, а между тем смело берущихся решать все вопросы, поучать всех, начиная от мужика и кончая министрами. Это и совершенно естественно, потому что в современном хаосе понятий люди разучаются отличать умное от глупого, знание от незнания, опыт от фантазии».

В таком-то состоянии умов и душ пришла Россия к своему роковому рубежу, и не оказалось ни единой силы, чтобы удержать её от падения в бездну. Но это уже иная тема, к которой обратимся мы в следующей главе нашего исследования.