– Ваше Святейшество, вспомним начало Вашего жизненного пути – расскажите о Гойко Стойчевиче (мирское имя Патриарха Павла – авт.), Славонию, деревню Кучанцы, раннее детство.

– Я рос так же, как растет и нынешняя молодежь, с той разницей, что сама жизнь была несколько иной, существовали границы, переступать которые было нельзя. А сегодня смотрите, что творится… Я очень рано остался без родителей. Отец, уехав на заработки в Америку, заболел туберкулезом и вернулся домой умирать. Мне тогда не было и трех лет; только что родился брат. Мать спустя несколько лет после смерти отца вышла замуж и вскоре умерла, брат и я остались с бабушкой и теткой. Мое ощущение материнской любви связано с теткой, которая заменила мне мать и я помню ее безграничную любовь, думаю, что когда умру, первой встречу ее, а потом остальных. Семья была религиозной; дети ходили в воскресную школу, учили Закон Божий и с первых лет жизни знали «Отче наш», но когда растешь без родителей, чувство Отца Небесного переживается намного сильнее. Я слышал об одном ребенке, которого мать оставила с бабушкой , больше не заботилась о нем и когда он слышал от других детей слово «мама», он бежал домой и ласкал кошку, называя ее «мама»… Тетка нас любила, но за наши провинности мы знали и палку. Хотелось бы заметить, что сегодняшняя система воспитания больна, неправильна, дети буквально оказываются в панцире родительской любви и заботы, не могут нормально развиваться. Убивается всякая инициатива, мальчики вырастают с психологией плюща, вместо того чтобы стать опорой для семьи, остаются своевольными и капризными, ожидая, что им будут угождать.

– Было ли уже тогда предположение, какие-то знаки, что Вы посвятите свою жизнь Церкви?

– Нет, кроме того, что я был очень слаб здоровьем. Однажды надо мной уже и свечу поставили, подумали, что умер. Тетка видела, что я не гожусь для сельских работ, и было решено, что мне надо продолжать обучение. Семья оказала важнейшее влияние на мое решение поступить в Духовную Академию, но интерес к физике сохранялся и я занимался ей в свободное время.

– И все же Вы серьезно проверяли свое решение поступить в Духовную Академию?

– Тогда, на третьем курсе Академии, я подумал: «Если Бог наперед знает, что я буду убийцей, смогу ли я изменить свой путь? Если могу, Его знание – ничто, а если не могу, где же тут свобода?» Долго я мучился этим вопросом, не находя ответа. Довериться кому-то из друзей я не мог, их не интересовали подобные проблемы; спросить у преподавателя нельзя, вдруг скажут: «Он еретик» – кто знает? В этом возрасте всякое приходит в голову, долго я носил этот вопрос в душе, пока не нашел ответ у Блаженного Августина, который объясняет его понятием времени. Время, говорит он, есть некая непрерывность, имеющая прошлое, настоящее и будущее. Прошлое было – его нет; будущее будет – его нет; а что есть? Есть настоящее, но и его почти нет, оно – точка соприкосновения прошлого и будущего, в которой будущее непрестанно уходит в прошлое. Время существует лишь для тварных существ, материи, вселенной, и в особенности для нас, людей. Мы живем и познаем в категориях пространства и чисел. Для Бога их не существует. Для Него нет ни прошлого, ни будущего, но только вечное настоящее; потому, когда мы говорим о будущем, это будущее наше, а не Его. И это стало для меня решением проблемы, если бы этого не произошло, с богословием было бы покончено.

– Что Вы почувствовали, когда узнали, что Вас избрали Патриархом?

– Это был шок. Я никогда не ждал и еще меньше этого хотел; тогда мне было уже 76 лет, а в таком возрасте что-то начинать очень трудно. Но утро вечера мудренее, на следующий день я пришел в себя и стал думать, с чего начать, за что взяться. Знаете, как: есть возможное, есть невозможное, и есть то, что ты должен. Чувство долга и его исполнение – вот главное.

– Можете ли Вы рассказать о наиболее трудных моментах Вашего служения?

– Малодушие свойственно людям. Но потом, оглядываясь назад, понимаешь, что и неудачи и скорби имеют свой смысл. Вот, помню, как-то шел пешком в монастырь; дорога долгая, дождь льет, зонта нет, под ногами глина мокрая, липкая, едва удается ноги передвигать. Думаю: «Господи, почему же так? Я ведь не в кабак иду, что же происходит?» А потом говорю себе: «А где же моя выдержка, стремление?» Все устраивается, если умеешь терпеть и доверяешь Богу.

– Почему Вы не считаете себя живым свидетелем событий в Косово?

– По простой причине: я им не являюсь. Моему пребыванию в Косово было придано слишком большое значение, Просто я там был, потому что иначе было нельзя. Мы все нуждаемся в хороших людях и добрых пастырях и готовы видеть их везде, иногда и там, где их нет; ошибаемся, видим только внешнее.

В добродетели нужно расти непрестанно, нужно достичь высшего порога – «не могу грешить». Это глубинный внутренний процесс, конечно, он передается и вовне.

Иногда человек просто мимо пройдет, а вам как-то легче, теплее, а почему – не знаете. И , наоборот, рядом с кем-то вам не по себе..

Мы готовим в рай или в ад каждую свою духовную клетку. Неврозы – вот вам адские мучения – отчего? От недостатка любви. Совершенная любовь изгоняет все темные страхи.

– Значит, начало ада здесь, на земле?

– Конечно, здесь. И блаженство здесь начинается, если тут мы можем себя подготовить к блаженству, то там – уже не сможем. Смерть – это граница, за которой нет покаяния. Но после физической смерти существуют степени блаженства. Для роста человека в добродетели нет застоя, так же как и во зле – нет остановки. А как быстро человек будет расти – зависит от его ревности. Конечно, здесь и от разума многое зависит, от понимания, от его понимания вопроса смысла жизни. Это первостепенный вопрос, если человек его решил, тогда все легче. Некий юноша спросил Эйнштейна,

– В чем заключается смысл жизни?

-Знать ответ на этот вопрос, – сказал Эйнштейн, – значит быть верующим. Молодой человек продолжал:

– Не лучше ли не задаваться этим вопросом?

– Человек, который не найдет смысла своей жизни, будет не просто несчастен, он будет нежизнеспособен. Насколько мне удалось проникнуть в законы природы, настолько я увидел в них проявления высшего разума, в сравнении с которым все, на что способен человеческий разум, лишь тусклый отблеск.

На мой взгляд, там, где существует высший разум, существует и личность, которой этот разум принадлежит. Так же как личность не существует без разума, так и разум не может существовать без личности. Ни любовь, ни ненависть не могут существовать вне личности. Для меня «высший разум» – Божий разум. Для Эйнштейна иначе. Он был пантеистом, он не верил в Бога – Личность, а рай и ад он понимал слишком буквально, поверхностно.

– Можно ли объяснить сошествие Благодатного огня у Гроба Господня законом природы?

– В Кувуклии Гроба Господня находится Патриарх. Свечи погашены. По вере и молитве сходит огонь. Это – чудо. Если апостол Павел не видел Спасителя, тогда все христианство – фикция; если Христос не воскрес, христианство не имеет смысла, ибо в этом вся сущность нашей веры; если Христос не Бог, если нет иного мира, то мы – самые несчастные из людей. Если бы даже наука нашла доказательства, что Бога нет, то почему мы должны в это поверить? Как можно доказать, что мир возник сам по себе или что душа смертна? Это уже не наука, а вера материалистов.

– Приближается 2000-летие Христианства. Станет ли 2000-й год годом конца мира, и почему на праздновании юбилея книги Откровения Иоанна Богослова на Патмосе присутствовали ученые?

– Ученые, присутствовавшие там, христиане , которые занимаются вопросом толкования книги. У нас нет ее достоверного общепринятого толкования, это – единственная книга, которая не читается в церкви – ее содержание очень сложно. Пророчества апостола Иоанна трудны для понимания пока они не исполнятся. Для нас важно, что святой Иоанн описал полную историю Церкви. В конце придут два святых мужа, будут проповедовать около трех с половиной лет, погибнут от руки антихриста, и затем наступит конец. Все это описано в мистических образах; они предупреждают нас, что в Небесный Иерусалим войдут лишь 144000 праведников, и что мы должны подготовить се6я…Число символическое, как и все образы, поэтому, читая эту книгу, мы должны остерегаться ложного толкования.

– Что такое православная мистика?

– Это глубокое личное переживание веры и связи с Богом и с духовным миром. Оно настолько глубоко, что словами его выразить невозможно. Однако, чтобы не заблудиться, не сбиться с пути, его обязательно нужно сверять с учением Церкви и находиться под ее руководством. Многие секты возникли именно от заблуждений. Человек должен найти верный путь, чтобы пройти сквозь чащу, а это возможно лишь с помощью проводника, который уже знает дорогу.

– Сейчас многие обращаются к буддистской медитации, хотя православная молитва, по словам святых отцов, единственный и уникальный способ подлинного богообщения. В Православии нам известен исихазм. Есть ли последователи этого метода духовной жизни?

– Такие люди неохотно рассказывают о своем опыте, это нечто сокровенное, глубинное. Исихазм – способ достижения Божественного света. Противники исихазма с насмешкой говорили, что исихасты занимаются созерцанием собственного пупка. В действительности же они максимально концентрируют внимание на своем внутреннем мире для того, чтобы освободиться из плена мира. Когда-то и мирские люди прибегали к такому способу молитвы, но только под руководством монахов-исихастов; сейчас же монахов все меньше, а потому меньше и наставников в этом делании.

– Известно, что Святейший Патриарх Павел исповедуется четырежды в год; каково значение исповеди?

– Грех рождается в сердце и в уме. Мы грешим мыслями, словами, делами. Исповедь – это покаянное чувство блудного сына, покинувшего отца, нарушившего Его волю, спешащего вернуться к Нему, что значит, и к себе самому. В раннехристианской Церкви исповедь была публичной, затем ее отменили, чтобы не смущать детей и новоначальных. Очень трудно в присутствии другого признаться в своих проступках, Покаяние, по-гречески «метанойя», – изменение ума, а епитимья – не наказание, а лекарство. И себе, и другим говорю: кто угодно может меня унижать, но унизить меня может только один на свете человек – я сам. Когда это поймешь, приобретаешь внутреннее равновесие, покой.

– Ваше Святейшество, поговорим о женщине. Однажды вы сказали, что женщина – «немощной сосуд», в другой раз, что женщина намного серьезней и ответственней мужчины, потому что она вынашивает, рождает и воспитывает детей. Разве совместимы эти две оценки?

– Совместимы. Женщины эмоциональнее, чувствительнее, им легче оступиться, хотя и среди мужчин это не редкость… «Немощной сосуд» – это из притчи об Адаме и Еве, Ева оступилась первая.

– Зачем же Адам послушался ее? Не слабость ли это?

– Он послушался потому, что здесь и речь идет о браке. Два в плоть едину. Не было ни ее обмана, ни его легкомыслия, он сознательно решил вместе с ней нести бремя греха. Потому брак – установление райское, и оно не было уничтожено грехопадением.

– Что важнее из христианских добродетелей – молитва или милостыня?

– Важно и первое, и второе, и многое важно… Невозможно выделить какую-то одну добродетель, Если ты не убил, но украл – ты виновен. Молитва – это наши живые отношения с Богом, наш разговор с Ним. Что за семья, в которой сыну нечего сказать своему Отцу? Без милостыни и сострадания к другим мы тоже не сможем спастись, ибо все мы – единое тело.

– Вера учит, что блаженство – главная цель существования…

– В достижении блаженства существует семь ступеней. Первая – смирение, это фундамент. Гордый человек не способен сделать ничего доброго. Он считает, что Бог его должник, а не наоборот. Высшая из добродетелей – любовь. Ей уже не во что переходить, вера переходит в созерцание, надежда – в осуществление, а любовь остается связью нашей с Богом и с другими людьми.

http://www.pravoslavie.ru/