Этот небольшой уютный городок на берегу Дуная в самом конце XVII в. (1699) вошёл в состав Австрийской империи. Вскоре Сремские Карловцы стали резиденцией сербского митрополита, чья власть распространялась на всех православных в империи, не только на сербов, но и на русин и румын. Все годы до 1918 г., когда область Срем была присоединена к Королевству Сербов, Хорватов, Словенцев, Сремские Карловцы оставались центром сербской церковной и культурной жизни.

Сремские Карловцы стали тихим пристанищем для русских беженцев почти на 20 лет, а кто-то прожил здесь всю свою жизнь. Сегодня о далёких двадцатых напоминают редкие русские могилы на кладбище. С 1921 г. здесь квартировали чины штаба Русской Армии генерала барона Врангеля, находился и сам штаб, до 1924 г. в Карловцах жил Главнокомандующий. В том же 1921 г. сербский патриарх Димитрий принял Высшее Церковное Управление (ВЦУ) юга России для размещения на канонической территории Сербской Церкви. Русское духовенство переехало из Константинополя в Королевство Сербов, Хорватов, Словенцев — так Карловцам суждено было стать и духовным центром Русского Зарубежья.

В 1922 г. ВЦУ было преобразовано в Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Для нужд Синода была выделена часть здания Сербской Патриархии, где и пребывали, до переезда в Белград в 1938 г., и митрополит, и канцелярия Синода. Здесь 10 августа 1936 г. мирно отошла ко Господу душа владыки Антония. Русская колония в Сремских Карловцах была небольшой, приблизительно 200 человек, но все это были люди образованные, культурные. 11 русских преподавателей служили в Семинарии св. Саввы, а 10 трудились в Сербской православной великой гимназии. Ни в одном из учебных заведений Королевства не было одновременно такого количества русских профессоров. Многие из них служили в храмах. Русские привезли с собой множество книг, и здесь была устроена русская библиотека.

Сремские Карловцы в истории Русской Церкви XX в. заняли прочное место. Здесь, в частности, прошли два Собора: Первый Всезаграничный Церковный Собор в 1921 г. и Второй Всезарубежный Собор Русской Православной Церкви заграницей в 1938 г.

Год 1938-й был годом 950-летия Крещения Руси, владимирские торжества широко отмечало все Русское рассеяние, но одновременно это было время весьма и весьма напряжённое — в воздухе уже пахло войной. Готовился новый, мощнейший удар по христианской цивилизации. Коммунизм в России, итальянский фашизм и немецкий национал-социализм в Европе, кровавая гражданская в Испании с погромом католической Церкви… Мир, погружавшийся в апостасию, бурлил. Двадцатые годы в России были отмечены страшными событиями разрушения всех основ русской жизни. Были истреблены миллионы русских, жесточайшим гонениям подверглась Православная Церковь; обновленчество и борьба с ним, арест Патриарха Тихона, его кончина, Декларация 1927 года патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, расстрелы духовенства, разрушение храмов, голод…

Известия о большевицких гонениях доходили в Европу, но западный «человекобог» мало думал о братьях-христианах в какой-то «медвежьей» России, а многочисленные обращения русских о помощи будто никто и не слышал. Будто по какому-то негласному сговору сильные мира сего молчали, оставаясь глухими к воплю страждущих. В изгнании в среде православных русских тоже произошёл раскол; митрополит Евлогий отдал свои приходы в юрисдикцию Константинопольской Патриархии (1931).

Вот при таких сложных международных обстоятельствах и происходил Второй Церковный Собор Русского Зарубежья. Ещё в январе 1935 г. митрополит Антоний, основатель и собиратель воедино Русской Зарубежной Церкви, в докладе Архиерейскому Синоду высказал пожелание созыва Собора с участием клира и мирян. «Само собой разумеется, — писал владыка, — что говоря о такой пользе участия клира и мирян в Соборной работе, мы отнюдь не имеем в виду осуществления какой-то церковно-демократической программы. Иерархический надзор и право, или точнее — обязанность, епископов произносить решающее слово должны, в соответствии со св. канонами и практикой последних русских Соборов, оставаться незыблемыми. Впрочем, надо с удовлетворением отметить, что до сих пор на наших Соборах — как раз миряне особенно ревностно оберегали сохранение полноты канонических прав за иерархией»¹. Митрополит Антоний полагал и искренне желал, чтобы созыв Собора способствовал сплочению Зарубежной Церкви, укреплению её организации, упрочению её финансового положения. «Но не менее, если не более, важной задачей для Собора, — подчёркивал владыка Антоний, — будет указание православному русскому Зарубежью путей духовного возрождения и просвещения эмиграции, обсуждение и выработка мер борьбы с сектантством, противоцерковными течениями за рубежом и, наконец, насколько это возможно, лечение ран, нанесенных душам церковной смутой. <…> Мы неоднократно приглашали к восстановлению единства отошедших от нас иерархов; думается, что новое приглашение их и представителей их паствы к Соборному сотрудничеству могло бы послужить делу церковного объединения» (4).

Именно этот доклад митрополита Антония открывает книгу «Деяний Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви заграницей», которая вышла в Белграде в 1939 г. К сожалению, несмотря на свободу слова в современной России, пока никто не опубликовал эти важнейшие и весьма актуальные материалы. Знакомство с ними необходимо не только нашей пастве, но и студентам, изучающим историю Русской Церкви, международных отношений и т. д. Ведь и после майского 2007 года объединения Русской Церкви в РФ, как представляется, вовсе не преодолена неправда о так называемом карловацком расколе. Да и раскол-то был сработан не в Карловцах, а в Париже, корни же его, очевидно, должно искать в большевицком… радении о разрушении живительного для любого национального организма единства во всём, в том числе и в Церкви.

Материалы Второго Собора как раз прекрасно показывают, где была боль об Отечестве, о спасении Русской Церкви, о каких опасностях предупреждали «карловацкие» русские иерархи, не поклонившиеся большевикам, не пошедшие на тайное сотрудничество с ними, как то было и в Париже (митр. Евлогий), и в Америке (митр. Платон)… «Карловчане» остались до смерти верными исторической России, России царской, России народной.

Итак, Собор открылся в воскресенье 1/14 августа 1938 г. А накануне, в субботу, 31 июля, в Белграде в Иверской часовне, что на русском участке Нового кладбища, была отслужена панихида по митрополиту Антонию.

«Архиереи во главе с Владыкой Митрополитом Анастасием и часть священнослужителей сходят в усыпальницу, и начинается панихида. Остальные члены Собора теснятся у входа, и в центре этого собрания — могила Митрополита Антония, или нет, не так: в центре — он сам, великий незабвенный Святитель Русской Церкви, собиратель Русской Церкви заграницей, благодаря которому только и могли собраться на Собор все эти молящиеся, прибывшие со всего света во имя Церкви, Великой Русской Церкви. Вечная память ему, место светлое, место покойное у престола Господа Славы!..» (16) После панихиды у памятника императору Николаю II и русским воинам, павшим на полях Великой войны была отслужена заупокойная лития. Первые молитвы возносились об упокоении душ царя-мученика Николая Александровича и всех царственных мучеников, всех воинов, положивших живот свой за Отечество, всех убиенных в смуте, затеянной в России мрачной челядью антихриста. Затем члены Собора направились на Врачарский холм, в храм св. Саввы (малый), к месту упокоения св. Сербского Патриарха Варнавы. Сей великий Святитель Православия был искренним другом и попечителем русских беженцев, по воле Божией обретших пристанище на Сербской земле. И здесь у гробницы Патриарха была отслужена панихида, после которой все удалились в русскую Свято-Троицкую церковь на всенощное бдение. В половине девятого утра следующего дня Митрополит Анастасий отслужил литургию, а затем перед храмом — праздничный молебен в ознаменование начала Собора, открытие которого состоялось в доме имени Государя Императора Николая II в Белграде. И вот наступила главная минута: «Тогда иерархи Русской Православной Церкви заграницей во главе с Высокопреосвященнейшим Первоиерархом Председателем Собора, Митрополитом Анастасием, направились в залу, а впереди них несли чудотворную икону Знамения Божией Матери. <…> В торжественной напряженной тишине раздались святые слова молитвы "Днесь благодать Святаго Духа нас собра…” Пели члены Собора, и едва ли в этом зале была хоть одна душа, которая не была бы взволнована этой дерзновенной и вместе полной глубочайшего смирения молитвой…» (17-18)

В Соборе приняли участие 13 архипастырей, 26 представителей клира и 58 мирян (всего 97 членов). Почётным Председателем Собора был Сербский Патриарх Гавриил, который, однако, из-за болезни не принимал участие в открытии. Председательствовал на Соборе Высокопреосвященный митрополит Анастасий (Грибановский).

Второй Всезарубежный Собор уделил главное внимание двум магистральным направлениям: судьбы Церкви и русского народа в России и судьбы русских в Рассеянии сущих. На Соборе прозвучало много интереснейших, глубоких докладов по самым разнообразным вопросам русской церковной жизни. Даже коротко сказать обо всех них невозможно - материалы этого Собора, повторим, нуждаются в переиздании в России, их надо внимательно изучать, чтобы иметь более полное представление об истории своего Отечества.

Перечислим лишь названия некоторых докладов для наглядного представления о той проблематике, которая занимала умы членов Собора.

Протоиерей Иоанн Сокаль — «Просветительная и общественная деятельность духовенства»; Конст. Ник. Николаев (член Предсоборной комиссии) — «Положение православной Церкви и веры в Советской России», «Восточный обряд», «Гонение на Православие в Польше», «Положение Православной Церкви после войны»; протоиерей Михаил Польский — «О духовном состоянии русского народа под властью безбожников»; гр. Ю. П. Граббе — «Взаимоотношение Русской Православной Церкви заграницей и Матери-Церкви», «Переход Митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинопольского Патриарха»; архиепископ Богучарский Серафим — «О нравственной основе софианства»²; Ю. И. Лодыженский — «Борьба с религией в области международной»; протопресвитер Петр Беловидов (основатель русского прихода Свято-Троицкой церкви в Белграде) — «Преподавание Закона Божия в учебных заведениях для русских детей»; игумен Филипп — «К вопросу о преподавании Закона Божия русским детям в неправославных странах»; епископ Потсдамский Серафим — «Экуменическое движение», «Оксфордская конференция», «Католичество и большевизм», Ник. Фил. Степанов (Бельгия) — «Отношение Ватикана к экуменическому движению», «Влияние франк-масонства на Оксфордскую конференцию», «Иудейско-католическое сближение и в связи с ним перспективы дальнейшей эволюции экуменического движения», епископ Шанхайский Иоанн — «О духовном состоянии Русского народа в разсеянии сущаго» . А в Приложении: «Послание Русского Заграничного Церковного Собора Русскому народу в Отечестве страждущему», «Послание Второго Всезарубежного Собора Русской пастве в рассеянии сущей» и два доклада: «Вера и наука» проф. Алексея Иван. Щербакова, члена Предсоборной комиссии и гр. П. М. Грабе «По поводу лжеучения протоиерея Булгакова»³.

Нечего и говорить, что проблематика многих из этих докладов не утратила своей актуальности по сей день.

Открывая Собор, митрополит Анастасий в своем приветственном слове, в частности, говорил о тех практических задачах, которые лежали (и сегодня они также актуальны) перед Русской Церковью: «Первая и главная из них есть восстановление нашей поруганной и покрытой кровью России и потрясённой Русской Церкви. <…> У Церкви есть свое духовное оружие… — глаголы Божии. <…> …оружие истины… держит Церковь в своих руках и им она побеждает мир. Эта сила исходит благодатно от Святаго Духа… и этой силой будет освобождён Русский народ от власти зла и духовного мрака, каким он окружен в настоящее время. <…> Спасение России в обновлении идеи Святой Руси и христианского смысла жизни. <…> Революция… вырыла бездну между нашим настоящим и прошлым. <…> Большевики положили немало труда для того, чтобы вытравить в русской душе все, чем жила Святая Русь, и вместо этого вложить в нее иное содержание. Надо снова возродить русские души и воззвать их к новой для них, благодатной жизни. Это великая задача, великий подвиг, и к нему то и призвана Церковь» (28-29).

Большое значение в решении этой задачи должно было принадлежать, конечно же, религиозному воспитанию и образованию русской молодёжи, о чем и говорили в своих докладах прот. Иоанн Сокаль, протопресвитер Петр Беловидов, игумен Филипп. Процитируем лишь некоторые фрагменты. Говоря о просветительской и общественной деятельности духовенства, о воспитании нового поколения, о. Иоанн, в частности, подчеркнул значение богослужения, проповеди, а вне богослужения — важность лекций, организации читален, библиотек, хоров. «Общественная деятельность духовенства может проявляться через его участие в церковно-общественной и национально-политической жизни своей паствы. Пастырь является духовным руководителем жизни пасомых, и ни одна из сторон жизни не должна оставаться без его руководства. <…> Необходимо иметь в виду, что почти все современные общественно-политические организации основаны не на христианском мировоззрении и совершенно чужды церковно-православного духа. Задача духовенства — христианизировать эти общества и оправославить их; эта просветительная работа имела бы огромное влияние на духовное перерождение всего русского интеллигентного общества, в большинстве усвоившего протестантское мировоззрение и уклонившегося от православного уклада жизни. Теперь всюду проповедуется христианство без Церкви, Церковь без преемственного священства и религия без обрядов. Духовенству необходимо внушить русскому обществу мысль, что христианство и православие понятия адекватные, что истинное христианство только в православии, что там, где нет православия, нет и христианства, а только ересь и секта, что проповедь современных экуменистов и интерконфессионалистов, хотя и прикрытая побуждениями якобы христианской любви, на самом же деле есть результат отступления от православия, а посему — и измена истинному христианству» (52-53). Отец Иоанн подчеркнул особенно, что просветительская деятельность духовенства должна быть направлена прежде всего на молодёжь. «Детская душа, — заметил он, — всегда стремится к Богу… <…> Данные статистики свидетельствуют, что одна из главных причин безбожия — это отсутствие религиозного воспитания в детстве. <…> Школьный возраст преимущественно подлежит влиянию законоучителя» (54-55). Учёба должна приближать учащихся к Богу.

Этим мыслям о. Иоанна вторят и рассуждения протопресвитера Петра Беловидова о преподавании Закона Божия в школе. «Преподавание Закона Божия в школе — одно из самых реальных средств влияния на душу учащихся детей в религиозно-нравственном направлении. Закон Божий — единственный предмет школьного преподавания, представляющий в своем конечном результате всесторонне законченную, философски и логически обоснованную систему, охватывающую собою всё, что необходимо знать человеку для осмысленного и разумного прохождения им своего жизненного пути» (209). Отец Пётр заметил, что религиозное воспитание ребёнка должно начинать уже с 3-х лет, то есть с момента пробуждения сознания, подчеркнул важность религиозно-нравственного уклада семейной жизни, подробно остановился на преподавании Закона Божия в начальной, затем в средней школе. Он сделал важный вывод: «Значение христианства в исторической жизни человечества определяет важность Закона Божия, как предмета преподавания в школе. Только Закон Божий дает всесторонне обоснованное и законченное мировоззрение, тогда как все остальные науки занимаются своими специальными доктринами лишь дополняющими с той или другой стороны или освещающими конкретными фактами философски обоснованное и логически построенное христианское мировоззрение» (219). Протопресвитер Пётр Беловидов предложил замечательную программу преподавания этого предмета в школе. Здесь и основы христианской нравственности, история Церкви, история Русской и Славянских Церквей, христианское богослужение и проч.

Вместе с тем в самой России (советской) Церковь была лишена учительских прав, впрочем, как и всех остальных прав, была отделена от государства, что поначалу дало широкие возможности большевикам совершать разнообразные кощунства, а позже, с наступлением в 1921-1922 гг. в России, особенно в Поволжье, неслыханного голода — пуститься в открытый грабёж веками собиравшегося народного церковного достояния. Положению Церкви в Советской России и был посвящен весьма пространный доклад К. Н. Николаева. В нём содержатся на сегодняшний день многие уже широко известные факты и цифры большевицкого погрома Православия на Русской земле. И вместе с тем доклад представляет специальный интерес именно потому, что важны акценты, которые делает автор, мнение его, которое было общим для патриотической части Русского рассеяния. Взгляд современника на события в красной России издалека, и, конечно, рассказ Николаева — своего рода вклад в историю Русской Церкви ХХ в., впрочем, как и все материалы Второго Всезарубежного Собора.

Высказывая вначале общие замечания, Николаев, подчеркиваёт, что, взявшись переустраивать Россию, большевики «упустили из виду тот… факт, что история человечества не знает безрелигиозного общества. Прежде чем был открыт огонь… уже существовала вера в божество, уже зарождалась религия… Человек, таким образом, появился в мире существом религиозным. Религиозная идея — идея прирожденная. Душа человека немыслима без веры в Бога. Таков исторический факт, свидетельствующий, что сознание рождается и развивается рядом с бытием, что сознание и бытие взаимно друг на друга влияют и что на первых ступенях исторической жизни сознание открывает дорогу внешнему быту» (61). Докладчик замечает, что именно «в Православии русского народа… в тесной связи русской государственности и культуры с Церковью [большевики] видели и ощущали громадную противодействующую им силу… <…> Самым трудным [для них] оказался вопрос Церкви и религии» (62). Борьба большевиков с Русской Церковью поэтапно восстанавливается в рассказе Николаева, первая часть которого называется «Православная Церковь в России».

Со знанием дела автор рассуждает об антинациональной провокации — создании большевиками «Живой церкви», которая позже «соединилась с "Союзом общин древне-апостольской церкви” и "Союзом церковного возрождения”… и таким образом создалось обновленчество. <…> С особой энергией [обновленцами] были разрешены вопросы канонические. Обновленчество первоначально признало двоебрачие духовенства и женатый епископат, а также советскую власть — властью богоустановленной. Оно произвело некоторые реформы в богослужении в смысле его сокращения и сделало русский язык богослужебным» (67). Увы, но и сегодня в церковной ограде предъявляются то тут, то там безосновательные требования «неообновленцев» о переводе богослужения на русский язык, об упрощении церковнославянского языка и прочая галиматья. И это не просто отдельные голоса. Богослужение на русском языке, как и на протестантский лад сокращённая церковная служба, — это уже реальность наших дней. Этим готовится очередной раскол Русской Церкви! И разве нельзя решительно покончить с этими безобразиями, как год назад было покончено с мятежным епископом Диомидом?! Разве не обязана Церковь во все времена блюсти своё единство, разоблачая еретиков и лжереформаторов?!

…Большевикам удалось спровоцировать церковный раскол. На обновленческом «соборе» 1923 г. патриарх Тихон был лишен сана и монашества. Однако ни особого влияния, ни авторитета обновленчество не имело, а освобождённый из под ареста патриарх приступил к ликвидации обновленчества. «И опять, — как замечает Николаев, — друг против друга стояли власть III Интернационала и национальная законная власть Русского Патриарха. Большевики поняли, что нужно искать других путей для овладения Церковью. Центр тяжести был перенесен в антирелигиозную пропаганду. В это время закладывалось начало будущего Союза воинствующих безбожников» (69).

История повторяется; в наши дни уже никакой безбожный союз просто не нужен — всё гораздо проще: за почти вековое насильственное отторжение народа от православной веры властями предержащими мы заплатили высокую цену — изменение национального сознания, разрушение традиционного мировоззрения, уклада жизни. Отсюда (помимо прочих причин) и непомерное распространение сектантства, разнообразных «восточных культов», и агрессивный атеизм определённых слоев населения, резко проявляющийся в последнее время, когда под разными предлогами «воинствующие безбожники» стремятся не допустить преподавания в школе «Основ православной культуры».

Обозревая 20-летнюю борьбу Русской Церкви в России за своё существование, Николаев останавливается и на известной декларации митрополита Сергия, которая спровоцировала не только новые церковные расколы (в частности, еще более отдалила Зарубежную Церковь): «Та черта, через которую не переходил Патриарх Тихон, перешел М. Сергий, он впустил советскую власть во внутрь церковного управления. Церковь перестала быть свободною» (70). И всё же (это очень важно отметить сейчас!) автор воздерживается от резкой оценки деяний митрополита Сергия. Он говорит: «Нам, вне России, не только трудно, но и невозможно оценить поступок М. Сергия. Мы одно можем утверждать с непоколебимой твердостью: советская власть не является властью от Бога, данной в смысле учения апостолов Петра и Павла, а если эта власть проистекает из начала зла, то всякое с нею соглашение не может быть добрым» (71). А далее предлагает весьма критическое мнение по этому вопросу священника Михаила Польского, которое отражено в его книге «Положение Церкви в советской России» (Иерусалим, 1931).