Меню сайта
Категории раздела
| Герои наших дней [553] |
| Тихие подвижники [131] |
| Святые наших дней [5] |
| Судьбы [39] |
| Острова Руси [13] |
| Люди искусства и науки [84] |
| Герои наших дней [553] |
| Тихие подвижники [131] |
| Святые наших дней [5] |
| Судьбы [39] |
| Острова Руси [13] |
| Люди искусства и науки [84] |
Публикация из еженедельника СП России «Литературная Россия» № 36 2007 год и журнала «Литературная мастерская» №1 2008 год.
В этом варианте автором устранены опечатки и неточности вёрсток. Андрей Борисович Можаев – известный сценарист, литератор и публицист, доцент кафедры драматургии кино ВГИК, лауреат нескольких Международных кинофестивалей. В 1985 году он получил первую свою премию «Лучший дебют в кино» на Международном Кинофестивале «Молодость» за игровой фильм «Полотенце с петухом», созданный по одноимённому рассказу Михаила Афанасьевича Булгакова. Там же получил награду «За лучшее решение темы музыки в кино» его фильм «Наше военное детство». В 1999 году на Международном кинофоруме «Золотой Витязь» он получил второе место за сценарий документального фильма «Родовой камень», посвящённый строителям Оптиной Пустыни. В 2004 годах - ГРАН-ПРИ «ЗОЛОТОЙ МЕЧ» на Международном кинофестивале «Военное кино» за хроникально-документальный фильм «На сопках Маньчжурии», посвящённый русско-японской войне. Всё творчество и мысли литератора, сценариста и публициста посвящены России. Род его происходит из самого сердца страны, того уголка заветного, что зовётся с любовью русской глубинкой. Именно там, в таких уголках страны – наша богатая на таланты родина дарит нам творцов: писателей, поэтов, философов – соль земли русской. Отец Андрея – известный русский писатель Борис Можаев, автор романа «Мужики и бабы», повести «Живой» и многих других. И это тоже – знаково. Любовь к родине, глубокое понимание её культуры привито Андрею с раннего детства. …Малая родина. У каждого она своя. Недаром род Можаевых - с той самой рязанщины, которая дала России Сергея Есенина, а сам Андрей пишет о том крае так: «В пяти часах езды от Москвы, за Мещёрой на рязанщине, между реками Окой и Мокшей лежит луговой край, обозначенный на картах как пителенский район. Нет здесь ни промышленных предприятий, ни городов, даже малых. Люди живут как встарь: земледелие, уход за скотиной, охота да рыбалка. Сам райцентр Пителено – старинное, некогда ярмарочное село со многими сохранившимися каменными домами. Но вот, что самое удивительное: в этом луговом крестьянском краю почти уже двести лет являются самобытные литераторы, поэты…» Какими должны быть кино и литература сегодня, чем живёт и дышит Россия, что пишет и о чём беспокоится литератор? Эти вопросы я решила задать Андрею Можаеву. – Андрей, расскажите о себе, о том, как вы выбрали профессию? Или она выбрала вас? – О себе любой, наверное, может рассказывать бесконечно. За чайком, с задушевными друзьями. Это так по-русски! Но мне надо выделить самое главное. Я рос в семье интеллигентов, где преобладали интересы гуманитарного порядка. Ход истории, судьбы народа, возможности лучшей жизни, преодоление недостатков и пороков современного общества были в центре внимания. Словом, всё та же идея служения человеку, народу. Добавлю, что передо мной, ко всему прочему, протекала мощная река жизни нашей литературы, кино, театра в главных её явлениях: всё кипение потока с бурунами, чёрными омутами. А я сидел на самом берегу её и заворожено наблюдал. Учился поступкам, выбору позиции на примерах замечательных людей, связанных с семьёй. – Ваш отец – известный писатель, автор романа «Мужики и бабы». О чём этот роман? – В романе досконально описаны история, быт родного края, народа, описаны характерно для всей России. А главное – выражены вольнолюбие и стойкость русского крестьянина, русского человека во времена тяжелейших испытаний. – Значит, выбор творческой профессии был предрешён судьбой? – До двадцати шести лет я и не помышлял связываться с искусством. Увлечён был историей и даже учился в самом тогда идеологизированном историко-архивном институте. Но обстоятельства сложились так, что для роста в этой области науки с меня потребовали начинать столбить карьеру комсомольско-партийную, от чего я отказался, руководясь примерами всё тех же родных и друзей семьи. Решил оставить карьерный вуз. Оказался на распутье. И вот тогда старый друг, режиссёр-документалист, буквально взял меня за руку и отвёл на «Мосфильм». Этот человек был необычайно преданным кино и захотел «посвятить» и меня. Так я стал работать на студии: от самых низших рабочих специальностей до труда декоратора. И заболел, конечно, этим делом. Тогда наш друг стал требовать с меня писать этюды, готовиться во ВГИК, что я исполнил. К удивлению для себя, у меня начали получаться эти маленькие работы на бумаге. А скоро вдруг случилась, к моему изумлению, маленькая повесть. С этим и поступил на сценарное отделение. Захотелось вдруг писать, а не руководить площадкой, ставить. Но главное – отец увидел в моей робкой писанине какое-то зерно и благословил. Так, что очутился я в этом деле скорей случайно, но попал метко. Думаю, так случилось оттого, что старшие опытнейшие мастера сумели увидеть во мне что-то и направить вовремя. Сам бы я в этом вряд ли разобрался. Или ещё несколько лет тыкался бы по сторонам, искал себе применения. – Но почему именно документалистика? Казалось бы, банальный вопрос – зачем нужно документальное кино? В чём его роль и значение? – Документальное кино – старейший вид. Существует с братьев Люмьер. Кино, вообще, очень разное. В этом его обаяние. Неигровое кино существует в разных формах. Хроника – прямая летопись, документ. Публицистика – задачи сродни журнальной очеркистике. Постановка, разбор острейших вопросов на злобу дня, важных для всего общества. А есть ещё лирические, эпические жанры, портреты и пр. Есть научно-популярная и научно-публицистическая область. Неигровое кино в массе своей всегда превышает поток игровой. Увы, сегодня кинопублицистика серьёзная сведена к нулю. Причины всем известны – особенности нашего жизненного, государственного устройства… Ну, и наконец, есть ещё теледокументалистика, способная глубже разбираться в проблемах личной, интимной жизни современников. Добавьте сюда ещё познавательно-образовательные цели. Вот каков объём! И главное – именно в документальном кино, на киноплёнке, шёл всегда поиск, разработка киноязыка, достижения которого переходили в кино игровое. В документальном работать сложнее. Актёра нет. Ситуации часто меняются мгновенно. Осмысляешь, лепишь типы, образы из подручного материала с опорой на кинопластику. Множество приёмов, какие в игровом не используешь! Именно документалистика предшествовала всегда подъёму игрового кино, насыщая его злободневностью, поисками выразительности, буквально вторгаясь стихией реальной жизни в очерченные постановочно рамки площадки, кадра. О целях же, задачах киноискусства вообще лучше всего сказал А.Тарковский: «Кино – запечатлённое время». Время, данное в главные его идеях, противоречиях, характерах и типах, в жизни души. – Могли бы вы назвать тех мастеров, про которых бы сказали «я у них учился»? Или иначе формулируем вопрос: чьи работы в литературе и кинематографии для вас – путеводные в творчестве и жизни? – Да, конечно! Первый учитель – мой отец. Учитель всей своей жизнью! Мой первый бесценный редактор и также учитель – Инна Петровна Борисова, работавшая ещё с Твардовским в «Новом мире». Она поставила мне руку, отучила от многих выигрышно-дешёвых приёмчиков и ходов. Эти два учителя вывели меня к пониманию высшей простоты и глубины языка. Ну, и вся классика мира оказывает на литератора формирующее влияние. Если он, конечно, желает работать серьёзно. Важен общий уровень культуры, выработки вкуса. И только классика, включая современную, может помочь. И не надо бояться быть немодным, не современным. Если ты не занят стилизаторством, тебе ничто не грозит. Ведь все мы – дети своего времени, дышим им, выражаем его каждый по-своему. Потом это складывается в то, что называем литературным процессом. Большая часть написанного скоро уходит, и лишь немногое лучшее остаётся, превращается в то, что названо литературой такого-то периода. Единицы книг входят в учебные программы. Но пишут-то не для истории, а для души. Так что и бояться нечего. Время всё само расставляет по местам. Далее, в кино я учился у Л.Н. Нехорошева, бывшего тридцать лет главным редактором «Мосфильма» эпохи его расцвета. Огромное значение имела для меня семья Л.А. Кулиджанова. Его супруга, Н.А. Фокина – мой второй мастер. На площадке я прямо учился у блистательнейших режиссёров М.А. Швейцера и его супруги С.А. Милькиной, у М.М. Хуциева. Изобразительную кинокультуру также постигал на площадке или в монтажной, допустим, у великого оператора В.И. Юсова. Из сценаристов могу назвать множество, но ограничусь именем нашего классика В.И. Ежова, автора «Баллады о солдате», «Крыльев», «Белого солнца пустыни» и ещё более сотни знаменитых фильмов. Одиннадцать лет мы бок о бок с ним вели сценарные мастерские во ВГИКе. Это было искромётное общение, работа, проникновение в опыт профессии. И, конечно, не переоценить значение долгого общения с А.В. Баталовым. Здесь – бездна живого опыта, традиций и знаний театра, кино, литературной классики со времён Чехова! Ну, а документалистику я постигал с помощью выдающихся режиссёров А.Кочеткова, Б.Карпова и сценариста научно-популярного кино Василькова. Конечно, следовало бы назвать ещё много имён, но формат ограничивает. – Расскажите, пожалуйста, про ваш роман «Однолюбы». – «Однолюбы» – часть книги-триптиха «Поперёк времени», задуманного давно, а исполненного совсем недавно. Это попытка художественно осмыслить судьбы, опыт бытия России через жизни героев в разные эпохи столетия. Это моя дань памяти чудесным людям разных поколений, которых встречал и черты которых хотел закрепить на бумаге. Это время в его конфликте с 30-х годов до середины 90-х годов: борьба за самостоятельность личности в своём внутреннем выборе позиции вопреки давящей машине бюрократии, прямых репрессий или разврату эпохи «вольного капитала». В таком стоянии вижу главную черту нашего архетипа. Именно она выражает народ, как бы мало ни оставалось по временам таких людей. Всё равно, выстаивая, они открывают нам перспективу дальнейшей человеческой, а не скотской, жизни. – Вы пишете документальную прозу. Расскажите, пожалуйста, о ней. Что сейчас интересует Россию, не упал ли интерес к серьёзной литературе, в частности, документальной? Можно ли сравнивать эти жанры – художественная литература и документальная, и если художественная, то какой она должна быть? – Да, я в последние годы увлёкся документальной прозой. А публицистикой занимался всегда. Очерки и статьи печатались в самых боевых когда-то изданиях – в «Литературной России», в газете «Завтра», в «Русском вестнике» и других, включая заграничные. Но с документальной прозой – вопрос особый. Это свой набор средств, конечно. «Полёт фантазии» ограничен. Но самое интересное для меня – как ты, автор, выберешь из потока жизни истории, судьбы, характеры, как увидишь, сумеешь обобщить и выразить эпоху с опорой на строгий язык фактов? И поднимутся ли твои герои на уровень обобщения и значения образцов прозы художественной? Сам же документально-исторический быт в деталях имеет особую привлекательность правды. Сумеешь овладеть материалом, выразить главное в эпохе и судьбах – читатель будет. И широкий читатель! Человек инстинктивно ищет правды, при всех желаниях развлечься или отвлечься. И сегодня, в наше вновь лукавое время, всё больше людей тянутся к правдивому слову. А задача автора, помимо мастерства – быть честным и нелицеприятным. Не подменять повествования задачами идеологии, политики. Так, что по-моему, задача у всей литературы, как, впрочем, и у всего высокого искусства, общая при их разности в средствах: запечатлённость исторического времени, бытия народного через жизнь души с его тайнами, явными и скрытыми переживаниями, исполненная по трудным законам эстетического. – Считаете ли вы, что книжный рынок сейчас представляет читательский спрос и соответствует ему? То есть, каков читатель - таков и уровень предлагаемой рынком литературы? Или эта тенденция – преобладание беллетристики – навязана рынком? Можно ли, в самом деле, навязать вкус? Или людям сейчас, действительно, интереснее читать Донцову и Маринину? – Вкус навязать сложившейся личности невозможно. Ведётся намеренный сбой вкуса, занижение или извращение его у детей и подростков. Здесь всё зависит от позиции, состояния семьи. Именно семья – главный воспитующий. Родители должны понимать свою ответственность. Ну, а отчего сегодня такое засилье масскультовщины? Это старое явление, было всегда. Начало – эпоха «промышленной революции» и появления городских пролетарских масс. Их надо отвлекать, чтоб не совали нос в социальные вопросы. Вопрос даже не в потребности зрелищ, каковая потребность лежит в природе человека. Но зрелище зрелищу – рознь. У нас же сегодня вместо зрелищности – голая коммерция на максимальном занижении качества. Опять здесь диктуют политика и отчасти идеология. А бизнесмены озабочены только выгодой. И гонят её для себя, не гнушаясь ничем. В этом вопросе ведущую роль должна играть охрана культуры, пропаганда культуры действительной. Произведений искусства во все времена бывает мало. Это – штучная, ручная работа. Ценители его во все времена находили разные формы поддержки его. Хотя художники, как правило, жили при этом очень трудно и бедно. Часто произведения оценивают гораздо позже их обнародования. Просто, художник серьёзный опережает эпоху и массы в своих наблюдениях и мыслях. К таким редким произведениям примыкают более массовые, те, что названы беллетристикой. И вот эту область поддерживать нужно в первую очередь. Повышение уровня беллетристики естественно начинает вытеснять поток халтуры и грязи. Ведь беллетристика описывает человека в его повседневной, знакомой каждому жизни. Ну, вспомните, хотя бы фильмы «Служебный роман», «Ирония судьбы». Это – хорошая беллетристика. Сегодня и она затоптана. А от повышения среднего уровня будет легче жить и высокому искусству. Начнёт создаваться питательная среда в обществе. Вот что, мне кажется, надо особо поддерживать и государственными мерами в том числе. Только так появится настоящая зрелищность, начнут потихоньку выправляться вкусы. Но этому противостоит та область коммерции, которая названа «мидкультом». – Что такое «мидкульт» и чем он отличается от массовой культуры? – «Мидкульт» – это особая опасность. Масскультовщина – прямая антикультура, и не скрывает этого. Мидкульт паразитирует на искусстве. Это антиискусство в его одёжках. Эти «вселенские» звучания, ангелы и искусители, притчеобразности, якобы универсально охватывающие все народы планеты. Глобализация, всесмешение, короче, при самом пустом содержании в позе глубокомысленности, всеисторичности, афористичности, выламывании фраз. Всё, что производит неотразимое впечатление на средние умы, на людей, по выражению Достоевского, "золотой середины" с кое-каким образованием. И это также рекламируется, это такой же товар. А дельцы его вводятся в систему так называемых «звёзд». "Вышедших в тираж" тут же меняют на новых. Вообще, «звёзды» мидкульта и масскульта должны нести в себе особую степень пошлости, какая присуща толпе в ожидании чего-нибудь низменного или псевдо-эстетичного, приправленного гнилым душком. Раньше были казни, потом фиглярства, сегодня – стриптиз прямой и душевный. Вон, типа образца пошлости «звёзд» – культового Пресли. И вместе, всё это – обычный товар, включая «товар личности», призванный увеличивать прибыль с продаж. В литературе же авторы вечно обсчитываются в цепочке «издательство – типография – торговля». Лучшим средством против всего этого может быть презрение и осмеяние. Ну, а потребность в серьёзном, настоящем искусстве, вырастающем из своего времени и запечатлевающем его, будет всегда, как бы ему не перекрывали пути. Искусство отзывается на сущностные потребности духа человеческого. И в этой именно природе – вечность. Другое дело, что спрос на него не массовый, но постоянный, основанный на стремлении людей к развитию своей личности. Чехов в ответ на упрёки, что стал писать слишком серьёзно, отвечал: «У каждого писателя найдётся свой читатель». – Вы преподаёте, общаетесь со студентами, с молодёжью. Какая она, о чём думает? – ВГИК – институт особенный. Не берусь говорить обо всей молодёжи. Но те, которые учатся у нас на всех факультетах, явно разделяются на две части. Одни нацелены на самую серьёзную учёбу, работу; другие «отбывают номер» до получения диплома. И как бы ни было трудно дальше, я уверен, что именно первые через ряд лет внесут такие желанные и долгожданные изменения в лучшую сторону. Если, конечно, искалеченный, изуродованный кинематограф наш вообще сохранится. И вот в этом-то – весь вопрос. – Несколько слов о вашей публицистике. Что вас беспокоит, о чём пишете, о чём намерены писать? Над чем работаете сейчас? В литературе и в кино. – Сегодня я приостановился с публицистикой на время. Последняя крупная работа в кино была о состоянии нашей музейной культуры, архитектуры, отношения к наследию. Там стоял ряд острых вопросов. И всё это пришлось на время скандала с воровством в Эрмитаже. Сегодня о тех проблемах, что подняты в фильме, говорят всё шире и во весь голос. А тогда фильм удалось показать только на фестивале в Петербурге. Сейчас же я работаю над проектом восьмисерийного телефильма по одной из повестей Лескова. Дело продвигается, но говорить подробней не могу. Продюсер серьёзно ведёт проект. У него свои планы по финансам и кооперации. Если всё состоится, как задумано, он сам широко заявит о будущем проекта. Могу сказать только, что это не «мыло», а серьёзная художественная работа, задуманная в традициях нашего прекрасного телекино прошлых времён. – Если бы вам предоставили возможность обратиться в прямом эфире к России, как, например, давали такую возможность Солженицыну, что бы вы сказали людям? – Ну что я могу сказать, и кто я такой? Обычный человек. Ничем не лучше, не мудрее какой-нибудь деревенской бабушки, честно трудившейся всю жизнь, вырастившей детей и внуков, помогающей ближним. Скорее – даже хуже. А как жить? Да по совести, прежде всего. Стараться восстанавливать правду, здравые понятия жизни в самом себе, прежде всего. И поменьше слушать тот обслуживающий наживу пропагандистский аппарат, который вещает об отсутствии правды, истины вообще, об амбивалентности добра и зла, приоритете субъективизма, эгоизма, наслаждения как смысла жизни, прелестей инфернального и вообще всего «параллельного» и прочего подобного. Всё это – сознательная проплаченная ложь. И жизнь сама жестоко мстит за увлечение ложью. И будет мстить жесточе, покуда не сойдём с гибельного пути. Стоит посмотреть на нашу современную историю, да и просто вокруг себя... Тот, кто не желает жить своим умом с опорой на традиции многотысячелетние и проверенные, тот погибает. Наш Пушкин выразил: «Самостоянье человека есть вечный движитель его». Сегодня надо особо стремиться к этому самостоянию духа. Это одно выводит из многообразнейшего прельстительного рабства, должного завтра привести уже к полной погибели. А вера, культура, высокое искусство, это то, что и призвано вытаскивать людей из погибели. Сегодня, когда наши времена часто называют распутьем, многие писатели и публицисты заняты поиском новой русской идеи. Не называя её так, Андрей Можаев по сути ответил на вопрос коротко и точно: «Жить по совести». И… самостояние духа. Беседу вела Виолетта БАША Докфильмы А.Б. Можаева на сайте "АСР":
| |
|
| |
| Просмотров: 1142 | |