Очередное доказательство людоедского характера утверждений советских адептов о том, что «коллективизация не была однозначно плохим явлением, производство с.х. благодаря ей выросло, что позволило накормить города» (почитать мою беседу с этим "оригиналом", а заодно пообщаться с ним лично можно здесь), а также о том, что «крестьян на спецпоселении могли еще и медалью наградить, и вовсе снять с учета». Ага, могли. И снимали. В войну особенно много, когда потери и поражения заставили партийно-советское руководство обратиться к этим мобилизационным ресурсам, и массы вчерашних "кулаков" отправились на фронт, где многие получили не только ранения, но и боевые награды. И после войны.
Только вот из высланных в 1930-е гг. осваивать просторы Сибири русских крестьян до этого «светлого дня», мягко говоря, дожили не все.
Ответ на вопрос, почему так – разрешается сам собой, если обратиться к свидетельствам современников о жизни на спецпоселениях из книги Н.А. Ивницкого «Судьба раскулаченных в СССР».
Данная книга в отсканированном виде есть в Интернете, и благодаря knigipoistcccp каждый желающий может с ней познакомиться: 
http://knigipoistcccp.livejournal.com/8804.html
Как и другие работы автора, данное исследование замечательное во все отношениях, насыщенное фактическим материалом, тема жизни спецпереселенцев освещена в комплексе. 

Итак, как же жили спецпереселенцы - т.н. "кулаки" (на деле - просто работящие и хозяйственные сельские труженники, поднявшиеся благодаря послаблениям НЭПа), после того, как их доставили к месту ссылки?
Слово современникам: 
 
«Наша работа страшная, много людей убило соснами, много умерло и много людей пухнет с голоду, и много с ума сходят, так что страшно смотреть. Вы спрашиваете, как нас питают — хуже собак, хороший хозяин собаку лучше кор­мит, чем нас здесь. В лавках ничего нет» (Тагил).

«Сколько тут калек, вдов и сирот, и лесом убивают, и сами мрут, и душат матери своих детей, в речку кидают и сами с ними и мрут от голода как мухи. Тут на нас смотрят как на зверей...»

«Жизнь моя очень ужасна, и не только моя, а 10 тыс. людей — гибнут от холода и голода и непосильных работ. Я проживаю в Сибири в некоем селе Туринского района (Туринский район находился в Уральской обл. — Авт.). Мы сосланы на принуди­тельные работы, а за что? Нас морят голодом и мы страдаем от холода... Обращаются с нами здесь хуже, чем паршивый хо­зяин с собакой. Ужасно свирепствует скарлатина, и люди мрут как мухи, в особенности дети. Заболевают, холод, есть нечего, и по семь человек умирают в сутки; 28 апреля делали подсчет в сельсовете, то наших выселенцев умерло 620 человек» (Надеждинск).

Ивницкий Н.А. Указ. соч. – с.201-202

Прошло более двух лет со времени первой высылки рас­кулаченных, а положение мало изменилось.
В августе 1932 г. спецпереселенец Ф.Лобода, высланный из Украины, писал в ЦК ВКП(б): «Я родился в 1899 г., не имел земли и не имел хо­зяйства, а я кулак!.. Я уже много писал о своем лишении как о неправильном и всегда получаю шаблонный ответ (по украин­ски) «виджувить», а оснований все же нет. Так ответил на мое заявление прокурор Баштанского района (УССР). Меня высла­ли как сына кулака. ГПУ и на местах обвиняли меня в том, что я опасный для коллективизации потому, что я сын кулака и у меня дух кулацкий...

Спецпереселенец Ф.Лобода далее пишет о безобразной организации труда: «Почему человека сокращают с работы и не дают ему работы. Ведь он умрет, — не работаешь и хлеба не получишь, а купить на рынке — много надо денег. Почему людей бросают с одного места работы на другое, что несет тоже голод­ное заболевание...
Я бы просил обследовать поселки центром, а вы увидите всю картину воочию. Мне вы верить не должны, ибо сведения к вам, наверное, говорят о благополучии. Вы только остано­витесь на одном: пусть вам ответят, почему так много умерло и удрало. Наверное, не сразу ответят... Я не имею прогула ни одного, выполняю норму, получил за год 250 г растительного масла, а некоторые и этого не получили... Надо к концу первой пятилетки, не довольствуясь сведениями с мест, а приехать и хорошенько посмотреть правильность даваемых сведений». И в заключение спецпереселенец просил, чтобы давали «доста­точное количество хлеба, немного крупы, даже без жиров».
Указ. соч. – с.202-203
Комендант поселка Сапыч (Сыктывдинский район) 25 июня 1933 г. докладывал райкоменданту о том, что сани­тарный надзор осуществляется санпятерками и фельдшером «слабой квалификации» из спецпереселенцев. Смертность большая, трупы зарываются на 15-20 см, поэтому «на кладби­ще невозможно зайти от запаха»; зарывали (складывали) трупы умерших в силосную яму, прикрыв их землей в 50 см толщиной, «в яме вода и запах невозможный от гниения трупов». Медика­ментов нет.
Вспоминая это время, спецпереселенка А.С.Нагдаева, ра­ботавшая на строительстве Синайского трубного завода (СТЗ), рассказывает: «Особенно тяжелыми были 1932-1933 годы. Го­лод, холод в бараках... Начались болезни, особенно тиф. Был даже барак тифозный. Люди ходили либо опухшие, либо исто­щенные, худые. Многие умирали. Помню очень хорошо разго­вор мамы с соседками: "Сегодня вывезли 14 гробов". Особенно гибли малыши. Хоронили в Каменке на горе, около церкви, кажется, "Покровская"... С лета 1933 г. я начала работать, мы, подростки, работали с мая до 1 октября за хлебную карточку да обед на работе: кусок хлеба, перловый суп, перловая каша. Я не помню, получала ли я деньги».

В послевоенное время и до самого краха красная пропаганда чуть ли не с пеленок пичкала людей ужасами про то, как злобные немецко-фашистские оккупанты угоняли людей в товарных вагонах в Германию, и как в пути многие умирали.
Все так, но для полноты картины было бы неплохо поведать и о том, как сами, задолго до всяких там гитлеров, вывозили на верную гибель в тайгу или тундру в таких же товарняках русских крестьян ("кулачье") и "деклассированных элементов" (в реальности это означало - кто под руку подвернется, хоть бы и член партии), и обрекали их на верную гибель.
Вот иллюстрация - трагедия на острове Назино:
 «29 и 30 апреля этого года из Москвы и Ленинграда были отправлены на трудовое поселение два эшелона деклассированных элементов. Прибывши в Томск, этот контингент был пересажен на баржах. 18 мая первый и 26-го мая второй эшелоны были высажены на р[еке] Оби у устья р[еки] Назина на острове Назино. <...>
Первый эшелон составлял 5 070 человек, второй – 1 044. Всего 6 114 человек В пути люди находились в крайне тяжелом состоянии: скверное питание, скученность, недостаток воздуха, массовая расправа над самыми слабыми <...>. В результате – высокая смертность, порядка 35-40 чел. в день <...>.
Жизнь на баржах оказалась роскошью, по сравнению с тем, что постигло эти оба эшелона на острове Назино (здесь должна была произойти разбивка людей по группам для расселения поселками в верховьях р[еки] Назины). Сам остров оказался совершенно девственным, без каких бы то ни было построек. <...> При этом на острове не оказалось никаких инструментов, ни семян, ни крошки продовольствия...
Жизнь на острове началась. На второй день прибытия первого эшелона, 19 мая, выпал снег, поднялся ветер, а затем мороз. Голодные, истощенные люди без кровли, не имея никаких инструментов <...> очутились в безвыходном положении. Обледеневшие, они были способны только жечь костры, сидеть, лежать, спать у огня. Люди начали умирать. <...> В первые сутки бригада могильщиков смогла закопать 295 трупов. <...> И только на четвертый или пятый день прибыла на остров ржаная мука, которую и начали раздавать трудпоселенцам по несколько сот грамм.
Получив муку, люди бежали к воде и в шапках, портянках, пиджаках и штанах разводили болтушку и ели ее. При этом огромная часть их просто съедала муку, падала и задыхалась, умирая от удушья. Наиболее устойчивая часть пекла в костре лепешки, но не было никакой посуды <...>. Вскоре началось в угрожающих размерах людоедство <...>. 
В начале июня началась отправка людей на так называемые участки, т.е. места, отведенные под поселки.
Участки были расположены под р[екой] Назиной за 200 километров от устья. Участки оказались в глухой необитаемой тайге. <...> Здесь впервые начали выпекать хлеб в наспех сооруженной одной пекарне. Продолжалось то же ничегонеделанье, как и на острове. Тот же костер, та же нищета, все то же, за исключением муки. Истощение людей шло своим чередом. Достаточно привести такой факт. На 5-ый участок с острова пришла лодка в количестве 78 чел[овек]. Из них оказались живыми только 12.
Участки были признаны непригодными, и весь состав людей стал перемещаться на новые участки, вниз по этой же реке, ближе к устью. Бегство приняло массовые размеры <...>.
После расселения на новых участках приступили к строительству полуземляных бараков во второй половине июля. Здесь еще были остатки людоедства <...>.
Но жизнь начала входить в свое русло: появился труд, однако расстройство организмов оказалось настолько большим, что люди, съедая 750–1000 граммов (паек) хлеба, продолжали заболевать, умирать, есть мох, листья, траву и пр. <...>
В результате всего из 6100 чел[овек], выбывших из Томска (и плюс к ним 500-700 чел., переброшенных на назинские участки из других комендатур, на 20 августа осталось в живых 2200 чел[овек]»
http://www.goldentime.ru/nbk_07.htm
См. также:
И.Н.Кузнецов. Остров смерти
Это событие получило нежелательную огласку, и местным "эффективным управленцам" пришлось оправдываться перед вышестоящим начальством.
Но делали они это по-своему. Так, например, бывший комендант острова Цепков заявлял:
«Я считаю себя виновным[,] во-1-х в том, что выполнил распоряжение местных партийных организаций в части приемки и выселения прибывших деклассированных элементов на остров. Я считаю, что это с одной стороны было плохо, а с другой не плохо. И вот почему. Если бы эти прибывшие деклассированные были выселены не на остров, а на места, которые были мной подготовлены, то их положение было бы лучше, но для местного населения это была бы "могила", было бы плохо».
Вот так: плохо, конечно, что тысячи людей голодом заморили, но если бы дали им расселиться вне острова, то они бы местным сделали плохо.
"В своих показаниях уже снятый с должности бывший райуполномоченный ОГПУ в Александровском р-не Семернев рассказывал, как в комендатуре работала комиссия по проверке заявлений переселенцев об ошибочности их высылки: «...тов. Ковалев (председатель комиссии. — С.К.): а не было разговоров, что вообще от этих людей никаких заявлений принимать не нужно[?] Семернев: Среди низшего персонала были такие разговоры, что раз попал — то значит за дело и заявления никакого подавать не стоит. Ковалев: а были такие разговоры, что с этими людьми няньчиться не следует, что их прислали туда умирать[?] Семернев: Может быть и были такие разговоры со стороны контрреволюционного элемента. Проскальзывали такие случаи со стороны медицинского персонала, который иногда рассуждал, что в силу сложившейся обстановки люди должны тут умирать».
Красильников С. Указ. соч. - с. 178-179
Но самое интересное, что "в ходе разбирательств выяснилось, что аппарат СибЛАГа в своих
действиях в определенной мере полагался на опыт, приобретенный за предыдущие три года, когда многие просчеты карательных органов компенсировались и «погашались» крестьянской самоорганизацией и взаимопомощью, особенно при расселении на новых местах".
Это прямо отмечалось в показаниях Цепкова: «...с момента организации Александро-Ваховской комендатуры она считалась штрафной и туда посылали штрафников <...> В 1931 г. никаких построек не было, приехали переселенцы — бывшие кулаки, они строили сами. Я предполагал, что и сейчас идут семейные люди, а не одиночки. Оказалось, что послали таких, которые были совершенно без рубашки, без штанов, одними словом, не имели ничего <...> Для примера скажу, что в 1931 г. прислали повстанцев с [Парбигской] комендатуры. Я спешно старался закончить бараки, работал день и ночь, а эти прибывшие давай самовольно строить себе землянки. Я запрещал это делать, а утром встаешь, смотришь[,] несколько землянок уже есть. В конце концов настроили целый поселок из этих землянок. В результате мы сами вышли из положения потому, что отправлять их на поселки было нельзя, так как они принесли с собой тиф, с которым нам пришлось бороться почти полгода».
О том, что с крестьянским «контингентом» обращались цинично и ранее подтверждал также Долгих: «В 1930 г. в ноябре месяце мы переселили 5 тысяч человек в Тоинскую комендатуру на снег, ибо не было другого выхода, но тогда никаких политических событий не произошло, ибо этот контингент сразу же принялся за строительство. Строили печки, а в тамошних условиях можно построить в 10 часов. Если земля мерзлая, можно было бы снять пласт, сделать костер и через час-два глина оттает».
Красильников С. Указ. соч. - с. 179