От Редакции:

В 1918-1938 гг. в Советском Союзе преследованиям было подвергнуто все российское население, начиная с тех, против кого была направлена революция: чиновники царского правительства, дворяне и помещики, офицеры Русской Императорской армии и флота, промышленники, купцы, домовладельцы, духовенство и миряне разных конфессий; и заканчивая теми, кто ее готовил: члены разных партий, интеллигенция; и теми, ради кого она совершалась: рабочие и крестьяне. При царившем беззаконии и произволе, отвергнутые властью, как полноправные граждане, с клеймом контрреволюционеров, позднее — «врагов народа», они были репрессированы: расстреляны, отправлены в лагеря, высланы, как правило, в отдаленные районы, лишены всех прав и имущества, изгнаны с родной земли вместе с семьей. Вырванные из привычной жизни и выброшенные в малопригодный для нормального существования мир, они стали изгоями в собственной стране, в полной зависимости от местных властей, не имея возможности заработать на жизнь, свою и семьи, обреченные на нищенское существование или смерть. В рубрике «Голоса АрхипеЛАГа» впервые публикуются подлинные письма и заявления самих арестованных или осужденных, их родственников, друзей, знакомых, хранящиеся в фондах ГАРФ: «Московский Политический Красный Крест» (1918 – 1922); «Е. П. Пешкова. Помощь политическим заключенным» (1922-1938). Журнал «Голос Эпохи» выражает глубокую признательность И.И. Осиповой за предоставленные материалы.

Письмо №1.

«…меня держат по подозрению в сообничестве с белогвардейцами…»

ГАГАРИНА А. Н. — в МПКК

ГАГАРИНА Александра Николаевна, родилась в 1890 в Санкт-Петербурге. Княгиня. Получила высшее образование. До революции проживала в Петербурге в собственном доме, летом — в своем имении в селе Гагарино Рязанской губ. С 1918 — служила заведующей фермой и хозчастью в Сергиеве Посаде. 25 декабря 1919 — арестована. 23 февраля 1920 — нарсудом «за растрату чужих вещей» приговорена к заключению в лагерь на 1 год и оставлена отбывать наказание в Новинской тюрьме. 19 апреля 1920 — благодаря помощи юридического отдела МПКК, подала в МЧК заявление с подробным описанием всех событий. 24 апреля вызвана на допрос, но уже как свидетель кражи золота. 28 октября 1920 — дело о «незаконном присвоении сумм и вещей из числа конфискованных в Сергиевой Лавре в 1919 году» было прекращено, так как «комиссар Туган-Барановский кровью смывает на фронте могущее быть преступление», а показание на него дала «классовый враг, бывшая княгиня, что вызывает некоторые сомнения» [1]. Осталась отбывать наказание в Новинской тюрьме,

в январе 1921 — по просьбе юридического отдела подробно написала обстоятельства своего ареста и осуждения.

<5 января 1921>

«Александра Николаевна Гагарина. Арестована в Павловском Посаде  25-го декабря 1919 г<ода>.

В продолжение 1918-19 года служила как заведующая фермой сельскохозяйственной частью, а также и в Военном Комиссариате по их поручениям. В августе 1919 г<ода> была освидетельствована Комиссией Военного Комиссариата и признана настолько нездоровой, что оставила службу совершенно, с целью поправки здоровья. В ноябре 1919 г<ода> у меня поселился на квартире некий К. Туган-Барановский, оказавшийся после агентом ЧК. Узнала я это от одного из поставщиков продуктов, когда я ему это сказала, он признался, что состоит на службе в ЧК, но приехал с целью выследить Исполком Сер<гиева> Посада. В Исполкоме же я узнала, что он приехал следить за мной, не имею ли я сообщений со своим мужем. Вообще, его поведение было для меня очень подозрительно. Занимался конфискацией вещей[2] и говорил, чтобы я в это дело не вмешивалась.

7-го декабря я обнаружила у себя кражу золота и еще других вещей. Когда я заявила об этом в Уголовный розыск, мне сказали, что напрасно я заявляю о деньгах, т<ак> к<ак> их все равно не найдут, а мне же попадет, что я имела такую крупную сумму в квартире. Ко мне был послан ряд анонимных записок, предупреждающих меня, что если я в дальнейшем буду доносить в столицу о своей краже, то мне скверно придется. Я же, не обращая ни на что внимания, продолжала предъявлять все анонимные записки в милицию. Барановский все последнее время себя вел подозрительно, он все время уезжал в Москву и заявлял, что 12-го января он совершенно уедет. 24-го, когда у меня были гости, приехало человек 60 из ЧК, окружили весь мой особняк, в котором я жила, и устроили у меня обыск. Ничего не нашли, извинились и ушли. На другой день я была арестована, а также и Барановский, служивший в ЧК под фамилией Русин. Обвинение мне предъявили, что я симулировала у себя кражу, что кражи никакой не было, как доказывал Русин. На него же было доказано, что он расхищал чужую собственность.  Меня отправили в лагерь на год. В июне месяце хлопотал обо мне Совет Сергиевский, чтобы мне дали работу с воли. Накануне своего освобождения я была вызвана на допрос в Трибунал, допроса мне никакого не было, и я была отправлена в Новинскую тюрьму. На посланный запрос в Трибунал, с просьбой о выяснении моего перевода в тюрьму, Трибунал ответил, что дело отправлено в МЧК. Заключение в продолжение четырех месяцев не предоставило сведений, в чем моя вина, и никто не явился для допроса. Потом я узнала, что Барановский на свободе, занимает должность в ЧК и мстит мне тем, что заявил в ЧК, что я имела переписку со своим мужем, находящемся на юге, и обвинил Совет Сергиевский, что тот знал, что я белогвардейка, что они мне во всем потакают, и я вела такую шикарную жизнь, как и раньше. ЧК арестовала всех лиц Сергиевского Совета, а те, которые уехали и давно на фронтах, разыскиваются. А меня держат по подозрению в сообничестве с белогвардейцами, доказательств на то не имеется, поэтому и обвинение не могу опровергнуть, по вызову приезжал следователь, но ничего не записывал из моих показаний. А. Гагарина»[3].

В январе 1923 — в списке заключенных, которым МПКК передавал вещи и продукты, есть и ее фамилия: «Гагарина — белье, питание, курево»[4].

Письмо №2.

«…положение создалось безвыходное и очень убийственное…»

О СОРОКИНЫХ-КОВАЛЕВЫХ И. Ф. , В. Ф., Ф. Д. — ПЕШКОВОЙ Е. П.

СОРОКИН-КОВАЛЕВ Федор Данилович, родился в 1884 в селе Борисовка Уманского уезда Тамбовской губ. Получил среднее образование. Матрос, член партии эсеров. В ноябре 1917 — арестован «за оказание противодействия Октябрьской революции. В апреле 1918 — освобожден. С 1919 — член ЦК партии эсеров, участвовал в работе нелегального Комитета по освобождению Черноморья от белогвардейцев. В июне 1920 — арестован в Новороссийске как член партии эсеров, в сентябре освобожден. Проживал в Москве, работал в Главтабаке. 20 апреля 1921 — арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, 17 мая 1922 — выслан в Нижний Новгород. В 1923 — за подпольную деятельность и побег приговорен к 3 годам тюремного заключения. Содержался в Челябинском, с 1925 — в Суздальском политизоляторе. В 1926 — приговорен к 3 годам Соловецкого лагеря особого назначения. В августе 1929 — освобожден и выслан на 3 года в Самарканд, 6 ноября 1931 — срок ссылки увеличен на 3 года, переведен в Петропавловск.

СОРОКИН-КОВАЛЕВ Иван Федорович, родился в 1906. Получил начальное образование. Крестьянин-единоличник, в конце 1920-х — вступил в колхоз. 23 декабря 1931 — исключен из колхоза, лишен избирательных прав, раскулачен и выгнан из дома.

СОРОКИН-КОВАЛЕВ Василий Федорович, родился в 1914. Получил начальное образование. Крестьянин-единоличник, в конце 1920-х — вступил в  колхоз. Осенью выехал в Петропавловск к отцу и устроился на работу.

В январе 1932 — Федор Данилович Сорокин-Ковалев обратился за помощью к Е. П. Пешковой.

<3 января 1932>

«Уважаемая Екатерина Павловна!

Убедительно прошу Вас, поскольку возможно, принять зависящие от Вас меры, чтобы не допустить конфискации имущества моей семьи, проживающей в селе Борисовка Мордовского района Центрально Черноземной области. Местный с<ель>совет конфискует и без того весьма скудные пожитки моих детей, только лишь потому, что отец у них полит<ический> ссыльный. Как Вам известно, сам я происхожу из крестьянской среды: а именно, крестьян-тружеников. Дети мои, которых у меня двое: старшему Ивану теперь 26 лет и младшему Василию 18 лет, выросшие совершенно вне поля моего зрения и лишенные возможности получить какое-то ни было образование, кроме самой нисшей ступени грамотности, — все время занимались исключительно сельским хозяйством. Они имели одну лошадь, одну корову, три овцы, а бывали времена, когда лошади у них совсем не было. Полагаю, что такое хозяйство никак нельзя отнести к разряду кулацких. Тем более, что оба сына считаются хорошим работягами в селе, не лодыри, не пьющие спиртных напитков, оба даже не курят. С образованием в селе Борисовка колхоза дети безоговорочно вместе с другими крестьянами вступили в этот колхоз. К своим обязанностям в колхозе они относились в высшей степени добросовестно, а старший сын считался даже особенно выдающимся работником и почти все время в колхозе был бригадиром, особенно, в истекший год. При посеве хлеба и сахарной свекловицы на той части посевной площади, на которой производился посев бригадой сына, урожай получился несравненно лучше, по сравнению с теми площадями, где работали другие бригады. При призыве на военную службу он все время отбывал таковую в территориальной части, проходя ежегодно месячное обучение. Но вот в декабре истекшего года, при созыве родившихся в 1905 году на повторное месячное обучение в территориальные воинские части, старшего сына на взяли, считая старшего сына чуждым элементом и лишь только потому, что отец у него полит<ический> ссыльный. А 23 декабря того же истекшего года сельсовет сделал старшего сына, исключил его из колхоза, лишил права голоса и произвели опись всех пожитков, включая последнюю корову и избу с целью конфискации (лошади обобществлены в колхозе, а также и часть овец). И все это делается по одному и тому же мотиву, что отец у него полит<ический> ссыльный. Я говорю здесь о налете на старшего сына, так как младший сын с окончанием работ в колхозе на время зимы приехал ко мне в Петропавловск, где и устроился на работу. Жена с лета живет у меня, тоже приехала на время.

Ясное дело, что этой конфискацией наносится тягчайший удар всему нашему семейству, и старший сын со своей женой и малолетними детьми поставлен в безвыходное положение. Что ему теперь делать со своими крошками? А их двое у него: пяти и двух лет детишки. Смерть для них неминуема. А все это делается только потому, что отец у него полит<ический> ссыльный. Ведь я ссыльный не по классовой линии, а только за убеждения. И только за убеждения и держат меня в данное время в ссылке, так как ни о каких политических деяниях тут речи быть не может. И этого мало, что только за убеждения держат в ссылке меня, но за эти же мои убеждения и только за убеждения еще карают моих детей, да так карают, что жестче и придумать нельзя. Что может быть хуже для деревенского человека, да еще нигде небывалого, каковым является мой сын, как отобрав у него все до последней пары сапог и выгнав с малыми детьми из дому. Ведь он даже приехать ко мне в Петропавловск не может: с одной стороны, не на что, а с другой — сельсовет не даст ему удостоверения. И я совершенно не имею возможности помочь ему материально. Я надеялся на скорую посылку своих рукописей в редакцию журнала "Каторга и ссылка", но расправа над сыном с семьей так тяжело отразилась на меня, что мне теперь не до литературной работы. Да если бы я мог оказывать эту помощь, то все равно бесполезно. Пошли я деньги сыну, в связи с этим на него сейчас же взвалят налог в размере больше той сумы, которую пошлешь ему.

Я говорю, что положение создалось безвыходное и очень убийственное для всех нас и нашей семьи, включая и меня, поэтому я вынужден, в силу крайней необходимости, обратиться с просьбой о помощи к Вам. Я надеюсь, что Вы не откажете мне в этой просьбе и, хотя бы ради спасения малых детишек, возьмете на себя труд исходатайствовать отмену этой конфискации, а коль она уже произведена, то возвращения всего конфискованного моему семейству, я буду Вам очень и очень благодарен.

Просьба, поставить меня в известность о Ваших намерениях на этот счет.

Мой адрес: КССР, г Петропавловск, Почтамская улица, дом № 158.

Федору Даниловичу Сорокину

Ответа жду с нетерпением.

Ф. Сорокин.

P. S. Старшего сына я не видел вот уже свыше 12 лет, следовательно, моего влияния на него тут быть не может.

Ф. Сорокин»[5].

С 1935 — связан с эсеровским подпольем. 15 июня 1939 — Федор Данилович Сорокин-Ковалев 15 июня 1939 арестован, 30 июля 1941 — расстрелян[6].

Письмо №3.

«…в таком именно состоянии можно признаться в чем угодно…»

ОБ САМОЙЛОВЕ Б. В. — в ОГПУ

САМОЙЛОВ Борис Васильевич, родился в 1875. Получил высшее образование. Инженер пушечного дела, служил военным инженером на Мотовилихском заводе, к 1917 — в чине полковника[7]. С 1918 — технический директор на Мотовилихском заводе, с 1919 — на Пермском заводе, с 1924 — председатель Научно-технического комитета в Москве. Имел много изобретений, получил на них патенты. В начале 1929 — арестован, погиб во время следствия. В июле 1929 — в ОГПУ передал заявление его брат, А. В. Самойлов.

<17 июля 1929>

 «ОГПУ

Инженера А. В. Самойлова

З А Я В Л Е Н И Е

Мотивы заявления.

Прошу рассмотреть мое заявление по делу брата моего Бориса Васильевича Самойлова. Вследствие его смерти во время следствия и нахождения его под стражей в ОГПУ (или Бутырской тюрьме), очень возможно, что следственные органы не смогли достаточно полно выявить действительное мнение о Б. В. Самойлове, кроме того, его нервное и общее состояние здоровья весьма вероятно также помешали составить о нем соответствующее заключение.

Для пополнения данных о Б. В. Самойлове прошу присоединить те сведения, которые я считаю себя обязанным, как брат умершего, о нем сообщить, так как, с одной стороны, знающие его лица и я не допускаем мысли не только установления факта, но даже подозрения его в какой-либо причастности вредительским или иным преступлениям.

В случае каких-либо предположений следственных органов о причастности Б. В. Самойлова к преступлениям — я утверждаю о наличии серьезнейшей ошибки при разборе дела в этой части.

Я постараюсь дать те объяснения и выявить те данные, которые, не касаясь дела по существу (так как об этом мне просто ничего неизвестно), не могут не быть учтенными при выводах по делу Б. В. Самойлова и отношении к нему как субъекту допроса.

1.    Работы инженера Б.В.Самойлова за 12 лет после Октября:

Б. В. Самойлов — один из двух-трех специалистов — пушечников. Ни одного дня саботажа Соввласти во время ее создания и после за все 12 лет. Напряженнейшая работа добросовестного служаки и видного специалиста. Справку за этот период и предреволюционный может дать т<оварищ> Торопов (б<ывший> комиссар ГАУ), командировка его т<оварищем> Красиным в 1918–19 г<одах> на Мотовилинский завод, для его восстановления после Колчака. Интенсивнейшая работа на Пермском заводе. Снабжение орудиями и арт<илерийскими> частями красноармейских отрядов против белых банд.

Реконструкция, рационализация производства на заводе (введение бюро рационализации одного из первых на заводах). Справку о его работе на Пермском заводе в качестве технического директора могут дать: тов<арищ> Боярников (б<ывший> упр<авляющий> завода — ныне работающий в Свердловске в Уралтекстиле), тов<арищ> Карякин (б<ывший> упр<авляющий> заводом, после — Ковровским заводом), тов<арищ> Орлов (б<ывший> чл<ен> коллегии Военпрома) и старые рабочие и мастера завода. С 1924 г<ода> переведен в Москву. До последнего времени занимал должность председателя Научного Технического Комитета. Его работа должна быть известна Председателям ВПУ, О. А. Треста, и отв<етственным> работникам Гл<авного> Арт<илерийского> Упр<авления> (тов<арищу> Толоконцеву, тов<арищу> Березину, тов<арищу> Кулеку).

Кроме служебной работы он исполнял по своей инициативе ряд теоретических и практических работ изобретательского характера: (по данным покойного эти изобретения не являются секретными):

1) Организовал производство железных гильз составных из листа.

2) Особый прицел.

3) Прицел с независимой линией.

4) Ляйнер свободный для тела орудия.

5) Полуавтоматика для тела орудия.

6) Большая работа по измерительным приборам

7) Работа по исследованию разгара орудия и др<угие>.

Все эти изобретения, насколько приходилось слышать, приняты и проводятся в жизнь. О них должны дать подтверждения Ор. Арс. Трест и его конструкторская часть, а также Г<лавное> А<ртилерийское> У<правление>. Может быть, названия не вполне точны, но по существу Б. В. Самойловым выполнены эти работы по своей инициативе, бесплатно, никаких патентов он не заявлял и все предоставил для усовершенствования артил<ерийского> дела в СССР — бескорыстно, безвозмездно.

Насколько логично и последовательно ожидать от специалиста, по своей инициативе изобретающего и передающего эти изобретения Советской власти, — какого-то участия во вредительских или иных преступных или противогосударственных поступках и действиях — не понятно и невероятно.

2) Физическое и психическое состояние Б. В. Самойлова.

Всем известно, на что был похож Б. В. Самойлов в последнее время перед арестом. Это был мало вменяемый человек. Весь панический и в полном отчаянии. Окружающие его аресты видных работников — старых артиллеристов — предсказывали и его судьбу. Так длилось свыше полгода. Неизвестно, не было ли это для него тяжелее, чем, если бы его взяли в начале. Это постоянное ожидание ареста его довело до психастении.

Следует указать, что дома его ждал не отдых, а еще более тягостная картина тяжело больной жены (ей дважды нынче делали опасные операции, она страдает припадками сильнейших болей, ее организм весь пораженный болезнями).

При этом продолжение еще более сложной и ответственной работы в НТК. Ему следовало бы в этот период уйти. Его хотели иметь у себя Сормовский завод и Гипромес, но его не отпускали.

Этот его панический страх, растерянность некоторые принимали за признание его замешанности, виноватости. Этот психологически неверно. Верно только то, что он в это время каждое свое мелкое былое упущение принимал за ужасающее преступление и боялся инкриминирования ему за пустяки — серьезных обвинений и впадал в отчаяние. Он в этот период уже говорил, что ему не выдержать этого ужасного положения подозрений, ожидаемых обвинений и проч<ее>. И что он готов покончить с собой.

В таком состоянии его видел д<окто>р Васильев, пользовавший его жену (из Боткинской больницы), и назвал его состояние психастенией. К этому надо прибавить 54 года и сердечную болезнь, при отсутствии какого бы то ни было отдыха и лечения. В таком состоянии Б. В. Самойлова арестовали (спустя 4-5 месяцев предчувствий). Годен ли был в этом состоянии он для дачи показаний? Ведь в таком именно состоянии можно признаться в чем угодно, лишь бы прекратить душевные, мучения, а после и самое свое бытие. Что же касается того, чтобы в этом состоянии вспомнить свои заслуги перед СССР, противопоставить свои реальные положительные достижения — подозрениям — конечно, думать и ожидать этого не приходится.

Выводы:

Не достаточно ли этих двух кратких характеристик: 1) его работ и деятельности, 2) его физического и душевно-психического состояния (в последнее время), чтобы сделать соответствующие выводы о "его деле".

Я был бы не достаточно сознательным гр<ажданином> СССР, если бы считал, что ошибки следствия, суда в СССР неисправимы, поэтому, уважая идею работы ГПУ, я счел своим долгом не только по отношению к памяти о честнейшем имени моего брата и Советского инженера СССР, но и общественной своей обязанностью — дать следствию возможность полнее представить обстоятельства дела Б. В. Самойлова, т<ак> к<ак> сам он, видимо, не смог и не успел это сделать.

Просьба.

Заключаю это заявление просьбой: приняв во внимание изложенное и проверив указанное, — вынести  соответствующее постановление в отношении Б. В. Самойлова о снятии с него обвинения, если бы таковое возводилось; и о выдаче его жене соответствующего удостоверения, которое бы реабилитировало его доброе имя серьезного и честного специалиста. Вместе с тем это Ваше постановление или удостоверение дало бы возможность оставшейся без средств больной его жене возбудить в свое время ходатайствовать о пенсии, — назначение которой… почтит работу своего преждевременного потерянного спеца.

Брат Б. В.Самойлова А. В. Самойлов