| Революция и Гражданская война [64] |
| Красный террор [136] |
| Террор против крестьян, Голод [169] |
| Новый Геноцид [52] |
| Геноцид русских в бывшем СССР [106] |
| Чечня [69] |
| Правление Путина [482] |
| Разное [57] |
| Террор против Церкви [153] |
| Культурный геноцид [34] |
| ГУЛАГ [164] |
| Русская Защита [93] |
|
Тамбовское восстание 1920—1921 — одно из самых крупных во время Гражданской войны в России народных восстаний против власти Советов, произошедшее в Тамбовской губернии. Называется иногда "антоновщиной" по фамилии одного из руководителей восстания, начальника штаба 2-й повстанческой армии, члена партии эсеров Александра Антонова, которому часто приписывают руководящую в восстании роль. Главой же восстания был Пётр Токмаков, являвшийся командующим Объединённой партизанской армией и председателем Союза трудового крестьянства (СТК). Первый в истории случай применения властью против восставшего населения химического оружия. |
|
Окончилась Гражданская война. Кто остался в живых - вернулся к своим
семьям, к своим заботам. Кто не вернулся - остались лежать в неглубоких
могилах, наспех присыпанные землей, за которую они и отдали свою жизнь.
Вдовушки, встретив вернувшегося с фронта чужого мужа, судорожно прижимались к
пропитанной потом и пылью шинели, выли в голос по тому, который не вернулся и
не вернется в свой родной дом. Они оплакивали не только мертвых, они оплакивали
свою горькую бабью долю. Хорошо, если у такой бабы были отец и мать или свекор
со свекровью, но многие из них жили одиноко с кучей ребятишек. И приходилось
таким обездоленным взваливать на свои плечи всю работу по дому, да еще думать о
хлебе насущном. А хлеба не было. Все, что добывалось тяжким ежедневным трудом,
потом и кровью, выгребали войска и продотряды. |
|
Нужда, нищета колхозников в Болотном и в соседних деревнях была поразительная. Хлеборобы питались впроголодь. Ели только капустные щи и картофельный суп. А в некоторых дворах даже картофеля и капусты временами не хватало. Скотоводы ели «пустые щи» и «пустой суп», то есть, без масла и без сала. Масла у колхозников не было. Прежде крестьяне сеяли на своей огромной усадьбе (1-2 гектара) коноплю и имели вдоволь своего конопляного масла. А теперь, в колхозе, на крошечном усадебном участке (0,25 гектара), земледельцы могли садить только картофель и овощи. И больше ничего. Для конопли не было земли. Хлеба колхозники получали от колхоза так мало (от 100 до 400 граммов ржи на «трудодень»), что его хватало только на три-четыре месяца в году. А большую часть года хлебопашцы обходились совсем без хлеба. Никаких других продуктов — ни круп, ни гороха — колхозники никогда не получали. Ни мяса, ни сала у колхозников не было.
|
|
В большевистском государстве даже мертвых не оставили в покое: и над ними надругательство учинили. Нет покоя живым... И нет покоя мертвым... Для живых — нет жизни. Жизнь на каждом шагу омрачается страданием, {295} попирается смертью. Жизнь превращена в грандиозное кладбище... Для мертвых — нет покоя: нет могил, нет крестов, нет кладбища. Стираются с лица земли всякие знаки воспоминания о мертвых—родных и предках... Поэтому так трагически-парадоксально звучит тревожная перекличка между живыми и мертвыми. В колхозной частушке живые обращаются к своим мертвым предкам с мольбою: «Вставай, батя, Вставай, дедка: Нас тут гробит Пятилетка!... » Живые взывают к мертвым: «Вставайте, мертвые: живые погибают!... » А колхозное кладбище, всем своим опустошенным, оплеванным видом, от лица мертвых предков отвечает на это: — От ваших мук, от ваших стонов душа болит... Но не завидуйте мертвым и не помышляйте о смерти: на кладбище нет ни места, ни покоя... Смерть — даже смерть! — не дает теперь никакого успокоения... |
|
В 36-м году, по приказу ЦК партии, во всех начальных школах был введен новый предмет преподавания — «история СССР» (история России). Раньше этот предмет изучался только в средних и высших школах. А теперь историю стали изучать в третьем и четвертом классах начальной школы, ученики с девяти-до одиннадцатилетнего возраста... Был составлен специальный учебник, под редакцией профессора Шестакова, и утвержден Центральным Комитетом партии. Авторы были награждены большими денежными премиями. Ознакомившись {263} с этим учебником, опытные учителя говорили, что он совершенно не приспособлен для начальной школы. Вместо того, чтобы дать детям сборник живых рассказов и очерков об отдельных исторических эпизодах и деятелях, детям дали сухой учебник, который недоступен им ни по содержанию, ни по форме. В первом разделе учебника в сжатом виде излагалась книга Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства»... |
|
Горько усмехнулся врач. Помолчал. Потом продолжал: — Прежде все люди рассматривали больницу, как лечебницу. А теперь ее рассматривают по-иному: не как лечебницу, а прежде всего, как медицинский контрольный пункт для отбывающих барщину колхозников. Колхозное начальство всегда долбит врачу один наказ: «Больным колхозникам выдавать врачебную справку об освобождении от работы только в крайнем случае, в виде исключения, когда больной совсем не может двигаться...» Но колхозники заболевают массами. И обращаются они к врачу обычно не за лечением. Они сами хорошо понимают, почему они болеют. Знают и главные «лекарства» от их хронической болезни: пища, дрова, одежда, обувь... Больные понимают, что врач не может снабдить их этими «лекарствами». Но колхозники знают, что одним «лекарством» врач больным помочь может. И помогает. Это «лекарство»: кратковременное освобождение от работы, небольшой отдых для изнуренного больного. За этим-то «лекарством» и обращаются к сельскому врачу чаще всего. Получив от врача справку о том, что из-за болезни колхозник не может выходить на колхозную работу два-три дня, больной одарит врача таким благодарным, прослезившимся взглядом, который надолго запоминается... Справку эту колхозники называют «освобождением»... Дети больных колхозников бережно, как драгоценность, берут ее и относят в колхозное правление... — Выдашь такую бумажку больному колхознику и порадуешься, — продолжал врач: получит он отпуск на несколько дней, полежит, отдохнет — и оживет, как это часто бывало... Но радость в таких случаях бывает непродолжительной и часто заканчивается скандалом. Вызывает какой-либо сельский начальник — сельсоветский, колхозный {257} или партийный, каждый считает себя начальником над беспартийным врачом, над беспартийными учителями! — и начинает «отчитывать»: «Вы очень добры, товарищ врач: сегодня мы получили от колхозников три Ваших бумажки с освобождением от колхозных работ по болезни. Если Вы будете так щедро выдавать бумажки, то кто же останется работать в колхозе?! Вы потакаете нерадивым колхозникам, лентяям и саботажникам!.. Вы лучше орудуйте всякими там безвредными порошками и подкрашенной водичкой... А бумажек с «освобождением» выдавайте как можно меньше. Потому, что, хотя это «лекарство» для колхозника очень полезное, но для колхоза оно — вредное... А если Вы наших требований исполнять не будете, то придется доложить райкому и райздравотделу. Они снимут Вас с работы за вредительство и отдадут под суд. Тогда пеняйте на себя и вспоминайте поговорку о Макаре с телятами, о которой мы с Вами не раз уже беседовали...» |
|
При посещении колхозных деревень резко бросается в глаза огромное численное преобладание женщин в колхозе. Среди взрослых колхозников женщин в два-три раза больше, чем мужчин. — Колхоз — это бабье царство, — говорят в деревнях. Много мужской молодежи находится в армии. На военную службу забирают молодежь с 18 лет. Юноши уходят туда неженатыми. А после военной службы многие не возвращаются в колхоз, а устраиваются в городах и рабочих поселках. Немало мужчин уходит на заработки в города. Некоторые отрываются от семьи и оседают там. Изрядное количество мужчин попало в лагери, оставив своих жен и детей надолго, нередко — навсегда. Из-за этих причин больше половины женщин-колхозниц вынуждены жить без мужа. |
|
Как-то в беседе один местный колхозник подсчитал, сколько жителей Болотного за 24 года революции, от 1917 до 1941 года, главным образом, за годы колхозной жизни, были отправлены в лагери и тюрьмы. Таких оказалось в селе около 40 человек на 130 дворов, то-есть треть домохозяев села... А до революции, за полустолетие, которое местные старики помнили, только два односельчанина сидели один месяц в тюрьме, за воровство: они украли лыки у ночевавшего в селе обоза. В свете этих данных так убедительно звучит анекдот. В огромной, всеохватывающей советской анкете есть, конечно, вопрос: «Были ли Вы при советской власти в лагере или тюрьме?» Нехватает только дополнения к нему: «А если нет, то почему?»... В тюрьмах и лагерях жизнь еще более тяжелая, чем в колхозах. Там подготовляется смерть ускоренная. Многие колхозники из лагерей не вернулись. Другие вернулись, но после лагеря прожили недолго. |
|
— Колоски!... Боже мой!... — воскликнул сосед умирающей старухи. — Прежде, бывало, ребятишки любили полакомиться поджаренными колосками ржи. Нарвут пучки колосков, поджарят их на огоньке и с удовольствием жуют поджаренные зерна: вкусно!.. Рвали везде, на любых полосках, как грибы в лесу. Прохожие тоже, бывало, рвали колоски и дорогою жевали их. Рвали их и сами мужики и бабы. Все рвали в полях колоски, когда захочется и где вздумается. И в святом Евангелии рассказано, что сам Христос и святые апостолы, проходя {221} по полям, тоже колоски рвали и кушали их. И никто не ругался за это, не осуждал людей за колоски. Ни в Палестине, ни в России. Ни в старину, ни в наше время, перед колхозом. А теперь?! За колоски — в Сибирь!... За колоски — в лагерь!.. За колоски — на каторгу, на десять лет!.. И кого же? Хлебороба, кто хлеб выращивает!.. Голодного труженика, кто работает, а хлеба не имеет!.. Земледельца, кому ржаное поле испокон веков принадлежало... Если бы рассказать это нашим родителям, то они бы не могли поверить этому. Нет, таких порядков не могли выдумать люди. Это сделали нелюди... Драконы сделали, о каких нам сказки старые люди рассказывали. По наущению самого сатаны!... |
|
У статье рассказывается о жизненном пути Петра Александровича Сухачева -
подпрапорщике царской армии, который за участие в боевых действиях в
составе 42-го Сибирского полка получил три георгиевских креста, пережил
русскую революцию, коллективизацию, а потом был расстрелян в 1937 г.
|
|
Гарет Джонс, советник по международных вопросам премьер-министра Англии
Сэнли Болдуина, с 1930 по 1933-й несколько раз приезжал на Украину
следить за ходом советской индустриализации. Он стал очевидцем страшного
голода, запечатлев его на фото. Такая активность иностранного
гражданина не могла остаться без внимания НКВД. Он был выслан из страны,
и обвинён в шпионаже. Однако, свидетельства очевидца и его фотографии говорят сами за себя... |
|
В колхозе я видел двух умирающих старух. Одной из них очень хотелось покушать перед смертью селедки. — Хоть бы пососать теперь селедочный хвостик! — приставала она к своим родным с ноющей просьбой.— Я потом умерла бы спокойно... Родные сходили в город. Ни селедки и никакой другой рыбы там найти не могли. Написали письмо знакомым в областной город. С таким же успехом: нигде не было ни рыбьего хвоста. Россия, страна океанов, морей, озер и бесконечного количества рек, стала безрыбной страной... А в газетах люди читали: «Из-за недостатка тары и соли рыбозаготовительные организации не принимают привезенную рыбаками рыбу. И рыбаки вынуждены выбрасывать целые лодки наловленной рыбы в море... » |
|
Прежде крайнюю степень неблагополучия в одежде определяли так: «Одет, как нищий». Теперь в Советском Союзе говорят в таких случаях по-другому: «Одет, как колхозник»... Прежде крестьяне носили одежду грубую и небогатую. Но эта одежда была крепкая, теплая и хорошо соответствовала своему практическому назначению: она хорошо защищала людей, все время работающих под открытым небом, от холода и непогоды. А теперь колхозники ходят «голы и босы, разуты и раздеты. Колхозные деревни — это некрасовские нищие деревни: Дырявино, Заплатово, Разутово... Колхозная одежда не предохраняет даже от стыда... Штаны у мужичков нередко бывают в таком печальном состоянии, что, по их выражению, «весь срам виден: и спереди и сзади»... Бабы при встрече не могут удержаться от невольного смеха. А мужикам — стыдно... И выхода из этого трагикомического положения нет: починить штаны нечем, тряпки для заплаты нет. Двойной стыд испытывают {214} колхозники от своей одежды. Стыдно им носить такое убогое, нищенское одеяние. А еще стыднее — оттого, что оно даже «срамные места» прикрыть не может... Но советская печать упрекает разутых и раздетых колхозников в том, что они будто бы сами в этой беде виноваты. Писатель Алексей Толстой на страницах советских газет писал: — Обуви недостаточно потому, что каждый мужик, который прежде ходил в лаптях, теперь желает приобрести ботинки и галоши... Читая такие упреки, колхозники говорили с глубокой обидой: — Мы рады были бы сплести себе лапти или веревочные чуни. Да ведь нет у нас теперь ни лык, ни пеньки... Неужели этого не понимает писатель?! |
|
СПЕЦДОНЕСЕНИЕ ЗАМ.НАЧАЛЬНИКА ВИННИЦКОГО ОБЛАСТНОГО ОТДЕЛА ГПУ П.РАХЛИСА
СЕКРЕТАРЮ ВИННИЦКОГО ОБКОМА КП(б)У М.АЛЕКСЕЕВУ ПРО ГОЛОДАНИЕ НАСЕЛЕНИЯ
ГАЙСИНСКОГО И ЛИПОВЕЦКОГО РАЙОНОВ. |
|
— Ты знал нашего раскулаченного соседа, Ивана Васильевича? Я утвердительно кивнул головой. — Ну, так вот, этот сосед раньше, до революции и при нэпе, каждое лето нанимал батрака и батрачку. Батрачке он платил 40 пудов ржи за лето, а батраку — 50 рублей деньгами. Рожь тогда стоила в деревне 40 копеек пуд (в лавке — 50 копеек). Значит, батрак мог купить за свое жалованье 125 пудов ржи.. Вот и учти, милый человек, сколько хлеба мы втроем могли заработать, если бы работали мы в батраках. Я, как батрак, 125 пудов да мои бабы — жена и дочь — 80 пудов; значит, вместе 205 пудов ржи! А теперь от колхоза мы втроем получили за свою годичную работу... 15 пудов! Во сколько раз меньше? Ну-ка, смекни: ты—человек грамотный. {210} — Это... в 14 раз меньше, — подсчитал я. — Вот как, в 14 раз меньше!.. А?! Видал, миндал, что получается?! — засмеялся мужик. И удивленно покачал головой. — Да, ведь, хозяин кормил своего батрака. А мы работаем в колхозе на своих харчах. В колхозе, как видишь, мы работаем почти бесплатно: мы там себе даже хлеба не зарабатываем. Но я должен работать не только на колхоз: я должен платить государству громадные налоги — и натуральные и денежные. — Налоги?! — удивился я. — Да еще какие!... За корову с меня сдирают и мясной и молочный налоги: два пуда мяса в год и половину всего молока, которое корова дает за год. Из-за молочного налога нам самим остается молока в обрез, так что для продажи молока не имеем. На мясной налог мои ребята с большими трудами выхаживают в течение лета теленка. Ведь выпаса для ваших телят колхоз не дает. Поэтому все лето траву ребята сами кое-где собирают — для коровы и для теленка. — А кроме натуральных, я должен уплатить государству еще и огромный денежный налог. Вместе с «добровольно-принудительным» государственным займом 600 рублей в год! Это на каждую семью в селе столько налогу навалено: 600 рублей!... — За что же? — А пес их знает, за что! Плати — да и все тут! Семь шкур с колхозника сдирают... — Но где же берешь денег на налоги? — Прежде, когда я был единоличником, у меня был полный двор скота и птицы: пара лошадей, две коровы, две свиньи с поросятами, десяток овец, полтора десятка кур, гуси были. А теперь у меня на дворе пусто: одна корова и пяток кур. Летом еще теленок да поросенок. Потому — кормить скотину и птицу нечем. Раньше я откармливал на сало две свиньи за год: одну резал к Рождеству, другую — к Пасхе. А теперь я куплю в колхозе на свиноферме маленького поросенка и с большим трудом могу вырастить его. Осенью вынужден продать подсвинка неоткормленного: откормить на сало нечем. Должен продать на налог. Поэтому-то мы со времен коллективизации и забыли вкус мяса... |
|
«Колхозная революция сверху» привела к тому, что лучшие хозяева в селе были «ликвидированы, как класс». А вместо них во главе сельского хозяйства были поставлены люди неумелые, нерадивые и нечестные. Эти люди, колхозные начальники, работают «из рук вон {207} плохо». Но расхищают и разоряют сельское хозяйство они очень основательно... Колхозники — ограбленные, голодные, истощенные, работающие из-под палки, крепостные советского государства — не имеют никакой личной заинтересованности в колхозном труде. Мало того: жестокие и неразумные колхозные порядки вызывают у них глубокую ненависть и к государственному имению и к работе в нем. А эти обстоятельства привели к печальному экономическому результату. Колхозно-крепостническая система привела к снижению урожайности, к упадку скотоводства, к разорению всего сельского хозяйства. Хозяйство в колхозной деревне сброшено в болото, утопает там и не может выкарабкаться... Разорение сельского хозяйства привело к голоду страну, которая прежде была «житницей Европы»... Колхозная деревня превратилась в некрасовскую Пустопорожнюю волость в Подтянутой Советской Империи... |
|
Но во время уборочных работ в колхозе эти
муки Сизифова труда достигают крайней степени. Пахать голодному тяжело и
мучительно. Но убирать хлеб — это для голодного работника бесконечно
тяжело и нестерпимо мучительно: жать, возить рожь — и не иметь хлеба,
мо¬лотить — и голодать!... А именно так организовано дело в колхозе. Во время уборочных работ единоличные крестьяне прежде, до ре¬волюции, питались очень хорошо: ели сало, мясо, яйца, сметану, ко¬ровье масло. А теперь и на уборочных работах колхозник питается только пустыми щами да картошкой, даже без хлеба, без масла, го¬лодает. Прошлогодний хлеб он поел еще зимою. А хлеб из нового урожая правительство воспрещает выдавать колхозникам до тех пор, пока все поставки государству не будут выполнены и все колхозные фонды не будут «засыпаны», т. е. практически до конца календарного года. Каким большим торжеством в каждой крестьянской семье был прежде «праздник первого снопа»! Первые снопы сжатой ржи, укра¬шенные веселыми ленточками, торжественно привозили домой. Друж¬но, с песней, их обмолачивали — непременно по-старинному, цепами, — и зерно потом мололи на мельнице. А затем тут же бабы выпекали из этой муки «новый хлеб»: такой свежий, мягкий, пахучий, очень вкусный! Ребятишки с кусками этого нового хлеба выбегали на улицу и хва¬стались друг перед другом: {189} — Мамка уже нового хлеба испекла! Мед, настоящий!... Не ве¬ришь? На, покушай! .. Уборочные работы прежде были праздником для всех крестьян. И у всех было радостное настроение. Бабы с песней возвращались с жнива. Мужчины, возящие рожь, весело улыбались. Старички дома приветливо их встречали и подбад¬ривали: — Урожай — слава Богу! Теперь день — год кормит... А ребятишки больше всех радовались урожаю. Они лакомились зеленым горохом, поджаренными колосками ржи, печеной картошкой. На возах со снопами, сияя от радости, бывало, по крылатому слову Некрасова, каждый «Ванюха в деревню въезжает царем!... » А теперь, в колхозе?.. Не праздником, и даже не буднем, а сплош¬ной «страстной пятницей» стало в колхозе время уборочных работ. Евангелие воспрещает при молотьбе завязывать рот волу: в это время пусть досыта наедается работающее животное. Но в колхозах во время уборочных работ завязывают рот людям, голодным работни¬кам. Им в это время совсем не дают хлеба из обмолоченного нового урожая, ни малейшего аванса. Их отправляют в лагерь за горсть съеденных на жниве колосков... |
|
Теперь
же нет у колхозников никаких материалов для всех этих перечисленных кустарных
работ: ни пеньки, ни лык, ни замашек, ни волны, ни овчин, ни кожи. Поэтому не
работают теперь ни прялки, ни ткацкие станки. Они валяются на чердаках и
гниют...
Не ходят по колхозным селам и бродячие ремесленники. Советская власть прикрепила каждого труженика или к колхозу, или к фабрике, или к промысловой артели. И поэтому нет теперь у колхозников ни самотканого белья, ни самодельной обуви и одежды. А советские государственные фабрики выпускают на рынок одежду и обувь в таком мизерном количестве и по такой дорой цене, что для колхозников фабричная обувь и одежда стали недоступны. Поэтому колхозники вынуждены теперь ходить в отрепьях, одеваться, как нищие. |
|
Раньше еще далеко от деревни слышался гомон, в котором смешивались самые разнообразные звуки: лай собак, кудахтанье кур, мычание, блеяние, визжание скота во дворах, крики играющих детей, громкий разговор баб и мужиков, пение девушек. Теперь в деревнях — тишина... Словно вымерла деревня... Не лают собаки: их теперь осталось одна-две на деревню. Не кудахчут куры: их теперь в колхозных деревнях очень мало, да и те без подкормки потеряли голос. На дворе колхозника пустота: тощая корова да еле живой поросенок. Прежде каждая деревенская изба была забита детишками. В каждой семье на Орловщине, например, в доколхозные времена было в среднем 7 душ, из них большинство — дети различного возраста. Они заполняли всю деревенскую улицу. А теперь? В колхозной деревне детишек осталось очень мало: в среднем два на семью. И те находятся вне дома и вне деревни. Младшие рыщут в поисках травы для своей коровы. А постарше, начиная с двенадцатилетнего возраста, уже находятся на колхозных работах. |
|
Об одной девушке из колхоза сообщили жуткую историю. Из деревни она уехала на поиски работы. Хотела заработать себе на пропитание и помочь матери и сестренкам в колхозе. Работы подходящей не находилось, денег не было. Поэтому девушка вынуждена была согласиться на первую подвернувшуюся работу. Поступила на шахтные работы при строительстве подземной железной дороги в столице. Очень тяжелая подземная работа в шахтах, частые обвалы, гибель многих рабочих, — все это так напугало деревенскую девушку, что она решила вернуться назад, в колхоз. Теперь ей стало казаться, что легче умереть на колхозном поле от голода, чем погибнуть в шахтах, под обвалом... Но с работы ее не отпускали. Она уехала домой самовольно. Дирекция шахты послала по месту жительства девушки бумагу, в которой просила местную милицию арестовать колхозницу, как «дезертира социалистического труда», и вернуть ее на работу. Милиционер арестовал девушку, привел ее в районный город и посадил на ночь в арестную комнату, предполагая на следующий день отправить ее поездом, под конвоем, к месту работы. Утром, отомкнув арестную комнату, милиционер остолбенел от удивления: перед ним висел труп «дезертира социалистического труда»... Так бедная девушка на свой лад разрешила жуткую проблему, где колхознице умереть легче... |
|
В Болотном я встретил вдову, которая при первой коллективизации в артель не вступила. Все имущество у нее отобрали и передали колхозу, но она туда не пошла. Ее с тремя детьми местные начальники хотели сослать в лагерь. Но потом раздумали: «В лагере на лесозаготовках она не заработает даже пайка на себя и на детей. Куда ее в лагерь?! Пусть остается в деревне и подыхает тут»... {132} Уже после вторичной коллективизации я встретил ее в селе, зашел к ней в хату. Она охотно поведала мне печальную историю. - Хоть и бедная я, а в колхоз поступать никак не хотела. Но с нами, дорогой, ни в чем не считаются. Вот организовали товарищи артель и в нашем селе. А как организовали, то отобрали и у меня все: и лошадь, и корову, и плуг, и телегу. И все это передали колхозу, хоть я вступать в него не пожелала... Но потом в газетах пропечатали «Головокружение» Сталина. Тут пошла я к председателю колхоза и говорю ему: «Верните мне мою лошадь, плуг, телегу. Я же в колхоз не вступала, а насильно загонять в колхоз права не имеете, потому Сталин за «головокружение» ругается...» Посмеялся председатель надо мной. Сказал, что у меня самой «головокружение от неуспехов» началось. А моего имущества мне из колхоза не вернул... Ну, ладно, думаю, лишь бы земли дали: семян припасла, а землю я с ребятами вскопаю лопатою, забороню граблями... Да не тут-то было: земли не дали. Дали только для огорода усадьбу, четверть гектара, и больше ничего... А вскоре опять «головокружение» началось. Пришли ко мне колхозные начальники, обыскали мою хату и погреб и забрали у меня все продовольствие до крошки: и зерно, и картошку, и свеклу, и капусту. Под метелку все подчистили... «А когда в колхоз поступишь, тогда продукты выдадим... Ты, — говорят, — насчет «головокружения» все болтаешь. А товарищ Сталин про свое «головокружение» уже давно забыл. И нам новую директиву прислал: «вернуть неустойчивых товарищей-колхозников обратно в колхозы!..» Твои продукты и скот мы в колхоз забрали. А ты можешь, конечно, жить единолично: мы тебя не приневоливаем...» Вот как дело повернули: или помирай — или в колхоз ступай!... Посмотрела я на своих ребят-сиротинушек. Они, пригорюнившись, сидят и не евши плачут... Голод — не тетка. Помирать никому не хочется. А морить детей и подавно... Залилась я сама слезами и пошла в колхоз... |
|
Передовые русские учёные обоснованно связывают современную мировую политику, направленную на установление Нового мирового порядка на основе всесилия «золотого тельца», с повсеместным обязательным подавлением новых технологий, в первую очередь энергетических и сельскохозяйственных, во всех странах мира, включая и Россию. Мировые финансовые правители, начиная с Моргана, давно поняли, что если зависимым странам дать бестопливную энергетику, то сам инструмент их подавления (энергетика нефти и газа) просто исчезнет. Обладая бестопливной энергетикой, любая страна станет независимой. В России с её суровым климатом бестопливная энергетика даст мощный импульс для развития биологической сельскохозяйственной технологии А.А. Конева и тепличного хозяйства, с получением экологически чистых продуктов, для развития транспортных сетей и различных социальных программ. Но у мирового правительства другие планы. |
|
Телеграмма
№ 10239/с Сталина И.В. всем губкомам, обкомам, национальным ЦК, Бюро ЦК
о закупке у крестьян излишков хлеба для создания в руках государства
специального хлебного фонда. 16 августа 1922 г. |
|
Восемьдесят лет назад, в 1933 году, значительную часть территории СССР охватил массовый голод. На Украине эту трагедию ныне называют «голодомором», более того, согласно действующему там закону, голодомор признается геноцидом украинского народа. Справедливо ли это? И да, и нет. Голодомор действительно был чудовищным преступлением Сталина, но только не против национальной, а против социальной группы – крестьянства. |
|
|
|
Впечталяющая подборка документов. Хлебный экспорт был прекращен решением
Политбюро только от 4 апреля 1933 г., когда миллионы людей уже умерли |
|
Доношу, что во вверенном мне 3 районе в деревне Ямкине Алкеевской
волости гр.Сапаром Фанзевым 48 лет зарезана и съедена одножительница
Яминсара Губайдуллина, спустя три дня Фанзеев зарезал свою дочь 20 лет
Мингулу, через несколько времени зарезал сына Гайсу 14 лет, трупы
которых оказались все съедены. Остались крупные части костей, скрытые во
дворе. Обвиняемый Фанзеев скрылся неизвестно куда. Настоящий протокол
направлен нарследователю Спасского кантона за № 134. |
|
Особо проверьте состояние амбаров с тем, чтобы исключить порчу семян,
обеспечьте опечатывание амбаров, в отношении лиц, уличенных в краже и
порче семян, твердо применяйте закон от 7 августа об охране общественной
собственности2. [О] принятых мерах сообщите СНК и ЦК. |
|
Ейский р. В стан. Ново-Щербиновской 14 марта с.г.
задержаны сестры С., К., все — единоличницы-середнячки, и
колхозница-беднячка У., которые на почве голода в первых числах февраля
с.г. съели труп умершего от истощения мужа К. Затем, продолжая голодать,
5 февраля с.г. зарезали 13-летнюю сестру С. и с этого времени по 10
марта с.г., приглашая под разными предлогами в свою квартиру,
разновременно убили колхозниц Ш., Т., члена коммуны М., исключенную из
колхоза П. и единоличницу К. Всего 5 человек. Разрезая трупы последних
на части, мясо в вареном виде и приготовляя колбасы, употребляли в пищу. |
|
1 марта 1933 года в Горьком началась паспортизация населения. За три
месяца было выдано 230 496 паспортных книжек. Кампания сопровождалось
беспощадной социальной дискриминацией и беспрецедентным давлением ОГПУ и
подчиненной ему рабоче-крестьянской милиции. За скобками выдачи
паспортов остались тысячи законопослушных граждан, но второго сорта -
кулаков, лишенцев и других СЧЭ - социально-чуждых элементов. |