| Революция и Гражданская война [64] |
| Красный террор [136] |
| Террор против крестьян, Голод [169] |
| Новый Геноцид [52] |
| Геноцид русских в бывшем СССР [106] |
| Чечня [69] |
| Правление Путина [482] |
| Разное [57] |
| Террор против Церкви [153] |
| Культурный геноцид [34] |
| ГУЛАГ [164] |
| Русская Защита [93] |
Кандидаты на «хлебные должности» Коммунистов в колхозах мало. В Болотном живут два-три партийца да три-четыре комсомольца. Всякому обладателю партийного и комсомольского билета в колхозе автоматически обеспечена «хлебная должность», как выражаются колхозники. Сын сектанта, вступив в комсомол, сразу же был назначен председателем колхоза, хотя ему было только 18 лет и он не имел никакого опыта в сельском хозяйстве. А бывший председатель колхоза, пожилой человек, честный труженик, опытный землероб, избранный на свой пост колхозным собранием, — был тут же снят со своего поста райисполкомом, вопреки воле колхозников и даже безо всякой мотивировки. «Пришить уклон» или какое-либо преступление ему не смогли. А записывать действительные причины увольнения не хотели: он был беспартийный, следовательно, политически не надежен; колхозного добра сам не воровал, районному начальству колхозных продуктов не возил и «красных обозов»» не организовывал. Вступила в партию колхозница, «задрипанная Матрешка», как ее называют в деревне, и сразу же получила пост: была назначена заведующей молочной фермой колхоза. А прежде она была самой плохой хозяйкой в селе: ни у кого не было такой тощей и занавоженной коровы, как у нее. Свои служебные обязанности она не может выполнять из-за неграмотности: только с трудом научилась подписывать свою фамилию на ведомости. Вести же учет молока, кормов, отчетность по ферме она совсем не умела. Но даже неграмотность ее служебной карьере не помешала. Все канцелярские дела за нее выполняла одна {154} доярка, грамотная девушка-колхозница, которой была специально поручена эта работа. Был бы партийный билет, а деловые качества для партийного руководителя не обязательны: дело будет взвалено на плечи беспартийных «технических исполнителей». Но, несмотря на то, что партийно-комсомольский билет — это гарантия «хлебной должности», мало колхозников стремится к получению этой гарантии. Слишком враждебна, смертельно ненавистна крестьянам, труженикам-собственникам, колхозная антикрестьянская политика большевистской партии эксплуататоров и экспроприаторов, или на крестьянском языке: «паразитов» и «грабителей». Эта политика предъявляет к колхозным коммунистам такие требования, которые далеко не каждый человек может выполнить: отбирать у голодных колхозников последний кусок хлеба; постоянно подгонять голодных и истощенных людей на даровой работе, на барщине; да еще доносить по поводу каждого слова недовольства, которое вырвется у измученного человека. В ответ на такую «деятельность» колхозные коммунисты должны принимать соответствующие реакции колхозной массы. Они должны непрерывно принимать от колхозников и ощущать на себе психические токи высокого напряжения: токи жгучей ненависти. Должны чувствовать на себе колючие взгляды, полные вражды и угрюмой опаски. Коммунисты должны постоянно наблюдать сердитые, злобные движения людей, вынужденных повиноваться и беситься молча. Должны слушать, не только от мужчин, но и от женщин, злую матерщину, ругань, внешне как будто беспредметную, но на самом деле почти всегда направленную именно против колхозного начальства и колхозных «порядков». Простые русские люди, крестьяне, в массе своей — люди чувствительные и добрые. Такими они остались и теперь. Из-за этих своих качеств редкий из них может стать теперь коммунистом, даже при условии, что бич голода подгоняет колхозников к «продовольственной карточке»: не каждый обладает каменным сердцем, железными нервами и бегемотовой кожей. В коммунистическую организацию теперь идут только такие «кандидаты на хлебные должности», которые из-за полной кормушки способны задушить всех и «перегрызть горло» каждому. Из колхозных деревенских коммунистов могли удержаться в партии {155} только те, которые имели эти качества или сумели их приобрести, будучи поставлены перед альтернативой: или активное участие в разбое коллективизации и сохранение билета и полной кормушки — или отказ от этого участия, исключение из партии, лагерь, голод; в лучшем случае — рабское и полуголодное положение рядового колхозника. Во время коллективизации много коммунистов в районе было исключено из партии за «правый уклон», за «гнилой либерализм», за «мягкотелость». Для проведения драконовской колхозной политики они оказались «неподходящими». Немало коммунистов должны были при коллективизации держать очень тяжелый морально-психологический экзамен. Партиец-милиционер сельсовета Болотное должен был раскулачивать своих односельчан, в том числе и своего отца. Другой коммунист из этого села, служивший в городе, по приказу своей партийной организации, приезжал на свой поселок для личного активного участия в коллективизации. Он, вместе с другими партийцами и комсомольцами, забирал лошадей у поселян и отводил их в село, на колхозную конюшню: никто из жителей поселка не соглашался выполнить акт самоубийства или убийства соседа — отвести лошадей и отдать их в колхоз. Партиец с поселка «экзамен на колхозный разбой» выдержал и вернулся на место службы с характеристикой «преданного большевика сталинской закалки». А через некоторое время получил от матери коротенькое уведомление: «Отец погиб в колхозе с голоду. От лошадиного корма помер...» Некоторые коммунисты крестьянского происхождения, вынужденные участвовать в «разбое коллективизации», были надломлены в морально-психическом отношении. Одни из них окончательно спились, превратились в горьких пьяниц. Другие постарались уехать как можно дальше от родных мест и порвали всякие связи со своими родными, чувствуя свою глубокую вину перед ними и острую непримиримую вражду родных к ним. При нэпе среди деревенских коммунистов, кроме шкурников, были еще идейные и честные люди. Одни надеялись, что партия постепенно перейдет от диктатуры к демократии. Другие, особенно комсомольцы, мечтали о добровольном переводе крестьян в «социалистический рай». Третьи хотели служить народу в качестве добросовестных, культурных специалистов-чиновников. {156} Но, начиная с периода коллективизации, когда каждый шаг большевистского правительства стал смертельно враждебным крестьянству, народу, — в колхозных организациях идейных и честных партийцев, которые считались бы с интересами народа, больше не осталось. *** До какой степени безыдейности дошла партия, может проиллюстрировать такой факт, произошедший в начале советско-финской войны в одном районе Курской области. Партийцы рассказали об этом своим женам, те — кумушкам, и так этот факт стал известен всем. В самом начале войны Советского Союза против Финляндии в этом районе, так же как и во всех других, была собрана районная конференция членов и кандидатов партии. На конференции было оглашено письмо Центрального Комитета Коммунистической партии с призывом ко всем коммунистам: записываться добровольцами в Красную Армию, на финский фронт, для того, чтобы усилиями Коммунистической партии победить «фашистскую Финляндию» и превратить ее в «народную республику», т. е. присоединить к Советскому Союзу. На этой конференции присутствовали все члены и кандидаты района, около 500 человек. На призыв ЦК, который секретарь райкома партии огласил и обращал к каждому партийцу поименно, не откликнулся никто. Разжиревшие «кабаны» ссылались на «слабое здоровье»; беспутные развратники — на необходимость «опекать семью»; «революционеры», не расстававшиеся с оружием и воевавшие с голодными колхозниками и беззащитными бабами, мотивировали свой отказ тем, что они «в армии вообще не служили и потому не уверены в своих военных способностях», и т. д. и т. п. В конце заседания выступил один коммунист и заявил, что, хотя у него большая семья, но он вступает в армию добровольцем, так как ему стало «стыдно за свою партийную организацию». Но и после того подражателей не нашлось... До такого морального и идейно-политического уровня дошли колхозные коммунисты: до уровня корытной компании, у которой ни грамма политической идейности, ни капельки элементарной честности, даже по отношению к своей партии и своей власти, не осталось. *** {157} Колхозники и местные интеллигенты рассказывали о жизни и деятельности некоторых из этих коммунистов, колхозных руководителей, которые в период коллективизации выдержали экзамен на звание «преданных большевиков сталинской закалки» и теперь делали «колхозную погоду» в Болотном и в районе. В доколхозной деревне крестьяне называли сельских коммунистов иронически: «товарищами-комиссарами», ругательно: «пьяницами-босяками», «товарищами из Брянского леса» («волками»). В период коллективизации их ругали «Соловьями-Разбойниками». Теперь колхозники иронически называют их «господами-товарищами», «новыми помещиками», «колхозными князьками», «царьками», а ругательно именуют: «драконами», «людоморами»... «Голова колхоза» В последние годы председателем колхоза в Болотном был коммунист из соседней деревни, из другого колхоза, «босяк-пьяница». Райисполком назначил его без ведома колхозников, безо всякого, даже вынужденно-формального, согласия с их стороны. После того, как бывший председатель, комсомолец, был взят в армию, в село пришел с бумажкой от райисполкома новый председатель, сел в канцелярии правления и начал «править» колхозом... По установившейся уже традиции, новый начальник прежде всего занялся организацией самоснабжения. Сразу же после вступления на свой пост он заполнил весь чуланчик при своей квартире бочками со свининой, сундуками с яйцами, мешками с крупой, пшеничной мукой. Целый шкаф заставил бутылками с водкой. Безо взятки этот пьяница ничего не делал для колхозников, даже пустяковой бумажки не выдавал. — К нашему начальнику без пол-литра водки не подходи, — говорили о нем колхозники. Обирая людей, обворовывая колхоз, новый председатель еще издевался над голодными людьми: — Довольно кулачью шиковать!... Теперь вы на пище святого Антония посидите. А я буду есть так, как вам и на Пасху не приходилось... {158} Не подражая прежним начальникам, которые эту свою «деятельность» старались скрывать, новый начальник воровал колхозные продукты совершенно открыто. Он брал все из колхозных складов и ферм, словно из своих собственных амбаров. Наблюдая такое бесцеремонное воровство, голодные колхозники возмутились и однажды на колхозном собрании заявили районному уполномоченному: — Вот вы, дорогой товарищ, все пугаете нас строжайшими наказаниями за воровство «священной социалистической собственности». И действительно: многие колхозники уже сидят немало лет в лагерях за колоски и картошку. А вы нам скажите, разрешается ли воровать колхозное добро начальнику? — Что за вопрос?! Никому не разрешается! — А ежели он все-таки ворует? — Он будет снят с поста и отдан под суд. — Ну, так снимайте с поста и отдавайте под суд нашего председателя колхоза. Мы все видим, как он ворует колхозные продукты и скот... Уполномоченный с важным видом записал жалобу колхозников в свой блокнот. А потом люди наблюдали, как он пьянствовал с председателем почти всю ночь и рано утром выехал в город на подводе, запряженной парой лошадей и тяжело нагруженной. После этого жалоба колхозников была «забыта»... Назойливые крестьяне повторили свою жалобу другому уполномоченному из района. Тот не стал повторять комедию своего коллеги. Он накричал на них, чтобы «всякие там подкулачники больше не разводили злостной демагогии против большевистского руководства в колхозе!...» Для всех стало ясно, что председатель воровал колхозные продукты не только для себя... А сельский «князек», получив твердую поддержку со стороны районного руководства, стал мстить колхозникам, которые осмелились жаловаться на него и публично обвинять его в воровстве. Норму поставки пеньки государству колхоз выполнил. Остатки должно было раздать колхозникам. Но «голова колхоза» этого не делает. Остаток пеньки гибнет на конопляном поле, около деревни, а колхозникам чуни сплести не из чего... {159} Начальник не снабжает работников даже соломой. Она гниет в поле а у колхозников коровы голодают, крыши худые и на дворе непролазная грязь. Солома выдается не всем колхозникам, а по выбору начальника и по его усмотрению... Колхозники догадываются, в чем тут дело. Начальник-вор хочет спровоцировать колхозников на воровство, чтобы предъявить им обвинение в расхищении «социалистической собственности», а самых неприятных ему колхозников — отправить в лагерь. Председатель безо взятки не дает своим колхозникам лошадь, чтобы привезти зимой дров из далекого леса, и они вынуждены мерзнуть. Но он заставляет этих мерзнущих работников из Болотного возить на колхозных лошадях дрова для его родственников и собутыльников, которые живут в другой деревне и принадлежат к другому колхозу. На работу этот начальник-самодур выгоняет колхозников, несмотря ни на какие обстоятельства. Так, зимой он выгонял женщин-колхозниц в лес. Они должны были выкапывать дрова из-под глубокого снежного заноса, накладывать толстые бревна на сани, везти за 20 километров на спирто-водочный завод и там складывать их в штабеля. Вспотели бессильные бабы на этой тяжелой работе, простудились на холоде и заболели. А две из них сразу же умерли... Таков этот маленький начальник, но большой самодур. Он любит величать себя «головой колхоза». Колхозники дали ему прозвище: «колхозный царек». А по поводу его претензии на звание «колхозного головы», бабы многозначительно перемигиваются и говорят: — Ну ж, и «голова»! Хуже всякого инного места!.. «Блюститель советской законности» Участковый милиционер в Болотном происходит из того же села. Он сын богатого крестьянина, который «вышел в люди» и дослужился до офицерского чина. С детства презирая крестьянский труд, как труд тяжелый и грязный, сын страстно мечтал о том, чтобы тоже «выйти в люди». Но первая попытка его на этом пути была неудачна: он поступил {160} учиться в гимназию, но вскоре был исключен оттуда за воровство. После большевистского переворота этот неудачник понял, что освободиться от тяжелой крестьянской работы и «выйти в люди» теперь можно гораздо более легким путем, с помощью партийного билета. Вступив в партию, он сразу же поступил на службу в качестве милиционера. Он сосредоточил главное свое внимание на разоблачении «антисоветских разговорчиков». Создавал соответствующие политические «дела» и, держа крестьян под постоянной угрозой и шантажируя, добивался от них беспрерывных «угощений», с целью «задабривания». — Как я захочу, так и пойдет дело, которое я веду. Я могу его совсем замять, а могу и сварганить из него дельце, от которого небу станет жарко! — часто бахвалился он перед колхозниками... Один колхозник рассказывал, как было «замято» его дело. Отбывши наказание в лагере за какой-то пустяк, он вернулся домой, «прихватив» с собой казенное одеяло из лагеря. Милиционер встретил его на дороге, обыскал, нашел в сумке одеяло, спрятал в свой рюкзак и сказал колхознику: — Благодари Бога, что одеяло это новенькое: оно мне самому нужно... А ежели бы оно было старое, то я немедленно составил бы протокольчик, приложил бы к нему одеяло, как вещественное доказательство, и тебя отправили бы опять в лагерь — лет на пять, прямым сообщением, без пересадки... Дела о воровстве, после получения соответствующей «мзды», милиционер, по своему обыкновению, «заминал». Или даже непосредственно помогал ворам. Колхозники рассказали о таком случае. По рекомендации милиционера, кооперативное правление назначило вороватого местного жителя сторожем сельского магазина. Мужички говорили: «Доверили козлу капусту»... Их опасения скоро оправдались. Однажды в кооператив был доставлен сахар для продажи колхозникам. Вечером сторож долго совещался в своей хате с милиционером. А на второй день была объявлена новость: «Воры выломали окно, залезли в кооператив и украли весь сахар. А сторож был пьяный и проспал... » Милиционер заявил, что сторож должен возместить убыток кооперативу, уплатить стоимость сахара. И тогда он «замнет» дело. Сторож тайно распродал украденный сахар (сахар был такой редкостью в колхозах, что сторож распродавал сахар не по государственной цене, а втридорога!), {161} возместил стоимость сахара кооперативу, а «прибыль» поделил с милиционером... — С постоянными ворами, с ворами-специалистами, наш «мильтон» в ладу, он вместе с ними дела обделывает, — говорили колхозники. Но зато дела о мелких кражах в колхозе, о кармане колосков или корзине картошки с колхозного поля, в том случае, когда провинившийся не имел средств на взятку, чтобы «заткнуть мильтонову ненасытную глотку», — милиционер раздувал и доводил колхозников до лагеря. Людей, которые оказывали непослушание и сопротивление произволу местных властей, милиционер смертельно ненавидел и презрительно именовал их «больно грамотными». У одной крестьянки был отобран весь хлеб до последнего зерна. Она с горя хотела повеситься. Когда об этом факте узнал студент, приехавший к родственникам на каникулы, он отправил телеграфную жалобу на имя советского президента» Калинина, в Москву. Оттуда было прислано распоряжение: вернуть хлеб. Приказ был выполнен немедленно. Но милиционер, «блюститель законности», доведший женщину до петли, был так озлоблен «вмешательством какого-то беспартийного студентишки в правительственные дела», что после этого случая стал приставать к родственникам студента с грозным допросом: — Скоро ли ваш больно грамотный студент уберется отсюда?.. — А разве он кому-либо мешает? — спрашивали те. — Очень даже, — разволновался грозный начальник, — он вмешивается не в свои дела. Бросает палки в наши колеса. Срывает правительственные мероприятия по хлебозаготовкам. А главное — он совершенно подрывает всякий авторитет местных органов власти. Ежели он скоро не уберется отсюда, то я сумею сварганить дельце и на него, хотя он и того... больно грамотный... Однажды этот милиционер перевелся было на службу в город. Но вскоре вернулся назад, в колхоз: — Там люди больно грамотные... Мне в колхозе лучше. При арестах за колоски и картошку, при вооруженных изъятиях имущества, колхозники нередко пытались обращаться к совести милиционера. А тот важно и невозмутимо на это отвечал: — За жалованье я должен служить начальству. И совесть мне ни к чему... Мне приказ важен: прикажут расстрелять — и я расстреляю {162} всякого, и глазом не моргну!... Потому, было бы вам известно; я блюститель советской законности и большевистского порядка!.. «Вождь районного масштаба» Типичным «героем колхозного времени» является председатель местного райисполкома, «вождь районного масштаба», как он любит себя называть. Он происходит из крестьянской семьи, из одной деревни соседнего района. Как инвалид (у него с детства была искалечена рука), он не мог заниматься крестьянским трудом и все свои устремления направил на поиски службы. Многие его земляки стали интеллигентами: после революции из его деревни вышло около десятка учителей. В годы нэпа путь для ученья был широко открыт: образование на всех ступенях было бесплатное; для студентов рабочих факультетов, техникумов, институтов выдавалась стипендия. Но этот путь был труден: стипендия была полуголодной, а интенсивные учебные занятия были нелегки. Поэтому практичный сельский паренек выбрал для себя другой, более легкий, путь — партийно-административную карьеру. Вступив в комсомол, он поступил на службу секретарем сельсовета в своем селе. А потом, получив партийный билет, он стал упорно двигаться со ступеньки на ступеньку по служебной лестнице: стал председателем сельсовета, потом секретарем райисполкома и, наконец, занял пост председателя райисполкома в том районе, куда входит Болотное. Люди, близко знавшие его, рассказывали о культурном облике этого районного начальника. Кроме газет, он ничего не читал. Разницу между «свиноводством» и «свинством» он никак не мог усвоить и поэтому в своих докладах постоянно путал эти термины. Даже ветхозаветных вождей марксизма он не мог правильно назвать и именовал их по-своему: «Марс и Енглис». Лузганье семячек было его любимым развлечением и в авто и в служебном кабинете. Но практически он был очень сметлив и по характеру вьюнообра-зен. Он личным опытом нащупал методы жизнеустройства в советском государстве. Наверное, самостоятельно он открыл большевистскую «механику карьеризма», с ее тремя Архимедовыми рычагами, посредством которых он и совершал свой подъем по служебной лестнице: {163} во-первых, истинно собачья преданность партийному начальству и «бдительность» к его противникам; во-вторых, чрезмерная служебная исполнительность; в-третьих, ловкое взяточничество. Каждого уполномоченного, партийного начальника, он встречал с подобострастием. Сначала хорошенько угощал. А потом, на собраниях, обмасливал его приторной лестью: «дорогой товарищ», «наш уважаемый руководитель», «ответственный работник районного масштаба». Доклад каждого начальника он характеризовал, как «историческую речь», а его указания, как «партийные директивы, подлежащие неукоснительному выполнению на все 100 процентов». Ни в какие «уклоны» он никогда не впадал, так как всегда придерживался мудрого правила: «не должно сметь свое суждение иметь». А «генеральную линию партии» понимал всегда правильно, то есть как линию «партийных генералов», начальников... По отношению к «уклонистам» и «антисоветским элементам» он рьяно проявлял «большевистскую бдительность», т. е. немало людей выдал на расправу... Взяточничеством он занимался систематически, с самого начала своей административной деятельности, когда еще работал в сельсовете. Кустари, его земляки, рассказывали, как он вымогал с них взятки при проведении налоговых кампаний. Но делал он это очень умело: во-первых, очень скрытно, а, во-вторых, не только брал взятки, но и сам давал их, своему начальству. Из-за этого малограмотный сельсоветчик был «замечен» в глухой деревне и переведен на видный пост в город. А теперь, на посту районного руководителя, при колхозной системе, он придал этому делу взяточничества широчайшие масштабы и строгую плановость. Назначение работников, возглавляющих самые «хлебные должности», он никому не доверяет. Он непосредственно сам назначает колхозных председателей и кладовщиков в районе, складских и торговых работников в городе. На все эти должности он назначает «своих», «верных людей», прямо обязывая их при этом назначении к регулярному выполнению «первой заповеди»: «приноси и привози!..» Один из его «верных людей» в пьяном виде разоткровенничался и рассказал, как он получал назначение от этого начальника. Вызвал его председатель райисполкома в свой кабинет, закрыл дверь на ключ и сказал: {164} — Вот что, друг любезный, я тебя знаю: ты хоть и беспартийный, а жулик тоже хороший... Я тебя назначу на хлебную должность, заведующим складом. А ты должен разуметь, что и к чему... Ты матерый волк по этим делам и сам должен понимать. Жалованье мое маленькое, всего 800 рублей в месяц. Что на них купишь при этой дороговизне?! А расходов уйма: своя семья очень большая, у брата тоже не малая, да еще коханку завел. А все это аграмадных расходов требует. Ведь я коханке и костюмы, и пальто, и туфли купил. И велосипед, и часы, и патефон, и радио достал. А сколько платьев подарил — и не пересчитать! Так ты, дорогой мой, того... я тебе — сытную должность, а ты мне — из твоего склада все, что мне требуется... Регулярно и без дальнейших напоминаний! Ты сам бери... себя ты, конечно, не забудешь... Но и начальства твоего не забывай. О нем прежде всего памятуй. Иначе сразу же по шапке получишь!... Но чтоб все эти дела были шиты-крыты... Мою квартиру ты знаешь. На следующей неделе ожидаю визита. Понял?... А «районному вождю» все нужно: и деньги и «натуральные поставки всех видов», как он шутливо говорил своим «верным людям». Даже из больничного склада он требовал: и хорошие кровати, и постельные принадлежности, и спирт, и рис, и сахар. Других районных руководителей председатель райисполкома «прикрепляет для кормления» к определенным колхозам и совхозам. Таким образом, он организовал «круговую поруку», наладил «партийное кумовство», как говорят колхозники. Он устранил трения и столкновения, которые возникали у районных бюрократов, когда они беспланово толкались вокруг «районной кормушки». А себе он создал прочную опору среди районных руководителей. Благодаря этой хитрой тактике взяточничества и верноподдани-чества, этот некультурный человек с низшим образованием успешно проделал свою карьеру от секретаря сельсовета до председателя райисполкома и устойчиво держался на этом высоком посту уже много лет. Он завоевал себе известность среди областного начальства. Высшему начальству он угождает главным образом своим сверхусердием в налоговых делах. Да и «подарить» колхозную корову, свинью или бидон меда никогда не забывает... От председателей колхозов и сельсоветов он настойчиво требует: {165} — Делайте всегда так, как я делал, когда работал в сельсовете. Все налоги, займы, всякие поставки советскому государству выполняйте, во-первых, с превышением нормы, т. е. выше, чем на 100%, а во-вторых, досрочно. Так должны работать настоящие большевики сталинской закалки!.. Выполнив огромные поставки и налоги, голодные колхозники бывают вынуждены везти в районный центр изрядное количество хлеба еще дополнительно, в виде «красных обозов». Если по отношению к начальству «районный вождь» ведет себя очень угодливо, то по отношению к колхозникам он проявляет себя настоящим тираном, действуя по правилу: «Жми до отказа! Колхозник все вынесет»... Председателям колхозов он дал строжайший наказ: выгонять колхозников на работу не только в будни, но и по воскресеньям. — В колхозе работа всегда найдется, — говорит он. В одной деревне он собрал в канцелярии колхозников, которые имели от врача справки об освобождении от работы по состоянию здоровья, порвал врачебные документы, бросил клочки их по ветру и заявил: — Видали, как полетели ваши бумажки?... Завтра же, к восходу солнца вы должны быть в поле, на колхозной работе! Иначе я прикажу милиционеру арестовать вас и отправить в тюрьму: там мы вас подлечим!... Вишь, господа какие, разнежились: болеть вздумали!... Жестокая помещица, госпожа Скотинина, возмущалась: «Как она смеет болеть, крепостная девка?!» Новый, большевистский, крепостник, товарищ Скотинин, придерживается тех же благородных убеждений: крепостные колхозники болеть не смеют... «Районный царек» любит разъезжать на автомобиле по своей колхозной вотчине, в сообществе своей толстой нарядной красотки, и пировать у своих подвластных колхозных начальников. Подъезжая к деревне, он приказывает шоферу гнать автомашину с предельной скоростью и при этом орет на людей во все горло: — Берегись!. Колхозники понимают незатейливые чувства, обуревающие «районного вождя». И сопровождают промчавшийся автомобиль ядовитыми замечаниями: — Сразу из грязи да попал в князи. Вот и куражится... {166} — Раздайся грязь: навоз ползет! .. — Но как ни старается наш районный царек, а все же из хама не выходит пана... Колхозники жалуются на своего районного начальника: — Весь район разорил!.. Уж так зажал, так зажал, аж все пищат! .. Многие колхозники так ненавидят своего начальника, что не называют его по отчеству, а только по имени, зная, что это страшно бесит «районного вождя». А между собой крестьяне именуют его только прозвищем: «Храпон (Ферапонт) Сухорукий» или «Храпун Хапугин районного масштаба»... Но областное начальство расценивает его иначе. За систематическое перевыполнение планов по сбору налогов, займов и поставок государству руководимый им райисполком неоднократно получал переходящее красное знамя по области. Другими словами, «районный вождь», по оценке областного начальства, является одним из лучших районных руководителей в области. Однажды грянул гром над головой «районного вождя»: в областной газете появилась статья с резкой критикой его деятельности. Оказывается, в район из центра случайно заехал литератор, наслушался от колхозников жалоб и, поддавшись этим впечатлениям, разразился в областной газете бичующим фельетоном. Литератору не поздоровилось после этого. Он был обвинен в том, что «легкомысленно попался на удочку антисоветских враждебных элементов» и написал свой фельетон «не в духе социалистического реализма, а в духе гнилого буржуазного объективизма». Но для «районного вождя» статья не принесла никакого ущерба. Руководители советско-партийных органов активно его поддержали. За него вступились его партийные коллеги, для которых он организовал хорошую «кормушку» в районе. В защиту одного из лучших в области, краснознаменного сборщика налогов выступил облисполком. Наконец, в защиту «верного, испытанного большевика», во всеоружии своего высокого звания «члена правительства», выступил местный Депутат Верховного Совета. А «член правительства» прекрасно знал «верного большевика», так как он совмещал звание Депутата Верховного Совета с обязанностями «личного друга» районного вождя... {167} Председатель райисполкома устроил для свой «коханки» головокружительную карьеру. Сначала он специальным решением райисполкома объявил эту ленивую колхозную комсомолку «лучшей стахановкой колхозных полей в районе» и стал осыпать ее, как из рога изобилия, премиями. Потом представил эту плохую бригадиршу к ордену. Наконец, во время кампании выборов, через райком и обком он провел ее депутатом в Верховный Совет... А теперь этот свежеиспеченный орденоносный «член правительства» отплатил своему «личному другу» и покровителю услугой за услугу, отведя нависшую тучу и выручив из нагрянувшей беды. Давно известно, что «рука руку моет»... | |
|
| |
| Просмотров: 953 | |