Опубликовано в

Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 1, 2015 г.

О ПРОЗОРОВЕ В. А. — ПЕШКОВОЙ Е. П.

ПРОЗОРОВ Василий Аникитич, родился в 1857 во Владимирской губ. Священник, служил в церкви в Ленинграде. 2 февраля 1924 — арестован, 26 сентября приговорен к 2 годам концлагеря и отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения[1]. Осенью 1926 — освобожден из лагеря и выслан в деревню Вожегодского района. В 10.1926–12.1927 служил в соборе Воскресения Христова (Спас-на-Крови). С 1928 – в Никольском соборе. Арестован органами ОГПУ Ленинградского Военного округа вместе с младшим сыном Алексеем в 1930 г., как «активный участник к/р группировки монархического направления». Приговор 3 года высылки в Северный край.

1 июля 1932 — к Е. П. Пешковой обратилась за помощью дочь Елена Васильевна Прозорова.

<28 мая 1932>

Екатерине Петровне Пешковой

Елена Васильевна Прозорова,

Ленинград, Плеханова, д. 4, кв. 4.

В ответ на мое заявление о досрочном освобождении отца моего В. А. Прозорова, 75 лет, я получила от Вас сообщение за № 14103 от ноября  месяца 1931 г<ода> о том, что заявление мое переслано на заключение в Л<енингра>д и что ответ ожидается месяца через 2. Прошло 6 мес<яцев>, и я терпеливо ждала ответа до тех пор, пока положение моего отца не сделалось крайне тяжелым. За это время старика из деревни Вожегодского района направили в барак в Тарасовский лесопункт за 65 в<ерст> от ст<анции> Вожега. там положение его было крайне тяжелым, но все же терпимым, если бы он оставался на этом месте, и я не смела бы беспокоить Вас. Но во вчерашнем письме от 19/V отец сообщает, что и Тарасовск<ого> лесопункта его опять куда-то направляют, он не знает, куда. Из-за распутицы приходится идти пешком с вещами по ужасной дороге. С трудом прошел старик до деревни Барановки 12 весрт, где от усталости у него отнялись ноги, и он  с трудом держался на ногах, и его сильно качало. Долго ли он останется в этой деревне и куда и сколько еще ему придется идти и дойдет ли старик — он этого не знает. В течение года вот уже 5-й раз старику приходится перебираться с места на место, что в его преклонные годы, конечно, страшно тяжело, в особенности сейчас, когда ехать невозможно и приходится идти пешком.

Ввиду всего изложенного прошу Вас хлопотать  о том, чтоб отцу моему по окончании срока, т<о> е<сть> еще 1 г<од> 5 мес<яцев>, дали возможность прожить где-нибудь, если уж нельзя освободить совсем и вернуть в Ленинград, на одном месте, ввиду его преклонных лет и слабого здоровья.

Простите, что беспокою Вас, но к этому побуждает меня глубокая скорбь за старика и вера в то, что хотя в этом отношении вы мне поможете. Отец мой находится в ведении ГПУ Вожегорского района. Адрес его ввиду переправы на новое место неизвестен.

Е. Прозорова»[2].

К заявлению дочери было приложено письмо к ней ее отца, Василия Аникитича Прозорова.

«28/V.                                      Дорогая Лелянчик!

Из Тарасовского лесопункта, как я писал тебе, мы должны были идти в другой лесопункт, какой, это нам было неизвестно. Сборным пунктом на 19/V к трем часам назначена была  дер<евня> Таровка, куда я, как передали мне мои товарищи, решительно не мог пройти вслед<ствие> крайне худой дороги. Я выбрал более проходимый путь на дер<евню> Назариху и Барановку, где я мог узнать, куда мы направляемся. 19/V пошел с вещами, которые мне несли сторож лесопункта и высланные, по их желанию, не за деньги, а за вещи, стоящие в<есьма> дорого, и кормить носчиков, и поить чаем я должен. Поэтому после 19/V пошел один с вещами, которые мне несли нанятый сторож и высланный. О пути я уже писал тебе, моя бесценная Лелянчик. В Назарихе отдыхал и пил кипяток у кр<естьянина>-часовщика, где был о<тец> Арсений и о<тец> Спиридон. О<тец> Арсений дал мне два кусочка сахару. Из Назарихи я прошел в дер<евню> Бараниху и здесь пробыл три дня. Здесь же я узнал, что направляют в 27-й квартал подвесной дороги и Горы плотина. Десятник нас направилляющий указал Горы плотина, туда я и поехал с моим хозяином за 20 руб<лей>, где меня радушно встретили мой ученик о<тец> Гавриил и о<тец> Николай. Горы плотина от станции Явенга 10 километров. Я этому радовался, но вдруг чрез три дня нам, инвалидам — не рабочим приказано было идти со сторожем в поселок № 1, где нам укажут квартал. Из поселка мы перешли в трактирный склад, где ночевали. Здесь нам был указан для жительства квартал 23-й. Мой адрес такой: Явенга Север<ной>  ж<елезной> дороги, Подвесная дорога, квартал 23-й. Вещи наши остались в Горы плотина, их нам привезут по пути в 23-й квар<тал>, напишу после. Это от Горы плотина килом<етров> 20-ть. В бараке я первую ночь не спал вслед<ствие> обилия клопов, холода и невозможности спать на слишком неудобных для моего роста нарах. В бараке только два окна и два яруса нар. Всеми мерами стараюсь быть бодрым духом, но не могу. Пишите об этом Пешковой. Вслед<ствие> сильного расстройства и другой глаз слабеет. Капли нужны. Сильный понос, сухари нужны. Всем сердцем и душой с Вами.

Неимоверно усталый и горячо любящий Вас всех, папа»[3].

О. Василий умер в концлагере (Северный край (Вологодская губ.), с.Жаровское, Жаровский лесопункт). Похоронен на Жаровском лесопункте, в лесу около барака, в 40 верстах от станции, что на полпути между Питером и Вологдой.  

[1] «Жертвы политического террора в СССР». Компакт-диск. М., «Звенья», изд. 3-е, 2004.

[2] ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 766. С. 75-76. Автограф.

[3] ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 766. С. 78-79. Автограф.