Либералы негодовали, когда А.И. высказался в поддержку второй Чеченской кампании. Писатель не только поддержал её, но и признал ошибочной свою позицию во время войны первой. Тогда, видя царящий кругом хаос, Солженицын считал возможным оставить Чечню, но только в её исторических пределах, за Тереком, ни в коем случае не уступая прирезанные ей при советской власти казачьи земли.
Многие упрекали А.И. в «молчании», в «затворе». А он вновь работал. О том, что пишет он на этот раз, знали лишь близкие люди. Писатель всегда не любил говорить о вещах, ещё не завершённых. А потому все были поражены, когда Солженицын презентовал свою новую книгу – «200 лет вместе», документальную историю русско-еврейских отношений. «Я не терял надежды, что найдётся прежде меня автор, кто объёмно и равновесно, обоесторонне осветит нам этот калёный клин…», - отмечал А.И. В своём фундаментальном труде он постарался дать объективную картину отношений двух народов, не допуская перегибов, съезжания на мифы и скандальность, что так часто свойственно полемике по этому больному вопросу, рассмотреть его спокойно и без истерик, избегая крайностей. Солженицын не считал справедливым обвинять один народ и совершенно оправдывать другой, но - что оба народа должны помнить свои грехи, своих преступников и негодяев (пример: русские озверевшие матросы и еврейские комиссары), искать первопричину своих бед всё же не в другом, но в себе. «Этой книгой я хочу протянуть рукопожатие взаимопонимания – на всё наше будущее. Но надо же – взаимно!»
Тем не менее, книга вызвала взрыв ярости и обвинений автора всё в том же пресловутом «антисемитизме». «Некорректный подбор фактов», «тенденциозность», «образ еврейства отталкивающий», «цитатник для антисемита», «поклёп на евреев», «адепт советского расизма», «классика антисемитской литературы»… Ряд еврейских публицистов в России и за рубежом упражнялись в уничижительных оценках. Перелистав прежние книги А.И. обнаружили «антисемитизм» и там (даже образ Цезаря Марковича – «антисемитизм», а уж «Архипелаг» - и вовсе сплошное «черносотенство») Кое-кто пошёл дальше: появились целые книги, написанные в ответ на «200 лет вместе».
Семен Резник, «Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына»: «Великий писатель земли русской подарил нам еще пятьсот с лишним страниц предвзятого текста, написанного главным образом для того, чтобы вину за русскую беду возложить на евреев. Не стопроцентно, конечно, — Солженицын ведь придерживается средней линии, — но в значительной степени. Говоря его собственными словами, «разрушительность революции она [еврейская тема] не объясняет, только густо окрашивает» (т. II, стр. 210). Только! Но — густо! Причем, во втором томе краска положена еще щедрее, чем в первом.
Но чем ближе повествование подходит к нашему времени, тем тенденциозность автора становится очевиднее, ибо больше читателей помнит описываемые события или знает о них по судьбе своих близких и друзей. Потому нет надобности продолжать ту сопоставительную работу, какую я проводил «на полях» первого тома. Мне остается подтвердить, что свои заметки я считаю завершенными. Если я все-таки добавляю этот необязательный постскриптум, то для прояснения некоторых частностей, впрочем, довольно существенных».
Яков Рабинович, «Быть евреем в России: спасибо Солженицыну»: «Рабинович указывает на множество недостатков, присущих книге Солженицына. Он считает, что в ряде случаев Солженицын очерняет российских евреев и намеренно недооценивает их роли в России. Евреи, часто подвергаясь необоснованным гонениям, были верноподданными гражданами, и без них Россия просто не смогла бы существовать».
Марк Дейч, «Клио в багровых тонах: Солженицын и евреи»: «"Анти-Солженицын" - так можно было бы назвать эту книгу известного российского публициста. Очевидная тенденциозноть, закамуфлированная под объективность, подбор "выгодных" свидетельств и источников и замалчивание "невыгодных", искаженнное цитирование истоирческих документов - эту тайную технологию и "рассекречивает" в своей книге Марк Дейч».
Наиболее известна стала книга Валерия Каджая. С. Ицкович писал о ней в «Еврейских новостях»: «Книга Валерия Каджая — это ответ бывшего восторженного ценителя и поклонника Солженицына, разочарованного его последней книгой. «Как горько и обидно, — пишет он во введении, — что писатель, бывший почти полвека властителем дум всех тех, кто не хотел жить по лжи, стал властителем дум Бондаренко, Проханова, Крутова, Макашова... кто и прежде жил по лжи, и продолжает жить по лжи поныне».
Маленькая главка в новой книге обозначена как «вход в тему». Читателю предлагаются две цитаты. Они родственны по содержанию, только в одной из них экономическая система (капитализм) и демократия объявлены «детищем евреев», а в другой — «творением евреев». Первая цитата — из книги Солженицына «Двести лет вместе», вторая — из гитлеровского опуса «Моя борьба». Еще пара цитат, на сей раз о коллективизации. Чем эти цитаты отличаются, так это числом погубленных евреями (?!) русских крестьян — по Солженицыну их 15 миллионов, по Гитлеру — 30 миллионов.
«Повторять почти слово в слово Гитлера в этом контексте для русского писателя, по-моему, верх непотребства, — пишет Каджая. — Что тогда говорить о скинхедах, цепляющих на рукава свастику и приветствующих друг друга нацистским выбрасыванием руки? Они-то не ведают, что творят, не ведают того, что Гитлер замышлял уничтожить русский народ практически полностью — не 15, не 30, а все 150 миллионов, оставив незначительную часть его для обслуживания господ-победителей. Солженицыну все это хорошо ведомо!»
Идейной полемикой, как водится, не ограничились. В 2003-м году на страницы газет вылились старые помои: от фальшивок, сляпанных в КГБ, до визгов «Третьих». И преподнесено всё это было, как «открытие Америки». И.А. Ильин писал: «Идейную полемику превращает в личную инсинуацию тот, кто считает свою позицию в споре безнадёжно потерянной». Большая часть «критиков» Солженицына красноречиво подтвердили справедливость слов русского философа, быстро перейдя на личность писателя. Откопали все мифы и клеветы, дошли до то того, что заявили, что и рак он симулировал, до чего не опустились (или не догадались?) даже в «конторе». «На меня лгут, как на мёртвого», - говорил А.И. На очередной виток травли он ответил статьёй «Потёмщики света не ищут»: «Вспыхнувшая вдруг необузданная клевета, запущенная во всеприемлющий Интернет, оттуда подхваченная зарубежными русскоязычными газетами, сегодня перекинувшаяся и в Россию, - а с другой стороны оставшиеся уже недолгие сроки моей жизни – заставляют меня ответить. Хотя: кто прочёл мои книги – всем их совокупным духовным уровнем, тоном и содержанием защищены от прилипания таких клевет. Новые нападчики не брезгуют никакой подделкой. Самые старые, негодные, не сработавшие нигде в мире и давно откинутые фальшивки, методически разработанные и слепленные против меня в КГБ за всю 30-летнюю травлю, - приобрели новую жизнь в новых руках. С марта 2003 началась единовременная атака на меня – с раздирающими «новостными» заголовками. Из-за внезапной рьяности новых обличителей, при полной, однако, тождественности нынешней клеветы и гебистской, - приходится и мне вернуться к самым истокам той, прежней».
В. Бондаренко замечал: «Но даже и клеветой писатель может гордиться. Так столетиями клевещут те же самые типы и в таких же самых газетках на русский народ. И войны-то русский народ не выигрывал, так, трупами закидывал, и трудиться-то он не привык, и завистлив… Весь перечень претензий к русскому народу взвалили на Солженицына. Какая высокая честь!»
Нельзя не отметить, что совсем иначе восприняли труд А.И. более серьёзные и основательные публицисты. Нашёл он объективную оценку и в еврейских, и в русских кругах. «Проработав, «Двести лет», ознакомившись с массой погромных отзывов, я ни одного передёргивания не нашёл… А.И.С. не приписывает ни русским, ни евреям ни мнимых грехов, ни фальшивых добродетелей. Он даже не слишком придирается к грехам реальным. Он всего только имеет по большинству острых вопросов своё мнение»; «Лет через пятнадцать никто и не вспомнит о нынешней дискуссии, да и о дискутантах тоже. Книга АИС останется одна, без нас, и, если я хоть что-то понимаю в историографии, она и станет истинной историей российского еврейства» (А. Этерман), «Это – Эверест творчества Солженицына. (…) …в мире нет человека, мыслителя, кто бы обладал таким богатейшим опытом жизни и размышлений, кругозором такого диапазона, как Солженицын. Ему и карты в руки, но и – долг и призвание почувствовал: помочь всем сторонам разобраться в этой проблеме… без гнева и пристрастия. Хотя нет, дышит тут страсть, любовь к кровоточащей и обесчещенной ныне России, и она питает творческим огнём немолодые уже силы… Книгу Солженицына читаешь, как смотришь античную трагедию» (Г. Гачев), «Книга эта – сильнейшее терапевтическое средство. И любой человек, который желает строить свою жизнь не от исторического испуга, исторической наивности, который не желает за беды своей судьбы перекладывать ответственность на другого, еврея ли или русского, а желает доискаться правды, он найдёт в этой книге удивительную возможность решить для себя эту серьёзнейшую проблему русской истории» (А. Зубов).
Последние годы жизни А.И. тяжело болел. Он почти не мог ходить, отнялась левая рука. Один из его сыновей говорил в 2003-м году: «Отец живёт с ясным сознанием конца жизни». «Лишь в юности я боялся умереть: так рано, как умер мой отец (в 27 лет), - и не успеть осуществить литературных замыслов. От моих средних лет я утвердился в самом спокойном отношении к смерти. У меня нет никакого страха перед ней. По христианским воззрениям я ощущаю её как естественный, но вовсе не окончательный рубеж: при физической смерти духовная личность не прерывается, она лишь переходит в другую форму существования. А достигнув уже столь преклонного возраста, я не только не боюсь смерти, но уже готовно созрел к ней, предощущаю в ней даже облегчение», - говорил сам Солженицын. Тем не менее, писатель продолжал работать по много часов в день, редактируя начавшее выходить собрание сочинений. Одно из последних его выступлений в прессе было обращено к сербам. Солженицын выражал им поддержку в связи с признанием Западом независимости Косова. Много раньше, когда в 1999-м году НАТО стало бомбить Югославию, А.И. говорил: «Самое страшное из того, что происходит, - даже не бомбардировка Сербии, как это ни трудно выговорить. Самое страшное то, что НАТО привело нас в новую эпоху. Подобно тому, как Гитлер когда-то для своей авантюры вышел из Лиги Наций, и так началась Вторая Мировая война, - эти вышли… собственно говоря, отшвырнули Организацию Объединённых Наций, систему коллективной безопасности, признание суверенности государств. Они начали новую эпоху: кто сильнее – тот дави. Вот это страшно, что мы вступили в эпоху, когда не будет закона – а просто сильная группа диктует» . В 2004-м году в Троице-Лыково состоялось вручение Солженицыну ордена Святого Саввы Сербского 1-й степени – высшей награды Сербской православной церкви – «за сохранение памяти о миллионах пострадавших в России и заботу о сербском народе, за неустанное свидетельство истины добра, покаяния и примирения как единого пути спасения».
Ещё в 1987-м году А.И. писал: «И уже не раз замечаю, что длительность жизни человека зависит от сохранённости его жизненной задачи: если человек очень нужен в своей задаче, то и живёт. И пословица так: умирает не старый, а поспелый… А в душе желание: не разделяться, не разделять, а – слить всех, кого доступно, послужить России объединяющим обручем». Быть может, когда-то, когда книги Солженицына будут прочитаны и идеи его осмыслены, то они, на самом деле, станут обручем, объединяющим людей разных взглядов, но единых в одном – любви к России.
Солженицын успел исполнить в своей жизни, кажется, всё задуманное, всё предначертанное ему. Человеческая и писательская судьба А.И. не имеет аналогов. Она исключительна и, что бывает нечасто, счастлива. Е.Ц. Чуковская писала, что Солженицын был единственным счастливым человеком, коего она знала. Многочисленные трудности, встречаемые им на пути, служили лишь ко благу. Неверующий человек, встречая несчастье, часто не понимает его смысла. Но верующие люди знают, что не всякое горе, кажущееся нам в эту минуту неисправимой трагедией, является таковой на деле, но может быть лишь особым Божием попечением о чаде своём, горьким лекарством, ведущим к оздоровлению. Именно так принимал все испытания (лагерный срок, тяжёлую болезнь и многое другое) А.И.
Многие писатели оказывались замолчены и безвестны при жизни, другие изменяли полученному от Бога Дару, продавая его, ставя на службу злу и лжи, и часто за это лишались его, третьи расплачивались за успех на избранном поприще неурядицами личной жизни. Судьба Солженицына удивительна потому, что счастлива. Вероятно, так оберегает Бог тех, кто неотступно следует данному Пути, не уклоняясь от него. Один человек сказал некогда, что А.И. – материальное свидетельство бытия Божия. Эти слова могут показаться чересчур громкими, но, если вдуматься, понимаешь, что, в большой степени, они верны.
Судьба испытывала Солженицына, но лишь с тем, чтобы не дать сбиться с предначертанной стези, направляя и закаляя своими ударами и ведя, в конечном счёте, к подлинному торжеству.
С детских лет мечтая создать роман об истории революции, А.И. выполнил дело своей жизни, присовокупив к нему немалое количество других. Его трудами была создана в России Библиотека Русского Зарубежья, включающая в себя огромный пласт документов по истории России, кропотливо собираемых писателем в годы изгнания. Его книги разошлись по всему миру и при его жизни стали издаваться в России, перевернув сознание многих. Писатель был удостоен многих наград, среди которых Нобелевская премия, получение которой скромный рязанский учитель непостижимо предчувствовал, орден Св. Саввы, высшая награда Сербской Церкви, один из пророков которой называл Солженицына своим пророком. Абсолютно сложившаяся творческая судьба. Сложилась, хоть и в преклонные годы, судьба личная. Более 30-ти лет рядом с ним была не только преданная и любящая жена, но и единомышленница, и помощница в работе. Вместе они вырастили трёх прекрасных сыновей, и А.И. успел даже порадоваться внукам.
А, главное, что за это земное благополучие не было пожертвовано ни крупицей убеждений. Писатель, призывавший соотечественников жить не по лжи, был верен этому принципу, не склоняя головы, не уворачиваясь от ударов, не заискивая ни перед кем: ни перед всесильным КГБ, ни перед Западом, услышавшим от него немало обличительных слов в свой адрес, ни перед какими-либо партиями, ни перед руководством новой России. Он, как столп, оставался один и возвышался над всеми, вызывая безумную ненависть одних и преклонение других. На Солженицына сыпалось множество упрёков из всех лагерей. Пожалуй, такую разностороннюю и часто огульную критику вызывал прежде только Ф.М. Достоевский, тщетно пытавшийся объяснить, что он ни либерал, ни «катковец», ни кто-либо ещё, но – Достоевский. Так и Солженицын не принадлежал ни одной партии, ни одной «части», а лишь единому целому – всей России, а далее – миру. Он не был ни западником, ни славянофилом, но – Солженицыным.
Вся жизнь А.И. была служением. Служением только двум господам - Богу и России. Он жил для России, до последнего вздоха томясь неисцелимой болью, тревогой о ней. Жизнь писателя была подлинным стоянием за Истину перед лицом любых угроз, предстоянием перед Высшим Судиёй, неусыпным и непрерывным.
Есть люди, которые злословят, сталкиваясь со счастливой судьбой. Особенно если это – судьба творца, писателя, учителя. Трагедия куда больше соответствует этому образу. А ведь следовало бы помнить, что всё в этом мире подчинено воле Божией, и возрадоваться Божиему промыслу, благодаря которому может состояться такая судьба.
Фигура Солженицына вышла за рамки эпохи, страны, поприща. О нём мало сказать – великий писатель. Но – учитель. И более того – пророк. Вся жизнь А.И. – урок всем нам, что можно жить не по лжи, когда она торжествует, что можно не бежать от гонителей, но стоять так, чтобы побежали они, что и торным путём можно подняться на недосягаемую высоту – потому что только в этом случае фундаментом такому пьедесталу станет несокрушимый дух, и он не разрушится спустя века. Это пример служения, покаяния (а только оно даёт право на обличение), верности своему пути, доказательство того, что судьба даётся Богом, и нужно лишь не уклоняться от неё, следовать ей, терпеть и гнуть своё, не угодничая, не пытаясь выбивать что-то для себя, но и не позволяя отбирать своего главного богатства – внутреннего, духовного.
В воспоминаниях А.И. о Борисе Можаеве есть описание его в последние дни жизни: «За эти недели болезни руки его исхудали до одних костей, едва не палочки, и мяса телесного не осталось, одна кожа. (...) Но вот что дивно: он стал еще красивее, чем раньше! — так властно прорвалась на лицо духовная красота. Густые, нисколько не прореженные, седые кольца–пряди волос на голове увенчивали эту красоту. Выражение лица его поражало тем, что он уже несомненно не в этом мире…» Ещё прежде Солженицын замечал: «Есть такой закон, психологический или физиологический: у людей с чистой совестью и чистой жизнью эта духовная чистота к старости проступает и внешне на лицо». Эта удивительная духовная красота, просветлённость проступающая на лицо и делающая его похожим на лик, в высшей степени проявилась в самом А.И. в последние годы. Уже будучи тяжело болен, он продолжал работать, а в чертах его сквозил покой человека, исполнившего своё земное предназначение и уже обращающего свой взор к Богу и с горней высоты взирающего на суетный мир, на день сегодняшний – из вечности.
Всё сбылось в этой судьбе. И возвращение на Родину, которое казалось фантастикой почти всем, кроме самого А.И., свято в него верящего. «Я мечтал стать памятью. Памятью народа, с которым произошла беда» - говорил он. Да сбудется и это, и да обретёт русский народ свою истрёпанную и оболганную память, сохранению которой посвятил жизнь Солженицын, став голосом всех, уничтоженных красным колесом, всех, чьи уста были засыпаны землёй, голосом России, реквиемов по убиенным и набатом для живых душ, для каждого из нас.
Живя на чужбине, А.И. резко отделялся от волны «невозвращенцев», но походил на представителей белой эмиграции. Таким был и уклад его жизни, его мировоззрение, неистребимая вера в Россию и беззаветное служение ей. Потому символично, что последние пристанище писатель обрёл на Донском кладбище: радом с могилами Шмелёва, Ильина, Каппеля, Деникина… Как и они, он жил верой в Россию, говоря: «Я никогда не сомневался, что правда вернётся к моему народу. Я верю в наше раскаяние, в наше душевное очищение, в национальное возрождение России».

Комментарии
1;Отчества от отца Солженицын не унаследует. Паспортистка, выдававшая ему паспорт в 16 лет, допустит опечатку, и вместо Исаакиевича в документе будет стоять Исаевич.
2;Дом Щербаков уцелел доныне. Долгие годы он был заброшен и оказался, в итоге, в весьма плачевном состоянии, несмотря на то, что попал в 81-м году в перечень памятников архитектуры федерального значения, как «Дом помещика Щербака». Сегодня ведётся борьба за его передачу Свято-Покровскому храму в Новокубанске. Такое использование дома А.И. Солженицын назвал лучшей памятью своему деду, известному широкодушием и щедростью, глубоко верующему человеку.

3;Сама Н.Д. Светлова говорила, что будет растить ребёнка сама и не хочет стать причиной разрыва А.И. с женой. Ожидая второго сына, она говорила Г.Вишневской: «Ну, зачем он всё это затеял? Я же говорила ему – будем жить так. Мне ничего не нужно. Ведь ей нелегко, я всё понимаю». .
4;Н.А. Решетовская после развода с А..И. вышла замуж за сотрудника КГБ К.И. Семёнова, получила квартиру в Москве, овдовев, вышла замуж за своего литературного помощника Н.В. Ледовских, ставшего её наследником. Написала 6 мемуарных книг о первом муже. Едва получив возможность, Солженицын открыл счёт на её имя, на который регулярно перечислял деньги. Когда Н.А. оказалась прикована к постели в результате тяжёлой болезни, А.И. взял на себя все затраты по лечению и уходу за ней. Наталья Дмитриевна навещала её в больницах, сносилась с докторами, нанимала сиделок. В 99-м году она привезла ей домой корзину роз и новую книгу А.И. с его дарственной надписью. Приходившим в те дни журналистам Решетовская говорила, что бывший муж непременно вернётся к ней. В 2003-м году её не стало.
5;Драматург В. Крепс взывал незадолго до этого: «Разве нет каких-нибудь решительных способов лишить наших врагов такого козыря, как Солженицын?» Ему вторили И. Шток, Д. Кабалевский и другие представители «творческой интеллигенции».
6; «Невероятное нравственное здоровье. Простота. Целеустремлённость… Несомненное сознание своей миссии, но в этой несомненности подлинное смирение… Чудный смех и улыбка… Никакого всезнайства. Скорее интуитивное понимание… Такими, наверное, были пророки… Его вера – горами двигает… Рядом с ним невозможна никакая фальшь, никакая подделка, никакое «кокетство» - писал о. Александр в дневнике после первой встречи с А.И.
7. Из статьи А.И.С. «Фильм о Рублёве»: «И какое ж во всём том проникновение в старую Русь? А - никакого. Автору нужен лишь символ. Ему нужно превратить фильм в напряжённую вереницу символов и символов, уже удручающую своим нагромождением: как будто ничего нам не кажут в простоте, а непременно с подгонкой под символ. Да, так главный же символ, пережатый до предела: юродивая дурочка-Русь за кусок конины добровольно надела татарскую шапку, ускакала татарину в жены - а на татарской почве, разумеется, излечилась от русской дури. Никак не скажешь, что эта дурочка родилась из неразгаданной биографии Рублёва. Так что ж - присочинена как зрительно выгодный аксессуар? Или как лучшее истолкование русского поведения в те века? и в наш век? (…) А. Тарковский неоднократно отрицал, что в фильме "Андрей Рублёв" он хотел критиковать советскую действительность эзоповым языком. "Я отметаю совершенно это объяснение моей картины" ("Форум", 1985, № 10, с. 231). Но такое объяснение было сделано мною в наилучшем предположении для Тарковского: что он - фрондёр, который, однако, в приёме аналогии, неосторожно обращается с русской историей. Если же, как говорит Тарковский (там же): "Я никогда не стремился быть актуальным, говорить о каких-то вещах, которые вокруг меня происходят", - то, стало быть, он и всерьёз пошёл по этому общему, проторенному, безопасному пути высмеивания и унижения русской истории, - и как назвать такой нравственный выбор? Да он тут же, рядом, и пишет: "Художник имеет право обращаться с материалом, даже историческим, как ему вздумается, на мой взгляд. Нужна концепция, которую он высказывает." Что ж, если так - художники останутся при своём праве, а мы все - без отечественной истории».
8;Ещё в 1973-м году в статье «Мир и насилие» Солженицын, говоря о морали ООН, писал: «…и где же научное определение терроризма? В шутку можно было бы предложить им такое: «когда нападают на нас – это терроризм, а когда нападаем мы – это партизанское освободительное движение».

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 1.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 2.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 3.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 4.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 5.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 6.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 7.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 8.

Елена Семёнова. Чудо сбывшейся судьбы. А.И. Солженицын. Часть 9.