1911-й год выдался очень сложным и тяжёлым. Нарастало влияние Распутина на царскую семью и отдаление её от Столыпина. Пётр Аркадьевич, возмущённый той тенью, которую бросал «святой старец» на весь Романовский Дом, и всеми беспорядками, творимыми «фаворитом», настаивал на высылке его из столицы. Императрица пришла в негодование. А Николай сказал Петру Аркадьевичу: «Лучше сто Распутиных, чем одна истерика Императрицы». Самого Государя начинала раздражать чрезмерная, по его мнению, самостоятельность премьера. Эту нараставшую отчуждённость почувствовали при дворе, где Столыпина изначально недолюбливали и считали выскочкой. В марте разгорелся правительственный кризис. Он был вызван тем, что Государственный Совет провалил уже поддержанный Думой столыпинский законопроект о Западных земствах. Пётр Аркадьевич подал в отставку… И, быть может, Император и принял бы её, если бы не давление на него дружественных Столыпину Марии Фёдоровны и некоторых Великих Князей. Вдовствующая Императрица пригласила премьера к себе и сказала: «Я передала моему сыну моё глубокое убеждение, что вы один имеете силу спасти Россию!».

Соглашаясь остаться на посту, премьер проявил чрезмерную, быть может, крутость, потребовав не только уволить из Государственного Совета вождей оппозиции П. Дурново и В. Трепова, но и вовсе распустить на несколько дней Совет вместе с Думой (порознь такая мера не была предусмотрена законом) и провести закон о земствах по 87-й статье… Собственного говоря, столь радикальные меры не были необходимы. Через несколько месяцев во время думских каникул можно было провести этот закон по той же статье совершенно безболезненно. Но в этот раз Столыпин проявил несвойственную ему горячность…

Дума оскорбления не перенесла! Даже А.И. Гучков сложил с себя полномочия Председателя Думы в знак протеста против «не правовых» действий правительства. Орудие мести было выбрано точнее некуда! Государственная Дума отклонила ранее поддержанный ею самой закон о земствах. Этому предшествовало безобразное заседание, на котором только ленивый из сменяющих друг друга на трибуне ораторов не нанёс премьеру своего удара. Лютовали и правые и левые. Вот, в какой час выплеснулась столь долго сдерживаемая ненависть депутатов! Вот, когда восторжествовали они!

Маклаков: «Великое самомнение и великая дерзость ставить свои идеалы выше законов. Иногда история прощает дерзость тех титанов, умевших опрокинуть все законы и вести страну за собой; но тот, кто таких заслуг за собой не знает, должен быть скромнее!» И ещё: «Для Думы быть или не быть земству в губерниях – мелочь, сравнительно с вопросом, быть ли России правовым государством!»

А справа: «Председатель совета министров, покайтесь и идите к престолу просить прощения, ибо вы подвели Верховную власть!»

Опять кадет: «Притязание, что его идеи единственно-истинные для русского народа – оскорбление национальных чувств!»

Пуришкевич (будущий убийца Распутина) в своей речи переплюнул всех. Чего только не поставил он в вину премьеру: и трусливо прикрылся Государем, и подорвал авторитет власти, не проявил твёрдости в подавлении саратовской смуты (!), и заигрывал с революционерами (!), и не понимает государственных идеалов России, и даже испытывает недостаток ума и воли… Далеко зашёл главный монархист в своих обвинениях!

Так в течение целого дня сыпались на Столыпина методические, полные ярости удары справа и слева. И лишь думские националисты до конца остались верными ему. А закон о земствах будет легко принят Думой после гибели Петра Аркадьевича…

В конце августа в Киеве проходили торжества в честь пятидесятилетия освобождения крестьян Александром Вторым. Организаторы мероприятия сделали всё, чтобы оттеснить Столыпина на второй план. Ему не нашлось места на царском пароходе в намеченной поездке в Чернигов (забыли включить). На вокзале в день прибытия Императора, для Петра Аркадьевича не нашлось даже экипажа. И премьер вынужден был ехать на извозчике… Городской голова Дьяков, узнав о положении Столыпина, прислал ему для следующих дней собственный парный экипаж. Охраны Столыпин не получил никакой! Ему были отведены комнаты в доступном нижнем этаже генерал-губернаторского дома, с окнами в плохо охраняемый сад, на аршин от земли. И заместитель Столыпина по МВД генерал Курлов отказался поставить жандармский пост в саду: излишняя мера. В прихожую премьера вход был абсолютно свободен: ни одного дежурного полицейского, тем более офицера. Когда стало известно, что Столыпин не охраняется, местные патриоты предложили добровольную охрану. От них потребовали списки желающих, те представили 2000 человек. Списки задержали на утверждении, потом возвратили с вычёркиваниями…

В те дни было уже известно о готовящемся на Петра Аркадьевича покушении. Но ни Курлов (личность весьма тёмная, замешанная в сомнительного рода делах и злоупотреблениях), сам метивший на министерское место, ни начальник местной полиции Кулябко, в всём подчинявшийся Курлову, хранили об этом молчание.

Казалось, устранение премьера оказалось выгодно слишком большому числу людей… И тайное желание верховодствующей придворной камарильи совпало я явным – революционеров.

Только утром 1-го сентября утром пришла остерегающая записка от Трепова, а прибывший Курлов вскользь упомянул о донесениях секретного сотрудника охранки…

Вечером в киевском театре давалась опера «Сказка о Царе Салтане». Ожидалось прибытие Государя с дочерьми. Лица, сопровождавшие Столыпина, не имели входных билетов до последнего момента: в результате в театре рядом с ним не оказалось никого…

Во втором антракте Пётр Аркадьевич стал спиной у барьера оркестра, опёршись о него локтями. По пустому проходу к нему приближался длинный, худой человек в чёрном фраке… Мордко Богров, сын богатого еврейского банкира, тайный осведомитель охранки, «киевский Азеф», как нарекут его потом. В театр его пригласил с согласия Курлова Кулябко. Пригласил для охраны Столыпина (провокатор утверждал, что на спектакле будут террористы, и только он сможет их узнать). Подобные «приглашения» были строжайше запрещены! Этого не делалось никогда, и было попросту недопустимо. И Курлов отлично знал это, однако, отчего-то пошёл на нарушение закона. Впоследствии специальная комиссия проведёт расследование и придёт к выводу о виновности Курлова и Ко в гибели премьера. Но Государь Император проявит необъяснимое «милосердие» и волевым решением прекратит дело без всяких последствий для обвиняемых…

Молодой человек подошёл вплотную к премьеру, произвёл два выстрела в упор из револьвера, бросился бежать: его поймали, начали избивать… Одна пуля пробила руку, вторая угодила в грудь, раздробила Орден Святого Владимира: осколки попали в рану. Столыпин повернулся к ложе, где сидел Император, медленно поднял левую руку, осенил его крестным знамением, затем тяжело опустился в кресло… Хор грянул «Боже Царя храни».

Об этом роковом выстреле А.И. Солженицын напишет: «Выстрел — для русской истории нисколько не новый.

Но такой обещающий для всего XX века.

Царь — ни в ту минуту, ни позже — не спустился, не подошёл к раненому.

Не пришёл. Не подошёл.

А ведь этими пулями была убита уже — династия.

Первые пули из екатеринбургских»…

Слепые поводыри слепых…

Многие ли поняли тогда всю трагедию случившегося? Увы, нет. Иные даже злорадствовали убийству, газеты жалели террориста, выставляя его в самом лучшем свете, некоторые радовались открыто… Так упомянутый уже нами В. Иванов писал, как в эти дни встретил своего знакомого, сиявшего от радости. Иванов пришёл в ужас. А правые газеты добивали: «Россия не давала Столыпину своего имени… Да будут его увлечения – предостережением каждому его заместителю: не поддаваться гипнозу современных либеральных веяний». Торжествовал в Цюрихе Ленин. Торжествовали многие другие… А что же писала в те дни заграничная пресса? Вот, нью-йоркская еврейская газета «Правда»: «Мы надеемся, что пуля, угодившая в Столыпина, верно попала в цель, что она выполнила своё назначение, что мудрая пуля освободила Россию от её несчастья, мир – от гнусного создания, человечество от великого позора. Мы не боимся, что (…) рука, вновь поднявшая в России знамя борьбы, знамя свободы, это еврейская рука…». А в Италии потирал руки пока неизвестный журналист Бенито Муссолини, аплодируя убийству «последнего тирана в Европе».

И лишь русские люди искренне оплакивали своего спасителя, посылали телеграммы соболезнования его вдове, собирали деньги на памятник ему. Именно на народные пожертвования будет он возведён, проигнорированный высшим обществом, но не простоит долго: его снесут в 17-м. Нет, не большевики. Временное правительство. Слепые поводыри слепых! Спустя годы, выброшенные большевиками из России, на чужбине как ещё будут вспоминать они Столыпина! И в своих мемуарах станут признавать правоту его и всё значение его для России. «Кадет-черносотенец» П.Б. Струве напишет: «Это один из немногих образов новой России, России после 1905-го года, который во времени вырос и уже вошёл в историю, как крупная подлинно историческая фигура. Почему он явил собой такую фигуру? Потому, что в двух, самых важных вопросах русской жизни он понял своё время и, смело прозирая в будущее, творчески созидал будущее».

Таким образом в какой-то мере сбудутся слова А.С. Пушкина: «Живая власть для черни ненавистна, / она любить умеет только мёртвых».

Замечательный философ, монархист Лев Тихомиров был одним из немногих, кто сознавал значение Столыпина. В своей статье о нём он писал: «Его редкий талант распутывать усложнения и парализовать опасности только и давал нам последние пять лет возможность жить среди такого положения, которое само по себе представляет не столько общественный и политический строй, сколько хаос борющихся сил, лишенный внутреннего равновесия. Не Петр Аркадьевич создал это положение. Он им был захвачен, как и все мы, малые люди, но на него легла тяжкая задача, на нас не лежавшая: в этом расшатанном, хаотическом состоянии страны и государства вести государственный корабль. И он его повел.

Вчера еще никому не известный, он проявил несравнимое искусство кормчего. На разбитых щепках некогда великого корабля, с изломанными машинами, с пробоинами по всем бортам, с течами по всему дну, при деморализованном экипаже, при непрекращающейся бомбардировке врагов государства и нации, Петр Аркадьевич Столыпин страшным напряжением своих неистощимых сил, беспредельной отдачей себя долгу и редкими правительственными талантами умел плыть и везти пассажиров, во всяком случае, в относительном благополучии. (…) Много ли у нас надумали и что теперь сделают, когда ушел Столыпин, по жалобам своих противников, мешавший им, - все это увидит тот, кто доживет... Боюсь, что ничего, пожалуй, не сделают и без него, и тогда придется еще не раз вспомнить Петра Аркадьевича, умевшего выручать нас из бед даже и на нашей дырявой посудине…»

Страна упущенных возможностей

В лице Столыпина Российская Империя лишилась последней своей опоры, последней защиты. Можно довольно уверенно говорить о том, что останься он жив, Россия скорее всего не ввязалась бы в чудовищную и ненужную ей Германскую Войну, и Революция не произошла бы… Интересны в этом плане прогноза западных и отечественных экспертов относительно развития России. В отчёте немецкой комиссии Аугагена-Прейера-Зеринга, посетившей нашу страну в 1913-м году, говорилось: «если землеустроительная реформа продолжится при ненарушении порядка в Империи ещё десять лет, то Россия превратиться в сильнейшую страну в Европе, и война с ней будет не под силу никакой другой державе». Приблизительно то же встречаем мы и у французского исследователя Эдмона Тэри: «В середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом так и в экономическом и в финансовом отношении». А великий русский учёный Менделеев предрекал: «Если Россию обойдут стороной потрясения, если она двинется дальше национальным путём, если продолжатся реформы, страна будет выходить на ведущую роль среди прочих государств и народов, а её население приблизится к 310мил. человек».

В своё время Пётр Столыпин говорил: «Дайте 20 лет покоя – и вы не узнаете России!» Но России не суждено было прожить в покое и этого столь недолгого срока. Первая Мировая Война и последующая Революция поставили жирный крест на всём, что делал Пётр Аркадьевич, и перечеркнули прогнозы экспертов… Никогда не достигнет Россия такого процветания и могущества, какое предрекали ей. Население её в результате войн и варварских истреблений советской власти сократится к концу века вдвое… Землю у крестьян отберут и фактически уничтожат российское сельское хозяйство. С такими итогами мы придём к концу столь обнадёживающе начинавшегося 20-го века.

Идеи Столыпина - сегодня

Сегодня с имени Столыпина снят запрет. Его жизнь и его реформы пристально изучаются. А разношёрстные партии, обычно совершенно чуждые идеям великого реформатора, норовят примазаться к ним, исказив до неузнаваемости их смысл…

Изучая наследие Столыпина сегодня, мы обнаруживаем, что многие его идеи не устарели до сих пор, более того они актуальны, как и тогда. И земства (теперь уже и во всех областях) и реформа аграрная – всё это нужно сегодня. Правда, ввести частную собственность на землю сегодня гораздо труднее, чем тогда. При той невиданной коррупции, разгуле криминала, отсутствии законов хозяевами земли сделаются не хлеборобы, а наглые дельцы, а крестьяне вновь превратятся в батраков… Об этом в своих многочисленных выступлениях предупреждал А.И. Солженицын, большой знаток столыпинских реформ и почитатель Петра Аркадьевича. Снова ребром стоит проблема запустения Сибири и китайской экспансии. А ведь ещё на заре века Столыпин предупреждал: «Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, а когда мы проснёмся, может быть, он окажется русским только по названию». А проблема так и лежит целый век, и по сей день плотно заложены уши власть предержащих: не хотят они слышать о ней, не хотят и решать… А всё оттого, что нет у наших властей ни воли, ни твёрдости для того. И к ним обращены сегодня через век слова Столыпина: «Чтоб осуществить мысль – нужна воля. Только то правительство имеет право на существование, которое обладает зрелой государственной мыслью и твёрдой государственной волей». А нет нынче ни того, ни другого… И нет любви – к России.

И обращения Петра Аркадьевича к тогдашним ревнителям свобод звучат сегодня весьма злободневно: «Нельзя только на верхах развешивать флаги какой-то мнимой свободы, мы призваны освобождать наш народ – от нищеты, невежества, и бесправия!»; «Свобода настоящая слагается из гражданских свобод и чувства государственности и патриотизма». И защитникам террористов всех мастей: «Где аргумент - бомба, там естественны ответ – беспощадность кары». А как поразительно остро воспринимаются слова Столыпина о политике национальной! «Русское государство развивалось из собственных корней, и нельзя к нашему русскому стволу прикреплять чужестранный цветок». Пётр Аркадьевич был убеждён, что, лишь когда русский народ достигнет благополучия, будет хорошо и всем остальным народам России. Интересы русских должны были обеспечиваться прежде всего. Это бы понимание сегодня нашим руководителям! А ещё говорил Столыпин об устройстве Думы:

«Государственная Дума должна быть русскою по духу. Иные народности, входящие в состав Державы Нашей, должны иметь в Думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто-русских». А нашим ретивым западникам хорошо бы помнить другой завет великого реформатора: «Отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращённую на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью!» И как стоило бы прислушаться к утверждению Петра Столыпина: «Когда будут здоровы и крепки корни русского государства, - слова русского правительства иначе зазвучат перед Европой и перед всем миром». Воистину так! И самое, может быть, насущное для сегодняшней России: «Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа – вот девиз для нас всех, русских!»